меня, она оживилась и даже зашла  на несколько шагов в воду.  Чуть дальше на
песке  топтался Корняга,  весь  опутанный  не то  паутиной,  не то  стеблями
водорослей вроде тех, которыми лакомился Ветер. Только серебристыми.
     - Эй, я тут! - сказал я зачем-то  и  помахал рукой. Карса тут же  села,
внимательно  глядя  на  меня. Я  оглянулся - невдалеке  из  "воды" выступала
оседланная спина Ветра.
     - Мать-корень! - Корняга раззявил дупло. - Что происходит?
     Я выбрался на сушу - обыкновенную, без непостижимых загибов, сушу.
     - Дров собрал? - строго спросил я у Корняги.
     - Собрал, Мо... Одинец. Вон. Только я костер разводить не умею...
     - Не беда, -  смилостивился я. - Молодец, пень! Такую кучу припер, надо
же. Не стану тебя сегодня жечь. Даже накормлю, наверное, до отвала.
     Пень, наверное,  зарделся  бы,  если б мог. А так  просто  стеснительно
заелозил корнями по песку.
     - Я вообще сильный...
     - Но легкий, - добавил я, подхватывая его за задранный корешок. Корняга
был и впрямь совсем легким, не тяжелее кошки.
     Костер  весело  запылал  спустя  пару  минут.  Свечка  синеватого  дыма
поднялась  в  синеватое небо.  "До  пересвета еще несколько миль  отмахаю, -
подумал я. - Если Ветер сможет скакать в этом киселе, то десяток - точно", -
я с сомнением взглянул  на  "воду".  Задумался. Потом взял пылающую  ветку и
вошел по колено в реку. Будет ли гореть огонь под "водой"? Надо попробовать.
     Пламя лишь  едва заметно изменило цвет, да укоротило языки. И все. Даже
шипения особого я не услышал, хотя ожидал чего-то такого.  Ничего.  Как и не
вода.
     - Ну и ну! Рассказали бы где-нибудь  в таверне  -  проглотил бы,  но не
поверил бы. Ни в жизнь.
     Я вернулся к костру. Карса опасливо  жалась к моим ногам. Даже  обычное
ее неприязненное отношение к огню отступило перед нежеланием оставаться один
на  один  со странной рекой. Впрочем, река  и  мне внушала  смутную тревогу.
Вода-не  вода. Нет ли какого подвоха  там, на дне, среди водорослей?  Что за
сомы  залегли  в  глубоких  омутах? Что  за  щуки хоронятся  среди придонных
камней? Кто знает?
     Несмотря  на  странности,   остатки  косули  мы  с  карсой  и  Корнягой
прикончили. Причем большую часть слопал ненасытный пень. Куда в него столько
лезет? Одно было плохо - вода у нас вышла, а набрать пока негде,  даром, что
река рядом. Хотя и не река это, так, морок, одно название. И то неверное.
     Ветер бродил  по мелководью, насыщаясь. Вскоре я  его привел  и нацепил
уздечку. Пора.
     -  Тури,  - сказал я ласково. Карса взглянула  на  меня. Тьма,  как  бы
научиться узнавать, смотрит  на  меня  сейчас  всего лишь дикая  кошка,  или
глазами кошки - рыжая девчонка? Может, научусь понимать когда-нибудь?
     -  Тури!  Нам  придется идти туда, потому что с пути  мы не  свернем. Я
знаю, река эта дурацкая тебе не по нраву, но все  же соберись. Вон, взгляни,
Ветра она вовсе не беспокоит. Держись, киса, ладно? Не бойся, я сам боюсь...
нет, что-то я не то говорю. В общем, пошли.
     Я взмахнул рукой,  ощущая в голове полный  разброд мыслей и совершенную
кашу.
     - А мне что-нибудь скажешь? - с надеждой вопросил Корняга.
