регрелся,  но  работу  не
прерывал, пока не свалился. Люди разрывались от страсти сделать
сто  работ  сразу,  бомбардировали Ногтева требованиями выслать
то, доставить это. Часто, не дождавшись -- в Большом Мире вечно
сопли жуют, -- наспех делали нужное сами.
     Мазохин все чаще вынужденно общался с Кириллом. Занять еще
пару пещер,   расширить    существующие,    перекрыть    дорогу
визитерам...  Не  у  каждого  работа шла успешно. Вдруг в самый
напряженный момент сзади выдвигается литая  голова  размером  с
чемодан,  а жесткие сяжки оценивающе щупают микростанок! Тут не
до производительности труда, отнюдь.
     Забелин, специалист по  лазерам,  творил  чудеса.  Дмитрий
одно  время  ожидал,  что вот-вот получит лазерный пистолет, но
Забелин объяснил, что  лазеры  не  годятся  как  пистолеты  или
автоматы.  Пули  сразу  теряют начальную скорость, шлепаются на
землю почти у ног, а у  лазера  энергия  уходит  на  прожигание
тоннеля в плотном воздухе.
     -- Могу  сделать  для ближнего боя, -- предложил он. -- Со
световой вспышкой! Враг  ослеплен,  трет  лапами  глаза,  и  ты
можешь тем временем скрыться.
     -- Или  нанести  сокрушительный  удар, -- поправил Дмитрий
кровожадно.  Увидев  лицо  Забелина,   поспешно   уточнил.   --
Превентивный, разумеется!
     В  ночной анабиоз продолжала впадать только группа особого
назначения. Остальные "оставались людьми". К их  чести,  не  из
страха,  не  из  предрассудков,  а  ради  одержимой  работы. От
нормального сна урывали половину на ту же работу.
     В одной из пещер устроили даже конференц-зал, какой был на
станции. Однажды Кирилл забрел туда, удивился запустению. Пыль,
мелкие стружки, на стене огромный  экран,  с  помощью  которого
жители  Малого  Мира  могли  знать  все,  что происходит в мире
обычном...
     На  экране  тяжело   и   мучительно   медленно   двигалась
мускулистая женщина, подпрыгивала, едва-едва отрываясь от пола.
Вокруг нее передвигался налитый упругим мясом мужчина. В редкие
секунды  он,  багровея  от усилий, приподнимал женщину на руки,
однажды сумел вскинуть над головой. На сверхтяжелой планете шла
отчаянная борьба с чудовищной гравитацией,  кинетикой  огромных
тел.   Гиганты   отчаянно   боролись,  умело,  даже  артистично
координировали усилия множества удаленных друг от  друга  групп
мышц...
     Кирилл  поспешно  переключил на другой канал. В спортивном
зале квадратный человек  под  бюро  оваций,  разрывали  связки,
сумел  вскинуть над головой штангу, едва превышающую его вес...
В соседнем зале награждали золотой медалью  прыгуна,  хотя  тот
взял высоту всего в два собственных роста...
     Нефтяной  кризис,  голод в Африке, хирургия на марше... По
зеленому полю, едва не  разваливаясь  от  собственной  тяжести,
двигался  комбайн.  Подминая  леса  трав,  вдавливал в землю, с
каждым взмахом вертушки скашивал столько, что  хватило  бы  для
прокорма   конных   полчищ  Аттилы,  Чингисхана  и  1-й  Конной
Буденного вместе взятых. Нелепо  двигалась  жатка,  с  грохотом
падал  в бункер тяжелый поток зерна... Огромные нелепые потери,
зверское оскорбление земли, матери природы... Идет  передача  с
далекой чужой планеты?
