акого черного круга в зените.
     Так, хорошо. Что нам покажут с другой, с четтанской стороны?
     Отогнав ненужные  мысли, я  вгляделся в рисунок.  Он оживал только  для
тех,  кто   глядел  на  него  расслабившись,  изгнав  суету   из   головы  и
растворившись в картинке.
     Вскоре  У-Наринна  стала  медленно удаляться, словно  я стал  неведомой
птицей и  взмыл над  плато, над скалистыми каменными  пиками,  над отвесными
стенами и коварными осыпями. Скоро плато и вовсе  скрылось, а "птица" словно
стала снижаться к огромной и плоской, как стол  в таверне,  равнине.  Ниже и
ниже; все быстрее и быстрее, пока я не ощутил себя  уже не невесомой птицей,
а  падающим  из  поднебесья  тяжелым  камнем. Потом  резко,  рывком, падение
замедлилось.
     Посреди равнины стоял другой  Знак... Очень похожий  на первый.  Только
рисунков на нем было не рассмотреть. Я  все это видел  сверху, и  в какой-то
момент  вдруг стало  совершенно  ясно,  как идти от места, где  стоял  я, ко
второму  Знаку. Вдоль гряды  (вот она,  сверху виднеется) на юг, потом через
равнину (что это там сереет такое? Похожее на осиное гнездо, только большое.
Не понять никак). Ну, и дальше. В общем, понятно.
     И я тут же выпал из созерцания. Рисунок снова стал прежним.
     Тьма! От магии хорингов просто мороз по коже!
     "И ты еще собираешься с ними тягаться в У-Наринне? С  магами-хорингами,
магами-людьми,  магами-не-пойми-кто?  -  ехидно  спросил  я себя.  -  Увидел
магическую картинку и уже чуть не  наложил в штаны, а совсем недавно на Трон
покушался..."
     Я  помянул джерхов,  Смутные дни,  что  должны были  вот-вот  начаться,
ближайших  родственников Лю-чародея,  который  втянул меня  в это более  чем
странное  предприятие,  дальних родственников Лю... В  общем,  большую часть
ныне живущих я помянул. Это помогло, но не слишком.
     Карса  возникла  неподалеку  и  с  интересом воззрилась на меня. Что за
манера -  возникать,  словно  из-под земли?  Интересно, вулх  тоже  вот  так
раздражает иногда Тури? Или нет?
     Хотелось верить, что нет.
     Я  взглянул   на  спутника-мадхета,   и   вдруг   понял,  что   обычный
холодно-равнодушный кошачий  взгляд  изменился.  На меня  глядела  не просто
карса. На меня глядел не зверь. Точно, не зверь.
     "Ну? - спрашивал он. - Долго еще на столбики пялиться будем? Или пойдем
дальше? Идем, я знаю дорогу."
     - Идем, -  сказал  я машинально  и кашлянул, потому что  прозвучало это
хрипло и  сдавленно, словно я  проглотил ежа. - Кстати, дорогу  я,  кажется,
тоже знаю. Только вот откуда?
     "Откуда - неважно", - фыркнула карса. - "Главное - знать, куда."
     Тоже правильно. И я немедленно вскочил на Ветра.
     - Хэй, Ветер! -  крикнул я, почему-то  преисполнившись  энергии и жажды
движения. - Давай погоняемся с твоим тезкой! Кто кого?
     И  мы рванулись вперед, словно  за  нами снова мчалось  стадо равнинных
быков. На юг, вдоль гряды.

     Мы славно погонялись. Мой конь выиграл -  он оказался  быстрее,  потому
что его вольный тезка сегодня был ленив и еле-еле  шевелил траву под ногами.
А путь  нам  в  конце  концов  преградила река,  и  обязательно  нужно  было
переправиться на противоположный берег, потому что ниже, похоже,  начинались
пороги.   Равнина  за   рекой   постепенно  превращалась   в   беспорядочное
нагромождение  не то  больших  серых  глыб-валунов,  не  то скал-недомерков.
Земля-то  оставалась ровной,  вот только уже знакомый мне неведомый  великан
нашпиговал ее камнем по самое  не могу. Зачем, одному небу  известно, хотя и
то вряд ли.
     Прыгнув из седла на прибрежный песок, я глядел на мертвенно-серую воду,
что накатывалась на берег. Карса, отставшая  во время гонки, вскоре  явилась
ленивым  упругим  шагом.  Бежать  за  нами  так,  чтобы  не отстать,  она не
пожелала.  Вовсе не  потому, что  не могла, скорее всего,  просто  не  сочла
нужным.
