до земляных ос.
     Ощущения  звериного  тела уже успели стать для  меня привычными. В теле
карсы я больше полагалась на нюх и меньше - на  зрение.  Вместо  того, чтобы
тянуться  к  кинжалу,  пускала в ход когти.  Вместо  того,  чтобы  потрогать
предмет рукой, склоняла к нему морду с чувствительными  усами. Но суть моего
поведения не менялась, менялся лишь способ действия.
     Я  бежала  вперед, изредка бросая взгляд через  плечо -  не  отстают ли
Ветер  с Корнягой.  Верный  жеребец послушно следовал  за мной. Легкий пенек
подпрыгивал на седле,  цепляясь корнями за упряжь и отчаянно пытаясь хранить
важный вид. Я мысленно улыбнулась.
     Меар  взбирался по  небосклону,  заливая мир  ярким, пронзительно-синим
светом своих  лучей.  Но  ярче Меара,  ярче обоих солнц вместе взятых, сияла
впереди  У-Наринна.  Сияла  магическим  светом, который не  дано  разглядеть
обычному  существу  -  но  я  теперь  видела магию столь же  отчетливо,  как
предметы материального мира. И чуяла  ее  неописуемый,  ни на что не похожий
запах.
     У-Наринна источала  в  мир  магическое сияние.  Но она  не принадлежала
миру,  она  была  вне  его, выше  его...  Как  Солнечные Близнецы  -  только
по-иному... Трудно думать, когда нет слов. Можно сказать "иной", "не такой",
"отличающийся" - и в результате  не сказать ничего. Интересно, придумывал ли
кто-нибудь до меня слова, которых мне так не хватает?
     Мысли мои струились неторопливо. Они ничуть не походили на тот  сумбур,
который творился у меня в голове  каких-нибудь  пару  суток  назад. Я обрела
равновесие и была готова действовать.
     Хотела  бы я знать, как чувствует  себя  Одинец. Я коротко вздохнула на
бегу. Мне не хватало присутствия анхайра. Вчера я смутно скучала по вулху, а
сегодня то и дело ловила себя на том, что жду возгласа "Хэй, Тури! Иди сюда,
киса!" и ласкового касания человеческой руки.
     Темное небо! Хорошо бы  постранствовать по миру  с Одинцом  и Корнягой,
когда  не  нужно будет  никуда спешить  - просто  так,  без особой цели. Для
собственного удовольствия. Интересно, согласится ли Одинец? И хотя жаль, что
нам  с анхайром не  встретиться  в человеческих телах до  следующих  Смутных
дней, лучшего спутника я не знаю. Вот только Ветра чародей нам наверняка  не
отдаст. Я бы на его месте не отдала.  Второго такого коня под  солнцами нет.
Ну  да  ладно, если не спешить, то можно путешествовать и на обычном коне. И
даже пешком.

     Когда  Меар добрался до  верхней  точки своего небесного  пути, впереди
показался  лес.  Я  обрадовалась. Во-первых, я просто люблю  лес. Во-вторых,
синий день вообще  прохладнее красного, а сегодня еще с самого пересвета дул
резкий, порывистый ветер. Он холодил мне бока и топорщил  шерсть на спине. В
лесу должно быть тише и теплее.
     Я оглянулась на приунывшего жеребца. Вот кто терпеть не может лес! Если
бы мир был  сплошной равниной, вороной Ветер  был  бы счастлив  безмерно. Он
мчался  бы по  ней  вперед и  вперед,  не  возвращаясь и  не оглядываясь.  Я
присмотрелась к деревянному седоку Ветра и фыркнула в усы.
     Скособочившись  в  седле, но  продолжая крепко держаться за него  всеми
корешками,  Корняга  спал. Даже не спал, а дрых  самым бессовестным образом.
Свесив ветки и разинув дупло. Похоже было, что он даже слегка похрапывает.
     Но когда мы оказались на лесной опушке, корневик мгновенно проснулся.