     - Ты - облезешь,  пенек,  -  отрезал  я.  -  Можешь  здесь  остаться, я
возражать не буду. Тебя прокормить тяжелее, чем ручного медведя. Проще сразу
удавиться.
     Корняга  опасливо огляделся и молча взобрался мне на плечо. Молча.  Без
единого слова.
     Я хмыкнул. То-то! И прыгнул в седло.
     - Давай, Ветер!
     И Ветер дал. Легкой рысью он вломился в  реку, поднимая  еле различимые
призрачные брызги, а потом "вода" сомкнулась над нами и свет Меара стал гуще
и синее. Дышалось  легко и ровно,  и что  странно - очень  скоро расхотелось
пить. Совсем. Как вошла в воду  карса,  я пропустил, а когда  оглянулся, она
уже трусила рядом с конем, припадая к песчаному дну. Быстро и грациозно,  но
почему-то  слегка  боком,  будто  вулх-щенок.  Корняга  вцепился  в  ремешки
курткоштанов и помалкивал. И ладно.
     "Ну и дела! - подумал я рассеянно. - Чем дальше,  тем  необычнее. Но Лю
говорил,  что  путь  в  У-Наринну  будет  очень необычным.  И  теперь  я  на
собственных шкурах могу в этом убедиться."
     Мы забирались все глубже, и светлая плоскость, которая заменяла в  реке
небо, отдалялась от нас с каждым шагом.

     Никогда мне еще не было так странно. Из растрескавшейся земли то и дело
вырывались снопы белесых пузырей и с  тихим ворчанием устремлялись  вверх. Я
такое видел  не раз. Но -  под водой. Действительно под водой. Где были мы с
Тури в данный момент - я устал предполагать.
     Ветер  бодро рысил  по  направлению  к главному руслу. Пучки водорослей
становились все толще и пышнее, но моего коня это только радовало. Меня - не
очень. Но только потому, что я не знал - что делать с подобными изменениями.
     Сначала я не видел  рядом с нами никого. Вернее, не замечал, потому что
какая-то живность, безусловно, копошилась невдалеке. Но мы с Ветром и карсой
ее  пугали.  Чужаки всегда пугают местных.  Это  закон, и  я  его  выучил  с
детства.
     Однако постепенно мы  с Ветром срастались с обычным подводным пейзажем.
Сначала  я  увидел  стайку  пестрых рыбешек,  парящих в  воздухе.  Взмах-два
хвостом, и рыбешки исчезали из виду. Вода-не вода им нравилась. Мне - еще не
решил. Но непривычной она определенно была.
     Потом я как-то  невзначай выпустил изо рта несколько воздушных пузырей.
Словно  у  меня  был лишний воздух! Впрочем, выходит  - был.  Я  с  завидной
регулярностью стал выпускать вереницы пузырьков,  неуклонно устремляющихся к
поверхности необычной реки. Это оказалась единственное неудобство подводного
путешествия, если, конечно, называть это неудобством. Я бы  не назвал. Видит
небо, я повидал всякого. Но еще не  утратил  способности изумляться. И слава
Близнецам, что не утратил. Где бы я еще повидал такой мир?
     Правильно. Нигде.
     А вот карсе окружение активно не  нравилось. Она ни на шаг не удалялась
от  Ветра.  И  оглядывалась с таким видом,  будто бы ее  надули на городском
базаре в присутствии  старосты. Вроде и деньги  на  виду, и товар никуда  не
делся, а некое надувательство налицо, и никуда от этого не уйти.
     Может быть,  я несколько сумбурно описываю свои  ощущения от  подводной
жизни, но в такой момент мне в  голову лезло буквально все, что угодно, а  я
только с немалым удивлением взирал  на то, что меня окружало, и переваривал.
Есть, наверное, некая граница, за которой чудеса перестают удивлять нас. Я к
этой границе определенно подобрался вплотную.
