глаз,  он  медленно  пустил пальцы по груди,
животу. Вздутые, как Змиевы валы, по  груди  шли  бугры,  круто
сворачивали  к бокам, оттуда снова возвращались на живот. Самый
плотный рубец тянулся от правого бока к  левому,  будто  Кирилл
Журавлев,  доктор  наук,  совершил  харакири,  но отечественная
наука спасла недоумка. Оглушенная  анестезией  нервная  система
приходила  в  себя  с  трудом,  пугливыми  толчками.  Пальцы не
сгибались. Суставы ныли, словно его только что сняли с дыбы.
     Когда второй раз пришел в себя, над ним колыхалось бледное
лицо с блестящими глазами. Блеск резанул по глазам Кирилла,  он
снова опустил веки.
     -- Кирилл  Владимирович! -- услышал он резкий голос. -- Вы
можете видеть! Не бойтесь, перестаньте жмуриться.
     Розовый туман,  проникающий  через  веки,  сменился  ярким
светом.  Кирилл  с  трудом свел глаза в фокус. Перед ним стояла
огромная раскоряченная морковь, по  ней  ползали  черные  жуки.
Когда  в  глазах  перестало  двоиться,  он распознал человека в
ярко-красном комбинезоне.  Жуки  превратились  в  геометрически
правильные  черные  пятна. Человек походил на помесь мухомора и
божьей коровки, только лицо его было бледное, с  теми  чертами,
которые  в  старину  называли  интеллигентными,  а  глаза  живо
блестели. Комбинезон облегал плотно,  голову  скрывал  капюшон,
надвинутый   так   низко,  что  Кирилл  не  видел  даже  бровей
незнакомца.
     -- Все в порядке, -- заверил блестящеглазый. -- Я  местный
врач,  Михаил Андреевич Кравченко, к вашим услугам. Ваш переход
прошел вполне благополучно, не волнуйтесь. Вы готовы.
     -- Готов...  --  простонал   Кирилл.   Собственный   голос
показался  ему  карканьем  простудившейся  вороны.  --  Что  вы
понимаете под словом готов?
     Кравченко ухмыльнулся:
     -- Готов, это... готов к труду и обороне. К подвигам!  Все
выше и дальше.
     -- Я  не  готов  к подвигам... Что у вас за странная такая
психотерапия? Не у  Малюты  Скуратова  проходили  преддипломную
практику?
     Кравченко успокаивающе положил ладонь ему на лоб:
     -- Ну-ну...  Зачем  вам  старые  внутренности? Их было так
много. Вы даже не представляете, сколько. Одних только  толстых
кишек...
     -- Не  надо  подробности,  --  быстро  сказал Кирилл. -- Я
почти готов, как вы говорите. В смысле готов к труду и обороне,
к чему угодно. Особенно готов встать и уйти.
     -- Вот видите, как хорошо, -- заверил его Кравченко, в его
глазах  мелькали  странные   огоньки.   --   Лекарства   быстро
выветриваются,  вы  в самом деле можете уже подниматься. Только
сразу натяните нашу защитную шкуру. Это аналог местного хитина.
Кутикула, как называют некоторые. Вы как  специалист  подберете
название поточнее.
     Он   с   таким   видом   потряс   перед   Кириллом  вторым
комбинезоном, словно тот должен был прямо со стола  прыгнуть  в
него с ликующим воплем.
     Кирилл  опустил  взгляд  на  грудь, поспешно поднял глаза.
Скопище  багровых  рубцов,  вздутые  вены,  выжженная  кожа  на
животе,  словно  там  бились лбами танковые армии с применением
авиации.
     -- Рассосется, --  пояснил  Кравченко  с  сочувствием.  --
Влезайте, влезайте! У меня шрамов больше, хотя вам в это сейчас
трудно поверить. Ничего, жив.
