ало кого интересовали здесь, на мелководье - крупная  рыба
хозяйничала либо на глубине, в главном русле, либо в темных омутах. Надеюсь,
госпожа  Тури, ты  быстро  разберешься, как  вести  себя  в реке.  И отыщешь
единственно верный путь к У-Наринне. Или хотя бы ведущий в нужную сторону.
     Бросив охапку  сучьев  в огонь,  я опустился  на корточки. Я уже смутно
чувствовал близость превращения, когда вулх начинал беспокойно шевелиться во
мне и  пытаться прорваться сквозь толщу человеческих ощущений к поверхности,
к свету. С добрым утром, серый брат!
     Ты,  наверное, тоже удивишься, очнувшись на речном дне.  А, может, и не
удивишься.  Извини, я  даже  не  знаю -  любишь ли ты  рыбу.  Скорее всего -
любишь. Отчего же не любить!
     Корняга опасливо отодвинулся от меня, выпустив пару мелких пузырьков из
дупла.
     "Началось!"   -  понял  я  и   канул  в  небытие,   поглощенный  стеной
непроглядного Мрака.



        Глава девятнадцатая. Четтан, день десятый.


     Я  открыла глаза и поняла, что наконец-то я  вижу сон. Не воспоминание,
пришедшее от Карсы, и не смутные  впечатления о предыдущем дне, а настоящий,
полноценный сон.
     В этом сне я находилась  на дне реки. В красноватом полумраке мимо меня
беззвучно скользили стайки рыбешек, поблескивая золотистой чешуей.  Пушистые
кустики  придонных  водорослей  колыхались  в  воде.  Вот только  вода  была
какой-то странной, не такой,  как наяву. Менее  плотной, что  ли? Во-первых,
сквозь  нее было видно лучше, чем бывает видно  сквозь толщу воды  на  самом
деле. А во-вторых - я взмахнула рукой, и вспугнутые рыбешки бросились наутек
-  да, как мне и показалось с самого начала, эта вода  не так  сильно мешала
движениям, как настоящая.
     Ну,  а самое главное - я могла здесь  совершенно свободно дышать. Вот и
отлично!  Мне всегда  хотелось как  следует  осмотреться  на  речном дне, не
выныривая каждую  минуту за глотком воздуха.  Только бы  этот восхитительный
сон длился подольше...
     Я с любопытством огляделась. Первое, что я заметила, был костер. Это же
надо, костер -  и  под  водой!  Чего  только не  бывает во сне.  Вторым, что
бросилось мне в  глаза, был Корняга,  который боком, по-крабьи, подбирался к
огню. В  ветках  у него  была  зажата  изогнутая  деревяшка.  Черные  глазки
корневика лихорадочно блестели.  На  некотором  расстоянии от костра Корняга
замер, размахнулся и  швырнул деревяшку в огонь. Костер затрещал и взорвался
снопом  искр,  а  бедный  пенек  кинулся  прочь  и  забился  в  густой  куст
водорослей.
     Я громко расхохоталась, отчего изо рта у меня выбежала стайка воздушных
пузырьков.  Светлые боги, какое нагромождение нелепостей! Уж и не  знаю, что
меньше похоже на правду: костер, горящий  на дне реки, или корневик, который
подбрасывает топливо в этот костер.
     Заслышав  мой смех, Корняга частично высунулся из куста и с невыразимой
скорбью в голосе произнес:
     - Доброе утро, госпожа.
     - Какое еще утро? - возмутилась я.
     - Четтанское,- скрипуче вздохнул Корняга,  выдвигаясь из куста целиком.
Прядь водорослей зацепилась у него за сучок и потянулась следом, как цепь за
сторожевым псом. Я снова фыркнула.
     - Откуда ты  вообще в моем  сне взялся,  пенек  настырный? - насмешливо
спросила я.- Как будто мало того, что  я тебя наяву на спине таскаю. А ну-ка
сгинь, нечисть! Или превратись во что-нибудь занятное.