     - Хороший лес,- проскрипел он, осматриваясь по сторонам.
     Лес  был светлый. Здесь росли  только лиственные деревья - ольха, клен,
дуб, береза,  многодрев. Ни сосен, ни игольников, ни терх. Негустой подлесок
состоял из молодой поросли  тех же деревьев. Кустарника  в этом лесу тоже не
было. Лес казался ухоженным, и в то же время было ясно,  что ни хоринги, ни,
тем более, люди, к этому рук не прикладывали.
     Может быть,  здесь, в  преддверии У-Наринны, деревья  сами  растут  так
особенно... по-хорошему, что ли? Опять не нахожу слов.
     Мы  медленно шли вперед, пока  нам не  встретился ручей. Я красноречиво
уселась  на  берегу  в  знак того,  что здесь мы  сделаем  привал.  Но Ветер
остановился  бы и без меня. Жеребец склонил морду к воде, и Корняга, кряхтя,
сполз у него с спины.
     Я тоже подошла к ручью, чтобы напиться.  В воде ощущался слабый привкус
магии. Наверное, поблизости от  У-Наринны магией пропитано все - и земля,  и
воздух, и вода.
     Каменный  лес  был совсем  близко.  Если поспешить,  я буду там  завтра
четтанским утром. А если не торопиться, то к четтанскому вечеру.
     Что же мне делать? Можно продолжать двигаться вперед  шагом. В зверином
теле я не могу управлять Ветром, а сам он по лесу быстрее не пойдет. А можно
остановиться здесь до меарского вечера, а после пересвета нагнать упущенное.
Как будет лучше?
     Я задумалась. А,  придя  в себя,  с  удивлением обнаружила, что яростно
точу когти о  подвернувшийся дубовый пень, так  что щепки  летят. Корняга на
всякий  случай  спрятался  за  Ветра  и  посматривал  на меня с опаской. Да,
интересно выглядит на карсий лад моя привычка в задумчивости подрезать ножом
ногти!
     Я  отвернулась от ободранного пня.  Для начала оставлю-ка  я Корнягу  с
Ветром  отдохнуть у ручья, а сама пойду на охоту. Оставить их вполне можно -
вороной сумеет  себя защитить, а пенек - позвать меня на помощь. А мне надо,
наверное, чего-нибудь с®есть.  В  смысле  кого-нибудь.  Потому что  магия  -
магией, но тело надо кормить, даже если оно и  не особенно просит. И, если с
магией нужно  осторожничать, чтобы ее не оказалось  слишком много, то жратвы
для  меня  слишком много не бывает. Проверено. Видать,  сколько оборотень ни
с®ест, все излишки заберет превращение на пересвете.
     Тьма!  Как  бы теперь об®яснить Корняге,  чтобы они  ждали  меня здесь?
Кажется, знаю.
     Я выбрала ровное  место и принялась рыть яму. Как и  следовало ожидать,
любопытный пенек тотчас высунулся из-за коня.
     - Что ты делаешь?
     Я, разумеется, промолчала.
     Корняга  подобрался поближе и  заглянул  в яму.  Я мигом  ухватила  его
зубами за ветку и, придерживая лапой, стащила вниз.
     -  Ой-ей!  - заорал корневик, трепыхаясь у меня в зубах,  как рыбешка.-
Куда? За что?
     Я молча  придавила его левой лапой, а  правой стала нагребать землю ему
на корни.
     - Н-не надо... - неуверенно скрипнул Корняга.
     Я свирепо глянула на него и приподняла губу, обнажая клыки.
     - Хорошо! - быстро сказал пенек.- Надо, значит надо. Если очень надо, я
могу даже сам закопаться. Закопаться?
     Я покачала головой.
     -  А-а!  Ты хочешь,  чтобы  я остался и ждал  тебя  здесь! -  догадался
Корняга.- Так бы сразу и сказала... Ой!