     Он  помог  слезть  со  стола,  начал  поспешно  запихивать
Кирилла  в  комбинезон.  Ткань  плотно   обжимала   тело,   как
противотромбофлебитные  чулки.  Кирилл  с  трудом  высунул лицо
через  эластичную  дыру,   чувствуя   себя   выглядывающим   из
продырявленной камеры футбольного мяча.
     Комбинезоны, похоже, делали для детсадовцев. Кирилл сейчас
не отбился  бы и от тли, и Кравченко без помех расправил на нем
комбинезон, натянул резиновые рукава с перчатками.
     Потом перед ним поплыло. Когда очнулся, на губах был холод
и горький  привкус.  Он  сидел  на  грубо  сколоченном   стуле.
Блестящие глаза Кравченко смотрели из клубящегося тумана.
     -- Пройдет,  --  донесся из тумана успокаивающий голос. --
Все такое прошли! Первым было куда  хуже.  Я  знаю,  первым  из
постоянных  был  я...  Пришлось  самому  себе  делать некоторые
корректирующие операции.
     Кирилл содрогнулся. Среди хирургов пошла мода удалять себе
аппендиксы и желчные пузыри собственными руками, но здесь  речь
шла уже не об аппендиксе...
     -- А если бы... -- проговорил Кирилл дрогнувшим голосом.
     -- Мне ассистировали Немировский и Фетисова, -- отмахнулся
Кравченко.
     -- Они могут оперировать? -- удивился Кирилл.
     Это  не обязательно. Могут подавать ножи, зажимы. Фетисова
стояла со шприцем наготове, на случай, если я благородно сомлею
при виде крови, а Немировский подавал ножи  и  комментировал...
Не  знаю,  сумел  бы,  говорю  честно,  если  бы  не  его милые
комментарии, советы. Вам бы его послушать!
     -- Спасибо, не надо. Комбинезон,  чтобы  не  засохнуть  на
солнце?
     -- И  вообще  на  воздухе.  Какая  у нас дворянская шкура,
лучше  нас   знаете.   А   в   нем   микробы   не   проберутся,
водонепроницаем,  бритва  не  возьмет,  гарпуном  не пробить...
Правда, здешние букашечки в любом комбинезоне переломают кости,
так что в  жвалы  не  надо.  Да,  ткань  пропитана  сильнейшими
инсектицидами. Любой хищный жук, схвативший вас, тут же задерет
лапы кверху!
     -- Это неплохо, -- сказал Кирилл с сомнением.
     -- К  сожалению,  ткань  небезопасна  и для человека. Если
поцарапаетесь, старайтесь не коснуться.
     -- О, господи!
     Кравченко сокрушенно развел руками, но глаза его смеялись:
     -- Только начинаем! Без ошибок у нас ничего не делается. Я
как врач первым встречаю новичков, так что давайте сразу покажу
средства выживания. Я чувствую себя не столько врачом,  сколько
инструктором зеленых -- или голубых? -- беретов.
     За  его  спиной  стена  была  в  ярко-красных  и оранжевых
баллонах, острых баграх, гарпунных ружьях, странных  пистолетах
с широкими стволами.
     -- Подводной  охотой  не  увлекаетесь?  -- поинтересовался
Кравченко. -- В  снаряжение  входит  гарпунное  ружье.  Не  для
охоты, для выволакивания себя из-под обвалов, липучки, паутины,
капли  росы...  Ясно? Стреляете, гарпун цепляется, потом тянете
за линь. Только не рыбу, а себя.
     -- Толково, -- одобрил Кирилл.
     Кравченко усмехнулся уголками губ:
     -- Были  привлечены  лучшие  специалисты  по   вооружению.
Такого   напредлагали!   Выбирали,  что  попроще...  Вы  только
поосторожнее с баллончиками. Не опробованы в  серии,  некоторые
взрывались. Это было зрелище!
     Он  восхищенно покрутил головой. Кирилл пугливо смотрел на
гарпунное ружье: не любил технику вообще, а НТР в  особенности.
Проще было бы на старой резиновой тяге!
