мнаты Беша, из дома, из наших кварталов, из...
     В Айетоте мне больше не жить.
     Эта  мысль  ударила  меня,  как  мешком  по голове.  Айетот  - грязный,
гнусный, унылый городишко. Что-то вроде постоянного мусорника на перекрестьи
двух большаков, один из которых  ведет от южного Латского  моря  к  Северным
горам  и  дальше,  а  второй  соединяет  западные  земли  за  рекой  Юбен  с
Запредельным княжеством на востоке. Сколько себя  помню, я всегда ненавидела
Айетот. Но до сегодняшнего утра у меня здесь было... ну, что-то вроде семьи.
Насколько у таких, как я, вообще может быть семья.
     Ни на юг, ни на север, ни  в Запределье мне дороги нет. Сколько времени
я продержусь в чужом городе, прежде чем выдам себя - неважно, проговорившись
в человеческом обличье или показавшись в зверином? А тогда начнется охота на
оборотня, в которой я буду дичью, а все остальные - охотниками. В городе без
помощи людей от людей не скрыться.
     Значит, остается одно: заречные Дикие земли.
     Я  бросила  последний  взгляд  на  Беша. Кровь  из  разорванного  горла
перестала течь и уже запекалась бурой коркой. Скверная смерть.
     Впрочем, смерть - это всегда скверно.
     Я  бы  заплакала  над  телом того,  кому была  обязана жизнью,  если бы
кто-нибудь об®яснил  мне, чем это поможет. Вместо этого я тихонько заурчала,
как   урчит  опечаленная  карса.  Кругов  шесть   назад  в  Айетоте  надолго
остановился передвижной зверинец, и я каждый красный день ходила туда, чтобы
научиться  рычать,  ворчать,  шипеть и мурлыкать, как  карса. Когда владелец
зверинца  сказал,  что у  меня  врожденный дар  к подражанию  речи зверей, я
промолчала.
     - Прощай, Хозяин,- сказала я,- и  прости меня. На  всякий случай я тебя
тоже прощаю. Да упокоит тебя Тьма!
     Я  тихонько вышла из комнаты Беша  и пробралась к  себе. Там  я оделась
по-дорожному,  прицепила  к  поясу  хадасский  кинжал  и  кошель,  в который
пересыпала монеты из тайника,  а ошейник расстегнула и бросила  под кровать.
Больше  я  никому  не принадлежу -  вот,  пожалуй,  единственное,  что  меня
обрадовало.
     Вот и я наконец повзрослела, и ухожу в леса, как мои звериные сородичи.
     Дикой карсе, зверю-убийце, самое место в Диких землях.

     В  доме, который я еще  вчера считала своим,  всегда кто-нибудь спит  и
всегда  кто-нибудь  не  спит.  Так  что  не   было  смысла   пытаться   уйти
незамеченной. Надо было только вести себя, как ни в чем не бывало.
     У самых ворот меня  окликнул долговязый Пакинна, которого  Беш  взял  к
себе только пару дней назад.
     - Эй, киска! Пошли в сарай, поиграем!
     Я   остановилась  и  одарила  его  самой  дружелюбной  улыбкой,  словно
ненароком показав клыки. Пусть человеческие, но острые и крепкие.
     - Ну, если это у тебя отрастает, как у ящерицы хвост - почему бы и нет?
- мурлыкнула я.- А то ведь могу и заиграться...
     Пакинна шарахнулся в тень, так ничего и не ответив. Храбрый парень. Или
дурак. Впрочем, какая мне теперь разница?
     Я зашагала по улице ленивой, неспешной походкой. В  голове у меня  были
сплошные сумерки, и бестолковые мысли метались там из стороны в сторону, как
летучие мыши в пересветном небе.
     Куда теперь? Наверное, надо купить коня. Или  украсть. Или пристроиться
к какому-нибудь каравану, идущему к переправе.
     У  меня забурчало в пустом животе. Для начала было бы неплохо поесть. И
выпить.
     Я чуть было  не свернула в первую же харчевню, но вовремя спохватилась.
В  ближайших  пивных и тавернах  прекрасно знают, кто я  такая  - в  смысле,
знают, что я женщина из шайки Беша. Первым делом мне нужно  уйти подальше от
кварталов, где меня знают.
     В конце  концов я нашла то, что меня  устроило  - суетливую обжорку при
постоялом дворе,  где  было полно  приезжих  и  никто  никого не знал  и  не
интересовал.  Толстая хозяйка принесла  мне  сухарей,  сыра,  большой  кусок
сильно перченого  и еще  круче  посоленного мяса и две кружки темного  пива.