     Кирилл  отвел  глаза.  Этого  боится Мазохин? Не потому ли
старается  держать  сотрудников  под  стальным   колпаком?   Не
сегодня,  так  завтра  вырастут  новые  пророки.  Дескать, люди
Большого Мира -- тупиковая ветвь, вроде неандертальцев.  А  мы,
дескать,  избранные,  нам  все  должны уступить дорогу. От этой
посылки можно поплясать, причем доплясаться очень  далеко.  Где
те  трезвые  головы,  что  увидят золотую середину между полным
неприятелем, некритическими восторгами и чрезмерными  надеждами
на  полное  решение  всех  проблем?  Они  есть, спор не в нашей
традиции, никак не научимся, норовим сразу  в  рыло.  Мол,  сие
самый  весомый довод. Мазохин так и делает, даже если сам этого
не понимает. А может, и понимает, у  администраторов  чутье  на
все, что можно запретить.
     В  конференц-зал  с грохотом ворвался Дмитрий. Сюда трудно
было врываться с грохотом, но Дмитрию удавалось многое.
     Он сделал тройное сальто, повис, как  летучая  мышь,  вниз
головой на потолке.
     -- Кирилл! Брось, по субботам здесь обзор наших новостей и
достижений.  Только  тогда народец сползается, да и то как мухи
после мороза. Это интереснее: кто что открыл, изобрел, добился,
предполагает... Фехтуют гипотезами. Ты лучше дай нам задание!
     -- Кому нам?
     -- Мне и Сашке.
     -- А разве она...
     -- Не орлица, вроде Гризодубовой, но рвется  в  бой.  Пока
лежала  в  коконе,  развивала  идеи...  всякие,  странные.  Как
обследовать, как жить, что делать потом...
     Кирилл прикусил язык. Пока люди заняты, на  звезды  головы
не  поднимают.  Саша  посидела  без  дела,  начала размышлять о
будущем, перспективах. Но если размышляет даже  десантница,  то
какие  идеи  придут  в  голову  высоколобым,  если оторвутся от
поглощающей работы?
     На поверхности пня воздух был свежим и острым, как бритва.
Древесина  еще  держала  влагу,  раздутая  и  сонная,  глубокие
трещины  появятся  ближе  к полудню, когда жаркие лучи высушат,
нагреют.
     К ним подбежала, сильно  прихрамывая,  Саша.  Она  была  в
коротких  шортах,  что  не  открывали на обозрение жуткие сизые
шрамы, от плеч до бедер была в пластиковом корсете, правая рука
оставалась внутри этой тюрьмы,  но  Саша  из  кожи  вон  лезла,
доказывая, что ее левая рука работает за две. Она была бледная,
как личинка майского жука, и худая, как стремянка, но Кравченко
все    равно   потрясенно   разводил   руками.   Выздоровление,
возвращение  в  строй  не  укладывалось  ни   в   какие   рамки
традиционной медицины!
     Кирилл  набрал  воздуха  полную  грудь,  задержал дыхание.
Взгляд его стал  отстраненным.  Наконец  после  долгого  выдоха
коротко велел:
     -- Ах-ах, пора! Наденьте скафандры.
     -- Что? -- не понял Дмитрий.
     -- Ска-фан-дры,   --  четко  повторил  Кирилл.  --  Ты  не
поменялся с Сашей ушами?
     -- Да нет вроде, --  ответил  Дмитрий,  он  потрогал  уши,
подозрительно  посмотрел  на Сашу. -- Просто ты велел скафандры
забросить...
     -- Все хорошо в  меру.  В  скафандрах  чуть  ли  не  спать
ложились!   Давайте   без   перегибов.  Даже  если  понадобится
выровнять... А то я наломал дров!
     Дмитрий мигом метнулся к  входу,  стукнул  в  широкий  лоб
ксеркса,  тот отступил, открывая черный тоннель, а едва Дмитрий
протиснулся, снова вход был  перекрыт  плоской  головой  серого
цвета,  неотличимой  от  поверхности  пня. Даже Кирилл иной раз
ошибался, проходил мимо,  не  замечая  грани  между  деревянной
стеной  и  головой часового, но Дмитрий не ошибся ни разу. Да и
ксерксы, казалось, открывали ему дорогу сразу. В крайнем случае
он  делал   двусмысленный   жест,   один   из   двух   десятков
рекомендуемых  Кириллом,  но  часовые  понимали,  живо шевелили
сяжками. Иногда Дмитрий ржал, уверяя, что муравьи  рассказывают
ему  солдатские  анекдоты,  но  повторить не может по цензурным
соображениям.