     Терпение  у меня иссякло. Я  все-таки  сдержала обещание, данное  еще в
лесу  близ  Слезы Великана.  Корняга схлопотал по корням.  Увесистой карсьей
лапой.

     Как только я оказалась  в лесу  одна, лес  неуловимо изменился. Слышнее
стали шумы и  шорохи.  Отчетливее - запахи. Я  полностью перешла к звериному
восприятию  мира.  Исчезло  понятие времени. Стало  неважным  расстояние.  Я
воспринимала окружающее целиком, слитно,  а  не дробя картину  на части, как
это делают люди.
     Лес вокруг меня жил  своей  жизнью. И все живые существа в нем делились
на охотников и добычу.
     Я была охотницей.  Я  бесшумно скользила  среди  деревьев,  сливаясь  с
фоном. Меня безошибочно  вела вперед сладкая струя запаха. Так сладко пахнет
только добыча.
     Лесные козы паслись на большой  поляне.  Шесть взрослых  коз и  десяток
козлят. Я  притаилась  за  стволом многодрева,  не рискуя  двинуться дальше,
чтобы не спугнуть их. До сих  пор они меня не почуяли. Может быть, влезть на
дерево и спрыгнуть на стадо сверху? Я подняла взгляд.
     Одна  из толстых ветвей многодрева  действительно протянулась в сторону
поляны.  И там, над головами  коз,  изготовился  к  прыжку хищник.  Огромный
зверь, чья  рыжая шерсть в  свете Меара  казалась темно-серебристой.  Карса.
Наши взгляды встретились, и я отвела глаза.
     Что ж, значит, это не  моя  охота.  Я здесь гостья. Нужно уважать чужие
обычаи. Но все же я медлила уходить.
     Рыжий зверь  прыгнул. Он приземлился  на все четыре лапы точно  посреди
стада  и одним  ударом могучей лапы свернул  шею козленку. Испуганные козы с
диким блеянием шарахнулись прочь, но хищник не собирался их преследовать. Он
взял убитого козленка в зубы, мягкими шагами подошел ко мне и положил добычу
у моих лап.
     Хозяин леса давал понять, что я - желанная гостья.
     Я мурлыкнула.  И  склонила голову,  чтобы обнюхать добычу. Самец  карсы
отступил на шаг.
     Добрые  джерхи!  Я  вдруг растерялась. Это глупо и странно звучит, но я
еще никогда не ела сырого мяса. Конечно,  я помнила кур,  кроликов и  прочую
живность,  которой я питалась синими днями и  за двадцать  с  лишним  кругов
сожрала немеряно. Но  воспоминания  были окрашены уверенностью зверя. Карса,
которая  задумывается над тем, можно  ли есть сырое мясо -  это  бред почище
говорящих пеньков. Пока я по синим дням  честно  ощущала себя зверем, я и не
задумывалась. Как  не задумывается  человек  над  тем  же  кроликом,  только
разделанным и приготовленным.
     Но сейчас я задумалась.
     Рыжий нетерпеливо взрыкнул. Мол, что случилось? Плохое мясо?
     Я - не карса.  Я - мадхет. Не зверь и не человек.  И никогда не была ни
тем, ни другим. Хотя  красную половину жизни считала себя человеком, а синюю
- зверем. Но все это  было  давно.  Прошлое осталось  по ту  сторону  Юбена.
Прежняя  я, расколотая на две половины, умерла.  И теперь новой мне придется
решать, что  для меня приемлемо, а что - нет. Звери едят сырое мясо, люди не
едят. А  я... я могу выбрать такой образ действий, какой нравится мне.  И ни
человеческие, ни звериные законы для меня не писаны.
     А если и писаны кем-то законы для оборотней, то я их пока не знаю.
     Ну?
     Я  лизнула  окровавленную  шерсть  козленка.   Кровь  была  горячей   и
солоновато-пряной. И я  отбросила  сомнения. В  конце концов, чтобы  решить,
какой из двух вариантов  поведения выбрать,  нужно попробовать  оба. Сильным
ударом лапы я вспорола козленку бок.
