бя  снимать ошейник не
решился. Получилась  полная  бессмыслица:  "Убежище  времени, когда  нет  ни
Меара, ни Четтана, зато на небе полно колючих светляков."
     Как может не быть ни Меара, ни Четтана? Я не мог понять. Смутные дни!!
     Вдруг  меня  осенило.  Вот  именно,  Смутные  дни! Это  иносказательное
выражение, наверняка.  Старик  Лю, помнится,  сильно разволновался,  когда я
помянул Смутные  дни. Это  явно как-то связано с моим путешествием на пару с
карсой... Отсюда и ошейники.
     Интересно, а что еще за колючие светляки в небе?
     Ой, Моран, попадет тебе за твой ум! Не думай лишнего, целее будешь!
     Я вздохнул, еще раз потрепал успокоившуюся карсу по загривку и вернулся
к послушно ожидающему Ветру. Конь тоже выглядел спокойным, значит вулх ушел.
И славно!
     На  этот  раз  я  взобрался в  седло при  помощи  стремени.  Кому охота
отбивать задницу? Вот и я о том же.
     Едва я тронулся, мне показалось, что внимательный взгляд провожает меня
из подлеска. Мир тебе, истинный! И - доброй охоты.
     Довольно долго  мы  ехали  на  запад  по  найденной  тропе.  Тропа была
странная. С одной стороны, она  была полузаросшая - значит,  ею пользовались
редко. С другой стороны, все-таки не  заросшая до конца, значит пользовались
хоть и  редко, но  регулярно.  Не  такими уж  и дикими  оказались эти земли!
Интересно, кому нужно ездить этой тропой с запада  на восток?  Или с востока
на запад, как ехал я? Не знаю. Кому-то нужно.
     Лес все тянулся и тянулся; стало попадаться больше дубов и многодревов.
На могучих  стволах дубов серебрился стальной отсвет Меара,  если только  на
стволах не обосновался серый лишайник. А его было довольно много. Многодревы
напоминали  мне  танцующих  варваров-северян,  собравшихся  в тесный  круг и
положивших  руки друг  другу на плечи. Изредка  встречались островки сосен и
длинноиглых терх. Могучий лес. Почему-то он ассоциировался у меня с силой. С
недюжинной надежной силой.
     Меар поднялся к самому зениту, когда я  уловил  едва ощутимый  знакомый
запах. Мед с  мускусом, нектар  и горечь...  Ветер шумно  втягивал воздух  и
фыркал. Тоже чует, хотя ему этот запах безразличен...
     Я  соскочил с коня. Кажется, там, справа от тропы. Сосны,  терхи... Где
же? Где?
     Запах мало-помалу усиливался.  Вон! Я  метнулся к темнеющей за стволами
громаде многодрева. Нет, не тот: ветви этого сплетались, как обычно, но были
покрыты лишь листьями. Я  убедился, что это  то ли  дерево,  то ли крошечная
роща если и цвело когда-нибудь, то не меньше десяти кругов назад.
     Пришлось проверить еще четыре многодрева, пока я нашел нужный. Зато его
я  узнал сразу:  на могучей  ветви,  нависающей над  пушистыми  елочками-два
круга,  висел продолговатый  плод и  источал тот  самый  приторный  пьянящий
запах. Вокруг вились насекомые.
     Я сшиб плод метательным ножом и подхватил в падении, не давая упасть на
землю. Нож упал на прелую листву. Я поднял его и вонзил в податливую мякоть,
вскрывая плод, словно дыню. Запах стал нестерпимым.
     Давясь,  я с®ел  все,  до  последнего волоконца, оставив только плотную
коричневую кожицу. Жидкий  огонь растекался от  желудка по всему телу. Кровь
толчками расходилась по жилам, и я явственно чувствовал каждый толчок.
     Вскинув голову, я посмотрел в переплетение ветвей многодрева, в жуткую,
похожую  на сотканную безумным  рыболовом  сеть,  мешанину  сучьев,  листвы,
вьюн-побегов, отростков этого круга, бугров, совсем недавно - полкруга назад
- бывших пузатыми почками, отставшей  мертвой коры... Я видел еще по крайней
мере два плода. Но за обоими придется лезть.
     И я полез меж  двух соседних стволов, упираясь руками и ногами и в тот,
и в другой. Земля скрылась в неясном сумраке.
     В общем, я добыл целых четыре плода, не считая того, что с®ел. Кажется,
был  еще  один, но совсем уж в  недоступном месте,  да  и  негоже  оставлять
многодрев  совсем  без плодов...  Пусть,  решил  я  и  спустился.  Внизу,  у
подножия,  сидела карса и внимательно  глядела, как  я с®езжаю  по шершавому
стволу.
