Почувствовав, как затвердевает и вторая нога, я полез в суму, нашаривая
противодействующее заклятие. Оно  уже было израсходовано, но в тот момент  я
действовал  не  размышляя.  Во-первых,  голова  моя была  набита  песком,  а
во-вторых, мало кто станет предаваться раздумьям, чувствуя, что превращается
в камень.
     В моей  руке  оказалась белая кукла. Первоначально она  предназначалась
для обмена  телами,  и  я  понятия  не имел,  чего ждать от  нее теперь. Мне
хотелось верить, что эта  штуковина мне,  поможет,  а  как - это  уже другое
дело. Мой поступок был продиктован отчаянием.
     - Действуй! - воскликнул я, подняв куклу на головой.
     Она вспыхнула, и в тот же миг я  отчетливо  увидел стрелку, указывающую
на  восток.  Ага,  стрелка.  Стало  быть,   я  задействовал  белый   компас,
указывающий  местонахождение  объекта. Теперь  я  сумею  отыскать  его,  ибо
действие  черного  компаса,  с  которым  я столкнулся на вершине  горы,  уже
ослабевало. Инь предупреждал, что чем чары свежее, тем сильнее.
     Однако для  того,  чтобы  что-то  найти,  нужно  дотуда  дойти,  а  моя
способность дойти куда бы  то  ни  было вызывала  сильные сомнения.  Процесс
окаменения продолжался. Возможно, то, что  я мигом  спихнул  черный камень в
пропасть,  в  какой-то  мере  ослабило  его  воздействие,  тем  не  менее  я
превращался в статую.
     Руки  мои немели, волосы  на голове  становились  тяжелыми  и  ломкими.
Остекленело  лицо. Дыхание  замедлилось,  а  потом  прекратилось вовсе,  ибо
каменные легкие слишком  тяжелы, чтобы поддерживать этот процесс. С  тяжелым
стуком я  упал на  землю - хочется  верить, что земля  при  этом не  слишком
пострадала.   Окаменев   полностью,  я,   разумеется,   умер.   Третий   раз
всего-навсего за два дня! Варварам свойственно стремиться  к  первенству, но
честь  поставить  такой  рекорд  я  предпочел  бы  предоставить  кому-нибудь
другому.
     Пука  смотрел  на  меня  с  неподдельной   тревогой.   Помочь  мне  он,
разумеется,  не  мог,  однако в  отчаяние  не  впал,  ибо,  будучи  животным
смышленым, довольно быстро смекнул,  что человек,  вернувшийся к жизни после
падения в Провал, скорее всего исцелится и от окаменения. Он приподнял меня,
подхватил  цепью  и  оттащил  в  тень  того  самого  дерева,  к  которому  я
направлялся.  Затем конь принялся пощипывать травку, одним глазом косясь  на
меня,  а другим  поглядывая  по сторонам  на случай появления  какого-нибудь
приблудного чудища.
     Вокруг бурлила дикая жизнь Ксанфа, но, к счастью, хищников, опасных для
Пуки,  поблизости  не  оказалось.  Не  было  также  ни  жуков-буровиков,  ни
альбатросов-каменотесов,  ни  клопов-рудокопов  - короче, никого  способного
причинить вред каменной статуе.
     С низким басовитым  гудением с  цветка на  цветок  перелетали  летающие
тарелки, им вторило  тонкое  жужжание  летающих  блюдец.  Ни  те,  ни другие
опасности не представляли. Они собирали нектар, так что, поймав одно из этих
существ, можно было отведать сладкого лакомства прямо с тарелочки. Из кустов
доносился горестный клич жалейки. Вообще-то она на человека не нападает, но,
потревоженная,  запросто  может  ужалить.  Ужаленный жалейкой,  как правило,
проникается такой жалостью к  себе, что тут  же заливается горючими слезами.
Тут главное держаться подальше от огня, чтобы не загореться. Я слышал, будто
пролитые на  землю горючие слезы  никогда  не  пропадают даром  -  стрекозлы
выискивают каждую лужицу, поскольку эти слезы великолепной топливо.
