льно  показал,  докуда  отхватило  ноги.  Саша
поняла, вздохнула:
     -- Ноги у меня остались... Но что толку?
     В  комнату  осторожно  вошел  Кравченко.   Его   глаза   с
состраданием смотрели на поникших Дмитрия и Кирилла:
     -- Через две недели выдам ее вам. Сейчас, извините...
     Кирилл,  выходя  вслед  за Дмитрием, внезапно подумал, что
Саша впервые упомянула о женщинах.
     Через неделю  бледная  и  чудовищно  исхудавшая  Саша  уже
лежала  на широком ложе в своей комнате. Правая рука и туловище
до пояса оставались в пластиковом гипсе, подбородок поддерживал
жесткий корсет. Она  неотрывно  следила  за  Кириллом,  который
почти   бегал  взад-вперед,  терял  равновесие  при  поворотах,
натыкаясь на плотную стену воздуха.
     Дмитрий сидел на столе, свесив ноги. Его глаза с  братской
любовью обшаривали измученное лицо напарницы.
     -- Прошу  поддержать  меня,  --  нервно говорил Кирилл. --
Покажется диким, невероятным, но здесь  много  невероятного,  к
чему уже привыкли. Прошу вас обоих поддержать меня. Вы поймете,
что  это  самый лучший выход... Станцию надо перенести в другое
место! Эта стальная коробка абсолютно  неприемлема  для  жизни.
Здесь всем хана, крест.
     Дмитрий возразил с неудовольствием:
     -- Почему? Здесь все блага цивилизации.
     -- Да,  цивилизация  за  нас,  лишь  культура против... Ты
слышал недавний термин: "застой", "застойные явления"?
     Дмитрий покосился на Сашу, ответил сердито:
     -- Глупости! Когда вкалываешь, никаких  застойных  явлений
не   возникает.  Весь  выкладываешься  в  работе,  сублимируешь
жизненную энергию, добиваешься высоких результатов  в  труде  и
спорте... А также в науке.
     -- Эту  допотопную  теорию  я  знаю, -- прервал Кирилл, --
хотя как биолог мог бы объяснить на пальцах, даже ты все  понял
бы...  Застой  в  том, что мы сами отрезаем себя от этого мира,
противопоставляем себя ему.  Стальная  коробка,  скафандры  для
выхода... Масса оружия! На чужой планете, что ли?
     Дмитрий проговорил с ленцой, но взгляд был острым:
     -- Вижу,  в твоем рукаве шевелится какая-то гадость. Давай
выпускай ее. Сам знаешь, мы поймем, куда бы ты ни вел.  Ты  наш
начальник,  помнишь?  А мы, как наполеоновская гвардия, бурчим,
но идем.
     -- Вам  тоже  придется  поработать,   --   сказал   Кирилл
несчастливо. -- Я совсем не умею говорить с людьми!
     -- Я тоже не Цицерон. А ты, Сашка?
     -- Вас знают лучше. Вы здесь уже два года!
     Кирилл   произносил   слова   как  можно  четче,  старался
держаться во время разговора лицом к Саше, губами двигал вовсю,
потому что Саша училась читать по губам.
     -- Куда переселимся? -- спросила Саша  будничным  голосом.
-- В галл?
     Кирилл   бросил  на  нее  быстрый  взгляд.  Ее  лицо  было
спокойным. Она знала себя экспертом по оружию, а мирмеколог был
экспертом  по  животному  миру  растительных  джунглей.  Каждый
отвечает за свой участок.
     -- Нет, -- ответил Кирилл запинаясь. -- Сперва я думал про
галл.  Тем  не очень надежно... А пройдет год-два, перетаскивай
оборудование в другой нарост? Надо выбирать место получше...
     Он умолк,  стараясь  найти  слова  поубедительнее,  но  те
ускользали.  Дмитрий и Саша тоже люди, не милые сердцу муравьи,
даже не смышленые термиты. Или осыгаликты...