     Вернулся с двумя комбинезонами. Быстро влез сам, а на Сашу
натянул непомерно объемное, куда лезли и толстый корсет, и рука
в пластмассовом гипсе. Оказалось:  подогнано  так,  что  в  его
способностях портного сомневаться не приходилось.
     -- Хорошо,   что  опять  вместе,  --  проговорил  Дмитрий,
критически осматривая Сашу. -- У Мазохина и  мазохинцев  только
"подай" да "принеси".
     Саша   молчала.  Ее  подбородок  по-прежнему  был  вскинут
вызывающе, но когда подпирает корсет, то поди определи истинный
уровень высокомерия...
     Они остановились на краю пня. Стена отвесно уходила  вниз,
вокруг  пня  на сотни шагов голо, вытоптано. Даже крупные камни
убраны, а дальше без перехода поднимается высокая мрачная стена
трав. Некоторые вершинами выше, чем пень, но  все  держатся  на
расстоянии, ни одно растение не переступает невидимую границу.
     От  пня  тянулись  три  ясно различимые магистрали. Две не
только утоптаны, но даже вдавлены,  словно  по  ним  столетиями
маршировали  железные  римские  легионы.  Третья  --  помоложе,
новее, но по ней точно также тащили  добычу  волоком,  несли  в
жвалах, бежали с раздутыми от меда брюшками.
     Кирилл прыгнул, растопырил руки и ноги, как парашютист при
затяжном  прыжке.  Остатки  страха  требовали  сжаться в комок,
выставить ноги, но  Кирилл  заставил  себя  шлепнуться  плашмя,
брюхом.  Его подбросило, он сделал сальто, очень точно встал на
ноги.
     -- Уже теплее, --  покровительственно  сказала  Саша.  Она
очень  красиво, несмотря на жесткий корсет, приземлилась рядом.
-- Еще малость, и можно брать к нам в десантники.
     -- Благодарю за высокую честь, -- пробормотал Кирилл. -- Я
так потрясен, что не нахожу слов... Но из врожденной скромности
уж домучаюсь доктором наук на должности завкафедрой.
     С другой стороны упал на ноги Дмитрий, даже не качнулся.
     -- Снимите мне во-о-он ту гусеницу, -- велел Кирилл.
     Оказалось, что просьбу "снимите" можно понять  иначе,  чем
он  всегда  думал.  Оба  героя-десантника взметнулись кверху, и
бедная гусеница упала с листа. С рассеченной головой.  Она  еще
дергалась,  и  по  тому, как ее схватили Дмитрий и Саша, Кирилл
понял, что, будь у нее лапки подлиннее, наверняка бы  завернули
за спину, а то и наручники надели.
     Кирилл  привязал  поперек  гладкого  туловища нить, поднял
руку. Дмитрий взлетел на стебель,  закрепил  нить  с  гусеницей
прямо над муравьиной тропой.
     Он  пня  деловито  бежал  ксеркс. Внезапно его сяжки пошли
вверх, членики затрепетали. С двух десятков шагов  он  помчался
шестилаповой рысью. Затем галопом. Гусеница свисала тонкокожая,
без  отвратительных жестких волосков, которых муравьи не любят,
сочная, молодая, раскормленная...
     Под приманкой ксеркс затормозил, встал на цыпочки, вытянул
усики, почти касаясь лакомства.
     -- Это же невыполнимо,  --  крикнул  Дмитрий  наконец.  Он
азартно бегал вокруг ксеркса, падал, сам невольно привставал на
цыпочки,  когда  муравей  тянулся  к  гусенице.  --  У  него ни
крыльев, ни щупальцев! Я бы тоже не достал.