     -  Хэй, киса! -  сказал я ей  бодро.- Хочешь  быть еще здоровее, чем ты
есть?
     И  протянул  ей один из плодов. Карса  осторожно обнюхала продолговатое
гигантское  яйцо, ощупала его длинными  усищами  и сомнением подняла на меня
взгляд.
     - Не  хочешь? - спросил я. - Ну и  шут с тобой. Я,  вот, уже с®ел один.
Сейчас, пожалуй, еще один с®ем. А вечером - третий.
     Плоды  многодрева были настоящим чудом. Во-первых, их мякоть  убивала в
людях большую часть болезней, причем  быстро  и без  каких-либо  осложнений.
Во-вторых она веселила и восстанавливала  силы.  В-третьих, она была  просто
безумно вкусной. И безумно редкой. Потому что цвели и давали плоды почему-то
далеко не все многодревы, примерно один из тысячи, да и то всего раз или два
на  своем  долгом-долгом  веку.  Эти  невзрачные  на вид  коричневые  дыни с
умопомрачительным  запахом  стоили  столько  же,  сколько приносила  за круг
таверна   вроде  "Маленькой  карсы"  в  Дренгерте.  Сушеный  порошок  плодов
многодрева не у каждого знахаря-лекаря-алхимика можно было купить... И еще -
люди болтали, что  плоды многодрева,  с®еденные  прямо  у  дерева,  исцеляют
оборотней, делают их обычными людьми. Только последнее,  к сожалению, просто
досужая болтовня, потому что я,  Моран, оборотень-вулх,  до сегодняшнего дня
трижды ел плоды многодрева в глухих лесах, но так и остался оборотнем по сей
день.  И  все  же  -  никогда  не  откажусь  отведать  этой  дивной   сочной
растительной плоти, ни сейчас, ни впоследствии.
     И я с наслаждением с®ел  второй  плод под пристальным взглядом карсы. А
потом вернулся к Ветру.
     Странно -  но животные плодов многодрева не ели. За исключением собак -
но  на  собак  подобная пища  никак  не действовала,  даже  от  болезней  не
помогала. Странно.
     Места  здесь,  понятно,  дикие...  Но  все  же. Встретить  отцветший  и
плодоносящий многодрев всего в полутора днях езды от Юбена... Если, конечно,
красным  днем карса, вулх и Ветер двигались.  Мне  повезло, наверное. Кто-то
ведь жил в этих местах и ездил по никак не зарастающей тропе. Очень странно.
Прошлые разы я сталкивался с этим чудом в  совершенно безлюдных южных пущах,
за Стагардом и Дальними равнинами.
     Бережно  уложив  оставшиеся  три  плода  в  двумех,  поверх припасов, я
вскочил  на  вороного  и  направил  его  по  тропе.  Голова  была  свежей  и
пронзительно  ясной. Словно  я выпил  много-много доброго крепкого пива,  но
ничуть при  этом не  опьянел. Из двумеха волнами накатывался дурманящий душу
запах.
     Вперед, Ветер!

     Дым я заметил ближе к вечеру, когда уже  можно было подумать о привале.
Я отмахал  за сегодня немалый кус дороги, не знаю уж,  больший, чем  путь от
мельницы  до лесного озера,  или  меньший, но явно добрый.  Правда, Лю велел
торопиться...
     Так  или  иначе,  на  дым  я ехал  втрое  дольше,  чем  ожидал.  Успели
приблизиться сизые  вечерние  сумерки; до  восхода Четтана оставалось совсем
немного. В животе бурчало: желудок  вновь требовал пищи, разбуженный дневным
лакомством.  Карса  еще   днем  куда-то  деловито  отлучилась,  сразу  после
остановки  у многодрева, и  вернулась с  перепачканной кровью  мордой. Морда
выглядела довольной.
     - Надеюсь,  это  не  очередной  разбойник,  дорогая? - спросил я тогда.
Карса,   конечно,   не  ответила,  только  стрельнула  желтыми  глазищами  с
вертикальными стрелочками зрачков.
     А ведь она по-своему  красива!  - подумал  я. И  вздохнул.  Вулх все же
красивее.
     Лес  как-то  сразу  кончился; открылся  длинный косой  луг, за  которым
синела изогнутая лента реки. На дальнем берегу вновь начинался лес, такой же
дикий, как эти земли. Костер алел на песчаном пятачке перед самой водой. Над
костром на рогульках висел котелок. Тот, кто костер развел, куда-то  делся -
может быть, отправился за дровами, потому что кучка  сухих веток была совсем
крошечной, и ее явно бы не хватило надолго.