     Усевшийся  на ветку канюк канючил долго и занудливо, но в конце концов,
очевидно,  приняв меня  за  настоящую  статую, уронил мне  на нос  катышек и
улетел. Теперь я понял, почему скульптуры терпеть не могут птиц.
     Настал вечер, сгустилась  тьма,  а Пука  по-прежнему  кругами ходил  по
поляне, карауля  мое  окаменевшее тело. Теперь  он верил  в  мой талант и не
сомневался в благополучном исходе.
     Вера  его была  вознаграждена. Способность  к  самоисцелению вступила в
противоборство с черным заклятием Яна  и мало-помалу  стала одолевать. Ночью
ко мне вернулось дыхание, ибо голова и торс вновь обернулись плотью. Хорошо,
что злой  волшебник Ян ничего не  знал о моем  таланте и дал  маху, полагая,
будто  заклятие  окаменения  способно  покончить  со  мной  раз  и навсегда.
Возникни у  него  хоть малейшее подозрение,  что я  способен раскаменеть, Ян
наверняка  разбил  бы  статую  на мелкие  кусочки  и разбросал осколки  куда
подальше. Сомневаюсь,  чтобы после этого мне удалось исцелиться. А если бы и
удалось, то очень нескоро. Уж кто-кто, а  Ян наверняка сумел бы использовать
это время, чтобы взобраться на трон и нахлобучить корону.
     Еще не расцвел рассвет, а мне уже удалось присесть. Пука удовлетворенно
заржал - я оправдывал его надежды. Но не  свои,  поскольку  обе ноги и левая
рука  еще  оставались каменными, да  и  череп, признаться,  был  каким-то...
каменистом.  Обычно  процесс  исцеления  ускорялся  по  мере  приближения  к
завершению, на сей раз он, напротив, замедлилися.
     Впрочем, удивляться не следовало, ведь в последнее время мне слишком уж
часто  приходилось прибегать к помощи  своего  таланта. Тараск меня покусал,
стрекозлы чуть не сожгли, Панихида  отравила и спихнула в Провал, Ян обратил
в камень -  и все это всего за какую-то пару дней. Причем в ряде случаев мне
пришлось не  просто  исцеляться, а  воскресать. Ни  один талант  не выдержит
такой нагрузки.
     Понимая  это,  я особо не волновался, ибо  пребывал в  уверенности, что
через несколько часов, в крайнем случае дней магия восстановит полную силу и
справится  с  остатками  окаменения.  А  пока  придется обходиться  тем, что
имеется.
     Уже впоследствии, размышляя о случившемся тогда, я пришел к заключению,
что мой талант оказался  в  каком-то смысле  сбитым с  толку.  Слишком много
энергии было  затрачено  на следовавшее  одно за другим исцеления, так что в
итоге талант будто утратил память о том, каким я  должен быть на самом деле,
и  наличие  каменной руки и каменных ног воспринял как должное. Впрочем, все
это не более чем догадки, я понятия не имею о принципах действия магии.
     Ухватившись  за цепь стоявшею поблизости Пуки, я поднялся на ноги и тут
же  потянулся к  деревьям, чтобы  подкрепиться  фруктами  и  орехами.  Через
некоторое время  ко мне вернулась способность передвигаться  самостоятельно,
но ноги оставались каменными. В  какой-то мере  это  напоминало хождение  на
ходулях  -  ходить-то можно, но  далеко не  уйдешь.  Без  верного друга  мне
пришлось бы туго.
     К полудню я несколько восстановил силы и решил двинуться в путь. На сей
раз  у  меня  не было  сомнений  относительно направления - стрелка  в  моем
сознании  четко  указывала  дорогу.  Правда,  сама  она  выглядела  какой-то
расплывчатой,  но  это наверняка  было следствием загрязнения моего ума. При
все  прочих  издержках белый  компас  оказался задействованным вовремя, ибо,
судя по всему, объект находился совсем неподалеку.