     ...Хорошо  еще,  что человек и карса - оба хищники.  Хоть здесь  мне не
нужно делать выбор.
     Я подняла взгляд на гостеприимного хозяина и призывно заурчала. Раздели
со мной трапезу, рыжий хищник! Я благодарю тебя за угощение и принимаю его.

     Когда  я  вернулась  к  ручью, где  меня  ждали Корняга и Ветер,  среди
деревьев  уже сгустились  синие сумерки.  Весь остаток  меарского  дня мы  с
самцом карсы  провели  вместе.  Преимущественно  валяясь  на  полянке  после
сытного обеда.
     Наверное, мой рыжий знакомец был не совсем обычным зверем. В  этом лесу
трудно  было  быть обычным зверем. Сказывалось влияние магии, растворенной в
воде  и  воздухе. Рыжий понимал, что я - не вполне карса. Больше, чем карса.
Иная. Мне даже почти удалось об®яснить ему, куда я иду и зачем.
     Мне  было  в  его обществе  и хорошо, и  странно. Одновременно  уютно и
тревожно. Он  слишком напоминал того рыжего зверя,  которого когда-то любила
Тури-карса. Любила любовью равных. Как зверь - зверя.
     А  вот Тури-человеку  не довелось полюбить  человека.  Из всех  мужчин,
которые оказывались в постели  рыжей девчонки, ни один  не оставил заметного
следа в ее душе. В моей душе. Наверное, это и к лучшему.
     Теперь, когда  я  осознала себя  мадхетом, я больше не стану  искать  в
людях того, чего в них нет. Буду любить  или не любить их такими,  какие они
есть. Как, впрочем, и зверей.
     Рыжий звал меня вернуться сюда, в  лес, когда  для карс  настанет сезон
любви  - по  человеческому  счету, вскоре  после синего урожая. Как  говорят
люди,  он сделал мне недвусмысленное  предложение, хотя  и  не облек  его  в
слова. Он  видел во  мне не вполне  карсу,  но вполне женщину. То есть самку
карсы. То есть...
     Ну, в общем,  я вежливо отказалась.  Сказала, что подумаю, и все такое.
То,  что женщина обычно говорит мужчине, когда  не хочет его обидеть,  но  и
согласиться  не намерена. Только, понятное дело, сказала не словами. А рыжий
все равно  обиделся. Как любой мужчина, который  получил отказ  даже в самой
вежливой форме.
     Тьма! Звери, люди... Где же разница? И есть ли она вообще?!
     И неужели  мне теперь,  будучи последовательной, придется отказывать  и
всем самцам человеческой породы? Ждать - или разыскивать - такого  же как я,
то есть оборотня, причем именно мадхета. А с человеком - ни-ни. Чушь какая!
     Тогда почему я отказала рыжему хищнику?
     Я задумчиво почесала за ухом лапой. Задней.
     Ладно. Любовь  -  это одно, постель - другое,  а до  синего урожая  еще
далеко. Может быть, я и вернусь в этот лес.
     Но сначала надо побывать в У-Наринне. Выжить. И победить.
     Я  вдруг  почувствовала прилив сил  и уверенности.  Ведь  мы  дошли  до
Каменного леса! Как ни трудно было, а  дошли. Почти. А раз  дошли -  значит,
сумеем выжить.  И  вырвать  победу  у  соперников.  Конечно,  будет  трудно.
Нечеловечески  трудно.  Но ведь мы и есть нелюди. А  там, где интересно,  не
может быть легко.
     Как  говаривал Унди  Мышатник, упокой его Тьма, самое вкусное  молоко у
бодливой коровы.

     Я  не видела, как  взошел Четтан. Деревья закрывали все,  кроме  клочка
неба над головой. Небо было лиловым.