     Я  задумался.   Нельзя  мне  встречать  пересвет  рядом   с  незнакомым
человеком...  Даже если  я никогда  в  жизни его  больше  не  увижу.  Но  до
пересвета еще достаточно времени - я успею переговорить с незнакомцем, успею
даже подкрепиться,  если  он гостеприимен.  И,  возможно, даже переправиться
через реку.
     И  я  под®ехал  к  самому  костру. Спешился.  Почему-то  не  стал  пока
расседлывать Ветра. От котелка пахло весьма соблазнительно, но без хозяина я
трогать его не решился. Где тот бродит, джерхи забирай? Время-то идет.
     Скоро  я  заволновался.  Сумерки опускались. Я мог  не успеть.  Где  же
хозяин, сто раз Тьма!
     Потом я  не выдержал. Вот незадача! Надо  было остаться в  лесу. Там бы
превращение осталось никем не замеченным. Только время потерял. В лес, в лес
скорее!
     Я  вскочил на  коня, но тот вдруг  заупрямился и назад под сень сосен и
дубов возвращаться отказался.
     - Что такое? - опешил я, и вдруг догадался.
     - Ах вот оно что... Молодец, Ветер, я и не подумал.
     Хозяин костра  будет возвращаться как  раз из леса. И, наверное, именно
сейчас - будто назло мне. Что же делать?
     Пришлось оглядеться - стена леса стала совсем синей от лучей заходящего
Меара. Ага, вот!
     Я  тронул  Ветра  пятками,  и  вскоре  костерок скрылся  от  взгляда за
прибрежным холмом.
     Авось  отсижусь. Главное  -  успеть  превратиться, а  там  пусть  сосед
заглянет в гости. Думаю, карса и вулх быстро заставят его убраться восвояси.
     Я прыгнул на влажный песок, расседлал Ветра;  седло и поклажу аккуратно
положил  рядом с  карсой. Та, словно понимая,  покорно сидела  на месте,  не
двигаясь. Только глазищами изредка лупала - гораздо реже, чем люди.
     Хотелось есть, но я решил -  пусть об этом позаботится вулх.  Все равно
ведь не выдержит в таком заманчивом месте и устроит скорую охоту.
     Я уже решил раздеваться, когда явился сосед. Наверное, его привел запах
плодов, о которых я в вечерней суете просто-напросто забыл.
     Сначала  я  ничего не  слышал,  потом  насторожилась карса,  и я уловил
слабый  звук  пересыпающихся  под  чьими-то  сапогами  песчинок.  Рука  сама
потянулась за мечом, но встретила на поясе пустоту. Восточного меча, который
я вешал к ремню, при мне не было.
     Я растерялся.  Как это? Никогда в жизни мне не доводилось незаметно для
себя обронить оружие!! Так не бывает!
     Из-за  холма,  скрывающего  костер,  медленно  вышел невысокий человек,
упакованный  в  шкуры,  и натянул тетиву лука. В тот же  миг карса прыгнула.
Стрела  с  неприятным глухим воем ушла в воздух, а человек тяжело рухнул  на
песок.  Карса  поставила передние лапы ему на плечи,  нагнулась над  лицом и
тихо зарычала, обнажая ослепительные клыки.
     В моей руке уже был верный  гурунарский ножичек. Пока голова удивлялась
потере  меча, руки делали дело. Пожалуй,  я смог  бы уйти от стрелы -  перед
превращением заметно обострялись все чувства и рефлексы.
     Я осторожно приблизился к опрокинутому гостю.
     - Если ты  не будешь дергаться,  - посоветовал я, - она тебя не сожрет.
По крайней мере сразу.
     Лежащий что-то невнятно просипел. Я вновь разомкнул губы.
     - Слушай  меня, незнакомец. Сейчас ты  медленно  встанешь и вернешься к
своему  костру. И тогда поговоришь с тем... или  с теми, кто подойдет к тебе
после пересвета. Понял?
     Пусть Лю сам с ним разбирается, - подумал я зло.
     Лежащий опять засипел, опасливо косясь на клыки карсы.
     - Ну-ка, киса, - велел я, - отпусти его!
     Карса обернулась. Интересно, с чего я  взял,  что она меня послушается?
Впрочем, она действительно послушалась.  Отошла  на несколько шагов  и  села
мордой  к соседу. Тот медленно-медленно приподнялся  на локтях и потянулся к
оброненному луку.