     Саша повернулась к Кириллу, глаза смотрели  требовательно.
Он вынужденно дал справку:
     -- Шимпанзе  достает  подвешенный  банан  двумя способами:
палкой, либо ставит один на другой кубики.
     Дмитрий отвернулся. Саша похлопала его по плечу:
     -- Ясно? Двумя способами.
     Уже  несколько   муравьев   суетились   над   извивающейся
гусеницей. Самые крупные дотрагивались кончиками сяжков, бегали
в  исступлении  вокруг,  сшибались  с  такими  же энтузиастами,
охваченными одним трудовым порывом.
     Один, перелезая через других соискателей, едва  не  тяпнул
гусеницу  жвалами, но пирамида раздвинулась, он слетел кубарем,
так и не заметив решения шимпанзиной проблемы.
     Дмитрий выкрикнул пораженно:
     -- Они  глупее  шимпанзе?..  Никогда  бы  не  подумал!   С
виду-то,  с  виду, а? Все блестят и сверкают. Куда там паршивой
обезьяне...
     -- Вообще-то,  --  добавил  Кирилл   ради   объективности,
развитое скотоводство, земледелие, ирригация -- это дело рук...
э... лап муравьев. Шимпанзе до этого не доросли.
     -- Я же говорил! -- воспрянул Дмитрий. -- Куда нестриженой
обезьяне  до начищенных и надраенных... Кирилл, в слаборазвитых
странах тоже не очень про ирригацию или гидропонику. Я родом из
Великороссии, так у нас...
     Саша вклинилась, ее носик раздраженно морщился:
     -- Димка,  разве  тебе  еще  не   ясно?   Это   муравейник
занимается   скотоводством,   а  сами  муравьи  об  этом  и  не
подозревают!
     -- Спасибо, Саша! -- сказал Кирилл с поклоном. --  Вы  все
очень хорошо объяснили.
     Дмитрий наморщил лоб, потом лицо его просияло:
     -- Ну,  конечно,  все  ясно!  Это  когда меня ноги несут в
гастроном, а я продолжаю думать, что иду в филармонию!
     -- Ребята, --  остановил  его  Кирилл,  --  приступайте  к
первому научному заданию.
     Он  объяснил  коротко,  Дмитрий  возликовал, даже радостно
ржанул, как боевой конь при звуках военного оркестра. Парень не
думал,  что  научные  задания  могут  быть  такими  простыми  и
понятными.
     За четверть часа он согласно указанию набросал рядом горку
камней.  Муравьи все также суетились и прыгали под гусеницей, и
Дмитрий начал с  паузами  подбрасывать  им  по  камню.  Муравьи
спотыкались,  свирепели,  щелкали  жвалами  друг друга. Наконец
камней   набралось   порядочно,   и   тогда    один    крупняк,
ксеркс-акселерат,  дотянулся  до раскачивающейся добычи. Тонкая
нить, рассчитанная на вес гусеницы, оборвалась, и муравей бегом
понес лакомство к муравейнику.
     За  это  время  Кирилл  подготовил  на  второй  магистрали
кормушку  с  медом.  Мимо  вихрем  промчался в заросли Дмитрий,
очень  разочарованный,  что  муравьи   не   научились   строить
пирамидки,  как  умеет  даже  карикатурная  обезьяна,  с первой
попытки. Вскоре он  приволок  точно  такую  же  гусеницу,  даже
рисунок на лапах совпадал. Возможно, подошла бы и другой породы
или  хотя  бы  другого  размера,  но  Дмитрий  где-то слышал --
недаром терся возле ученых, --  что  в  науке  важна  точность,
потому  даже  подвесил  гусеницу  головой  зюйд-зюйд-вест, хотя
Кирилл вряд ли мог сказать, где юг, где север.