     Понюхав воду, карса забрела на несколько шагов в реку и стала аккуратно
лакать; розовый язык так и  мелькал. Пользуясь случаем, я тоже сменил воду в
мехе и фляге, напоил Ветра и напился сам.
     - Ну, Тури, - сказал я задумчиво. - Как переправляться будем? Ты еще не
потерял охоту плавать?
     Я понятия не имел, любят ли купаться настоящие карсы. Оборотни-мадхеты,
похоже, относились к воде без неприязни. По крайней  мере, карса-спутник уже
купалась у меня на глазах в лесном озере.
     Швырнув  в  реку  щепку, я  убедился,  что течение есть,  но не слишком
стремительное. Глубину проверить не  получилось  - как ее проверишь? Шастать
вдоль  берега в поисках  лодки или плота  представлялось мне безнадежным. Ну
какие лодки или плоты в безлюдных Диких землях? Поэтому я покрепче перевязал
горловину  двумеха, обернул  его для  верности  шкурой  гигантской  выдры, и
только потом сообразил, что забыл спрятать в двумех одежду.
     И в тот же миг что-то шевельнулось в мыслях. Я выпрямился.
     Это  ведь  походная одежда  хорингов.  Она  заклята от воды! Я  еще  до
встречи с Иландом и его спутниками мимоходом удивился, что под дождем она не
промокла.
     И  я пошел к реке. Едва я ступил в воду, голенища сапог  словно слились
со  штанинами,  срослись. Я  хмыкнул и зашел поглубже.  Так  и есть,  вода в
сапоги не попадает. Ну, что же! Так даже лучше. Я натянул капюшон и свистнул
Ветра.
     Конь послушно подошел, разбрызгивая копытами волны.
     - Сейчас поплывем, - сказал я ему. - Ты ведь умеешь плавать?
     Я забросил уздечку на шею верному скакуну и взялся за гриву. Вперед!
     И  мы  пошли рядом,  увязая в  иле. Сначала вода  достигла пояса, потом
груди, а потом дно и вовсе ушло из-под ног. Ветер плыл спокойно, видимо, это
дело было для него привычным. Я не выпускал его гривы: и самому легче плыть,
и  коню спокойнее. Всем ведь нужна поддержка. Горловина двумеха выступала из
воды - значит, я приторочил ее правильно.
     Оглянулся   я  всего  раз,  убедился,  что   карса   плывет  следом,  и
окончательно успокоился.
     Карса нас обогнала - плыла она вытянувшись в струну и задрав голову. Но
быстро-быстро! Вот,  Тьма,  перепонки у нее на  лапах, что  ли?  Надо  будет
посмотреть.
     Нас немного снесло  к западу течением, но это было  совсем не  страшно.
Дно наконец толкнулось в  ноги; на этом берегу оно оказалось песчаным. Карса
уже яростно  отряхивалась, причем казалось, что она пытается стряхнуть  воду
со всех четырех лап одновременно.
     Первым делом я проверил, не подмокли ли припасы; все было в  порядке. Я
тоже остался сухим: с курткоштанов вода скатывалась крупными каплями, словно
кожу  обильно  смазали  жиром.  Ветер  тряс  головой;  брызги летели  во все
стороны.
     И вдруг я сообразил, что давно уже совершенно зверски хочется есть. Что
оставалось, как  не собрать  плавника  на костер? Обсохнем,  по крайней мере
Ветер и карса, отдохнем. Всего-то полдень.
     Готовя  нехитрую походную снедь, я незаметно вернулся к утренним мыслям
о хорингах и У-Наринне.
     Иланд назвал пустые ножны Опережающим. Ну, если меч так назвать,  я еще
понял бы. Но  ножны? Впрочем, на них написано "Тот, кто приходит раньше, чем
позовут." Другими словами  -  "Опережающий".  И что  любопытно:  обыкновенно
ножны так и оставались пустыми, но когда  у меня возникала  нужда в мече, он
неизменно  подворачивался под руку.  Грубый  восточный  клинок  разбойников,
хадасское  чудо,  странный меч кочевника,  убитого  перед каньоном... Есть в
этом нечто странное. "Тот, кто приходит раньше, чем позовут..."
     Вот мечи ко мне и приходят. И, скорее всего, не  мечи. Меч. Один  и тот
же. Но магический.
     И еще:  Иланд  со  спутниками  искали нечто,  что  меж  собой  называли
Ведущий.  И  это,  по  их  мнению,  после  перетряски  наших припасов  могло
находиться только в моем ошейнике.
     Я невольно протянул руки к шее. Пальцы нащупали добротную ривскую кожу,
металлические бляшки... И только. Эх, снять бы его, да осмотреть получше, но
нельзя.  Я обещал Лю.  Может  быть,  я  и  не очень принципиальный челове...