Нехитрая, но беспроигрышная игра: мясо требует к себе еще пива, а пиво - еще
мяса...
     Наверное, у меня все-таки что-то повредилось в голове сегодня утром. Да
и  пиво  подсобило  -  хорошее  пиво,  горькое и  крепкое. Уже  не  единожды
сменились  посетители,  мне  давно  было  пора  уходить,  а  я  все  сидела,
прихлебывая из очередной глиняной кружки, и размышляла о всяких глупостях.
     О  синем восходе,  например.  Или о  собственной  матери.  Или о  диких
карсах, запертых в клетках передвижного зверинца. Когда владельца  зверей не
было  поблизости, я прижималась  лицом к  железным прутьям, и хищные карсы с
мурлыканьем лизали мне  щеки и  лоб. Они понимали,  что я тоже не человек. И
тоже не свободна. От  шершавых языков у меня на коже делались ссадины, но на
следующий красный день от них не оставалось и следа.
     Есть такое  присловье:  "заживет,  как на оборотне".  Какие  бы раны не
получил оборотень в человеческом обличьи, они исчезнут, когда он превратится
в  зверя.  Если  же  его  ранят  в  зверином  виде, человеческое тело  после
превращения окажется целехоньким.  Для того, чтобы расправиться с оборотнем,
надо убить его до захода солнца.
     Хорошее свойство. Но я бы  отдала его, не раздумывая, в обмен на память
о моих синих днях. Только кто мне предложит такой обмен?
     Тьма и все демоны Ночи!
     Я хочу знать, что случилось вчера в комнате Беша. Знать хочу!
     - Не, вот  этого не знаю,- прозвучал чей-то голос  из облака мути перед
моими глазами.- Кто такой? Ну... посетитель и все.
     Я вскинула подбородок и сосредоточилась. Передо  мной с недвусмысленной
ухмылкой на лице стояла толстая хозяйка.
     - К-кто?
     -  Ну ты же спрашивала,  кто этот старик. Я и  говорю,  что впервые его
вижу.
     - Какой старик?
     - Который хочет с тобой поговорить и все такое.
     - А-а...
     - А деньги у него есть,- обнадежила меня хозяйка.- Ну?
     - Пошла вон! Я т-те кто - шлюха?!
     Хмель с меня слетел, и вместе с ним пропало настроение размышлять джерх
знает о чем. Хватит, засиделась я тут. Пора идти.
     Я  легко  отодвинула дубовую скамью  и поднялась  из-за  стола.  И  тут
незнакомый, в®едливый старческий голос пропел мне в самое ухо:
     - Не спеши, госпожа Тури.
     Я   обернулась.  На  меня  смотрел  незнакомый  старикашка   совершенно
пакостного вида.  Плешивый,  с клочковатой бороденкой,  торчащими  в  разные
стороны усами и маленькими раскосыми глазками. Смотрел и улыбался ехиднейшей
из улыбочек. Как будто знал обо мне что-то такое, чего не знаю я сама.
     Настроение  у  меня было в самый раз, чтобы надавать старикашке по шее.
Не  взирая на  почтенный возраст.  Или, наоборот, взирая - тогда  не  по шее
надавать, а плешь начистить.
     Но цепкий взгляд  его маленьких глазок был серьезен.  И я вдруг поняла,
что  старик  интересовался  мной  не  из  похабных соображений,  как  решила
дура-хозяйка. У него действительно есть ко мне дело.
     А кроме того, он назвал меня по имени.
     - И о чем ты намерен со мной говорить? - ровным голосом спросила я.
     - О синих восходах.  Или о  красных...  какая разница?  - развел руками
старик.- Я хочу предложить тебе обмен, госпожа Тури.
     О  синих восходах?  Т-темное  небо!  Мои мысли  он  прочел, что  ли?  Я
удивилась, но -  умеренно.  За  что я люблю  пиво,  так  это за  то, что оно
помогает спокойно воспринять самые странные вещи.
     -  Или  я  рехнулась,  или  ты  - колдун,-  заметила  я,  опускаясь  на
отполированную сотнями задов скамью.
     Ехидная улыбочка породила такой же точно смешок.
     - Говори лучше "чародей",- поправил  меня старик и  грохнул  кулаком по
столешнице:
     - Хозяйка! Неси-ка еще мяса. И пива. И сыра. И пива...
     - Мне до вечера надо выйти из города,- сказала я.
     Чародей покачал головой.
     - До вечера тебе надо  перебраться  через Юбен. Ничего, коня я тебе дам
отменного - и выносливого, и быстрого.