     -- А  вот набор аэрозолей, -- говорил между тем Кравченко,
в глазах его появился нехороший блеск.
     -- А чем опасны они? -- спросил Кирилл подозрительно.
     Кравченко сказал победно:
     -- Многих хищников отпугивают на все сто процентов!
     -- Наконец хоть что-то...
     -- ...зато  других   хищников,   --   закончил   Кравченко
сладеньким   голосом,   --   почему-то   привлекают   со   всех
окрестностей. Похоже, даже из-за границ Полигона летят, ползут,
скачут, пресмыкаются... Такое может быть?
     -- Бабочки  чуют  друг  друга  за  километры,  --  ответил
Кирилл.  -- Знаете что, я человек сугубо штатский. Даже в армии
не служил. Пусть пока оружие отдохнет от меня.
     Он был так слаб, когда решился двинуться вдоль стены,  его
даже не бросало к потолку или к стенам, как в первые минуты два
года назад.
     -- Где остальные? -- спросил он, борясь с головокружением.
     -- Работают,  --  ответил  Кравченко с удовольствием. Лицо
его порозовело. -- Здесь  столько  работы!  Все  боятся  минуту
потерять,  спят  по  три-четыре  часа.  Могут в зубы дать, если
оторвешь от работы.
     -- Меня больше не интересуют Немировский  и  Фетисова.  Уж
их-то отрывать можно!
     -- Не  скажите.  У  них  собственные увлечения, -- ответил
Кравченко глухо.  --  Подождите  до  вечера.  Перед  сном  люди
соберутся  в кают-компании. Такое правило! Я должен обследовать
всех. Хоть  бегло,  но  обязательно...  А  утром  Мазохин,  наш
начальник   станции,   даст   вам  работу.  Сегодня  отдыхайте,
набирайтесь сил.
     Уже утром на работу, подумал Кирилл со смешанным чувством.
Здесь не до отдыха. Впрочем, Кравченко  --  врач,  ему  виднее.
Хороший  вроде  бы  человек.  Только  глаза  отводит... Кстати,
что-то фамилия знакомая. Не тот ли, которого  Дмитрий  костерил
два  года  назад?  С лифтом запоздали, санобработку задумали не
вовремя...
     -- Немировский и Фетисова тоже придут? -- спросил Кирилл с
подозрением.
     Кравченко помолчал, глаза его шарили по стенам с  оружием.
Когда  молчать стало уже нельзя, он ответил глухим голосом, все
так же изучая стену:
     -- Будем на это надеяться. В старину сказали бы, будем  за
это молиться.
     Кирилл насторожился, слабость на миг отступила:
     -- Что-то стряслось?
     Кравченко   был  хорошим  хирургом,  но,  по-видимому,  не
годился ни в шпионы,  ни  в  дипломаты,  ни  в  Климаксовы.  Он
краснел, мялся, наконец ответил несчастным голосом:
     -- Они  ушли как обычно, с восходом солнца. Кормимся на их
счет,  другие  станцию  не  покидают.  Да,   приказ   Мазохина.
Немировский  вернулся  часа через три. Узнав, что Фетисовой еще
нет, побелел, ринулся обратно... Миновало уже двенадцать часов.
Мазохин готовится объявить всеобщую тревогу.  Ничего  не  даст,
конечно.  Кто  исчезнет, уже не возвращается... Если же пропали
испытатели, нам ли их найти? Конечно, искать выйдем. Иначе  как
будем смотреть друг другу в глаза?
     Кирилл   не   соображал,   пока   не   уперся   в  широкую
металлическую дверь, похожую на шлюз в подводной лодке.
     -- Надо набрать код, -- послышался за спиной нервный голос
Кравченко.
     -- Какой? -- потребовал Кирилл чужим голосом.
     -- Вам выходить еще  нельзя,  --  возразил  Кравченко.  --
Акклиматизация длится больше недели...
     -- Код! -- прохрипел Кирилл.
