ительно  ничего  не
понимал. Значило ли это, что я столкнулся с неким неведомым волшебством?
Мне доводилось слышать о магическом зеркале, сквозь которое можно пройти
и оказаться в неведомом мире По Ту Сторону, и, уж конечно, я остерегался
заглядывать в  глазок  гипнотыквы.  Но  здесь  явно  имело  место  нечто
неведомое.
   Так или иначе, если пука пересек эту линию  и  пропал  из  виду,  мне
придется или последовать за ним, или отказаться от погони. Хм... до чего
же смышлен  этот  коняга!  Сначала  бери-бери,  а  теперь  еще  и  новая
хитрость.
   Однако, прежде чем соваться неведомо куда, я решил провести проверку.
Осторожность еще никогда никому не  вредила.  Один  из  распространенных
мифов о варварах гласит, будто  они  очертя  голову  прут  напролом,  не
обращая внимания на опасность. На самом  деле  переть  напролом  в  лесу
способен разве что цивилизованный человек - ни один  варвар  не  полезет
прямиком в объятия древо-путаны. Правда, этой ночью я все-таки  попался,
но... на то были особые причины, и я держал меч наготове.
   Итак, я вернулся назад по следам копыт, которые казались мне  слишком
уж отчетливыми, и за кустами увидел отходящую от них другую цепочку. Она
шла по твердому грунту, и менее наметанный глаз, наверное, не увидел  бы
никаких отпечатков, но мне, как опытному следопыту, все стало ясно. Пука
подошел  к  самой  линии,  после  чего  осторожно  вернулся   назад   по
собственным следам; конь-призрак хотел заставить меня пересечь черту.
   Вот уж нет, решил я и лишь по прошествии времени понял, сколь  мудрым
было это решение. Тогда  я  и  понятия  не  имел,  что  за  этой  линией
начинается Пустота  -  великое  Ничто,  откуда  никто  не  возвращается.
Воистину пука подготовил для меня незаурядную ловушку.  Что  лишний  раз
свидетельствовало  о  его  незаурядном  уме.  А  это,  в  свою  очередь,
подхлестывало мое желание заполучить его в качестве  своего  скакуна.  Я
пошел по следу и вскоре вновь спугнул  коня,  который,  как  выяснилось,
стоял в ближайшей рощице, наблюдая за моими действиями. Ну и хитрюга!
   Теперь я преследовал его  с  удвоенным  рвением  и  почти  не  ощущал
усталости. Стоило ему остановиться, останавливался и я - иногда мне даже
удавалось вздремнуть минутку-другую. Едва доносился звон цепей, я  вновь
пускался в погоню. Конь-призрак начинал нервничать, к  тому  же  он  был
голоден. За все это  время  ему  не  представилось  возможности  вдоволь
попастись.
   На сей раз он бежал на юго-восток, что в конечном счете  привело  нас
на открытую равнину. Такие места не очень хороши  для  прогулок,  потому
как там трудно укрыться от хищных птиц. Одна из таких пташек кружила как
раз над нами. Судя по  огромным  размерам,  это  была  самая  крупная  и
опасная птица Ксанфа, которую одни называют pyx, а другие  рок,  говоря,
что от нее так же трудно укрыться, как от судьбы. За себя я мог особо не
беспокоиться, ибо представлял собой слишком  мелкую  добычу.  Иное  дело
пука. Похоже, эта пташка задумала перехватить мою добычу.
   И тут птица рух буквально рухнула, вниз. Отстегнув  лук,  я  метнулся
вперед и поднялся на холм в тот самый момент, когда  рух,  уже  закогтив
пуку, начала вновь набирать высоту.  Все  движения  хищников  рассчитаны
очень точно, но рух не учла веса цепей, и это замедлило  подъем.  Прежде
чем птица  успела  взмыть  в  поднебесье,  я  выпустил  стрелу  прямо  в
оперенный огузок.  Конечно,  для  существа  таких  размеров  моя  стрела
представляла собой не более чем колючку, но каждый знает, как  неприятно
бывает, когда занозишь чувствительное место.  Издав  негодующий  клекот,
рух выпустила пуку, который упал на землю и бешеным галопом  помчался  к
ближайшей рощице, где мог укрыться от хищника.