     Я прищурилась на него поверх кружки с шапкой желтой пены.
     -  Ты  говори,  чародей,- насмешливо предложила  я.- Рассказывай. А там
посмотрим.

     Пересечь реку - это всегда как будто умереть и родиться заново. Умереть
на этом берегу, родиться - на том.
     Я стояла  на бревенчатом  настиле старенького парома,  крепко  держа  в
поводу вороного жеребца по кличке Ветер,  и смотрела на красный шар Четтана,
что уже опустился совсем низко. Золотисто-красные блики протянулись к нам по
воде, словно указывая дорогу. Мелкие волны  тихо шлепали о днище парома. Да,
уж кто-кто, а я и впрямь оставляла на восточном берегу свою прежнюю жизнь.
     Я машинально поправила ошейник, спрятанный под высоким воротом странной
одежды. Недолго мне довелось пробыть хозяйкой  своей судьбы...  И на сей раз
ошейник мне придется  носить  красным днем так же как  и синим. Это входит в
условия договора  -  вместе с  конем, незнакомой одеждой, тугим  кошельком и
другими вещами.
     Всем  известно, что за рекой  Юбен лежат  Дикие земли, где  нет  торных
путей,  лишь тропы  и  тропинки  -  потому что каждый  путник выбирает  свою
собственную  дорогу  в  надежде  избежать  опасностей.   Те  немногие,   кто
благополучно выбрался из Диких земель, рассказывали разное. Но никто при мне
не вспоминал места под названием У-Наринна, или Каменный лес.
     Старый  колдун,  которого я  встретила  в  харчевне  постоялого  двора,
отправил меня  в  далекое  путешествие.  Далекое, но  недолгое, потому что я
должна быть в Каменному лесу не позднее, чем через двенадцать красных дней.
     Волна  плеснула  о  борт  и  обдала  нас  холодными  брызгами.  Вороной
укоризненно заржал. Я похлопала его по холке,  заглянула  в глаза.  Потерпи,
скоро уже берег, скоро. Незнакомый берег... Прав мой конь, поскорей бы  туда
добраться. Поскорей бы оказаться как можно дальше от Айетота.
     Двое  паромщиков  работали веслами с неторопливой размеренностью людей,
которым спешить некуда. Мне вдруг явилась шальная мысль - что, если паром не
успеет переплыть реку до смены солнц,  до пересвета?  Рассерженная карса  на
плоту  посреди реки... мда-а,  не  завидую. Никому из  возможных участников.
Впрочем, вряд ли этого стоило опасаться.  Паромщики не  торопились, но и  не
медлили. Каждый размеренный взмах весла приближал меня к Диким землям.
     Мне-то было куда спешить.

     До захода  Четтана мне нужно добраться к развалинам мельницы  чуть ниже
по течению от переправы. А дальше?  Колдун сказал мне только  то,  что хотел
сказать, и не ответил на вопросы. Где-то в пути меня будет ждать меч.  И еще
старик посулил мне спутника.
     "Вы договоритесь",-  пообещал он  ехидным скрипучим голосом.-  "Это  не
человек, госпожа Тури, это вулх. В таком же ошейнике, как у тебя".
     Он велел  мне  поменьше  удивляться,  этот старикашка  с  пронзительным
взглядом,  знающий  о моей жизни  все.  "Тебе будет  сопутствовать  магия",-
сказал  он серьезно, без  обычной ехидцы.-  "Понять ты  ее  не  старайся,  а
удивляться тоже не надо". Ну, тут он  глупость ляпнул, я ему так и  сказала.
Карса-оборотень -  самое  магическое  существо  в  мире.  На  кой  хрен  мне
удивляться магии? Так что всеведущему колдуну тоже случается ошибиться - и я
это запомню.
     В общем, сошлись  мы  на том, что  с помощью  магии или  без оной  я за
двенадцать дней доберусь до  У-Наринны. А  платой за выполнение уговора  мне
будет  самое ценное  - память. Память  о том времени,  которое я  провожу  в
звериной шкуре.
     Тут кто угодно спросил бы: и как это  я поверила старику в том, что  он
сумеет наделить меня способностью помнить?
     Может, я и не очень поверила. Только что мне оставалось делать?
     Красный шар Четтана  повис  над  самым  горизонтом. Стало прохладно, на
близком  берегу  сгустились  тени.  Ведущая  к  солнцу  дорожка на  воде  из
золотистой  превратилась  в  червонную. Паромщики уверенными  взмахами весел
гнали паром прямо по ней, как будто пытались догнать Четтан, не дать светилу
уйти из мира. Если бы я могла удержать красное солнце! Или уйти вместе с ним
туда, куда оно уходит. Чтобы красный день для меня длился бесконечно...