     Я тихонько заурчала  и потерлась  боком о  ствол  старой  березы. Рыжие
шерстинки остались на шероховатой, посеревшей от времени коре.
     Невидимый за лесом Четтан медленно поднимался над горизонтом. На западе
медленно сползал под землю Меар. Небо в  просветах крон меняло цвет. Из него
постепенно уходила синева, а взамен оно наливалось вишневой спелостью. Когда
Меар  почти целиком скрылся за краем мира,  в небе четтанского  утра остался
лишь легкий оттенок голубизны.
     Жар превращения растекся  по моим  жилам.  Мне сделалось зябко. Желудок
подскочил к горлу мерзким  комком. Перед глазами заколыхалась душная муть. Я
вцепилась   когтями   в  землю.  Внутри   меня  с   противным  пощелкиванием
зашевелились  ребра. Тьма!  Хуже  всего,  когда  меняются кости... Последним
распрямился позвоночник, и я поднялась с четверенек. Ноги почти  не дрожали,
и сердце уже билось ровно.
     Боль.
     Превращение  -  это   боль.  Неописуемая  и   всепоглощающая.  Но  боль
по-настоящему страшна тем, что означает смерть или увечье. Я же на пересвете
не умирала, я рождалась заново. Здоровой и невредимой. И  мое новое, цельное
"я"  больше не  стремилось  погасить сознание, ускользнуть от  боли  и ужаса
превращения в темноту.
     Хвала  богам,  которые  создали  меня  оборотнем.  И спасибо тому,  кто
подтолкнул  меня на путь в У-Наринну. Слышишь, Лю?  Вместе  с  памятью синих
дней  ко мне  пришло  и воспоминание о  том,  как  погиб  Беш.  Я  вспомнила
неопрятного старика, который двигался с быстротой оборотня и говорил со мной
на языке карс.  И крошечного котенка карсы, который невесть как оказался под
ножами  людей.  Рыжий  котенок был таким  же беззащитным, как  тот полосатый
кошачий  малыш,  погибший  девять  кругов  назад  от   ножа  Сишара.  И  моя
преданность  Хозяину  рухнула  под  стремлением уберечь и защитить кроху  от
людей.
     Но откуда вдруг взялся рыжий котенок? Убивая Беша, я об этом не думала.
     Зато теперь  я  отчетливо понимала  - без  магии  тут не  обошлось.  А,
значит,  это  было делом рук чародея. Скорее всего, Лю. Кому еще нужно было,
чтобы я осталась бездомной? И готова была бежать куда угодно - хоть к джерху
в  зубы, хоть  в Каменный  лес  - прежде чем  в  Айетоте  начнется охота  на
оборотня.  На  меня. Останься жив  Беш,  и  я не  пошла  бы  в У-Наринну. Не
поверила  бы  обещанию Лю вернуть мне память  меарских  дней,  будь он  хоть
четырежды чародей, и отмахнулась бы от него.
     Слышишь, Лю? Это действительно ты  подстроил смерть  Беша? Прежняя Тури
попыталась  бы  убить тебя  за  это.  Сегодня,  накануне Ночи и в преддверии
У-Наринны, я нынешняя говорю тебе "спасибо".
     "Не  стоит благодарности",- ехидно прозвучало у меня  в мыслях. И снова
настала внутренняя тишина.
     Тьма  тебе в печенку,  колдун.  Ну до чего  же  ядовитый старикашка!  Я
обнаружила, что улыбаюсь.
     - Доброе  утро,  госпожа!  -  радостно приветствовал  меня Корняга.-  С
превращеньицем!
     -  Доброе,- отозвалась я.-  И я сегодня  добрая, так что по  корням  не
получишь.  Но  если   еще  когда-нибудь  ляпнешь  мне  после  пересвета  про
"превращеньице" - ох, и влетит тебе! Долго потом будешь сучья пересчитывать.
     - За  что?  - надулся  корневик.- Я же хотел  как лучше! Вот Моран тоже
всегда...