     Кравченко  раскрыл, было рот, напоролся на взгляд Кирилла,
стушевался, уменьшился. Его нервные пальцы хирурга запрыгали по
кнопкам.   Зашипело,   пахнуло   озоном.    Половинки    дверей
разомкнулись,  в  коридор  ворвалась струя перегретого воздуха,
полного взвешенных пылинок, мелких спор, частиц пыльцы.
     Кирилл протиснулся раньше, чем дверь распахнулась  во  всю
ширь.  Кравченко  кричал  вслед.  Кирилл  смутно помнил, что он
падает,   поднимается,   снова   шагает,    пробует    прыгать,
приноравливаясь  к  забытому ощущению бестелесности. На станции
не  знают,  куда  ушли  испытатели,  иначе  уже  прочесали   бы
окрестности,  и  Кирилл не знал, но если правильно считал Сашу:
не остановится девушка на полпути.  Сам  же  подбросил  дров  в
огонь,  заявив,  что считает муравьев если не разумными, то уже
не дураками. Явно же  в  свободное  от  охоты  время  бегают  к
лазиусам,  пробуют  установить  контакты,  следят  за  разумной
деятельностью. Дмитрий из любопытства и за  компанию,  а  Сашей
движет  неистовый комплекс. Зачем-то стремится доказать, что не
хуже мужчины в чисто мужских видах деятельности,  в  том  числе
даже в -- бр-р-р-р! -- драках, стрельбе...
     Зеленые   листья   иногда   вспыхивали  оранжевым.  Солнце
сообщало: оно еще светит остывающим багровым жаром, но  вот-вот
опустится  в  подземный  мир,  а  сюда  победно  упадет  холод,
наступит ночь. Кто-то оцепенеет, кто-то умрет.
     Два года  назад  он  шел  этой  же  дорогой.  Не  дорогой,
местами.  Два  года  для  этого мира равны геологической эпохе.
Дождик или ветерок меняют местность неузнаваемо  для  бегающего
или   ползающего   насекомого.   А  зима?  Великое  Оледенение,
ледниковый период, перепахивающий горы и реки!
     Комбинезон комбинезоном,  но  Кирилл  чувствовал  малейшее
колебание температуры. В солнечном луче невольно ускорял шаг, в
тени  с трудом перебирал ногами. На солнце даже мысли двигались
быстрее, сердце бодро гнало кровь. Сила играла, а в тени  сразу
вспоминал,   что   уже  не  мальчик,  что  час  назад  сполз  с
операционного стола и в теле смертельная  усталость,  и  хорошо
бы, чтоб как-то обошлось без него...
     Видел  четко шагов на двадцать, дальше расплывалось месиво
красок, как на мыльном пузыре. Не понять, то ли высохший  ствол
молочая,  то  ли  луч  света  с крупногабаритной пылью. Правда,
муравьи видят еще хуже, но у них зато панцирь, жвалы когти!
     Нос  воспринимал   запахи   шершаво-круглые,   квадратные,
причудливо   загнутые.  Глаза  еще  в  страхе  всматриваются  в
колеблющиеся миражи, а нос кричит, что прямо по курсу  затаился
огромный  богомол,  у которого зрение дай Бог каждому. Слева за
листиком спит огромная улитка, а справа  и  слева  в  расщелине
сухого листа затаилась целая шайка бродячих пауков.
     Он   шел   все   быстрее.   Анестезин  испарился,  чувства
воспринимали ярко, четко. Кирилл не  настолько  видел,  сколько
слышал,  ощущал...  Потом  для этого чувства придумают красивый
звучный термин, а сейчас вжиться бы, вчувствоваться...  Уже  не
чужак, еще не родной, но стремящийся войти в родню.
     Через  дорогу  перебегали  крупные и мелкие звери, крупных
было больше. Среди  них  --  многоногие,  шипастые,  панцирные,
ядовитые... Какие-то сяжечники провожали его взглядами, сидя на
листьях  или прячась между листьями. Два раза на него бросалось
нечто, оба раза сбивало с ног, но отпугивающий  комбинезон  нес
службу исправно, сам Кирилл не отбился бы и от микроба.