     Дмитрий не выдержал:
     -- Не тяни клеща за хвост! Куда переселяться?
     -- В муравейник, -- ответил Кирилл упавшим голосом.
     Оба раскрыли рты. Кирилл поспешно добавил:
     -- Безопасно,  клянусь  вам!  Вы  же   знаете,   в   любом
муравейнике  живут  мирмекофилы.  Жуки,  паучки,  клещики, даже
муравьи чужих видов. Хозяева не трогают, а гости получают кров,
тепло, а то и корм. Даже защиту! Ни  один  хищник  не  подойдет
близко. Прекратятся потери.
     Саша    опустила   глаза,   молчала.   Дмитрий   судорожно
подвигался, словно ему снизу припекало, сказал раздраженно:
     -- Кирилл, я к муравьям отношусь хорошо.  Даже  дрался  за
них,  вспомнить  стыдно.  Но  жить постоянно рядом? Я на третий
день заикой стану, через неделю буду зеленых чертиков снимать с
себя и Сашки... А каково другим?
     Кирилл  потрогал  Сашу,  сказал   громко,   глядя   в   ее
открывшиеся глаза:
     -- Тогда  переселимся  к компонотусам! Эти муравьи живут в
пеньках. Займем верхний этаж, у них всегда  верхние  три-четыре
этажа  пустуют.  В  хорошую  погоду  сможем  работать на свежем
воздухе, под открытым небом,  в  дождь  или  ветер  укроемся  в
пещерах...  Зато  дерево  не  железо!  Предки жили в деревянных
домах, радовались. Болели меньше.
     Дмитрий сердито сопел, Саша сказала тихим голосом:
     -- Экстравагантно. Правда, вряд ли  тебя  поддержат.  Люди
привыкли  к  комфорту,  даже  если  он отгораживает от мира. Ты
предлагаешь с большим прицелом,  чувствую...  С  очень  дальним
прицелом.  Увы,  здесь не политики, не футурологи, не строители
будущего мира. Прекрасные металлурги,  электронщики,  механики,
оптики.   Из  гуманитариев  ты  первый!  Не  спорь,  я  знаю  о
математизации биологии, но все равно биология -- мягкая  наука.
Кирилл, наши голоса с вами... тобой, но этого очень мало.
     Дмитрий  неохотно  буркнул, словно одолевая свое же мощное
сопротивление:
     -- Выходи на Ногтева. Перебазировка зависит от него.  Если
не от членов повыше.
     Саша внезапно поинтересовалась:
     -- А какие из себя компонотусы? Мы их видели хоть раз?
     -- Видели,  -- ответил Кирилл, отчетливо двигая губами. --
Измашкин погиб при встрече с компонотусом ксерксом.
     Мазохин требовал изложить сперва ему, таков порядок, а  уж
он  решит,  стоит ли беспокоить высокое руководство, и без того
очень занятое важными народно-хозяйственными задачами.
     Конечно, он лег бы костьми, только не  дал  бы  прорваться
мимо  себя  любому,  тем  более, узнай зачем. Но тут неожиданно
помогли  Дмитрий  с  Сашей.  Дмитрий  тогда  еще   пробормотал:
"Кириллам   нужно   помогать,  мазохины  пробьются  сами".  Они
отыскали в пухлой Инструкции подпункт, где человек на положении
Кирилла мог обращаться к Ногтеву напрямую.
     В обширной комнате связи  экран  занимал  все  стены.  Его
делали умельцы, для них -- микроизделия, филигрань, а здесь еще
доводили   до   ума  грубо  изготовленные,  словно  вырубленные
топором, блоки.
     Кирилл соединил  провода,  клавиши  никак  не  присобачат,
экран тут же пошел крупными лиловыми пятнами. Медленно появился
огромный  Ногтев.  Сидя  за массивным столом, неспешно водил по
бумаге ручкой, глядя на нее так, словно ждал подвоха.