     -  Я не  могу  превратиться,-  оскорбленно  сказал  Корняга.- Корневики
превращаются один раз в жизни: из пня в корневика. Я - уже.
     - Тогда пшел вон. Или засохни да помалкивай.
     Я потеряла  к  нему всякий  интерес.  Что  толку тратить  время  сна на
разговоры с глупым пеньком? Он и наяву врет как по-писанному.
     Костер был разложен под боком  большого валуна, обросшего щеткой мелких
ракушек и мочалом водорослей. Среди  водорослей я заметила большой, размером
с ладонь, и удивительно красивый  цветок. Он был отдаленно похож на болотную
лилию, что называют огневкой.  Только  алых лепестков у него было не девять,
как у огневки, а десятка два, как у садовой розы. Интересно, чем пахнет этот
цветок, и пахнет ли он под водой вообще?
     Я  шагнула  к  валуну  и протянула  руку, чтобы  коснуться  прекрасного
цветка.
     Цветок  затрепетал  лепестками, потянулся ко мне и  молниеносно сомкнул
алый  венчик вокруг моих пальцев.  Пальцы  обожгла  яростная  боль -  как от
крапивы, только гораздо сильнее. Я заорала и выдернула руку. Цветок неохотно
расстался с добычей. Упругие лепестки соскользнули по  пальцам, будто жадные
губы.
     Пальцы продолжало жечь. Я затрясла рукой, с ненавистью глядя на цветок.
Коварная лилия  вновь раскрылась и притягивала  взор своей красотой. А, чтоб
тебя Тьма сожрала! Мне вдруг совершенно разонравился мой сон. Хватит с меня,
хочу проснуться.
     И как это делается, позвольте спросить?  Я растерянно хихикнула. Темное
небо,  вот  задачка! Всем людям снятся сны -  людям, но не оборотням. Пока я
после смерти Беша не  покинула Айетот,  мне никогда ничего  не снилось. Даже
если мне и случалось задремать четтанским днем - что, впрочем, бывало с мной
крайне редко. Поэтому мне и в голову не приходило  спросить у того же  Унди,
что  делают  люди, когда им не нравится  сон и хочется проснуться.  В  самом
деле, что?
     Может,  слово  такое  специальное  есть,  просыпательное?  Сказал  -  и
вернулся  в  реальный мир. А, может, нужно заснуть во сне,  и тогда очнешься
наяву? Тогда  совсем хреново,  потому  что  спать мне  сейчас совершенно  не
хочется. Во всем теле свежесть и бодрость, как бывает сразу после пересвета.
     Ну, я и влипла. Подумать только, возможность видеть сны всегда казалась
мне жутко заманчивой. А на практике  выходит, что от этого тоже не оберешься
неприятностей.  И так  всегда: если  о чем-то  мечтаешь, видишь в нем только
хорошие стороны.  Интересно, какие пакости обрушатся на меня вместе с полным
обретением памяти?
     Все равно назад мне дороги нет.
     Я  вздохнула и проводила взглядом цепочку пузырьков, вырвавшихся у меня
изо рта. На высоте еще одного человеческого роста у  меня  над  головой была
видна  граница  между  водой  и  воздухом.  Она  выглядела,  как  зеркальное
полотнище,  за  которым ничего  не  было  видно  - хотя  с той стороны  сюда
проникал рассеянный и смягченный красный свет Четтана.
     Что-то  зашевелилось  у  меня  под ногами. Я глянула вниз и  обнаружила
Корнягу, который подбирался к костру с очередной деревяшкой в ветках.
     - Да зачем ты это делаешь? - не выдержала я.
     -  Чтобы костер  не погас,- скрипнул  Корняга, и сделал к огню еще один
крошечный шажок.- Мо... Одинец велел.