     Ощущение,  а  не  слух  или  зрение  заставило рухнуть под
защиту мясистого листа, одновременно срывая с  плеча  гарпунное
ружье. Меж гигантских листьев слабо мерцало, блеск опускался, и
сердце  Кирилла  сжалось,  предупреждая,  что  существо очень и
очень опасно.
     Вынырнув из-под листа, на камень упала человеческая фигура
в красном  комбинезоне.  За  плечами  нелепо  застыли   крупные
прозрачные  крылья,  разукрашенные  черными и красными пятнами.
Человек был увешан баграми, баллонами, из-за плеч  высовывались
широкие стволы, похожие на ракетные гранатометы.
     -- На  редкость  хорошая реакция, -- донесся мощный голос.
-- Даешь, Забелин! Даже я не успел бы... Может, пойдешь к нам?
     Кирилл поднялся из укрытия:
     -- Дмитрий! Немировский, это я.
     Дмитрий взвизгнул,  прыгнул  к  Кириллу.  Крылья  над  ним
задергались,  как  у  демона  на  детском утреннике. Он схватил
Кирилла за плечи:
     -- Боже, ты? Мы добивались, просили, умоляли, а нам ни бэ,
ни мэ, ни кукареку. Кирилл, ты прибыл в несчастное время.
     -- Я слышал, -- ответил Кирилл. -- Как она исчезла? Где?
     Голос Дмитрия стал тяжелым, как Баальбекские плиты:
     -- Утром вышли на охоту,  высоколобые  тоже  едят,  как  и
меднолобые...   Заодно   решили   пообщаться   с   лазиусами...
Удивительно,  скажу  тебе,   когда   начинаешь   их   понимать!
Разделились,  как всегда делали. Когда я вернулся, Сашки еще не
было. Она хоть и женщина, но точная, как Бисмарк. Женственность
удается из себя вытравить, а интеллигентность нет... Я бросился
искать. Прибегал даже на станцию -- вдруг вернулась?
     Он был как глыба раскаленного  металла.  Руки  нетерпеливо
дергались,  но  лицо  было  бледное, вытянутое, как у коня. Под
глазами застыли желтые  складки,  похожие  на  модно  спущенные
гетры старшеклассницы!
     -- Поторопимся, -- сказал Кирилл. -- Как в прошлый раз!
     Они   побежали,   держась  друг  от  друга  на  расстоянии
видимости. То один, то другой  исчезал  за  листьями,  камнями,
сухостоем,   но  Кирилл  чувствовал  присутствие  Дмитрия,  как
чувствуешь тепло невидимого костра. Дмитрий уже  сложил  крылья
пакетом  и  несся  в  сказочном  лесу  трав, похожий на джина с
сундуком сокровищ на спине.
     Воздух был еще прогрет, но тепло скоро начнет уходить.

     Когда   они   огибали   небольшое    озеро,    очертаниями
напоминавшее след от солдатского ботинка, Кирилл крикнул:
     -- В воде смотрел?
     -- Нет,  -- ответил Дмитрий несчастным голосом. -- Чего бы
она туда полезла?
     -- Взгляни на всякий случай.
     Дмитрий  подпрыгнул,  бесшумно  прилип  снизу  к  зеленому
одеялу  листа,  перебежал  по веточке, что протянулась почти до
середины озера. Веточка наклонилась, но Дмитрий ничего не  видя
и  не  слыша  вокруг,  водил  носом  над неподвижной как цемент
водой.
     Кирилл вздрогнул от его вопля:
     -- Красное на дне!..  Сашка,  Сашка!  Кирилл  скорее,  что
делать?
     Он едва не прыгнул вниз, Кирилл успел гаркнуть:
     -- Ко мне!
     Дмитрий со скоростью тахион оказался перед Кириллом. Глаза
его были  безумные,  губы  дрожали.  У Кирилла у самого дрожали
руки,  когда  он  обвязал  ему  вокруг  пояса  тонкий  шнур  от
гарпунной стрелы.
