гребенка  в  самых неожиданных
местах. Дерево живет нормальной растительной  жизнью - ловит солнечные лучи,
пьет воду, старается задушить соседнюю поросль, бездумно шелестит листвой. И
все время растет.
     Наконец, через  сотню-полторы кругов, ему приходит время умирать. Ствол
начинает гнить и делается дуплистым, но мощные корни продолжают держаться за
землю. Потом верхушка ведьминой гребенки обламывается, и от  дерева остается
только пень.
     Как  правило,  такой  пень  продолжает по  древесному обыкновению  тихо
гнить, и  ничего интересного с  ним уже не  происходит.  Но  иногда  то, что
казалось мертвым - как  кажется  мертвой неподвижная куколка бабочки - вдруг
оказывается живым. В урочный час пень просыпается.
     Корневики не знают, почему  одни  деревья  умирают  насовсем,  а другие
превращаются в  разумные  и способные  к передвижению существа. Однако  было
замечено, что чаще становятся корневиками те пни ведьминой гребенки, которым
хорошо жилось еще в виде деревьев. Если дерево росло на богатой почве,  если
ему доставалось вдоволь  света и сладкой подземной воды, то после смерти  от
него остается солидный и могучий пень. Лесное  племя корневиков знает в лесу
все такие  пни и  присматривает  за  ними -  с тем, чтобы  прийти на  помощь
новорожденному корневику сразу после его пробуждения.
     Появления на свет Корняги никто не ждал.
     Ведьмина  гребенка, которая дала ему жизнь,  была чахлым  и  замученным
деревом, выросшим на самом краю глубокого оврага. В один из дождливых кругов
сильные ливни  размыли  склон, и половина корней ведьминой гребенки осталась
висеть  в  воздухе.  Деревце  было молодым, оно  приспособилось. Только  вот
навсегда стало  кривым и корявым,  да и  размерами не вышло - не на  что ему
было расти, все силы уходили на то, чтобы выжить.
     Как ни  цеплялось  за жизнь  упрямое дерево,  настал и  ему черед стать
пеньком. И пенек  из  него,  понятное  дело, получился  маленький, кривой  и
корявый. Никому из корневиков и на ум не взбрело, что он может ожить.
     Вот так и вышло, что Корняга пробудился к жизни в полном одиночестве.

     На этом месте мой проводник замолчал. Я не успела спросить, в чем дело,
как он просительно проскрипел:
     - Воды дай, а? В горле пересохло.
     Я чуть не  поперхнулась от  неожиданности. Все-таки удивительная  тварь
этот Корняга.  Джерх его знает, чего  от него ждать.  В горле у него, видите
ли, пересохло!
     Я прижала поводья локтем к боку, отстегнула от  пояса флягу с водой  и,
не глядя, сунула ее за плечо:
     - Держи!
     За  плечом  забулькало  -  да  так  азартно,  что  я  не  выдержала   и
поинтересовалась:
     - Может, ты и пиво пьешь?
     - А есть пиво? - тотчас отозвался Корняга.
     - Нету,- сурово сказала я.- И кто тебя в лесу пиво пить научил?
     - Люди,- скрипуче вздохнул  Корняга, перебираясь через мое плечо, чтобы
вернуть  флягу. Фляга изрядно  полегчала,  а вот  в Корняге  веса  почему-то
совсем не прибавилось. Интересно,  с  какими это  людьми он в  лесу компанию
водил?
     Я и себе сделала пару глотков из фляги, прежде чем вернуть ее на место.
Четтан уже поднялся  высоко, и  в  лесу становилось жарко.  Скоро пора будет
останавливаться на привал.
     - Есть тут поблизости такое место, чтобы вода  и отдохнуть  спокойно? -
спросила я.
     -  Есть,-  скрипнул  Корняга   из-за  плеча.-  Озеро.  Слезой  Великана
прозывается. Правее держи.
     Ветер охотно принял вправо - может, уловил идею отдохнуть и напиться. А
вот вулха что-то не было видно.
     - Хэй, вулх! - крикнула я.- Направо, к озеру!
     Лесное озеро - это  хорошо. В  озере можно не только напиться,  в озере
можно еще и искупаться. Если никто не помешает...
     - Чего замолчал? - бросила я через плечо.- Рассказывай.

     Однажды  в дождливый  и  промозглый  синий день Корняга  впервые открыл
глаза. Он увидел овраг, по дну которого струился ручей, полускрытый  грудами
опавших листьев. Он увидел мокрые  деревья  и  хмурое небо. Он  почувствовал
холодные  капли дождя на своей коре и понял, что пришел в мир, но мир ему не
рад.