   Зато мне укрыться было негде, и ярость гигантской птицы обратилась на
меня. Доводилось ли тебе видеть  разъяренную  птицу  рух?  Желаю,  чтобы
никогда и не довелось. Когда эта пташка  подлетела  ко  мне,  ее  крылья
заслонили солнце. Я обнажил меч - понимал, что слишком мал  и  слаб  для
битвы с таким  гигантом,  но  сдаваться  без  боя  не  собирался.  Птица
попыталась схватить меня слету, но лапы ее  были  столь  велики,  что  я
проскочил между когтей. Поняв, что этак ей меня не закогтить, рух взмыла
вверх и, выставив когти, рухнула на землю. Вонзив  когти  в  почву,  она
вырвала здоровенный кусок дерна и вместе со мной  и  небольшим  деревцом
подняла его в воздух.
   Откашливаясь - ведь поднялась целая туча песка и пыли,  -  я  яростно
размахивал мечом. Мне удалось нанести удар по основанию толстенного -  с
мое бедро - когтя и отсечь его напрочь. Из раны потоком  хлынула  кровь,
размягчая удерживаемый лапами дерн. В  конце  концов  земля  рассыпалась
комьями, а вырванное с корнем деревце и я полетели вниз.
   Шмякнулся я основательно, к  тому  же  сверху  меня  присыпал  холмик
окровавленной земли. Все бы ничего, но в  этой  земле  оказалось  немало
камней,  которые  переломали  мне  кости.  Уж  не   знаю,   как   другим
странствующим героям удавалось изо  всех  переделок  выходить  целыми  и
невредимыми, но я никакого заклинания на  сей  счет  не  знал  и  сделал
единственное, что мог сделать  в  сложившихся  обстоятельствах:  потерял
сознание.
   Очухался я приблизительно через час, когда  сломанные  кости  зажили.
Мне,  кажется,  уже  случалось  упомянуть  о  моем  таланте?  Да-да,  он
заключается в способности к самоисцелению. Маленькая ранка  затягивалась
на моем теле мгновенно, на заживление  серьезной  требовались  считанные
минуты. Я мог отрастить заново отрезанный палец и даже отрубленную ногу,
только на это ушло бы около часа.  Стрела,  насквозь  пробившая  сердце,
уложила бы меня на день - или чуть подольше, если бы никто не  догадался
ее вытащить. Таким образом через час мои раздробленные  кости  были  как
новенькие, если не лучше.
   Птица тем временем улетела. По всей видимости, сочла меня  мертвым  и
потеряла ко мне всякий интерес. Подобные  ошибки  совершались  и  прежде
другими чудовищами. Никто из  них  не  предполагал,  что  имеет  дело  с
практически неистребимым противником. Должен  признаться,  что  сознание
собственной неуязвимости способствовало появлению у меня тяги ко всякого
рода похождениям.
   Мой магический талант как нельзя лучше подходил для героя.
   Придя в себя, я немедленно возобновил преследование, что оказалось не
так уж трудно. Как и птица, пука счел меня погибшим, а потому не  убежал
и просто-напросто щипал травку неподалеку. И то сказать, за время  нашей
гонки он основательно проголодался.
   Издав дикий вопль, я устремился к  нему.  Он  отреагировал  так,  как
любое нормальное существо реагирует на появление восставшего  из  могилы
мертвеца: содрогнулся и в ужасе пустился  наутек.  Многие  считают,  что
привидения не боятся других привидений, но это не так. Даже  полноценные
призраки пугаются того, чего не понимают, а этот конь был призраком лишь
отчасти.  Он  занимал  промежуточное  положение  между   призрачными   и
материальными существами,  подобно  зомби,  которые  представляют  собой
нечто среднее между живыми  и  мертвыми.  Впоследствии  я  выяснил,  что
именно цепи приковывают призрачных лошадей к материальному миру.  Сбрось
пука эти вериги, он мигом утратил бы вещественность и  обратился  духом.
Но пока он их носил, ему приходилось делать то же, что делает  настоящее
животное: есть, пить... и все такое.
   Если подумать, Ксанф полон существ и  явлений,  представляющих  собой
нечто неопределенное: ни дух, ни тело, ни зверь, ни птица,  ни  рыба  ни
мясо. Гонка возобновилась. Пука продолжал скакать  на  юго-восток,  и  в
результате мы с ним оказались в местах, где гнездились грифоны. Приметив
следы когтей на коре деревьев и грифоний помет на земле, я насторожился,
зная, насколько опасны  эти  хищники.  Совладать  с  одним  грифоном  я,
конечно, мог, но порой они  охотятся  целыми  выводками,  а  это  грозит
неприятностями. Птица рух не стала выковыривать меня из грязи, поскольку
я представлялся ей ничтожной добычей. Но для трапезы грифонов я подходил
в самый раз. К тому же мне трудно было понять,  как  станет  действовать
мой талант, если целая стая разорвет меня на части и каждый грифон съест
по куску. Возможно, мне удалось бы восстановиться, окажись большая часть
моего тела в одном желудке, но проверять эту догадку как-то не хотелось.