     Громадный  и  округлый  топляк,  как  лежалое сто кругов  на  лесопилке
бревно,  вдруг ожил, дернулся, и рванулся  прочь от нас.  В каждом  движении
бревна  сила  соседствовала  с  непривычной  грацией  несомненно  живого, но
определенно  незнакомого существа.  Впрочем,  складывалось у  меня некоторое
подозрение, что таких  существ  я бы в изобилии встретил  в  любом  Юбенском
омуте. Если бы задался целью спуститься на дно.
     Но  для  этого  мне  оставалось  окончательно  сбрендить  и вернуться в
обжитые места. Первое теперь представлялось менее сложным, чем второе.
     Пребывание под условной "водой" не причиняло мне ни малейших неудобств.
Дышать  и  двигаться я  мог так же, как и  раньше, разве  что слишком резкие
движения вызывали некоторое сопротивление, словно и я и впрямь находился под
водой. И только.
     Мало-помалу я достиг речного фарватера. Самого глубокого места в русле.
Не  знаю, как выглядел противоположный берег с  поверхности, а из-под "воды"
казалось, что обрывистые скалы вздымаются к самому небу. Неба я, к слову, не
видел.  Видел  только  белесое  свечение над  собой. Изредка перечеркиваемое
стремительными молниями  хищных рыб. Их движения я ни с чем спутать не  мог.
Экономные и энергичные, как жесты убийц.  Лучших в цехе. Дренгерта или Ривы,
безразлично. Убийцы  были безлики,  и  не людская,  а рыбья сущность  только
подчеркивала   безликость.  Умереть  от  рук  рыбы   -  это   представлялось
омерзительным, тем более,  что у рыб и рук-то нету. Значит умереть  от  рыбы
вдвойне непристойно. Как хотите.
     Первую  из  наглых  рыб  я  ткнул  кинжалом.  Корова  от  такого  тычка
непременно бы издохла.  Рыба только бесшумно скользнула прочь,  причем  я не
очень  был уверен - повредил я ее  хоть  сколько-нибудь или нет. Скорее нет.
Слишком уж она была быстра.
     Вторую огрел Корнягой - на этот раз смачно и с душой. Пень я ухватил за
разлапистые   корни,   а   рыбу   приложил   между   глаз,   да  по-доброму,
по-сухопутному,  чтоб  знала,  как  верхняя погибель выглядит. Рыба  на  миг
застопорилась,  потом  дернулась,  но  твердь  корнягиных  лап  настигла  ее
вторично. А  потом неожиданно вмешалась карса. Ее когти вмиг содрали жесткую
кожу  около головы,  а  зубы перекусили  обнажившийся рыбий хребет,  так что
голова просто свалилась на песчаное дно, как ненароком  спихнутый со стола в
таверне бокал с пивом. Только стука да плеска я не услышал. А  карса победно
мурлыкнула.  Еще  бы  -  беспечный  враг  был  раз   в  шесть  длиннее  моей
киски-спутницы.
     Только потом я  сообразил, что  в  короткой драке я даже не соскочил  с
Ветра. Просто не успел. Местные  рыбки  опережали меня без труда,  и  только
непривычность добычи, видимо, сдерживала их хищные устремления.
     И я решил не рисковать. Повинуясь  некоему смутному чувству, я подобрал
суковатую палицу,  прикорнувшую на дне  неглубокой впадины  у  серой  скалы,
чиркнул кресалом, и поднес  жадный  алый огонек  к истлевшему дереву. Палица
вспыхнула, будто загодя приготовленный факел у  входа в мурхутские пещеры. Я
даже  отшатнулся. А рыбы стали держаться подальше  - видимо, потому, что под
водой огонь штука реже встречаемая, чем, скажем, в лесной чащобе. Что  ж, их
проблемы.  Мне  вдруг  мучительно  захотелось  закурить  трубку,  как это  с
удовольствием  делал  Унди  Мышатник  после суматошного  дня,  но на  беду я
терпеть не мог табачного дыма. С детства.