     Мы двигались  на  восток  вдоль Провала, и  я не  переставал удивляться
тому,  что  никто  не  предупредил  меня  о  существовании  этой  чудовищной
пропасти, проглядеть которую решительно  невозможно.  А заодно гадал, что за
объект может быть спрятан в этих местах.
     Вскоре мы приблизились к притулившейся у самого обрыва хижине Панихиды.
Стрелка указывала прямо на нее.  Резонно  решив, что объект находится где-то
позади, я  решил  объехать  избушку  стороной.  Но,  по  мере  того  как  мы
отклонялись к югу, стрелка поворачивалась. Она упорно  указывала  на  жилище
беглой принцессы!
     Мне  не  очень хотелось снова оказаться у  нее в гостях,  но,  когда мы
отъехали  на  восток  от  хижины, стрелка  указала  на  запад.  Сомнений  не
оставалось - то, что я искал, находилось в логове этой сумасбродки.
     Я вздохнул. Не хочется к ней  соваться,  а  придется. Вряд ли  Панихида
обрадуется  моему появлению,  ведь  она дважды  убила меня,  чтобы  не  дать
заполучить искомое. А сейчас мне придется забрать это - не  знаю что - у нее
из-под носа,  да желательно  побыстрее,  не то эта женщина наверняка  найдет
способ убить меня  еще  раз.  Я не  осуждал ее  за нежелание возвращаться  и
подвергать опасности замок Ругна, но  и  позволить убивать себя по нескольку
раз на дню не собирался,  потому как смерть дело неприятное, а воскрешение -
нешуточное.
     Подъехав  к  дому, я  спешился и постучал в  дверь. Изнутри  доносилась
негромкая, приятная музыка, - видимо, хозяйка перебирала  струны той  тыквы,
которую я у нее видел.  Как только раздался стук, музыка,  смолкла, и спустя
мгновение  Панихида  открыла дверь.  Завидя  меня,  она остолбенела  - глаза
полезли на лоб, рот раскрылся, а нежная кожа побледнела.
     -  Зашел кое-что забрать, - грубовато пробурчал я. По правде сказать, я
не собирался ей грубить  и не проявил учтивости лишь потому, что сердился на
себя. А  на себя я сердился потому, что не мог по-настоящему рассердиться на
нее. Варвары все такие  - несмотря на неоспоримые доказательства противного,
они склонны верить, будто прекрасные женщины так же прекрасны внутренне, как
и внешне. Мне  ли не знать, что это за  птица, однако, когда  я  смотрел  на
Панихиду, все содеянное ею со мной казалось  не столь уж предосудительным. -
Я только возьму что надо и уйду. Ну-ка, пусти меня.
     Панихида, так и не вымолвив ни слова, отступила в  сторону. Я проскочил
мимо нее и проверил стрелку. Вот  те на!  Острие указывало прямо  на хозяйку
хижины.
     - Ага, значит, это у тебя. Небось ты  с самого начала все знала, только
мне не сказала. Давай сюда!
     - Ты мертв! - пролепетала она.
     -  Как  бы не так!  Я  же говорил,  что быстро лечусь.  Нечего  болтать
попусту - отдавай мне эту штуковину, и разойдемся по-хорошему.
     - Я... у меня ничего нет.
     Панихида по-прежнему выглядела так,  словно увидела призрак, хотя  в то
время я таковым вовсе не был,
     - Послушай,  женщина, ты убила меня, так что я не считаю себя обязанным
с тобой церемониться. Сказано тебе, давая сюда... сама знаешь что!
     - Сказано тебе, нет  у  меня ничего! - крикнула она,  видимо, несколько
оправившись от потрясения. - Я даже не знаю, о чем ты толкуешь.
     С меня  было  довольно.  Существуют  пределы тому, что может  вытерпеть
варвар даже от самой очаровательной женщины. К тому же, возможно, мое сердце
еще не вполне  раскаменело.  Сграбастав  Панихиду, я принялся обыскивать ее,
прощупывая все тело.