К тому же исцеление исцелением, но боль от ран я испытывал точно так же,
как и все нормальные люди, и это ощущение не доставляло мне ни малейшего
удовольствия. Принято считать, будто варвары смеются  над  болью,  но  я
никогда не мог понять, что в ней смешного.
   Пука, голодный и усталый,  оказался  менее  осторожным.  Не  разбирая
дороги, он мчался  прямо  к  раскидистому  дереву,  на  ветвях  которого
красовалось раскидистое гнездо. А в нем сидела грифониха. Возможно,  она
высиживала яйца, но я не уверен. Никто толком не знает, как размножаются
грифоны, они ведь никого не подпускают к своим гнездам.  Вот  и  сейчас,
заслышав   топот   копыт,   грифониха   усмотрела   в   появлении   пуки
посягательство на свой священный покой и  негодующе  заклекотала.  Самец
сидел малость повыше, сложив  крылья  и  вцепившись  когтями  в  толстую
ветку. Услышав крик, он немедленно спрыгнул вниз  -  прямо-таки  рухнул,
как рух, - но, не долетев до земли, распростер крылья  и  заскользил  по
воздуху. Выглядел он рассерженным, и его можно было понять.  Представляю
себе,  как  чувствовал  себя  я,  будучи  разбуженным  истошным   криком
недовольной появлением незваных гостей жены. Возможно, это была одна  из
причин, по которым я так опасался брака, - он представлялся  мне  чем-то
вроде Пустоты, из-за грани которой уже нет возврата.
   Грифону потребовался лишь миг, чтобы сообразить, кто  виновник  всего
этого  переполоха.   Развернувшись   в   воздухе,   он   устремился   за
конем-призраком, у которого хватило ума припустить наутек изо всей мочи.
Я помчался следом.
   Несмотря на свои цепи, пука скакал очень быстро, и на твердой  почве,
возможно,  сумел  бы  уйти  от  преследования,  но  эта  местность  была
болотистой, и копыта вязли во влажном мху.  К  тому  же  густо  растущие
деревья затрудняли бег коня, тогда как привычный к охоте в  лесу  грифон
лавировал между ними с легкостью. Хищник постепенно настигал добычу.
   Когда грифон налетел на пуку, я находился слишком далеко и ничего  не
мог поделать. Да и находись я на расстоянии, позволяющим воспользоваться
луком, стрелять все равно бы не стал. Ведь убив грифона,  я  оставил  бы
его самку, сидевшую на яйцах... или чем-то там еще, без  добытчика.  Она
не смогла бы прокормить детенышей одна, а мне вовсе не  хотелось,  чтобы
живое существо погибало понапрасну.  Одно  дело  сойтись  с  грифоном  в
схватке и совсем  другое  -  обречь  на  голодную  смерть  детенышей.  Я
понимаю, что это звучит глупо, но  люди,  Постоянно  обитающие  в  диких
краях, как правило, проникаются уважением ко всем  населяющим  эти  края
существам. Грифон не искал схватки - пука потревожил  его  гнездо  из-за
того,  что  я  преследовал  пуку.  Таким  образом,  я  являлся  истинным
виновником происходящего и полагал, что не имею никакого права  нападать
на грифона. С другой стороны, пука тоже влип в эту историю исключительно
из-за меня,  и  отказ  помочь  ему  был  бы  с  моей  стороны  не  самым
благородным поступком.
   Покуда я терзался сомнениями, грифон уселся пуке на спину и с размаху
долбанул его клювом. Удар пришелся по одному из звеньев цепи.  Ошалевший
от неожиданной боли грифон затряс головой и попытался  взлететь,  но  не
смог, поскольку один из его когтей застрял в другой цепи.
   Некоторое время пука старался сбросить  грифона,  который  и  рад  бы
улететь, да никак. Затем  конь  проскакал  под  низкой  веткой,  которая
сшибла хищника с его спины. Тот грянулся оземь  и  оправился  далеко  не
сразу. Затем он неуклюже взлетел  и,  вихляя  в  воздухе,  направился  к
гнезду. По  его  шкуре  струился  пот  -  мало  кому  доводилось  видеть
потеющего грифона. Он и думать забыл о пуке - в отличие от меня. Я вновь
устремился за конем-призраком.