     Следующие  дни  -  много  дней  - Корняга  провел в  неподвижности  над
оврагом.  Он наблюдал за окружающей  жизнью, и мыслей у него было не больше,
чем у обыкновенного пенька. Наверное, так могло продолжаться долго - если бы
не  один настырный  червяк,  которому Корняга  сильно  приглянулся на  вкус.
Червяк ползал под землей и грыз Корняге корни.
     Через  пару дней такой жизни Корняга выкопался из земли, с наслаждением
раздавил червяка и пошел искать себе места под солнцами.
     Еще  через  день он  встретил  сородичей,  и первым  же делом  послужил
причиной раздора между кланами.
     Корневики  рождаются  редко,  зато  живут   очень  долго.  По  существу
единственное,  что  может  уничтожить  корневика  -  это  огонь.  Как  любые
долговечные   существа,   корневики  превыше  всего   ставят   традиции.   С
незапамятных  времен  лес  разделен среди них  на  участки, и новорожденного
корневика принимает к себе тот клан, на участке которого он родился. Корняге
и здесь не повезло. Его угораздило родиться на спорной территории, и ни один
из трех кланов, претендующих на этот участок леса, не хотел принимать к себе
кособокого карлика,  вдобавок еще  и немого  - ведь до сих пор  его никто не
учил разговаривать.
     Если бы Корняга соображал, что происходит, он бы просто взял и  ушел из
родного леса. Но он тогда  еще  был глуп, как пень, и  не понимал ни единого
слова.  После долгого разбирательства один из  кланов все-таки  взял  к себе
Корнягу, получив вместе с ним и права на спорный участок.
     Два   оставшихся  клана  невзлюбили  Корнягу,   потому   что   потеряли
возможность увеличить свою территорию.
     Родной клан  невзлюбил Корнягу,  потому  что  из-за  него  мишенью  для
насмешек стал весь клан. "Да у них такая  земля, что на  ней  только карлики
родятся",- говорили обиженные.
     И все сходились на том, что уродец долго не проживет.
     Но, видно,  упрямство и воля  к жизни, которыми была наделена  ведьмина
гребенка,  что росла на  краю  оврага, перешли  по наследству  к Корняге. Он
выжил и даже  подрос  чуть-чуть,  и  перестал  крениться  на  один  бок.  Он
неслыханно  быстро -  всего за один  круг - научился  говорить.  После  чего
нагадил в душу родственникам, обложив их  всеми недавно выученными скверными
словами, и ушел к людям.

     Корняга снова умолк.
     - Что, опять воды? - усмехнулась я, оборачиваясь.
     За плечом у меня никого не было.
     - Эй!  - крикнула  я,  одновременно левой  рукой натягивая  поводья,  а
правой по привычке хватаясь за кинжал на поясе.- Ты что, свалился?
     Ветер неохотно послушался поводьев и остановился.
     - Стой здесь,- велела я жеребцу, спешиваясь.
     Я  сделала  несколько шагов  назад и нагнулась над кустом,  из которого
вроде бы торчали  какие-то  посторонние сучья. В  этот  самый миг надо  мной
просвистела пущенная из лука стрела.
     Тело мое  разобралось в обстановке быстрей, чем разум. Разум еще только
расставался с  мыслью найти  упавшего  куда-то в куст Корнягу,  а  тело  уже
метнулось за этот куст и замерло, готовое для следующего броска.
     На мгновение все затихло. Только сердце у меня колотилось  все сильнее.
Мне вдруг  стало  легко.  Мир из  странного  сделался  привычным и  простым.
Стреляют -  значит, засада. А засада -  значит, пробьюсь. Не страшно!  Любой
враг лучше, чем неизвестный.
     Вторая стрела  срезала ветку  рядом  с моей  левой  щекой.  Гурунарский
ножичек уже  лежал у меня в руке. Я вынырнула  из-за  куста,  размахнулась и
отправила нож в густую крону платана - туда, откуда пришла стрела.
     Вопль боли незнакомого стрелка смешался с хриплым рычанием зверя.
     "А  вот и вулх",- мысленно усмехнулась я, бросаясь к  дереву, из ветвей
которого безвольным мешком валилось тело врага.