     Под глазами у  него  висели  тяжелые  складки  кожи.  Щеки
тянуло  вниз,  чувствовалась  борьба  с чудовищной гравитацией.
Мышцы грудной клетки с трудом  боролись  с  жутким  атмосферным
давлением.  Невидимые  легкие с шумом набирали порцию воздуха и
тут  же   без   паузы   схлапывались,   выбрасывая   загаженную
потемневшую струю воздуха...
     Ногтев медленно поднял голову, губы его начали изгибаться.
Кирилл сказал первым:
     -- Здравствуйте, Аверьян Аверьянович! Разрешите доложить о
первых впечатлениях.
     Связь   с   Ногтевым   напоминала  связь  со  звездолетом,
пересекающим  орбиту  Юпитера.  Коротко  доложив  о  сделанном,
Кирилл   маялся,   пока   сложная  аппаратура  растягивала  его
трехминутный писк на четверть часа, потом долго ждал, дергался,
подпрыгивал от нетерпения, ибо Ногтев  чересчур  долго  молчал,
переваривал.
     Наконец  зал связи, показавшийся сразу крохотной каморкой,
заполнил густой голос Ногтева, сохранивший  авторитетные  нотки
даже в повышенном регистре:
     -- Такая   экстраординарная   мера,   как   передислокация
станции, требует смешанной комиссии ряда ведомств. К сожалению,
проект все больше выходит из-под эгиды армии.  Многое  придется
уточнять, согласовывать, увязывать, утрясать...
     -- Могут  погибнуть  люди!  --  воскликнул Кирилл. -- Меры
необходимы срочные...
     -- ...состыковывать, а тем временем на станции еще не одно
ЧП стрясется, -- продолжал Ногтев, еще  не  слыша  реплики.  --
Рискну взять ответственность, Кирилл Владимирович. Даю добро на
срочное  перебазирование.  А  тем  временем  у нас прозаседают,
примут резолюцию, влепят мне строгача с занесением...  Примерно
сороковой  по  счету. Правда, я предпочел бы, чтобы вы отыскали
менее  дикое  решение,  чем  перетаскивать  весь   персонал   в
муравейник...  Ладно, вы действуйте в духе времени, сейчас идет
антисионистский бум. Все рвутся назад в пещеры, то бишь  вперед
к  природе... Я сейчас отдам распоряжение Мазохину. Как у вас с
ним? Ладите? Какие пожелания?
     Кирилл сказал поспешно:
     -- Аверьян Аверьянович! Я  уж  постараюсь  воспользоваться
вашим  добрым  настроением.  Прошу  оставить  группу  в  том же
составе и после  перебазирования.  Немировский  и  Фетисова  не
специалисты,  в  работах  Мазохина почти бесполезны, а под моим
присмотром будут вырабатывать  новые  навыки  у  муравьев.  Это
сулит  определенный народнохозяйственный эффект... Еще я просил
бы придать моей группе Кравченко.
     Ногтев долго  молчал,  слушал.  За  это  время  успела  бы
закипеть  вода  в  пятилитровом  чайнике.  В  Кирилле воды было
намного меньше, он исходил паром.
     -- О народнохозяйственном эффекте для красного словца?  --
хмыкнул  Ногтев.  --  Когда  хотят  получить дотации или просят
добавочные мощности, всегда  ссылаются  на  возможность  помощи
сельскому  хозяйству...  Уж не знаю, выберемся ли когда из этой
ямы?
     -- Я  на  полном  серьезе,  --  запротестовал  Кирилл.  --
Помните,  вы как-то обронили, что под Новый год полдня гонялись
за мухой? Дескать, в старое доброе время такой погани не было?
     -- Помню, -- буркнул Ногтев. --  Поразводилось  всякого  в
квартирах! Тараканы, муравьи...