     - Нет, - сказал я,  двинув рукой, и отсвет  Меара  упал на  гурунарское
лезвие. Лезвие сверкнуло. Видит небо, я сделал это неумышленно, но как вышло
эффектно!
     Незнакомец  на спине  проворно  отполз  на  несколько шагов,  осторожно
поднялся и торопливо удалился за холм.
     - Вот так, - тихо сказал я. - Присмотри за ним, милая... Пока я тут...
     Карса не двинулась. Ну и ладно.
     Я  уже  чувствовал подступающую  к  рассудку  тьму. Если  бы  не  холм,
заслоняющий  и костер, и все на востоке, наверное, я  бы смог увидеть первые
багровые сполохи над темной стеной леса.
     До свидания, Моран... До завтра!
     Тьма хлынула мне в душу, как делала это каждый синий вечер.



        Глава пятая. Четтан, день третий.


     Я открыла глаза и обнаружила, что мечтательно улыбаюсь.
     Что-то  случилось.  Что-то хорошее  и  удивительное.  Что-то  вроде тех
добрых   чудес,   которых   детишки   в   день   рождения   ждут   от  своей
динны-хранительницы.
     Что же?
     Я впервые в жизни видела сон.
     Сон  был странным  и  казался исполненным  глубокого, но неразгаданного
смысла. Впрочем, насколько я знаю, снам и положено  быть  странными. А смысл
его я уж постараюсь разгадать. Надо только сосредоточиться. Сейчас вот опять
закрою глаза и...
     Во сне я видела вулха на лесной тропе - громадного вулха  без ошейника.
Но был ли это мой приятель,  или его дикий лесной сородич? Что-то казалось в
нем  непривычным,  неправильным,  даже  пугающим -  но  вовсе  не отсутствие
ошейника...
     Темное небо! В мгновенной вспышке  озарения я поняла, что было странным
и пугающим в моем сне.
     Солнечный свет, пятна которого  плясали на листьях  деревьев, на тропе,
на шкуре  вулха, не был красным светом Четтана. Это был свет Меара, знакомый
мне по синим сумеркам пересвета - только намного ярче.
     Я видела во сне синий день.
     От такой  догадки  глаза у меня полезли на лоб,  а  по дороге  нечаянно
открылись.  Я  тотчас  вскочила с  места,  как ужаленная. Джерхов сон  мигом
вылетел у меня из головы.
     Во-первых,  под  моей  голой задницей вместо  лесной травы  обнаружился
довольно-таки прохладный речной песок. По левую руку от меня набегала мелкой
волной на  этот самый  песок  незнакомая река,  а  по  правую  -  возвышался
песчаный же холм.
     А, во-вторых, из-за  макушки песчаного холма на  меня таращилась чья-то
рожа, перекошенная от избытка разносторонних чувств.
     На мгновение я растерялась, не в силах решить, что же делать с хозяином
этой  рожи - то ли скорчить  ему в ответ такую же и завыть пострашнее, то ли
кликнуть вулха, чтобы придержал его, пока я оденусь  - в смысле, доберусь до
оружия. Но в следующий момент я поняла, что рожа-то знакомая.
     - Привет, Цука! - улыбнулась я.- Не узнаешь?
     Цука  был  охотником  за  лесными  редкостями  - такими, например,  как
драгоценный  плод многодрева или  шип  пестроцвета, который помогает выявить
тайных  недругов и отвести ворожбу. Время от времени он появлялся в Айетоте,
чтобы обменять  добытые в  лесах  диковины на  звонкое  серебро,  а  серебро
спустить  монета  за  монетой   в  городских   трактирах  и  веселых  домах.
Собутыльникам  и девицам,  которым  Цука травил  свои  охотничьи байки,  он,
вероятно, казался  человеком  простодушным и храбрым, а его ремесло - вполне
достойным. Однако  то, что он предпочитал  сбывать свою  добычу  не  купцам,
содержащим лавки редкостей, а Бешу, наводило на определенные мысли.
     В общем,  на месте  какого-нибудь  настоящего  лесного искателя я бы не
очень  хотела повстречаться с Цукой на узкой тропинке. Я и на своем месте не
сильно обрадовалась - хотя опасности для меня он, конечно, не представлял. А
вот  помехой  оказаться мог. Надо  его  спровадить  побыстрее...  расспросив
предварительно про окрестные места.
     И я разулыбалась охотнику, как лучшему другу.
     Цука в ответ  на мое приветствие выпучил глаза еще сильнее, и  вдруг во
взгляде его мелькнул огонек узнавания.
     - Джерх на динне! - выругался охотник.