анхайр, но пока меня не припрут к стенке, обещаний я не нарушаю.
     Стоп! Карса. У нее ведь такой же ошейник. И на него можно взглянуть, не
снимая.
     -  Эй,  Тури! -  позвал я.  Карса,  гревшаяся  у костра,  вопросительно
подняла голову.
     - Иди сюда.
     Желтые глаза смотрели на  меня.  Холодно. По-кошачьи. В них не было  ни
искры понимания. Передо мной снова находился всего лишь зверь.
     Поскорее бы возвращалась память!
     Я присел на корточки перед карсой и почесал  ей за ухом. Карса довольно
заурчала.
     - Хорошая киса... То есть, хороший.
     Впрочем, поскольку Тури спит, это киса.
     Тут  я  поймал себя  на мысли, что  понятия не имею - кто передо  мной,
карса-самка или...  или  карс, что  ли?  По  идее  мой  спутник Тури  должен
превращаться в самца.
     Ладно,  прочь посторонние мысли.  Я  нащупал  ошейник и  всмотрелся, не
забывая второй рукой почесывать зверя-спутника, отчего тот  урчал все громче
и громче.
     Ошейник как ошейник. Ровным счетом ничего необычного.
     И в  тот же миг  мои  пальцы  нащупали  что-то  вшитое  в кожу.  Что-то
округлое и  твердое,  размером  приблизительно с лесной орех  или с косточку
плода многодрева.
     Я немедленно  схватился за  свой ошейник.  Так  и есть!  У меня  та  же
история. Вшитая в кожу бусина.
     Я  выпрямился; карса, балуясь,  ловила  мои  ладони лапами.  Когти  она
втянула, чтоб ненароком не поранить меня. Заботится, даже будучи зверем.
     Ведущий. Это имели  в  виду  хоринги  или не это? Вот, Тьма, загадка на
загадке!
     Что   теперь?   Снимать  ошейник  нельзя.  Можно,  конечно,   аккуратно
выковырять  эту штуковину из-под кожи и не снимая  ошейника. Ножом. Р-раз, и
все. Даже не себе, карсе - и формально договор с Лю нарушен не будет.
     Но это  поступок, который нельзя исправить.  Необратимый, как говаривал
Унди  Мышатник, упокой Тьма его нетрезвую душу. А необратимых поступков надо
остерегаться. Потому что их нельзя исправить.
     Тупо  глядя в  костер, я вернулся на место. Карса, лишенная  моей руки,
ловила теперь колышущиеся стебельки травы. Играй, зверь, играй, думать  тебе
придется после пересвета. А мне можно будет поиграть.
     Если снова не вернется память.
     Поспела еда,  и  я отвлекся. Карса  тоже  отвлеклась:  запеченное  мясо
пришлось ей по вкусу.
     А на сытый желудок я принял решение. Решение было простым и уклончивым:
не  спешить.  Будущее  покажет.  Я  запомню  все...  И  нужно  найти  способ
рассказать обо всем Тури. Но... Не сейчас. Завтра. Или послезавтра. Почему -
я  и  сам  не  понимал.  Просто  бывают  моменты,  когда  возникает  твердая
убежденность  во  всем,   твердая,  но  необ®яснимая.  В  такие   моменты  я
обыкновенно  ни  о чем не думал  и плыл по течению, и течение еще ни разу не
выбросило меня на мель. Правда, на  стремнине иной раз  дух захватывало.  Но
куда же без волнений в опасном и враждебном мире? Тогда и на свет появляться
не стоило. Правда, от  нас появление на свет мало зависит.  Впрочем,  раз уж
появились, спешить во Тьму не следует. По крайней мере, я так думаю.
     И  я,  не  тронув  бусины в  ошейниках,  двинулся  дальше. Ветер  успел
обсохнуть   и  отдохнуть.  Правда,  седло   еще  оставалось  мокрым,   но  в
непромокаемой хорингской одежде это меня мало волновало.

     Проехали  мы  довольно  много.  Забрались  в  самое  сердце  каменистых
пустошей. Все  время приходилось огибать особо крупные глыбы,  преграждающие
путь. Карса  шныряла,  то  и дело пропадая из виду. Однажды  я  заметил, что
шерсть на морде у нее подозрительно выпачкана красным - то ли не наелась, то
ли решила сравнить  печеное  мясо  с сырым.  Надо будет  узнать  как-нибудь,
которое она нашла более вкусным.