     - Одинец?! - Я ничего не понимала.- А зачем велел-то?
     - Чтобы тебе, госпожа, не было так одиноко, когда ты очнешься на речном
дне,- одним духом проскрипел Корняга.
     - То есть как это - когда очнусь? - удивилась я.- Я же сплю!
     Корневик  печально  посмотрел на  меня, ничего  не  сказал  и обреченно
сделал следующий  шажочек  к  костру, еще  короче предыдущего.  Я решительно
ухватила Корнягу за сучковатую  ветку и  подняла в воздух. В смысле, подняла
вверх  - потому что воздуха вокруг не  было. Я даже  потеряла уверенность  в
том, что вокруг есть вода.
     -  Брось  палку, и отвечай на вопросы,- потребовала я.- Сплю я, или  не
сплю?
     - Не знаю,- скрипуче сказал Корняга, послушно роняя деревяшку. Палка не
упала на дно мгновенно, а опустилась медленно и плавно.
     Я с досады  плюнула. Плевок, едва  сорвавшись  с  моих  губ, зашипел  и
растворился в  окружающей... как  бы  это  сказать...  жидкости. Потому  что
все-таки это была не вода.
     - Но ты мне снишься или не снишься?! - рявкнула я.
     - Я - не снюсь,- убежденно заявил Корняга.- Я работаю. Одинец мне велел
проследить, чтобы вулх и карса не подрались, и костер поддерживать  велел, и
еще  велел тебе передать, что веху огня он прошел, а  дальше нужно двигаться
по руслу. И обещал меня за это кормить. Хорошо и много!
     - Значит, это все-таки не сон... - пробормотала я, опуская корневика на
песок подальше от костра.
     Я чувствовала себя странно до невозможности. Пришлось заново оглядеться
по  сторонам  - потому что до  тех пор,  пока я  считала  окружающее  сонным
видением,  я  смотрела  на  него совсем  другими  глазами.  Во  сне не  надо
беспокоиться об опасностях. А наяву первым делом  нужно  выяснить, что  тебе
грозит и откуда.
     Пока  что  мне  ничего не  угрожало.  Даже  хищная лилия сомкнула яркие
лепестки, превратившись в невзрачный бурый  кочанчик, похожий на луковицу. Я
присмотрелась -  из свернувшегося венчика торчал  наружу рыбий хвост. Та-ак,
понятно, цветочек позавтракал. Себе, что ли, чего-нибудь с®есть?
     Я задумчиво почесала шею под ошейником. Потом подняла с песка аккуратно
сложенную  одежду и натянула  ее на  себя.  Одежда  была  сухой  на  ощупь -
впрочем, как и мое тело.
     -  Эй, Корняга, вы  вчера  здешних рыб  не  пробовали?  -  окликнула  я
корневика.- Они с®едобны вообще?
     При упоминании о еде Корняга заметно оживился.
     - А как  же, с®едобны,- проскрипел он.- Но есть еда  и получше. Пойдем,
покажу.
     Он  зашкандыбал по  дну,  оставляя в речном песке борозды  от корней  -
словно кто-то  протащил здесь сучковатое бревно.  Я  шла за ним,  растопырив
руки  в  стороны и  покачиваясь. Тело здесь  ощущалось более  легким, чем на
суше, не-вода  делала  движения плавными  - в общем,  я чувствовала  себя не
человеком,  а чем-то  вроде набитого соломой чучела.  Корняга  привел меня к
совершенно  гладкому  участку  песчаного  дна   -  ни  камешка,  ни  кустика
водорослей.
     - Здесь копать,- деловито сказал он.
     -  Копать? - удивилась  я.- Грибы тут, что  ли  растут? Подземные...  в
смысле подводные... ну, то есть...
     Корняга не стал  меня слушать, а принялся сноровисто раскапывать песок.