     Кормушка с медом стояла на земле. Ксерксы карабкались друг
на друга по головам, спеша полакомиться  насыщенным  раствором,
затем  Кирилл  начал поднимать приманку выше... Наконец муравьи
едва дотягивались, стоя на задних лапах, а передними  цеплялись
за край корыта.
     Когда  кормушка  оказалась  еще  выше,  даже  самые рослые
обозленно  забегали  вниз,  вставали  на   цыпочки,   пробовали
подпрыгнуть.  Умопомрачительный  запах  сводил  с  ума. Мед был
совсем близко, сладкий, концентрированный...
     Где-то   через   полчаса   возбуждение   начало   спадать.
Недосягаемое  корыто  с  сиропом  все  также  покачивалось  над
головами,  но  ксерксы  проходили,  не  останавливаясь,  только
недовольно   дергали  сяжками.  Возможно,  объясняли,  что  мед
зеленый.
     -- Пора, --  напомнил  Кирилл,  четко  двигая  губами.  Он
повернул  Сашу за плечо, чтобы она видела его лицо, и повторил:
-- Пора.
     Саша с энтузиазмом начала выкладывать пирамидку из крупных
кристаллов  кварца.  Иногда  эти  глыбки   выскальзывали,   она
работала  одной  левой рукой, но пирамидка росла. Муравьи часто
задевали, натыкались, и все еще странно было,  как  замедленно,
почти  бесшумно,  словно воздушные шарики, рассыпается горка из
крупных каменных глыб.
     Саша гневно корила муравьев за несообразительность, глупая
обезьяна и то, а ведь они потомки древней цивилизации,  стыдно,
где  память  предков, нет гордости... Она показывала, что и как
делать, суетилась, лезла под ноги. Наконец один ксеркс  обратил
на  нее  внимание,  он  взял ее в жвалы и выбросил в сторону от
магистрали.
     Когда же она сумела выстроить пирамидку, первый же ксеркс,
добравшийся до меда, набрался сиропа так, что брюхо  раздулось,
как у стельной коровы... Но горка внезапно рассыпалась, муравей
скатился на головы менее расторопным.
     А Дмитрий подвешивал над тропой уже пятую гусеницу.

     Глава 19

     Вечером   они   собрались   в   пещере-спальне-лаборатории
Кирилла. Дмитрий гремел:
     -- Они  дурней  не  только  мартышек,   а...   Червяк   бы
сообразил!  Я  сам становился на четвереньки, лазил вверх-вниз,
наглядную   агитацию   проводил,   только   на   них    никакие
положительные примеры не действуют!
     -- На  моих тоже, -- убито подтвердила Саша. Ее лицо снова
побледнело,  вытянулось,  как  у  кузнечика.  Она  тоже  личным
примером  поднимала  энтузиазм  муравьиных  масс, но в призывах
затратила чересчур много нервной энергии.
     -- Я все делал, -- заявил  Дмитрий  обвиняюще.  Его  палец
упирал  в  грудь  мирмеколога.  --  Все!  Только что сяжками не
шевелил!
     Кирилл предложил задумчиво:
     -- Может быть, дело именно в этом?
     -- В чем? -- не понял Дмитрий.
     -- В сяжках. Пошевелим ими правильно...
     -- Где я возьму сяжки? Приклею?.. Ладно, Кирилл, не остри.
Я и руками могу сказать все, что хочешь, только  бы  поняли.  А
понимают  только  то,  что уже знают. О жратве, добыче, погоде,
неприятеле...
     Кирилл сказал терпеливо:
     -- Ребята, успокойтесь. Это  муравьи.  Не  люди,  даже  не
млекопитающие.  У них другой отсчет времени. Если повторять наш
эксперимент изо дня в день, то через какую-то  тысяченку-другую
лет кто-то и положит песчинку.