     Корняга пискнул  и  зажмурил  черные  бусинки-глаза.  Им, кажется,  еще
никогда не глушили рыбу.
     Третьей  рыбе пришлось  вспороть брюхо. Быстро и  безжалостно,  как  на
бойне.  В  вывалившиеся  лиловые  кишки  тотчас  вцепилась  неведомо  откуда
возникшая головоного-зубастая мелочь, радующаяся чужой смерти. Рыба выпучила
глазищи и издохла, с®еденная заживо. Хотя была здоровой и тучной, безусловно
одной из хозяек здешней "глубины". Здешнего игрушечного омута.
     Я  мельком подумал,  что люди,  куда бы они  не пришли - безразлично, в
царство хорингов или рыб -  непременно несут с собой крах  старого положения
вещей.  Хозяевам  прежнего  остается  только  потесниться,  или  умереть  со
вспоротым брюхом. Тут же.
     Невольно я прикинул - а чем те же  древние хоринги,  каждый из  которых
знает  и  помнит  больше,  чем все  человечество  от  начала  времен,  лучше
бессловесных и безмозглых рыб?
     Да  ничем. Перед  лицом  пришлого  человека.  Пытающегося  олицетворить
Вечность. Только на мой взгляд - неудачно пытающегося.
     Выпустив очередной  клуб пузырей,  я  выругался.  Похоже,  в мои  мысли
пробрался кто-то  чужой. Шибко  умный. Потому что  я сроду о таких  вещах не
задумывался, как о... Ну... О чем, бишь, я только что думал?
     Я  озадаченно  придержал  Ветра.  Голова  стала  пуста,  как  тыква  на
празднике.  Я не  помнил  ничегошеньки из того,  о  чем всего  минуту  назад
обеспокоенно размышлял.
     Бедный Корняга пискнул, потому что я на этот раз хряпнул им о седло.
     Ветер прянул от неожиданности и припустил вперед по речному руслу.
     Зажженный факел, к моему немалому изумлению, по-прежнему пылал у меня в
левой руке. А в правой оставался измазанный слизью кривой хадасский кинжал.
     Тьма!  Только у трезвых  мысли заплетаются! Как говаривал старина Унди,
упокой Вечность его мятущуюся душу...
     Нападать  на  нас перестали. Видно, своими  действиями я, Ветер и карса
ясно показали, что добычей мы не являемся. И местные успокоились. Не добыча,
и не добыча. Нечего и приставать.
     Выехав в широкий ров основного русла,  Ветер припустил быстрее; я  стал
явственно  ощущать  ток встречного воздуха. Или воды. Не знаю, как правильно
выразиться. Русло изгибалось среди мрачно-черных скал, покрытых серо-зеленым
налетом  растительности  и серо-коричневыми наростами  моллюсков.  При нашем
приближении моллюски  захлопывали створки, словно мы им чем-нибудь угрожали.
Впрочем,  в  природе  ничего  не происходит зря  - значит,  обитал в здешних
местах некто опасный для моллюсков, раз они на свой манер прятались.
     Из глубокой трещины  в  очередной  скале  на нас недобро  взглянули два
выпуклых, как у стрекозы, глаза. Я покрепче сжал рукоять хадасского  клинка.
Жаль, меча у меня опять нет, одни ножны.
     Но   тварь  в  расщелине  не  стала  нападать,  отсиделась,  так  и  не
показавшись. Я не  возражал. И уж никоим образом не огорчился,  что так и не
увидел ее целиком.
     Скалы  с  расщелинами  стали  попадаться  чаще.  Из  некоторых  на  нас
пялились, но явно какая-то мелочь,  потому что глаза, хоть и были  похожи на
первую  пару, размерами  сильно уступали, да и  расположены  были куда ближе
друг к другу, чем первые.