     Я  скривилась.  Нет, я понимаю, что  человеку частенько нужно облегчить
душу крепким  словом. Но должно же у него быть что-то святое  в  этой  самой
душе! Как можно бесчестить светлую динну?!
     - Хрен тебе в ноздрю,  Тьма в  печенку! - строго сказала я.- Думай, что
говоришь!
     Но Цука уже и сам опомнился.
     - Прости, госпожа Тури,- повинился он.- Уж больно я удивился тебя здесь
увидеть, да еще и в таком... прости, госпожа, еще раз.
     -  Ладно,-  я  махнула рукой.- Спускайся  на берег...  только повремени
минутку.
     Верхушка холма опустела, лишь струйка потревоженного  охотником песка с
шелестом стекла по склону. Я огляделась, стараясь с первого взгляда охватить
все детали. Пока Цука спускается с  холма и  обходит его -  медленно, как  я
велела,  но все равно до обидного быстро - мне  нужно  оценить  обстановку и
состряпать убедительную  ложь  в  об®яснение того, как  я здесь оказалась. И
почему нагишом. Последнее, кстати, лучше бы побыстрей исправить.
     Магическая шкура валялась  рядом со мной  на песке - именно валялась, а
не  лежала  сложенной. Пояс и наручи с ножами  валялись  рядом.  Над одеждой
стоял  вулх и внимательно  ее обнюхивал с  задумчивым выражением на морде. В
смысле, это мне выражение его морды показалось  задумчивым. Джерх его знает,
что оно означало на самом деле.
     - Доброе утро, серый  брат,- пробурчала я, забираясь в шкуру.- Куда это
нас с тобой занесло? И каким образом?
     Вулх  неожиданно  опустил голову  и ткнулся лбом мне в ладонь. А  потом
поднял на меня умные глаза. Я внутренне замерла, только рука моя  продолжала
бессознательно двигаться,  подгоняя ремешок на запястье. Несколько мгновений
мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь.
     Заскрипел песок под сапогами Цуки. Вулх развернулся и  потрусил к воде.
А у  меня осталась необ®яснимая уверенность в том, что  вулх знает не только
то, каким образом мы попали на этот берег. Он знает еще что-то важное, о чем
очень хочет мне сказать. И сказал бы - если бы умел...
     Что же все-таки соврать охотнику?
     Я едва успела  влезть в сапоги, кое-как  отряхнув от  песка ноги. Потом
переобуюсь по-хорошему. Одежда  снова не хотела  на мне сидеть как следует -
а, может, раздражение  мешало мне правильно застегнуться. Вроде вчера я  все
ремни подогнала по размеру - так в чем же дело? Я сердито рванула ремешок на
щиколотке.
     Проклятый Цука  появился из-за холма. Не очень-то он медлил - хоть я  и
попросила его не  спешить.  Прилетел,  как муха на  мед. Или  стервятник  на
падаль.
     Тут моих  ноздрей  достиг запах,  в котором  и  впрямь была  и  медовая
сладкая струя, и невнятный гнилостный душок, и еще несколько  составляющих -
полынь   и  мускус,  мята  и   корица...   Кто   никогда  не  вдыхал   этого
умопомрачительного запаха, тот нипочем не угадает его  источник. Тот же, кто
столкнулся с ним хоть раз - напротив, ни с чем не спутает. Так пахнут только
плоды многодрева.
     Дразнящий запах шел  от моего походного двумеха. Удивительно, как я его
раньше не  почуяла -  наверное,  уносило  ветерком. Я проглотила  набежавшую
слюну. Надо поскорей разобраться с Цукой и устроить  себе роскошный завтрак.
А после завтрака подумать над  об®яснениями - потому что  мне слабо верится,
что редкий и драгоценный плод сам собой свалился мне в сумку...
     Цука на ходу нагнулся, поднял с песка оброненный лук и подошел ко мне.
     - Неужели ты  купалась в этой реке, госпожа  Тури?  - спросил  он, кося
глазом на двумех.  Нос его вытянулся  в ту  сторону, как флюгер  по ветру, и
даже, кажется, стал заметно длиннее.
     Купалась?.. Я вспомнила предыдущее  утро  -  как я  очнулась  на  крыше
мельницы   и  вообразила  себя  загорающей.   То  загораю,   то  купаюсь   -
увеселительная прогулка, право слово.
     - Нет, не купалась,- твердо сказала я.- Я, понимаешь ли...
     Тут,  видно, динна-хранительница осенила  меня благодатным крылом, и на
меня  снизошло вдохновение. Есть!  Есть убедительная ложь, которая  об®яснит
Цуке  все  странности.  И отобьет у него  охоту  что-либо выяснять. И вообще