     Она  не  сопротивлялась.   Найти  ничего  не   удалось,  но  стрелка  с
поразительным упорством продолжала указывать на нее.
     -  Может,  мне  нужно забрать что-то из  твоей одежды? - предположил я.
Ну-ка, снимай платье.
     -  И  не  подумаю!  -  возмущенно  воскликнула  Панихида,  окончательно
убедившаяся в том, что я никакой не призрак.
     - Ладно, сделаю это за тебя, - сказал я и  принялся расстегивать не ней
платье.
     - Ты варвар! - взвизгнула она.
     - Это точно, - самодовольно подтвердил я.
     - Хорошо-хорошо, я сама. Убери руки.
     Панихида расстегнула  платье. Сбросила на пол и переступила через него.
Больше  на ней ничего не было.  Затем она сняла туфли и осталась  совершенно
голой. Подхватив платье и туфли, я бросил  их на кровать и проверил  компас.
Стрелка указывала на обнаженную женщину.
     -  Может...  может,  ты  это  проглотила? -  предположил  я,  несколько
подрастеряв уверенность.
     -  У тебя  в  башке мозги или мякина? Может, ты  еще выпотрошишь  меня,
чтобы посмотреть, нет ли чего внутри?
     Я покачал головой:
     - Не хотелось бы, но я никак не возьму в толк...
     -  Отроду не  видала  таких бестолочей.  Неужто  до  тебя и  сейчас  не
дошло...
     До меня  дошло. Неожиданно все встало на  свои места. Панихида вовсе не
прятала объект и уж подавно не глотала его - она сама  была этим объектом, И
то сказать, зачем  добывать какую-то штуковину, а потом,  выиграв состязание
за право  взойти на  трон, еще  и предпринимать  усилия,  чтобы жениться  на
строптивой  девице?  Не проще  ли  добыть  саму девицу?  А поскольку  девица
своенравна   и  даже  опасна,   лучше   всего   спихнуть  эту  работенку  на
неискушенного в интригах невежественного варвара.
     С  самого начала  я не испытывал  особого почтения к волшебнику Яну, но
теперь у меня возникли сомнения и в добропорядочности Иня. Беда в том, что я
был связан  по рукам и ногам данным мною обещанием. Наверное, король Громден
хотел предупредить  меня о  возможных затруднениях.  О проклятии, о том, что
возвращение принцессы приведет  к разрушению замка, он  не помнил и искренне
хотел,  чтобы  дочь  вернулась  домой,  стала  королевой  и была  счастлива.
Родители  нередко считают, будто они  гораздо лучше своих  детей, даже давно
повзрослевших, знают,  что нужно для их счастья. Однако король знал, что его
дочь  возвращаться  не  хочет и будет сопротивляться этому  всеми доступными
средствами.
     Средства, к  которым она прибегла, я, разумеется, одобрить  не мог,  но
позицию ее понимал. Случись мне узнать, что мое  возвращение в Крайнюю  Топь
приведет  к разрушению родной деревни,  я  бы  тоже  противился  этому всеми
силами.  Сейчас  я чувствовал  себя  виноватым  из-за  того, что  должен был
сделать, - тем не менее я должен был это сделать. Я ведь дал слово.
     Будь проклят тот час, когда я подрядился на эту паршивую работенку!


        "Глава 10"

        "ДЕМОНСТРАЦИЯ"

     Даже  не  подумав  прихватить  одежду,  Панихида метнулась  к двери.  Я
перехватил  ее, понимая,  что окрестности она знает  гораздо лучше меня,  и,
коли удерет, поди ее поймай. Она замахнулась на меня маленьким кулачком,  но
я отбил удар левой рукой.
     - Ой! - воскликнула Панихида. - Ты из чего сделан? Дубовый, что ли?
     -  Каменный, - отозвался я.  -  Но не  весь - только ноги и левая рука.
Наскочил на заклятие.
     - Небось то было одно из черных заклятий Яна.
     - Оно самое.