     Их   лица   вытянулись,   как  в  кривом  зеркале.  Кирилл
засмеялся, сказал очень серьезно:
     -- Не исключено, что  случится  раньше.  Через  восемьсот,
даже пятьсот лет. Личный пример играет исключительную роль!
     Дмитрий  смотрел  подозрительно.  Мирмеколог  явно вжился,
начинает острить, повеселел...
     -- А вдруг не получится и через миллион лет?
     -- Это еще вероятнее, -- ответил Кирилл бодро. Он  смотрел
чистыми   честными   глазами.   --   Отрицательные  результаты,
естественно, бывают чаще. Однако они почти так же важны  науке,
как  и  положительные.  Дескать, такой путь бесперспективен. Не
только вы, но и тысячи других ученых в мире уже не пойдут такой
дорогой. И не только сегодня, но и в  будущем,  через  сотни  и
миллионы  лет!  Все  будут  опираться на результаты негативного
опыта Дмитрия Немировского...
     Дмитрий раздосадованно отмахнулся:
     -- Негативного! Я хочу позитивного.
     -- Ребята, наука должна быть точной. Это экстрасенсы могут
выдавать желаемое за действительность,  только  не  мы.  Ладно,
поговорим завтра, у меня даже язык замирает. Спокойной ночи...
     Утром,  едва  выйдя  из  оцепенения,  он  заявил, разминая
застывшее тело:
     -- Есть идея! Недаром говорят, что утро вечера мудренее.
     Дмитрий   уже   завтракал,   с   хрустом    вгрызаясь    в
потрескивающую,   как   хитин,   корочку  жареного  мяса.  Саша
каторжанилась, бегая по стенам, чтобы не натыкаться на  жующего
Дмитрия.
     -- Ночью  приходят  идеи?  --  поинтересовался  Дмитрий  с
сомнением. -- А мне хоть стреляй над  ухом.  Раньше  хоть  бабы
снились, а при этом анабиозе всегда на нуле.
     -- Вы   с   Сашей  станете  лидерами  среди  ксерксов.  Не
пугайтесь,  только  для  дураков  муравьи   одинаковые.   Самые
смышленые  -- охотники. Но даже среди них есть лодыри, хитрецы,
супермены...   суперанты   то   есть.   За    супермуравьями...
суперантами   идут,   им   подражают.  Вы  должны  стать  этими
суперантами!
     -- Кирилл, а  при  таком  холоде...  в  голове  ничего  не
повреждается?
     С  утра  эксперимент  пошел  по накатанной дороге. Дмитрий
принес  гусеницу,  Саша  наполнила  корыто  сиропом.  На  обеих
трассах  муравьи  собрались кучками, суетились, перебегали друг
по другу, звучно щелкали при столкновении панцирями.
     Дмитрий первым обратил внимание на  некрупного,  но  очень
быстрого муравья:
     -- Вон активист! Смышленый и наиболее... реактивный.
     Саша не поняла, почему Дмитрий с мирмекологом заулыбались,
обменялись  понимающими  взглядами. Два года назад, когда после
экспедиции они проходили курс  восстановительной  терапии,  все
трое  однажды  улизнули  прогуляться  по Москве. Они с Дмитрием
вырвались раньше,  ждали  Сашу.  Народ  в  час  "пик"  двигался
сплошным  потоком, а у "Метрополя" по крутой дуге устремлялся к
арке метро.
     -- Вот бежит Саша, -- сказал Дмитрий очень уверенно.
     Крохотная фигурка сошла на проезжую  часть,  двинулась  по
прямой.  Автомобили  туда  не  заезжали,  экскурсионные монстры
ушли, но пешеходы дисциплинированно делали огромный крюк...
     -- Зрение у тебя! -- восхитился Кирилл.
     -- Не зрение, вижу Сашкин характер, -- засмеялся  Дмитрий.
-- Она  в группе раньше других реагирует на малейшее изменение.
Видишь,  сразу  сообразила,  что  так   можно...   Активная   и
реактивная.
     Сейчас,   перегляд