     В  общем,  я ничего не подозревал  и долго не обращал внимания на сухое
потрескивание, сопровождавшее нас едва ли не от самой реки. Не казались  эти
звуки сколько-нибудь опасными,  и все тут. Потом потрескивание стихло,  и за
первым  же поворотом я  чуть  не налетел на боевую  шеренгу  вильтов.  Ветер
всхрапнул и скрежетнул подковами по камням. Остановился.
     Вильты не двигались с места,  только заметно  шевелили ворсистыми усами
да скрипели мощными,  как толстые и широкие  серпы, жвалами.  Хрупкие на вид
лапы с зазубренной внешней стороной упирались в каменистую почву.
     Н-да. И что теперь? Кстати, меча  у  меня нет. И самое прискорбное, что
ему в данной ситуации и взяться-то неоткуда. Раньше я просто подбирал оружие
поверженного врага. Но вильты не пользуются мечами - они сами себе оружие.
     Я осторожно соскользнул с Ветра  и взялся  за двумех. Отцепил. Легонько
шлепнул коня, чтоб уходил - от него в подобной стычке проку все равно  будет
немного. Вильтов  нельзя  победить обычными способами. Во-первых, потому что
они неисчислимы,  как  муравьи,  на  которых,  собственно, они  и были очень
похожи. А во-вторых,  они  не страшились смерти,  потому  что смерть  одного
вильта ровным счетом ничего не значила для всего гнезда.
     Вдруг я понял, что именно видел с  высоты на  живом  рисунке хорингов -
конечно  же,  многочисленные гнезда вильтов,  точнее, те их  части,  которые
выступали на поверхность. Основное гнездо  всегда находится под землей. Идти
через  территорию, кишащую  вильтами  - верное  самоубийство.  Вот,  значит,
почему эти земли так безлюдны!
     Ветер  послушно убрался  на безопасное расстояние. Вообще говоря,  конь
убежит от  вильта,  при  условии,  что  это не  вильт-гонец.  Но гонец  коню
повредить  ничем  не сможет: жвалы у него  слабенькие, а зазубрин  на  лапах
вообще нет. Это ж не солдат, которому необходима способность сокрушать  даже
камень.  Однако  в  сплошном  лабиринте  скал  и  валунов  вильты,  понятно,
чувствуют себя как дома, чего никак не скажешь о Ветре.
     Я  взобрался  на покатый бок ближайшего валуна, а  потом  и на гладкую,
поросшую  лишайником   верхушку.  Развязал  двумех   и   принялся   деловито
вооружаться.
     Метательные ножи уже при мне. Кривой хадасский кинжал - на пояс. Кинжал
спутника-Тури, потому что своего я не нашел. Наверное, остался в горах после
драки  с хорингами. Ыплыкитет,  свернутый по всем правилам - тоже  на  пояс.
Специальную перевязь с варварскими шариками - поперек груди. Арбалет, колчан
с  короткими стрелами  -  за  спину.  На  левую  руку  -  кастет  с  тройкой
устрашающих шипов. Пальцы привычно скользнули в отверстия, и холодный металл
сросся с плотью руки.
     Но поможет ли все мое оружие против вильтов?
     Странные это были создания. На первый взгляд они ничем не отличались от
муравьев, только невероятно  крупных, размером с добрую  свинью. Большинство
вильтов, понятно - работники.  Отдельная каста -  солдаты; их меньше,  и это
самые  серьезные противники.  Разведчики,  гонцы,  летуны,  охотники  (вроде
солдат,  только помельче и  пошустрее), наблюдатели... джерх  знает  сколько
разных. Так бы о них  и  думали, как о муравьях, если бы не одна странность.
Некоторые вильты умели говорить. Приходили в людские селения, договаривались
об обмене, расспрашивали о самых разных  вещах, кое-что  рассказывали  сами.
Денег  они не признавали, менялись только вещь-на-вещь.  Сами практически не
пользовались  никакими орудиями,  хотя  изготавливали  некоторые  на  обмен.
Насколько  я знал, вильты встречались на юге, за Ривой, и на востоке, вблизи
Лиспенса и  практически  везде  вокруг  Хадаса,  но  только  в  относительно
безлюдных районах.
     Воевать  с ними  было  невозможно.  Что  делить людям  и  этим странным
созданиям?  Убийство  отдельного  члена гнезда  остальные  вильты просто  не
замечали.  Всех,  кто пытался  влезть  в их  норы,  они  просто  уничтожали.
Неизвестно как. Может,  и с®едали. Во всяком случае,  единственный известный
мне случай  вылазки тройки  отчаянных  гурунарских  сорвиголов и забулдыг  в
гнездо вильтов  закончился  ничем: забулдыги исчезли бесследно,  а вильты на
расспросы о них не давали никаких ответов.