   Местность становилась все более заболоченной, и в  конце  концов  нас
занесло в настоящую топь. Сапоги мои хлюпали по  воде.  Отставать  я  не
собирался, но и углубляться  в  трясину  мне  вовсе  не  хотелось.  Как,
впрочем, и коню. Через некоторое время он круто повернул на юг,  видимо,
рассчитывая выбраться на более высокое и сухое место. На южном горизонте
маячили горы, но до них было далеко, и подъема почвы в  той  стороне  не
наблюдалось. Тогда пука свернул на запад. Он  скакал  во  весь  опор,  я
несся за  ним  -  мы  направлялись  к  какой-то  яркой  стене.  По  всей
видимости, конь-призрак знал эти края ничуть не лучше, чем я, и  выбирал
направление наугад.
   По мере нашего приближения стена становилась все  ярче,  а  местность
вокруг все хуже. Это была  настоящая  трясина:  зыбкую  почву  покрывала
вода, а над  этой  водой  -  вдобавок  ко  всем  радостям  -  замелькали
движущиеся с огромной скоростью разноцветные треугольные плавники. Когда
зеленый плавник приблизился, из воды высунулась  здоровенная  рыбина  со
страшной, полной острых зубов пастью. Эта пасть явно нацелилась на  меня
- я взмахнул мечом и рассек рыбе нос. Она плюхнулась обратно в  болотную
жижу и обиженно завопила:
   - Чего размахался, остолоп? Сразу видно - деревенщина. Я  всего-то  и
хотела, что получить залог, А тебе дала бы ссуду.
   Кто-кто, а говорящие рыбы никогда не внушали мне доверия.
   - Какой еще залог?
   - Ну, руку там... или ногу. Пустяковый залог.
   - Не интересуюсь. Оставь меня в покое, или...
   - Я готова ссудить тебе покой, хоть вечный. Только  оставь  залог.  Я
ведь акула капитализма, ростовщик.
   - Будь ты ростом в щит или хоть в целое копье, никакого  залога  тебе
не видать. Убирайся, не то отсеку тебе плавник.
   По всей видимости, акулу такая перспектива не  устраивала,  поскольку
она поспешно уплыла прочь. В ту пору, будучи невежественным варваром,  я
понятия не имел какие акулы эти ростовщики, но теперь знаю, что, дай  им
в залог хоть мизинец, и они заглотят тебя со всеми потрохами.
   Тем временем пука попал в  затруднительное  положение.  Он  увязал  в
болоте, а вокруг уже кружили - приближаясь с каждым кругом! - целых  три
плавника. Конь по-прежнему рвался на запад, но, увы, он сам загнал  себя
в ловушку. Теперь я видел, что сверкающая стена  представляла  собой  не
что иное, как сплошное пламя. Ничего хорошего это не сулило.
   Размахивая мечом, я бросился на выручку коню.
   - Эй, - закричал я рыбам, - убирайтесь, пока  я  не  искрошил  вас  в
капусту!
   Сомневаюсь,  чтобы  акулы  знали,  что  такое  капуста,  -  уж  их-то
детенышей наверняка в ней не находят, - однако желания узнать отнюдь  не
проявили. Они испугались, но и пуку мое появление  напугало  не  меньше.
Рванув с места, он устремился прямо к огненной стене.
   - Стой! - закричал я ему вслед. - Да  стой  же  ты!  Я  пытаюсь  тебе
помочь.
   Увы, он рвался  вперед,  видимо,  страшась  моего  меча  больше,  чем
пламени или акульих зубов. Однако вскоре ему пришлось остановиться, так;
силен был исходящий от стены жар. И разумеется,  к  нему  тут  же  вновь
устремились акулы.
   Когда  самая  алчная  приблизилась  почти  вплотную,  конь  с  трудом
выдернул из трясины переднее копыто и лягнул ее в морду. Удар был хорош,
но три  оставшиеся  ноги  увязли  еще  глубже.  Теперь  бедняга  не  мог
сдвинутся с места. Я поспешил к нему, хотя и сам плохо представлял,  как
смогу его выручить.
   Нахальная синяя акула подплыла сбоку и попыталась ухватить  пуку,  но
того, как и в случае с грифоном, выручили цепи. Зубы лязгнули о металл с
такой силой, что высекли искры. Рыбине  наверняка  было  больно,  и  она
отпрянула назад, однако не удалилась.
   К тому времени подоспел я. Пука и рад бы был удрать,  но  теперь  его
прочно удерживала трясина.