     И  еще стали часто попадаться кучки притопленных  деревяшек, похожих на
загодя  приготовленные  кострища.  Я  проехал  шагов  двести,   прежде   чем
заподозрил в этих будущих кострищах некоторую систему.
     - Хм... - сказал я задумчиво и огляделся повнимательнее.
     Потом освободил  ноги из стремян и встал  в седле во весь рост. Корняга
слабо  шевельнулся у меня на плече, а карса вдруг мягко вспрыгнула  Ветру на
круп.
     Я не  успел рассмотреть ничего вокруг - нечто  длинное,  как  лента  со
шляпки джурайской  модницы, и  черное метнулось ко мне и сильно  толкнуло  в
грудь. С проклятием я выронил факел и спиной вниз грянулся с Ветра. Дно было
не очень твердым.
     Шипение карсы  рассекло тишину и  оборвалось.  Я  глянул - в нескольких
шагах  от  меня  подпрыгивал живой  клубок:  карса и пытающаяся опутать  мою
подругу давешняя черная лента. Точно так  же я как-то  наблюдал за поединком
домашней кошки с болотной змеей, невесть как заползшей в соседский огород.
     Между скал что-то зашевелилось. Ох, не к добру...
     Я  вскочил;  Корняга вцепился  в  ворот  курткоштанов и  изо  всех  сил
старался не свалиться.
     Оброненный  мною  факел  упал  на  одну  из  кучек  топляка.  И  топляк
загорелся. Сначала одна кучка, потом соседняя, вспыхнувшая от шальной искры,
потом  две  ближайших... Какая-то  минута  -  и  вокруг  запылали  несколько
десятков  костров.  Я уже  говорил,  что  под  "водой"  языки пламени  были,
почему-то,  покороче, чем наверху,  но и  здесь они  впечатляли.  Невольно я
прижался к кострам, с недоверием глядя в сгущающийся сумрак.
     Похоже, вечерело.  Меар нацелился  на  отдых  там, в  обычном мире. Мне
нужно  готовиться  к превращению...  Вот,  джерхова сыть, снова бедняга-Тури
очнется не пойми где, на дне  реки, и некоторое время будет в смятении. Хотя
она, наверное, привыкла к разного рода сюрпризам.
     Едва я  вспомнил о спутнице, появилась карса. Кажется, она расправилась
с черной лентой и теперь, дико  сверкая полушариями желтых, навыкате,  глаз,
была  готова к новой драке. Я благодарно вз®ерошил шерсть на ее загривке.  И
вернулся в седло.
     Сверху я  ясно разглядел, что пылающие костры складывались в совершенно
определенный и  однозначный  рисунок  - пятиконечную  звезду, заключенную  в
огненный  круг. Мрачная  красота, оттененная сумерками, поразила меня. Слабо
трещали сгорающие сучья.
     - Тьма меня разрази,  если это не веха огня!  - прошептал я. Конечно, я
ждал, что придется  что-нибудь сжечь, ждал с той поры, как  о вехе рассказал
Лю-чародей, и в нынешней огненной феерии я сыграл роль первой искры, правда,
достаточно случайно. Подумаешь, уронил факел...
     Только уж  очень сильно я подозревал, что это,  никакая не случайность.
Все случайности остались за Юбеном.
     В полумраке сновали  неясные безмолвные тени. Излишне уточнять, что мне
они  весьма  не нравились.  Однако  никаких  попыток напасть  на нас тени не
предпринимали, и я мысленно поблагодарил их за это.
     Ветер, я верхом на нем, Корняга верхом на мне и карса, жмущаяся к ногам
Ветра,  -  мы  помещались  в  самом центре  пылающей звезды.  Я  то  и  дело
оглядывался, соображая, как же поступить дальше.
     Я не заметил, как шныряющие мелкие тени будто по команде исчезли.
     Стало вдруг совершенно тихо, только победно гудело освобожденное пламя.
Я озирался, охваченный неясной тревогой.