     Плоское днище  в®ехало  на песчаную  отмель  и  паромщики  одновременно
вогнали весла в песок, останавливая плот.
     Оказавшись  на  берегу,  вороной  скосил  взгляд  на  паром и  коротко,
презрительно заржал. Я  поняла,  что  он хочет сказать.  И  одним  движением
вскочила в седло.
     -  Да, Ветер,  ты поскачешь гораздо быстрее,-  шепнула  я,  склоняясь к
гриве.- Вперед!



        Глава вторая. Меар, день первый.


     Я никогда  не видел красного солнца. Если  честно, то мне  никогда и не
хотелось его увидеть.  Люди говорят, что оно есть - наверное, это правда. Но
только я-то не  человек, а, значит, мой удел  -  синий свет Меара. На пустые
мечты у меня не хватает ни времени, ни духу.
     Иногда мне кажется, что я - трус. Потому что страх не оставляет меня ни
на секунду вот  уже двадцать третий круг. По большому счету непонятно вообще
- почему я до сих пор жив? Девяносто  оборотней из ста умирают после первого
же дня своей жизни, ибо трудно скрыть звереныша в детской колыбели, а пощады
нам люди  не дают.  Из оставшейся  десятки девять находят смерть  в  течение
недели, если мать все-таки решается спасти роковое дитя. Тогда Чистые братья
убивают  и  мать.  Уцелевший редко  когда доживает  до  круга,  если  только
кто-нибудь из знати не решит завести диковинку у себя в  замке...  Но  и там
оборотням не жизнь, ведь как  бы жестко вельможа не правил  в своем  домене,
случайный нож, десяток дюжих стражников с пиками или яд придворного алхимика
в пище уделают и самого оберегаемого.
     Тем не менее некоторым из  нас удается даже повзрослеть. Но  однажды на
такого ополчается  весь город, и  охоту  на  оборотня помнят потом еще очень
долго.  Кончается охота  всегда  одинаково  - кровью и огнем.  Цветом  нашей
свободы: багровым оком Четтана, алым пламенем и алой кровью. Я  дважды видел
такую охоту -  двенадцать кругов назад  в  Лиспенсе и семь кругов назад  - в
Гурунаре. До сих  пор стынет в  жилах моя проклятая  нечистая кровь,  едва я
вспомню глаза  затравленных  парней перед  тем,  как  толпа  раздирала  их в
клочья... До сих пор я удивляюсь,  как  у меня хватило выдержки не броситься
прочь, расталкивая разгоряченных погоней людей и воя от ужаса.
     От ужаса быть узнанным.
     Получается,  что я  -  счастливчик. Я  выжил,  и скоро  мне  исполнится
двадцать три круга. Я единственный, кто уцелел после резни в Храггах. И я до
сих пор не узнан людьми...  Впрочем, это дорого мне обходится. Никогда я  не
жил на одном месте  дольше, чем круг-полтора. Я уже не помню всех своих имен
и прозвищ - сейчас соседи меня зовут Одинец, а сам я считаю себя Мораном. До
Дренгерта я жил  в Плиглексе,  там  я  прозывался  Талгормом,  для соседей -
Молчуном.
     Я  ведь  не могу  позволить  себе  роскоши подружиться с соседями... От
этого  тоже хочется выть, потому  что я всегда наедине со своими  страхами и
своим одиночеством - наследием, данным мне  родителями-зверьми.  Которых  я,
кстати, совершенно не помню.
     Потом  мне  рассказали  в Храггах  -  тайной деревне,  где жили  только
вулхи-оборотни -  что  однажды  утром обнаружили  меня  в  одном  из  домов.
Хозяева,  здоровенный  усатый дядька  по  имени  Жош  и  его  жена  Накуста,
добрейшие люди, каких я когда либо знал, сразу  стали относиться ко мне, как
к сыну. Ну, я сказал - люди, но понятно, что они были оборотнями.  Как  и я.
Наверное, настоящие родители,  увидев,  что  едва  взошел Четтан, младенец в
люльке  превратился  в  волчонка,  отнесли  меня  в  лес.  А взрослые  вулхи
подобрали меня и  увели в свою деревню.  Мораном меня назвала Накуста. Она с
улыбкой  рассказывала, с каким удивлением  они с Жошем рассматривали щенячьи
следы у дома  в самый первый синий день. А потом нашли меня  в доме - сладко
спящим под лавкой, на мохнатой шкуре истинного вулха.