     В общем-то,  никто их не опасался  по-настоящему.  Существовало  только
одно непреложное  наблюдение: если вильты-солдаты строятся в боевую шеренгу,
будут трупы. В основном, человеческие, хотя и вильтские тоже. Именно поэтому
я и решил приготовиться.
     Шеренга  внизу  дрогнула,  и двинулась к  камню,  на котором  я  сидел.
Спускаться  я  не  собирался. Вот  еще!  Боевой  строй вильтов и  тараном не
прошибешь,   а  если  они  задумают  взобраться  ко   мне,  строй  неизбежно
распадется.
     Сердито шипя  и  плюясь,  на  соседний камень взлетела карса.  Спина ее
выгнулась  дугой, демонстрируя  крайнюю степень негодования. Внизу  хрустели
суставами  вильты. Ветер  отдалился  на безопасное  расстояние  и  потерянно
топтался на маленьком пятачке мягкой, свободной от камней земли.
     В  следующий  миг  на  мой  камень  полезли  вильты,  со  всех  сторон.
Рыжевато-серые  шестиногие  солдаты,  с  устрашающе разведенными  в  стороны
жвалами и острыми пилами на лапах. Со всех сторон.
     Карса  не стала ждать.  Молнией  метнулась  ко  мне  на  помощь,  легко
перепрыгнув через ближайших вильтов. Взвилась в воздух, пала на спину одному
из карабкающихся на камень.
     С сухим хрустом тонкое сочленение, соединяющее  массивную голову вильта
с карикатурно маленьким  туловом, переломилось, и вместо одного вильта стало
два.  Голова  с  двумя  лапами и остатками тулова, и  ворсистое  каплевидное
брюшко с четырьмя оставшимися живыми пилами. Двигаться увечные половинки  не
перестали, но всякая осмысленность движений исчезла.
     Один есть.
     Я веером швырнул несколько шариков; панцирь на головах у вильтов-солдат
был очень прочен, но железо его брало. Маленький  шарик  проделывал в хитине
аккуратную  круглую дыру и застревал в голове.  Раненый вильт тут же начинал
бестолково крутиться на месте, мешая остальным и ломая строй. Увернувшись от
особо удачливого и быстрого, я ткнул его в плоский треугольный глаз кастетом
и прыгнул с камня на землю. Остальные на несколько мгновений замерли, шевеля
усами, на камне, где меня уже на было.
     Карса прильнула к моей ноге. Уши ее плотно прижались к голове, а желтые
глаза  стали  совершенно  безумными.  Мы  поспешили  в  сторону,  но уже  за
ближайшим пузатым валуном едва не столкнулись со второй боевой шеренгой.
     -  Назад, Тури,  - зачем-то вслух прохрипел я, бросаясь в очередной ход
каменного лабиринта.
     Довольно  долго  мы бестолково метались  с  места на место, не позволяя
вильтам  зажать нас между двумя шеренгами и  раздавить. Шарики  у  меня  уже
кончились, почти  истощился  и  запас арбалетных стрел.  Стрелы я еще иногда
ухитрялся   выдергивать  из  голов  увечных  вильтов  или   подбирать,  если
промахивался. Вернуть же шарики не представлялось никакой возможности.
     Беготня закончилась довольно быстро: выскочив на круглую соблазнительно
гладкую и зеленую от травы площадку между глыбами, я почувствовал, что земля
уходит  из-под  ног, и рухнул в ловушку. Карса провалилась  шагах  в семи от
меня, хотя была заметно легче.
     Впрочем,  это  оказалась  не ловушка. Это  был рабочий  ход  вильтского
гнезда, я сразу  это  понял. Из  рваной дыры  сверху сочился  дневной  свет.
Низковатый для человека коридор  с совершенно сухими плотными стенами убегал
на  север и  на юг. Он  был  почти  пуст, если не  считать четверки  рабочих
вильтов.  Трое набросились на  карсу, один  на меня. На некоторое время  мне
стало  не до  остального  мира,  потому  что рабочий насел  на меня,  словно
пес-охранник  на вора, забравшегося в пределы  хозяйского двора. Хорошо еще,
что я, падая, схватился правой рукой за рукоятку кинжала.
     Работника, конечно,  нечего было  и равнять с солдатом. Против  того  в
ближнем бою я бы  не выстоял и четверти минуты. Тем более, в тесном и низком
коридоре гнезда. Работника я  все же сумел  искромсать кинжалом и поколотить
кастетом; при этом я  начисто оторвал ему голову,  переломал все ш