     Ветер прянул  в  сторону и  звонко  заржал, но бежать  не  бросился.  В
следующий миг я прокляла его выдержку, потому что в меня полетели стрелы еще
двух лучников, засевших на  деревьях в  стороне озера. Одна воткнулась в бок
упавшему стрелку и осталась там  торчать, подрагивая  оперением -  а он и не
шевельнулся. Ну, трупы вообще  редко шевелятся. Я выдернула  у него из горла
нож  и снова  метнулась за куст, подальше от Ветра. Не то ранят мне  коня, и
что я буду делать?
     С первого  броска  одним  врагом  меньше  - это  мне крупно повезло. Но
сколько же их?
     Три стрелы ответили мне на вопрос. В том смысле, что - не меньше трех.
     Ах  ты ж!..  Четвертая стрела пришла  с неожиданной стороны  и чиркнула
меня  по  шее,  содрав  кожу.  Больно! И горячо - от моей же крови. Т-темное
небо!
     Второй вопрос: сколько у них еще стрел?
     Я наспех сорвала лист, и залепила им царапину уже на бегу. Если лучники
ждали именно меня  - а я уже  не сомневалась, что Корняга не случайно привел
меня к засаде, - то они непременно бросятся за мной. Главное,  чтобы стрелки
оказались на земле. А там посмотрим, кто сильнее.
     Я бежала  со всех  ног, дергаясь из стороны  в  сторону,  как ошалевшая
курица. Мне нужно было убедить  их,  что я испугалась. Испугалась и потеряла
направление  - потому  что бежала я прямо  на стрелы. И  вряд ли  кто-то  из
врагов мог  подумать, что я поступаю так  вполне  осознанно. Для начала надо
лишить их удобной позиции.
     Еще  две стрелы воткнулись в землю совсем рядом со мной. Я перепрыгнула
некстати  подвернувшийся под  ноги пень и бросилась  напролом через  молодой
ельничек. Пробегая мимо  огромной ели, я мельком увидела  на половине высоты
ствола темное пятно человеческой фигуры. Ух! Почти прорвалась...
     Стрела  ударила  меня в  правое плечо  с такой  силой,  что я  чуть  не
кувыркнулась  через  голову.  От толчка  и  от боли помутилось в  глазах.  Я
пробежала  несколько  шагов  вслепую,  ткнулась  лицом в  еловые иголки и  с
невнятным ругательством опустилась на колени.
     Моя  левая рука сама потянулась ощупать плечо, ожидая  встретить древко
стрелы, застрявшей в живой плоти.
     Стрелы  в плече не было. И даже магическая  одежда  в  этом  месте была
цела.  Она-то,  небось,  и  уберегла меня  от раны  - но не от  синяка. Я не
сдержалась  и  охнула,  поднимаясь с колен. Ничего, синяк  - впрочем, как  и
рана,-  это ненадолго. Ровным счетом до завтра. Завтра на моем  теле и следа
не останется... если доживу, конечно. А с синяком от стрелы  на плече дожить
легче, чем со стрелой в том же месте.
     "Ладно,  колдун,  твоя  взяла",-  подумала  я,  оборачиваясь  на  треск
ломаемых сучьев.- "Не буду искать другую одежку".
     Ближайший  ко  мне лучник торопливо спускался с ели. Небось, видел, что
попал, и добивать меня собрался... с-скотина!
     Его товарищ на другом дереве предостерегающе крикнул. Лучник обернулся,
и мой нож, еще испачканный кровью предыдущего врага, вошел ему под ребро. Он
захрипел, взмахнул руками и полетел вниз.
     Сейчас от  двоих стрелков меня закрывали деревья.  Но  куда делся  тот,
который только что пытался предупредить товарища? Выжидает, когда я откроюсь
для выстрела, или спустился с дерева и обходит со спины?
     Я нерешительно  дернулась было  в сторону упавшего -  забрать нож  - но
передумала.  Опасно. Еще  один  нож  у  меня оставался, да  верный хадасский
кинжал - все остальное оружие было в  притороченной  к седлу сумке. Впрочем,
от арбалета мне сейчас все равно мало толку.
     Я зажала кинжал в правой руке и замерла на месте, прислушиваясь.
     Вокруг было тихо.
     Молчали  птицы, не  шелестела листва. Красные  сумерки под пологом леса
были напитаны ожиданием. Тишина длилась всего мгновение или два, но для меня
она растянулась на несколько жизней.
     Внезапно  за  ельничком,  в  стороне озера  закричал  человек.  К  нему
присоединился  второй, но его  заглушило яростное рычание зверя. Ур-ра!  Так
их, серый брат! В тот же миг я затылком почуяла взгляд и резко обернулась.