     Каждый оборотень страдает от вынужденного  беспамятства. У нас ведь, по
сути, отобрана половина жизни, да и  ту половину, что остается, жизнью можно
назвать лишь спьяну. Разве это жизнь - вечные прятки и вечный страх?
     Однако, что-то я размяк.
     В тот день я был угрюм с утра,  потому что сосед, увидев меня, радостно
сообщил, что  в пригородной деревушке затравили молодого вулха. Радости  мне
это не добавило, в Дренгерте я провел уже достаточно времени, и именно тогда
впервые серьезно задумался о переезде в какой-нибудь другой город. Дело было
привычное,  я  прекрасно  представлял,  что  нужно  еще  будет  основательно
готовиться. А  главное  - выдумать серьезный  повод. Потому  что переезд без
повода, да еще вскоре после охоты на вулха тут же заставит задуматься Чистых
братьев, а им только дай повод задуматься. Хмуро выслушав соседа, я побрел в
таверну "Маленькая карса". Место еще то, скажу я вам, но там всегда подавали
прекрасное  пиво, а для меня  это много  значит.  В общем,  жую оленину, пью
черное, и размышляю о своей скотской жизни.
     Старик возник будто из  воздуха, но нельзя сказать,  что он застиг меня
врасплох.
     - Привет, Талгорм. Привет, Молчун.
     Я вздрогнул. Так звали меня раньше, в Дренгерте же я успел привыкнуть к
прозвищу Одинец.
     Старик противно хихикнул и добавил:
     - Привет, Одинец...
     Он знал  и  нынешнее мое имя. Вообще,  он  подозрительно  много обо мне
знал. Скажу честно,  в  первую  же  секунду  у  меня возник  соблазн  втихую
заколоть его, облить пивом и оставить за столом в позе захмелевшего  гуляки.
Но что-то подсказало мне - это лишь отсрочило бы неприятности.
     - Меня зовут Лю-чародей. Слыхал, наверное?
     - Нет,  - мрачно ответил я, сомкнув пальцы на рукояти кинжала. Кинжал я
всегда прятал под плащом, а плащ вне дома никогда не снимал. Даже в жару.
     - Жаль. Тогда мой рассказ был бы короче.
     Я молчал.
     - Гадаешь, что мне от тебя нужно, так  ведь, Моран? Да отпусти ты ножик
свой, не уподобляйся кретину, который режет курицу с золотыми перьями...
     Я  безмолвно оставил нож  и демонстративно  положил обе  руки на  стол.
Впрочем, это не помешало бы мне  воспользоваться ножом гораздо быстрее,  чем
мог бы предположить любой противник.
     Тем временем старику подали пиво и хадасский  сыр, не менее знаменитый,
чем  хадасские  клинки.  Старик явно  не  страдал от  недостатка монет, если
заказал его  чуть не целую  голову. Сыр  распространял легкий и пряный запах
плесени.
     - Я хочу тебя нанять. Говорят, ты мечом горазд... Да и без меча ловок.
     Голос у Лю был на редкость неприятный. В®едливый и скрипучий.
     - Кто говорит? - уточнил я на всякий случай.
     - В цехе наемников. И в цехе телохранителей.
     -  Я  не состою ни в одном из цехов, - соврал  я. -  А к телохранителям
вообще не имею отношения. И меча у меня нет.
     Второе и третье было правдой.
     -  В Дренгерте -  не имеешь. Но ведь были  еще  Рива и Торнсхольм,  был
Плиглекс. А?
     Я нахмурился.
     - Не слишком  ли ты много обо мне знаешь? - дружелюбия в моем голосе не
нашел бы и пьяный рив, житель первого из упомянутых Лю городов.
     - О! - негромко сказал старик, перестав  даже  жевать. - Я о тебе  знаю
больше, чем ты сам. Это правда, вулх...
     Кинжал  сам  оказался у меня в руке и в тот  миг  я искренне думал, что
старик подписал свой смертный приговор.
     - ... чистая правда. Но ты меня не убьешь, потому что я тебе нужен.
     Говорил  старик  тихо,  так  тихо,  что  нас  не  слышал никто.  Будь я
человеком, я бы его тоже не слышал, несмотря на то, что сидел с ним за одним
столиком. Но я не человек.
     - У меня есть то, о чем ты мечтал много раз.
     Лю умолк и взглянул на меня  из-под набрякших  старческих век.  Я ждал,
боясь пошевелиться.
     - Я могу пробудить в тебе память  о времени зверя, Моран. И  еще скажу,
что мне совсем  неинтересно  отдавать тебя безмозглой толпе.  Поэтому спрячь
свой джерхов ножик и слушай.