Песок  взвихрился  под его  корнями и повис  вокруг мутным облачком. Невесть
откуда  появился  вулх,  некоторое  время  наблюдал за корневиком,  а  потом
принялся ему помогать. Вдвоем они за минуту вырыли огромную яму, и на дне ее
обнаружился белесоватый круглый камень. Я нагнулась, подняла камень, который
оказался неожиданно тяжелым, и недоуменно спросила:
     - И это - еда?
     На меня вдруг снова нахлынуло  чувство нереальности. С®едобные камни?..
Сон!
     -  Ракушка,- проскрипел Корняга, выбираясь  из оседающей  тучи  песка.-
Надо открыть. Ножом.
     Только теперь я заметила волнистую линию, пересекающую камень. И впрямь
- ракушка.
     - А, может, ее сначала в костер? - предложила я.
     - Угу,- утвердительно скрипнул корневик.
     Вулх чихнул.

     Когда  все три откопанных нами ракушки были вынуты из огня  и остыли, я
вскрыла  их  своим   хадасским   кинжалом.   Вообще-то   поначалу  я  хотела
воспользоваться  для этой цели вторым кинжалом, тем, что похуже моего. Но он
куда-то  пропал. Ни  в  оружейной сумке,  ни в  двумехе  его  не  было, и  я
сообразила, что  он не попадался мне под руку  уже несколько дней. Наверное,
потерялся каким-нибудь синим днем. Ну и джерх с ним.
     Розовое мясо моллюсков оказалось удивительно нежным и вкусным. А еще  -
сытным. Даже  Корняга, выев половину содержимого ракушки, на некоторое время
удовлетворенно притих. Вулх улегся на песок и лениво следил за проплывающими
мимо рыбешками.  Маленький фиолетовый крабик,  привлеченный, надо  полагать,
запахом пищи, вылез из-под  камня и стал потихоньку  подбираться  к  стоящей
перед  вулхом ракушке.  Ветер тоже пришел  к угасающему  костру  и  небрежно
пощипывал ближайшие  кусты водорослей, выбирая отдельные  листики повкуснее.
Кажется, вороной тоже был сыт и доволен.
     - А  скажи-ка  мне,  Корняга,-  обратилась  я  к пеньку,-  что  было на
последнем пересвете? И куда опять делся Лю-чародей?
     -  Чародей сказал, что  ненадолго задержится,- проскрипел  корневик.- И
очень скоро нас догонит. Сегодня и  догонит. А  на пересвете ничего такого и
не было. Одинец превратился - и  сразу  в кусты.  Ты, госпожа, хотела за ним
прыгнуть, но я тебя отвлек. А потом и ты превратилась.
     - Как  -  отвлек?  - подозрительно спросила  я.  Отвлечь Карсу, которая
нацелилась все-таки разобраться с вулхом без  моего участия -  это надо было
суметь.
     -  Вот так!  - скрипнул  Корняга, и в следующий момент я подпрыгнула на
месте, чуть  не  выронив из рук  половинку  ракушки. Потому что пенек  вдруг
обернул  ветки и  корни вокруг  себя, превратившись в косматый клубок  вроде
перекати-поля.  Клубок  подпрыгнул  и  сам собой покатился  по  песку.  Вулх
встрепенулся  было, но Корняга  мгновенно развернул сучки-корешки обратно  и
стал снова выглядеть, как заправский пень.
     - Тьма-ах!  -  восхищенно выдохнула  я.  Струйка  пузырьков устремилась
кверху.
     Корняга скромно потупил глазки-ягодки.
     - Знаешь, ты  самый  одаренный пень из всех, которых я  видела  в своей
жизни,- искренне сказала я.
     - Спасибо,- проскрипел Корняга.- А вот Мо...
     Вулх неодобрительно посмотрел  на него. Корневик почему-то заткнулся на
полуслове.  Но  мне  было  не  до  того, чтобы  разбираться  в их  с  вулхом
взаимоотношениях.  Потому  что я как раз задумалась над тем, почему это я не
помню событий прошедшего меарского дня. И вспомнила.