     - Кто? - заинтересовалась я.
     - А? Что ты говоришь? - Корняга вдруг скоропостижно оглох.
     Я шагнула  к  нему. Надо  полагать,  на  моем лице  было  написано, что
доброта моя не беспредельна. Пенек замахал на меня ветками.
     - Скажу, скажу! Только не трогай! Ты меня и так  вчера поцарапала. А  у
меня еще ожоги  от вампиров корой не затянулись! Все меня  обижают, никто не
любит...
     - Я тебя люблю,- сурово сказала я.-  Живо рассказывай,  кто такой  этот
Моран. Не то опять поцарапаю. Любя.
     - Да Одинец же,- скрипуче вздохнул Корняга.- Его по-другому еще Мораном
зовут. Только он почему-то не хотел, чтобы ты знала. Беда мне с вами! Теперь
еще и Одинец по стволу накостыляет. И чего вы, оборотни, такие беспокойные?
     - Жизнь у нас такая,- сказала я.
     Значит, у  Одинца есть еще одно имя. Моран. Имя как имя, и почему он не
хотел мне  его говорить? Я  пожала плечами. Какая мне,  собственно, разница?
Может  быть,  анхайр  считал  Мораном свое человеческое воплощение, а  вулха
всегда называл  Одинцом.  А,  может,  побоялся  доверить  мне настоящее имя,
отделался прозвищем? Ну и  дурак же он тогда! За время совместного пути мы с
анхайром успели узнать внутреннюю суть друг друга. А  путешествие во Тьму за
ушедшими  половинками  наших  душ  связало  нас  нитью,  которую  теперь  не
разорвать никогда. Если бы я захотела причинить вред Одинцу, мне не стало бы
помехой незнание истинного имени.
     Но разве я смогу пожелать вреда серому брату? Немыслимо.
     Впрочем,  Моран назвался Одинцом давно, еще до  моста  через  каньон  и
землетрясения. Тогда он мог опасаться меня. А потом просто забыл сказать мне
свое человеческое имя. Лопух потому что. И урод.
     Я вздохнула и потянулась к двумеху за одеждой и сапогами.
     А вот у меня только одно имя. Беш Душегуб, мой бывший Хозяин (сразу три
имени!) пытался называть меня-карсу не Тури, а как-то иначе. Кажется, Висса.
Но я откликалась только на  имя Тури. Может  быть, потому, что так звал меня
Унди Мышатник. И красным днем, и синим.
     Кстати, если уж интересоваться именами: почему у старого  пьяницы  Унди
было  такое  прозвище -  Мышатник? С мышами он на моей памяти дела не имел и
вообще терпеть их  не  мог.  Наверное, потому,  что у  всякого знающего Унди
складывалось впечатление, что  Мышатник  постоянно  занят  какими-то  своими
делами. Кропотливыми и неприметными, как мышиная возня.
     Я  привычным  движением подтянула ремни, поправила гурунарские  ножи  в
наручах и  ласково потрепала Ветра по холке. Жеребец  всхрапнул  и потянулся
губами к  моей руке. Эх... Скоро мы расстанемся, мой верный  конь. Сегодня -
последний день, когда ты несешь меня на могучей спине.  Я собралась вскочить
в седло и уже протянула руку пеньку, чтобы он взобрался ко  мне на плечо. Но
в последний миг остановилась и подозрительно глянула на Корнягу.
     Пенек топтался  на  месте, растопырив  сучки  и  путаясь  в собственных
корнях. Глазки-ягодки  он зажмурил. Похоже было, что у  корневика происходит
внутренняя борьба.
     - Что с тобой? - удивилась я.
     Корняга  открыл  глаза. Кажется, одно  из стремлений одержало верх. Вот
только не знаю, какое именно.
     - Ничего,- скрипнул он.- Ну-у... потом скажу. Ладно?
     - Ладно,- согласилась я.- Поехали.

     Четтанское  утро  уж