     -- Можешь   нырять.   Только  возьми  с  собой  что-нибудь
тяжелое.
     Дмитрий подхватил в обе руки кварцевую глыбу в  три  своих
роста,  побежал  по зеленой ветке. Последний листок склонился к
самой  воде,  коснулся  ее  поверхности.  Дмитрий   с   хриплым
возгласом прыгнул с него, прижимая к груди камень.
     Он  словно  упал  в  канцелярский клей. Глыба, несмотря на
размеры,  продавливала  воду   нестерпимо   медленно.   Дмитрий
погружался,  отчаянно работая ногами и виляя телом -- камень на
дно почти не тянул.
     Кирилл видел в проломленном  зеркале  воды  расплывающееся
красное  пятно, которое дергалось на месте, почти не сдвигаясь.
Наконец Дмитрий  выпустил  камень,  начал  судорожно  загребать
руками  и  ногами  на  манер  морской  черепахи.  Спускался  он
короткими дергаными рывками, зависал в плотной воде, похожий  в
эти моменты на впаянного в янтарь муравья.
     Кирилл  лег, опустил лицо к самой воде, но не прикасался к
опасной водяной пленке. Красное пятно  приблизилось  к  другому
красному  пятну,  слилось с ним. Кирилл вскочил, плавно потянул
за  линь.  Шнур   начал   выходить   без   привычного   плеска,
растолстевший от налипшей воды, скользкий, опасно липкий.
     Бесшумно  вынырнули  ярко-красные ноги, обмазанные толстым
слоем водяного клея. Кирилл с усилием тянул веревку,  с  трудом
преодолевая  сопротивление  воды.  Дмитрий  с Сашей выползли на
траву, за ними тащилась огромная  сосулька,  соединяющая  их  с
озером.  Дмитрий  поднялся на четвереньки, попробовал отползти.
Сосулька тянула обратно в озеро. Кирилл натужился изо всех сил,
сосулька истончилась, с  сухим  звуком  лопнула.  Дмитрий  упал
лицом вниз.
     Вдвоем  они  подбежали  к Саше. Дмитрий торопливо разорвал
водяную пленку на ее голове. Ее  глаза  были  открыты,  бледное
лицо разбухло, напитавшись водой. Дмитрий в отчаянии схватил ее
щеки в ладони:
     -- Сашка, Сашка... Кирилл, что делать?
     -- Убери воду, распухнешь.
     Кирилл  говорил  холодным злым голосом. Дмитрий я, услыхал
командирские нотки.  Пока  он  по-собачьи  отряхивался,  Кирилл
кое-как   разъединил   комбинезон  на  груди  Саши,  попробовал
вытащить ее или содрать комбинезон.
     Дмитрий бросил через плечо:
     -- Кирилл,  это  опасно.  У  озера  больше  всего  опасных
микробов.
     -- Забыл, как мы шли два года назад?
     -- Тогда  нам  сделали  прививки...  И  вообще  у нас была
другая иммунная система.
     -- Другого выхода нет. Помоги содрать скафандр!
     Саша была насквозь пропитана водой,  безобразно  разбухла.
Ее  крепко  сбитое  худощавое  тело  теперь  стало  водянистым,
колыхалось, как студень. Дмитрий безуспешно щупал  пульс,  рука
была холодной.
     -- Мертва...  -- прошептал Дмитрий. -- Долго же нас судьба
берегла. Она всю жизнь кому-то  доказывала,  понимаешь?  Потому
тренировалась до упаду, первой лезла во все стычки...
     Кирилл взял ее на руки, положил на самую вершину пригорка,
куда еще не достигали лучи заходящего солнца. Крупные кристаллы
песка   излучали   тепло,  самые  перегретые  приятно  обжигали
подошвы.
     Дмитрий  встал  на  колени  перед  телом  Саши.  Его  лицо
де