     Тьма и демоны! Как я могла такое забыть?!
     Я  вспомнила,  как мы с  Карсой сжались в комок на  берегу непонятной и
пугающей реки и в ужасе таращились на Ветра, который опустил голову под воду
и преспокойно жевал водоросли, не испытывая потребности глотнуть воздуха.
     Я сказала "мы с Карсой"? Я  ошиблась. Непостижимое путешествие во Тьму,
которое  совершили  мы  с  Одинцом  на  прошлом  красном пересвете, серьезно
изменило нас. Ну,  по  крайней  мере,  меня.  Я  недоверчиво  прислушалась к
собственным ощущениям. Да, так оно и есть.
     Воспоминания о днях  под другим солнцем постепенно подтачивали стенку в
моем  сознании,  отделявшую  меня  от  Карсы.  А  пребывание  в  вечной Тьме
оказалось последним  ударом.  Стенка рухнула. Я перестала воспринимать  свое
меарское воплощение  как  отдельную личность,  как  звериную половину  себя.
Больше не было внутри моего сознания двух разных "я", Карсы и человека. Была
одна-единственная личность, одно  сознание,  одна душа,  одно цельное "я"  -
мадхет по имени Тури.
     Правда, я  по-прежнему не  помнила всего, что со мной  происходит синим
днем. Но скоро буду помнить. Совсем скоро.
     Правда и то, что я синим днем по-прежнему отличалась от себя же красным
днем. Как телом,  так  и  сознанием.  Находясь  в  зверином  теле,  я  иначе
воспринимала окружающий мир и иначе реагировала на него. Вероятно, так будет
всегда. Но отныне и впредь это была я, и только я. Существо, в котором Карса
и человек слились воедино.
     Оттого, наверное, сегодня, придя в себя после превращения, я испытывала
странное чувство нереальности. Настолько сильное, что даже  сочла окружающее
сном. Сознанию непривычно было чувствовать себя единым.
     Потому что  одни  только странности  внешнего  мира  моих  ощущений  не
об®ясняли. Ну, подумаешь, костер на дне реки. Эка невидаль! С тех пор, как я
пересекла Юбен,  мне  еще и  не  такие  чудеса встречались.  Взять  хотя  бы
давешнего демона на колокольне. Или говорящего пенька Корнягу,  к которому я
уже успела привыкнуть, как к чему-то вполне обыденному.
     Хотя чем ближе  к  У-Наринне, тем  больше странностей попадается нам на
дороге. С  тех пор, как мы сбежали  от  землетрясения через каменную арку  с
истуканами, мир перестал быть привычным.  Как будто им все в большей степени
управляли не нормальные законы,  а... магия! Что ж, в  этом есть резон. Ведь
мы  идем  не  просто  по  тропам или  по  бездорожью. Мы  движемся  по пути,
начертанному магией. От вехи к вехе, от Знака к Знаку - вперед, к прекрасной
и манящей У-Наринне.
     Смутные дни!  Я вдруг вспомнила,  чем именно  меня  так  напугала вчера
река, на  дне  которой  я сейчас рассиживаюсь за  завтраком.  И воспоминание
обожгло меня не хуже жалящих лепестков подводной лилии.
     Тогда,  на берегу, я ощутила противоречие,  которое встревожило меня  и
показалось опасным. С одной стороны, путь в Каменный лес лежал через реку, и
обойти ее  было нельзя. С другой стороны, я чувствовала, что в  этой не-воде
пути к У-Наринне нет. Как так? Я не знала. И,  боязливо поджимая лапы, вошла
в реку вслед за Одинцом.
     Больше я из вчерашнего дня ничего не могла вспомнить, как ни старалась.
Оч-чень подозрительно!  Я решительно встала на ноги  и  шагнула  к  вороному
жеребцу.