     Тень я увидел спустя какие-то  мгновения  после  того, как почувствовал
эту тревогу.
     Огромный  размытый силуэт вдруг встал из-за  дальних утесов, возвысился
над окрестными скалами и навис над огнями. Тускло-размытое пятно садившегося
Меара  колебалось  над  головой Тени.  Пара горящих  глаз вперилась в  нас -
человека,  карсу, коня и  едва  живой от  страха  пень.  Справедливости ради
отмечу, что у меня тоже затряслись поджилки.
     Тень  глядела  на  нас  около  минуты,  мне  же показалось,  что прошла
вечность. И еще  показалось,  что  жизнь капля за каплей  истекает из  меня,
Морана, оборотня-анхайра. Но едва  я  шевельнулся, я понял,  что по-прежнему
жив.
     Не стала Тень причинять нам зло. Даже не знаю почему. Вдруг дрогнула, и
осела, как невесомая джурайская фата, соскользнувшая с венца невесты.
     Растворилась Тень в окружающем полумраке. Костры тотчас стали угасать.
     Только теперь я  вдруг  понял,  что Тень была очень  похожа  на Стража.
Небывало  огромного,  но  в  общем-то  обычного  Стража.  Не  Стража  Тепла,
определенно,  и  не  Стража Стремнин. Скорее  - Стража Дуновений или  Стража
Камня. Но какой она казалась громадной!
     Хорошо, что ей не  взбрело в голову...  гм, а есть ли  у Теней  голова?
Хорошо,  что она  не напала. Не  знаю, сумели  бы  мы  защититься  от  этого
создания? Да и как?
     Костры  догорали.  Вокруг  снова  зашевелилась местная  живность,  тоже
слишком похожая  на неясные  тени,  но  эти  были,  во-первых, поменьше,  а,
во-вторых, тенями казались только в опустившихся  сумерках,  а при ближайшем
рассмотрении  быстро обращались  в обычных рыб  или  жуков.  Обычных  водных
обитателей.
     Я на неверных ногах подошел и подобрал оброненный факел, взял Ветра под
уздцы и повел  прочь с  русла. Нам повезло:  невдалеке  я набрел на  под®ем,
приведший на  обширное  мелководье.  Здесь  было  посветлее. Среди  округлых
валунов,  поросших бородами  водорослей, шныряли  мальки и  ползали  пестрые
палочки  с ногами - личинки каких-нибудь стрекоз, наверное. Я выбрал пятачок
почище,  натаскал дров, безжалостно  припахав Корнягу, который тщетно мечтал
отсидеться на плече, и развел добрый костер. Ветер снова решил попастись, но
далеко не отходил. Молодец,  коняга. Порою  мне кажется, что ты  умнее меня,
только молчалив не в меру.
     - Слушай,  деревяшка, - сказал я Корняге.  - Близится пересвет, так что
мне  предстоит  скоро  уйти.  Тури,  как  ты,  скорее  всего,  уже   знаешь,
превратится  не  сразу. Выходит, что  тебе  придется некоторое  время побыть
одному с карсой и вулхом. Не дай им  подраться, понял? И огонь  поддерживай.
Будешь умницей - буду кормить. Всегда. Понял, пень?
     - Понял, Мо... Одинец.
     - Тури передай: веху огня я прошел.  Дальше двигаться нужно по руслу...
Впрочем, она знает.
     Наставляя Корнягу,  я помалу раздевался. Сбросил сапоги, стянул одежду.
Сложил все аккуратной стопкой у самого огня.
     Река готовилась встречать пересвет. Некоторые обитатели устраивались на
отдых, замирали в укромных местах, захлопывали створки раковин, закапывались
в песок. Некоторые -  наоборот, пробуждались, встречая день,  еще один день,
когда предстоит  сожрать  ближнего,  какой  послабее,  и  не  дать остальным
сожрать себя. Мы м