     Короткий восточный меч уже летел мне в грудь. Я встретила его кинжалом,
с  трудом сдержав напор  враждебной  стали,  и тотчас отпрыгнула  в сторону.
Левой рукой я выхватила из наручи второй гурунарский ножичек.
     Противник  мне  попался тот еще. Одного взгляда  на его гнусную харю со
шрамом через весь подбородок было достаточно, чтобы понять - этот  не станет
фехтовать  по правилам высокой  науки.  Ну  и ладно. Я  тоже  не  во дворцах
драться училась.
     Следующий удар я приняла в скрест ножа и  кинжала, и попыталась двинуть
противника ногой в пах. Разбойник  увернулся в последний момент. Во  взгляде
его что-то  мелькнуло - то ли удивление, то ли уважение, джерх его разберет.
Как видно, он  сделал поправку  на мои манеры, и меч  в его руках заплясал с
удвоенной быстротой.
     Я отступала шаг за шагом, уворачиваясь и блокируя выпады. Против меча с
кинжалом  напрямую  не  попрешь,  вот  я   и   выжидала  ошибки  противника.
Одновременно  я вслушивалась в то, что происходит у озера.  Оттуда донеслось
еще  несколько воплей,  затем  плеск  чего-то  тяжелого,  упавшего  в  воду.
Хотелось думать, что это тело врага.
     Что-то мелькнуло среди молодых елочек за спиной моего противника. Серый
вихрь  налетел на  него  со  спины и опрокинул. Я  тотчас бросилась  вперед,
наступая ногой  на  меч. Человек  и вулх покатились живым  клубком по  ковру
осыпавшейся хвои,  ломая еловую поросль. Но уже через несколько шагов клубок
распался.
     Человек остался лежать на боку, и  из его разодранного  горла  толчками
шла темная кровь.  Вулх, пошатываясь, поднялся  на все четыре лапы над телом
поверженного врага.
     - Этот последний? - спросила  я, почти ожидая  утвердительного  кивка в
ответ.
     Но  вулх  не  стал  кивать  головой,  он просто  выразительно  на  меня
посмотрел.  "Дык, ясен пень, что  последний",- сказал его взгляд. Вулх повел
хвостом, развернулся и медленно потрусил к озеру.
     Некоторое время я  стояла и смотрела на мертвого разбойника, не в силах
сдвинуться с места. Его  вид неприятно всколыхнул  во мне  память о  Беше. О
Беше,  который вот так же умер от клыков  зверя и так же лежал с разорванным
горлом... Только когда теплые губы Ветра ткнулись мне в ухо, я очнулась.
     - Уйдем отсюда,- сказала я жеребцу, прижимаясь щекой к его морде.
     И чуткий Ветер увел меня вслед за вулхом.

     В конце концов мне удалось  и отдохнуть, и искупаться -  все, как  было
задумано. Только не сразу.
     Сначала  я  распрягла коня и  велела  ему найти  себе корм по вкусу, но
далеко от озера не уходить.  Судя по тому, как  Ветер вел  себя при стычке с
разбойниками, в таких делах ему вполне можно доверять.
     Вулх за то время, что я возилась с  упряжью и поклажей, успел окунуться
в озере, и улегся  на берегу в  тени раскидистого старого клена. Он лежал на
боку,  как уставшая  собака, и  тщательно зализывал рану на правой  передней
лапе. Проходя мимо,  я нахмурилась. Рана  была не слишком  серьезной, однако
пару дней  вулху будет трудно угнаться за жеребцом. А  времени у нас было  в
обрез.
     И я по-прежнему не знала, где находится У-Наринна. А спросить пока не у
кого.
     Даже мой лже-проводник, судя по всему, знал путь только до разбойничьей
засады. Интересно, кстати, где он? Уж  я бы  ему сучья пообломала! Или корни
пооткручивала...
     Меня  ждала  неприятная  работа.  Нужно было  обшарить трупы. Некоторое
время  я раздумывала, не  стащить ли  их затем в какой-нибудь овражек  и  не
привалить ли ветками, но быстро решила, что разбойники этого не заслужили.
     Вот  только того, который  упал в  озеро,  я  вытащила  с  мелководья и
отволокла подальше  от берега  - но заботилась я при этом не о  трупе,  а об
озере. Нечего воду запоганивать.
     Мокрый покойник был тяжелым, как лошадь. У меня сразу заныло ушибленное
стрелой  плечо. Вот  Чистые братья все о душе спорят - что  это  за штука, и
какая она из себя. Как  по мне, так душа должна быть чем-то вроде воздушного
змея, который человека все время вверх тянет. Потому что когда душа улетает,
тело сразу становится куда тяжелее.