     -  Доедайте по-быстрому - и двигаем  отсюда,-  распорядилась  я, седлая
жеребца. Кажется, Ветер обожрался водорослей,  потому  что живот  у него был
гораздо круглее обычного. Надеюсь, это ему не повредит.
     Пока мы  лакомились моллюсками,  вокруг  заметно  потемнело.  Наверное,
наверху испортилась погода. Я подняла голову.
     Зеркальная поверхность  реки  подернулась  рябью.  В  следующую  минуту
ближайший к  поверхности слой словно  бы вскипел. Маленькие  клубочки пенных
пузырьков  вдруг возникали то тут,  то там,  и быстро растворялись в воде  -
вернее, в составляющей реку жидкости - с тихим шипением.
     Я некоторое время ошеломленно смотрела на это невероятное зрелище, не в
силах понять, что же  происходит. А потом вспомнила, как, не долетев до дна,
зашипел и растворился в окружающей не-воде мой плевок.
     Наверху шел дождь.
     И  каждая  капля  настоящей  воды, попав  в  реку,  начинала  мгновенно
пениться - видимо, превращаясь в здешнюю странную не-воду.
     - О как! - потрясенно сказала я.
     Вулх глухо заворчал.
     Пару минут мы  все завороженно смотрели на этот безумный дождь. Потом у
меня заболела шея, и я тотчас вернулась к насущным нуждам. Пора ехать, и так
мы здесь засиделись. Я запрыгнула в седло.
     Что там Одинец мне передавал? То,  что дальше наш путь  лежит  вдоль по
руслу. Надо полагать,  у него были причины так говорить. Я привыкла доверять
своему спутнику еще с тех пор, когда почтового пня с нами не было, с памятью
у меня было  хреново,  и  о  событиях синих  дней приходилось  строить плохо
обоснованные догадки.
     Я тронула коня вниз  по пологому склону, легонько ударив его пятками  в
бока. Значит, вдоль  по руслу... До сих  пор мы находились  на мелководье, а
русло  - вот оно,  тянется слева  направо. Или справа налево.  Так куда нам,
налево или направо?
     Я привычно  обратилась к внутреннему взору, чтобы взглянуть на дорогу в
Каменный лес.
     Дороги  не было.  Вообще  ничего не  было.  Бурый  туман  без  малейших
отличительных признаков.
     - Тьма! Стой, Ветер!
     Жеребец недовольно остановился и повернул ко мне вопросительную морду.
     - Что такое? - скрипнул Корняга у меня из-за плеча.
     Но я отмахнулась от обоих:
     - Сейчас. Дайте подумать. С  той стороны, откуда мы подошли к реке, она
текла справа налево. Наш путь лежал через реку. Правильно?
     - Правильно,- робко подал голос Корняга.
     - Молчи, пень,- рявкнула я.- Без тебя запутаюсь.  Значит, нам надо было
пересечь  реку  и выбраться  на  противоположный  берег. Но я не  знаю,  как
двигался Одинец - поперек русла или вдоль?
     - И поперек, и вдоль,- снова встрял Корняга.
     - Слушай, ты! - вз®ярилась я.- Может, ты еще знаешь, куда идти?
     - Не знаю,- увял Корняга, но тотчас встрепенулся:
     - А давай на берег вылезем да посмотрим!
     - Так,  видно, и придется сделать,- задумчиво  сказала я,  разворачивая
коня.  Ветер  послушно  затрусил  вверх  по  склону,  выбираясь  обратно  на
мелководье.
     Что-то было все же непросто с этой рекой. Похоже, что для меня в ней не
было  пути.  А  для Одинца  вроде как  был. Я почему-то вспомнила хорингские
живые картинки,  на которых каждый видит свое. Мы  с Одинцом вместе смотрели
на путеводный Знак хорингов, но я так и не узнала, что он там видел.
     Может быть, наши с Одинцом дороги в  У-Наринн