     Кирилл  стерпел  оскорбительное  для  благородных муравьев
место  рядом  с  тараканами,  отрядом  примитивных   насекомых,
продолжал горячо:
     -- В  частных домах, где топят углем или дровами, тараканы
не живут. Заметили? Не  выдерживают  перепадов  температуры.  И
мухи  зимой  не живут. Зато в домах с центральным отоплением мы
сами дали насекомым их  любимый  климат.  Естественно,  муравьи
перебрались  первыми, они самые смышленые. Бороться бесполезно.
Не только домохозяйки, санитарные службы  всего  мира  признали
собственное  бессилие!  Человек  с  легкостью перебил мамонтов,
пещерных львов, саблезубых тигров, гигантских страусов и вот не
смог, как ни пытается, уничтожить хотя бы один вид насекомых! А
нам досаждает не один вид, верно?
     Он говорил, все время ощущая жалость к человеку,  живущему
под   прессом  страшной,  калечащей  гравитации,  обремененному
весом,   рудиментарными   органами,    дисфункцией    огромного
организма,  части  которого  ускользают  порой  из-под контроля
далекого от них мозга, а это влечет, увы: тяжелые болезни...
     Ногтев  выслушал   его   горячую   речь,   поинтересовался
осторожно:
     -- Насекомые  за короткий срок меняют поведение? Тогда это
разум?
     Кирилл дернулся, словно его кольнули:
     -- Аверьян Аверьянович! Я вас уважаю, хоть вы  и  военный,
только  не говорите о разуме. Все равно, что всерьез спорить об
экстрасенсах,   хиллерах,   деревьях-людоедах.   Насекомым   не
обязательно  менять  поведение.  Мы  сами  им  даем  в комнатах
постоянную  температуру,  еду,  влажность.   Даже   защиту   от
хищников!  Сколько  в  вашей новой квартире сменилось поколений
обыкновенной мухи? В новых условиях у  насекомых  действительно
может  меняться  поведение,  видоизменяются  органы, появляются
новые приспособления в организме... Я  собираюсь  поработать  с
муравьями  направленно. При удаче они могут стать более ценными
помощниками, чем собаки, коровы, лошади...
     Он подумал, что  окруженный  компьютерами  высшего  класса
Ногтев уже забыл, как выглядит лошадь, добавил поспешно:
     -- Более   ценными,   чем   роботы.   Даже  склепанные  на
орденоносных заводах.
     Ногтев медленно кивнул. Кирилл  буквально  ощутил  тяжесть
непомерно  огромной  головы, увидел, как на долгие доли секунды
была почти пережата наклоном гортань, как покраснели от прилива
крови белки.
     Ногтев выглядел, как утес на Волге. Плечи держал вширь,  а
спину прямо, но непомерная гравитация стягивала плоть по костям
книзу,  собирая  складками под глазами мешки, рыхлые складки на
подбородке, жировые валики на  животе  и  боках.  Тазобедренные
кости  под  непомерным  весом  раздвигаются,  едва  не разрывая
суставы, трещат от натуги.
     Трагедия  человека  в  том,  подумал  Кирилл  с  внезапным
холодком   по   спине,  что  он  даже  не  понимает:  достигнут
предельный вес. Увеличение массы тела оборачивается катастрофой
из-за лавины болезней, которые  и  так  прежде  времени  сводят
человечество  в  могилу.  То  человечество. Старое. Которое все
продолжает и продолжает акселерировать.
     -- Я доложу руководству, -- пророкотал с экрана Ногтев. --
Кравченко  не  дам,  программа  напряженная.  Мазохин  приносит
реальную  прибыль, а твои обученные муравьи вроде лысенковского
переворота в земледелии... От ковбоев проку мало,  бери  обоих.
Фетисова  хоть  и  не  может  передвигаться,  но  будет  ценным
советником... За Дмитрием остается прежняя обязанность снабжать
персонал продовольствием, а  в  остальном  он  в  твоем  полном
распоряжении.