     У  этого бездушного тела ничего ценного не оказалось.  Пригоршня медных
монет в поясе, серебряная серьга с  выковырянным камнем в ухе да  плохонький
железный  нож  за  голенищем.  Я  хмыкнула  и  отправилась искать  остальных
мертвецов.
     Было их  не  пятеро, как я думала. Было их шестеро. Четверых  прикончил
вулх, одного я, а еще один успел вытащить из-под ребра мой метательный нож и
умер сам. Ну,  то есть тоже от  моей руки,  но  не сразу.  Он прополз еще  с
десяток шагов, умирая. Я с  трудом вынула гурунарский нож из его окоченевших
пальцев, и мне задним числом стало не по себе.
     Шестеро  разбойников,  злобных  и упрямых, как крысы. Которые  до самой
смерти пытаются нанести противнику удар. Мда-а, теперь я знаю не понаслышке,
какие  люди живут в Диких землях. Одна бы я  с  этими шестерыми  могла и  не
управиться. Уложила бы двоих-троих, была  бы ранена, оказалась бы в плену...
убить-то   они  меня   сразу  не   убили   бы,   решили  бы  сначала  это...
попользоваться. Синим утром их, конечно, ждала бы неприятная неожиданность -
да и кому  ж приятно вместо раненой и  связанной девки узреть целехонькую  и
свободную от пут карсу? Но до заката  Четтана мне бы приходилось несладко...
В общем, спасибо вулху.
     Пять трупов я обыскала, и не обнаружила ничего полезного. Признаться, я
надеялась   найти  у  кого-нибудь  в  поясе  или  за  пазухой  что-то  вроде
путеводного  пергамента или дощечки с обозначением хотя бы некоторых дорог и
деревень. Разбойники,  конечно, эти места  и так знали -  но вот у  торговых
людей,  нападениями  на которых  они,  судя  по всему,  промышляли,  путевые
рисунки вполне могли быть. А раз  могли быть, то  разбойники их отобрали  бы
вместе со всем  остальным -  или  я  ничего не смыслю в  этих  людишках.  Но
никаких рисунков я не нашла.
     Впрочем, оставался еще  один  труп  -  того самого  разбойника с мечом,
которого вулх загрыз у меня на глазах.
     Я с сожалением оглядела затоптанный ельничек, где разыгралась последняя
схватка.  Сломанные елочки мне было по-настоящему жаль - в отличие от убитых
людей.
     Судя по одежде, а  особенно - по  добротным сапогам, этот разбойник был
главарем.  Труп лежал на левом боку, и подстилка из  хвои прошлого круга под
его головой  потемнела от впитавшейся крови. Я ногой перевернула мертвеца на
спину.
     Тьма и демоны! Когда мерзавец напал на меня, я, понятное дело, смотрела
в основном на его меч. А теперь я увидела ножны от этого меча и тихо ахнула.

     Если бы  на стол в доме Беша  вместо общих  глиняных лоханей  поставили
каждому  серебряную  тарелку, тарелки  смотрелись  бы не так дико,  как  эти
ножны. На трупе лесного разбойника они выглядели неуместными до нелепости.
     Я развязала  ремешки, которыми ножны крепились к  поясу, и дивная  вещь
оказалась  у меня в руках.  Я повертела  ножны так и  эдак,  любуясь работой
неизвестного  мастера.  Провела  пальцем по  бархатистой коже.  Луч  Четтана
проник сквозь  листву, вспыхнул пронзительно-красным на металлической оковке
ножен и бросил яркие блики на сдержанный коричневый тон кожи.
     Я потянулась за лежащим тут же мечом  и  сразу поняла,  что ошиблась  -
меч, с  которым набросился на меня разбойник,  не имел  никакого отношения к
этим ножнам. Это был грубый восточный клинок, размерами короче и шире ножен.
Судя по царапинам на крестовине, его вообще носили просто в кольце у пояса.
     Оковка  у  ножен  была  необычная.  Каждому  из  трех  стальных  колец,
охватывавших  ножны,  сопутствовало  такой  же ширины  серебряное.  Стальные
кольца были совершенно  гладкими, серебряные же покрывала тонкая  резьба.  В
узорах  странным  образом  сплетались  листья   дуба,   клена  и  винограда;
незнакомые мне символы, среди которых главенствовал круг; цепочки звериных и
человеческих следов. Каждое из колец