   - Послушай, пука, - обратился я к коню, -  пойми,  единственное,  что
мне от тебя нужно,  это  доехать  на  тебе  туда,  куда  я  направляюсь.
Доставишь меня на место, и я отпущу тебя на все четыре  стороны.  Может,
таскать на спине варвара и не лучшее развлечение, но, на мой взгляд, это
предпочтительнее  смерти.  А  здесь  тебе  не  приходится  ждать  ничего
другого. Или утонешь в трясине, или акулы сдерут с  тебя  шкуру  живьем.
Может, все-таки предпочтешь путешествовать со мной?
   Пука посмотрел на меня так, будто я малость свихнулся. Я  сомневался,
что он правильно понял  мои  слова.  В  Ксанфе  живут  разные  животные,
некоторые из них умнее людей, но далеко не все. Многие даже  глупее.  Но
этот пука во время погони выказывал немалую сообразительность.
   Ко  мне  ринулся  красный  плавник,  но   я   мгновенно   отсек   его
стремительным ударом меча. Болотная вода окрасилась кровью.
   Казалось, акулам преподан урок, однако запах крови привлек их, и  они
стали собираться во множестве. Скоро чуть ли  не  все  болото  покрылось
разноцветными плавниками - в иных обстоятельствах я счел бы это  зрелище
красочным.
   - Пука, - закричал я, - мы попали в беду!
   Я рванулся к коню. Тот попытался отпрянуть, но трясина не  отпускала,
и мне удалось взобраться ему на  спину.  Ноги  его  еще  глубже  ушли  в
болотную жижу, зато, когда акулы бросились в атаку, я со  своей  удобной
позиции с легкостью отсек первый же  приблизившийся  плавник.  Остальные
бросились на раненого собрата и тут же разорвали бедолагу на части.  Вот
и верь после этого обещаниям удовлетвориться рукой или ногой. Со  второй
приблизившейся ко мне акулой я обошелся так же, как с первой, - и  точно
такой же оказалась ее дальнейшая судьба.  Сунулась  третья  -  и  с  ней
произошло тоже самое. Со спины коня-призрака  я  описывал  мечом  полный
круг, к тому же  имел  прекрасный  обзор,  и  ни  одна  акула  не  могла
подобраться к нам незамеченной. Я отрубал плавник за  плавником,  острые
зубы кромсали израненные тела,  и  вскоре  вода  вокруг  превратилась  в
кровавую жижу.
   Через некоторое время одни акулы погибли,  а  другие  насытились  или
продолжали пожирать сородичей. Круг плавников распался -  мы  больше  не
интересовали хищников. Как я уже говорил, грубая сила,  возможно,  и  не
лучший способ решения всех проблем, но в некоторых случаях  без  нее  не
обойтись.
   От акул мы отбились, но пука погрузился в болото уже  по  самую  шею.
Еще немного, и трясина поглотит  его  с  головой.  Я  должен  был  найти
какой-нибудь выход.
   - Послушай меня, пука, - вновь обратился я к коню, - мы не  враги.  Я
хочу тебе помочь. Я спас тебя от акул. Я помог тебе  спастись  от  птицы
рух и от грифона. Теперь я хочу вытащить тебя отсюда. Еще не  знаю  как,
но постараюсь что-нибудь придумать. А пока не придумаю, просто  стой  на
месте, не дергайся и, главное, задери повыше голову.
   Я слез с коня и  встал  рядом  с  ним,  обдумывая  положение.  Может,
попробовать вытащить его копыта из трясины одно за другим? Я наклонился,
ухватил коня за заднюю ногу и изо всех сил потянул вверх. Увы,  все  мои
потуги были напрасны.
   Трясина  крепко  держала  свою  добычу.  Озираясь  по   сторонам,   я
присмотрелся к  огненной  стене,  и  отсюда,  с  не  столь  уж  далекого
расстояния, она показалась мне довольно  тонкой,  скорее  не  стеной,  а
завесой,  сквозь  которую  проглядывало  что-то  находящееся  по  другую
сторону. А если поднырнуть под нее?..
   Сказано - сделано. Я закрыл глаза, с головой  погрузился  в  кровавую
жижу и поплыл к  огненной  завесе.  Решив,  что  продвинулся  достаточно
далеко, я поднялся - и увидел перед собой выжженный лес.  Видимо,  пламя
покинуло это место совсем недавно, сейчас огненная стена  находилась  за
моей спиной. Странное дело -  на  обугленных  деревьях  уже  пробивались
зеленые ростки. Растения были опалены, но не мертвы.
   На западе огонь иссушил болото, преврати