     Когда   он   широко  улыбнулся,  Кириллу  показалось,  что
улыбнулся Карадаг:
     -- С перебазировкой не тяни. Наверху могут  не  утвердить,
но  если  все  сделаешь  быстро...  Пришли  Мазохина,  я  отдам
распоряжение лично.

     Глава 18

     Станция  гудела,  словно  по  куполу   ударил   Тунгусский
метеорит.  Сотрудники,  впервые  среди бела дня оставив работу,
бегали друг к другу узнавать новости,  теребили  Мазохина.  Сам
Мазохин  трижды  пытался  прорваться в верха, минуя Ногтева, но
тот всегда был готов, поставил забор, а с  высоты  напоминал  о
дисциплине,  субординации,  при  которой полковник всегда умнее
майора...
     Позже  Кирилл  узнал,  что  Мазохин  все  же  выскальзывал
наверх, минуя Ногтева, но тот был старый волк в бюрократических
играх:   один   руководящий   товарищ  был  в  отъезде,  другой
     Саша раздраженно отмахнулась:
     За неделю Кирилл с Дмитрием излазили  жилище  компонотусов
сверху  донизу,  все  данные  заложили  в компьютеры, проверили
картографию верхних этажей. В жаркие месяцы лета  этажи  стояли
пустые,  но  и чужаки туда не забредали -- отпугивал слабый, но
четко различимый запах грозных ксерксов.
     Половину дня обрабатывали комбинезоны феромонами ксерксов,
еще полдня объясняли, что зачем и что почем, а на восьмой  день
операции "Ксеркс" двери станции широко распахнулись. Кирилл еще
раньше  с  помощью Ногтева сумел настоять, чтобы сверху в самом
буквальном смысле не помогали, лифтов не подавали, а вели  себя
так, как и подобает богам: не вмешивались. Когда вышел караван,
сотрудников  не  было видно под горными хребтами навьюченной на
них аппаратуры.
     С двух десятков шагов Кирилл в последний раз оглянулся  на
здание  станции.  Ярко-красный  купол из толстой стали, крупные
оранжевые пятна, как на  панцире  божьей  коровки.  Когда-то  в
минуту   откровенности  Ногтев  рассказывал,  с  какими  муками
начальство приняло эту вызывающую окраску вместо  милой  сердцу
военно-маскировочной!  А  дебаты  из-за расцветки комбинезонов?
Как  один  герой  вторжения   в   Афганистан   хотел   нарядить
ученых-растяп  в  десантные комбинезоны и дать в руки автоматы,
как  умело  ссылался  на  славные  традиции  армии,   вспоминал
чудо-богатырей   Суворова,  ругал  стиляг  и  панков,  потрясал
иконостасом орденов и медалей!
     Не прошло. Белое было настолько белым, что в лучшем случае
сошло бы за серое, но уж никак не за черное.  Боевым  генералам
доказали  на  пальцах,  что маскировочная форма погубит всех со
скоростью блицкрига...
     Так что не вешай  голову,  Кирилл  Журавлев.  Не  один  ты
бьешься  против  несусветной  дури, которая не только почему-то
существует, но руководит, командует, отдает ЦУ.
     Эти два часа перехода были худшими часами  жизни  Кирилла.
Пока  добирались,  они  с Дмитрием бегали взад вперед, охраняя,
проверяя, подгоняя, бдя,  стреляя  по  каждой  тени,  отпихивая
подозрительные листики или камешки.
     Зато  когда  вошли  на территорию ксерксов, настали худшие
дни сотрудников. Все знали, как погиб Измашкин, а тут навстречу
кидаются закованные в броню драконы, хлещут гибкими  антеннами,
словно  щупальца  уэллсовских  марсиан.  В фасеточных глазах, в
каждом амматидии отражался крохотный человечек  с  перекошенным
от ужаса лицом.
     Кирилл   и  Дмитрий  падали  с  ног,  охрипли,  убеждая  в
терпимости муравьев к своим. Кирилл хватал страшных ксерксов за
сяжки,  вскакивал  верхом,   дергал   за   лапы,   демонстрируя
безнаказанность,  а  Дмитрий  раздулся как майский жук, десятки
раз исполняя перед обомлевшими технарями коронный  номер,  как,
дескать, кормиться сладким медом на халяву.

     Оборудование   разместили  наверху,  в  трех  ближайших  к
поверхности кавернах. Сотрудники держались  вместе.  Кирилл  не
спорил,  время  поможет  расслабиться.  Сам  он занял отдельную
пещеру рядом с поверхностью. Глядя на  него,  Дмитрий  отхватил
для  себя  и  Саши настоящие апартаменты. Кравченко наблюдал за
ними с непонятной тревогой.
     К чести ученых, перебравшись, они почти перестали замечать
муравьев.   Потерян    драгоценнейший    день    на    дурацкую
перебазировку!  Эти  ослы  наверху и сами не знают, чего хотят,
только ничего не поделаешь, теперь надо спешить, догонять! Даже
самые отчаянные паникеры, занявшись делом, больше  не  замечали
страшных ксерксов, иногда забредающих в их пещеры.
     Кирилл с Дмитрием поставили феромоновый барьер, но занятые
своим  делом ученые забывали его подновлять. Пришлось протянуть
оголенные  провода.  Любопытных  муравьев  как  ветром  выдуло.
Именно  Дмитрий  вспомнил, что муравьи уходят даже из-под линий
ЛЭП, хотя провода Бог знает на какой высоте...
     Через неделю,  к  облегчению  Кирилла,  сотрудники  вообще
забыли,  что они в муравейнике, а не в бронеколпаке. Ногтев был
потрясен, чаще обычного пристально всматривался в сияющее  лицо
мирмеколога. Муравьи в лаборатории не врывались, занятые пещеры
обходили,  хотя  ученые  никак  не могли выбрать время навесить
двери или хотя бы перекрыть входы -- жили  в  проходных  залах,
как цари и короли прошлых времен.
     Дмитрий  в порядке подхалимажа поставил дверь Кириллу. Еще
одну, уже вдвоем,  отгородили  под  лабораторию,  только  тогда
ощутили себя как дома.
     Дмитрий принес Сашу, держа ее, как большую куклу, усадил в
выдолбленное  сиденье,  полюбовался.  Саша  была  в  гипсе, как
средневековый рыцарь в латах, но лицо ее уже  порозовело,  хотя
оставалось худым и печальным.
     -- Боюсь  сглазить,  -- заявил Дмитрий. -- Да не тебя, все
мероприятие. До последнего дня не верил, что получится! Хорошо,
что  пошли  за  Кириллом.  А  то  при   этой   демократии   уже
заколебался,  было: надо ли, правильно ли? Хорошо, что напрямую
подчинен. Все просто: дан приказ ему  на  запад!  И  топай,  не
рассуждай.  Хозяин  знает,  что  делает,  и потому работнику не
хрена колебаться.
     -- Теперь должно быть проще, -- сказал Кирилл, но сомнение
еще оставалось в его голове. -- Ксерксов боятся  все,  на  милю
никто не посмеет сунуться на территорию.
     -- Проще?  --  удивился  Дмитрий.  --  Не будет несчастных
случаев? Безопаснее? Кирилл, сегодня утром Забелин  уже  тяпнул
себя пилой по пальцам!

     В  верхних  этажах  сверкала  электросварка,  по-домашнему
пахло горящим металлом. Воздух нагревался. Холодными  ночами  в
камеры   к  людям  снова  начали  забредать  ксерксы.  Огромные
солдаты, суетливые фуражиры, мелкие робкие подсобники...
     Работали круглосуточно. Вкалывали до потери пульса. Одного
принесли к Кравченко без сознания:  пе