     Разговор  шел вполне мирно,  и я,  утратив  бдительность, отпустил свою
пленницу.  В  тот же миг она снова бросилась  к выходу и  на  сей раз сумела
выскочить наружу - но налетела на дожидающегося меня Пука, в результате чего
снова оказалась в моих руках.
     -  Ты уж не обессудь,  - сказал я,  -  но мне придется отвезти  тебя  в
замок. Коли обещал доставить туда объект...
     - Я не объект! - негодующе воскликнула  Панихида, пытаясь высвободиться
из моей хватки. Но на сей раз я был умнее и держал ее крепко.
     - А вот и объект. Ты - объект моей миссии.
     - Ничего у тебя не выйдет.
     - Еще как выйдет, - возразил я, забавляясь ее попытками вырваться. - Ты
ведь уже убивала меня. Пора бы понять, что толку от этого мало.
     - Значит, плохо убивала. В следующий раз убью  как  следует! - С  этими
словами Панихида попыталась укусить меня в плечо, но, к несчастью, вцепилась
в левое и чуть не сломала о камень свои белые зубки.
     - По-моему, тебе лучше одеться, - сказал я,  ибо считал, что женщины не
должны выходить из дому  голыми.  Кожа  у них нежная, а в лесу полно кусачей
мошкары.
     Поскольку  ни  малейшего желания одеваться Панихида не выказывала,  мне
пришлось повалить  ее на кровать и самому натянуть на нее коричневое платье.
Это было непросто -  она  отчаянно  вертелась, царапалась и пиналась,  но  в
конце концов я застегнул последнюю пуговицу.
     - Дубина! - воскликнула Панихида. - Ты надел его наоборот!
     Я захлопал глазами. Пуговицы  были спереди, где и положено, но платье и
вправду сидело на ней как-то странно.
     - Какая разница?
     - Для  такого  остолопа, как ты, может, и никакой. Убери  лапы, я  сама
оденусь.
     Я отпустил ее и отступил на шаг. Панихида встала, расстегнула платье, -
кажется,  оно и впрямь было надето шиворот-навыворот, - сняла его, растянула
перед  собой  и  неожиданно  набросила  мне на  шею.  Она потянула  концы  в
противоположные  стороны с явным намерением меня задушить.  Но то ли моя шея
еще  не полностью раскаменела,  то ли силенок у нее было маловато, но я и не
подумал  задыхаться. Думать-то не думал, но забавы ради прикинулся удушенным
и  упал на пол. Для верности  Панихида  подушила меня  еще минутку-другую, а
потом, решив, что дело сделано, выпустила края платья и задумалась.
     -  Что  теперь   с  тобой   делать?  -  пробормотала  она,  пребывая  в
уверенности, что я ее не  слышу. - Вообще-то ты неплохой парень,  но  если я
оставлю тебя в живых...
     Я сцапал  ее  за  ноги,  повалил  на  пол  и  со  словами "Ты,  кажется
собиралась  одеться?"  основательно отшлепал по...  ну, все знают,  по  чему
можно отшлепать.
     - Ты негодяй! - яростно прошипела она.
     -  Просто  варвар, - поправил я. -  А сейчас, может, все-таки  наденешь
платье? Иначе я заверну тебя в простыню, да так отсюда и заберу.
     -  Это платье? - Ты посмотри, во  что оно превратилось! Все измято, все
перекручено!
     Сама же и перекрутила, когда пыталась меня задушить. Ох уж эти женщины.
     - Перекрути обратно. Панихида махнула рукой:
     -  Я  лучше надену  другое.  Кстати,  тебе  и  самому  не  помешало  бы
что-нибудь нацепить. Ты выглядишь как зомби.
     С  этим  трудно  было поспорить  -  в отличие от моего тела  одежда  не
обладала способностью к самоисцелению.  Рубаха на мне превратилась в клочья,
от панциря осталось лишь несколько болтавшихся полосок кожи, а от подаренных
Панихидой штанов и того меньше.
     - Можешь взять это платье, -  буркнула она, сунув мне в руки коричневый
матерчатый ком.
     Я  не возражал  - одежда  есть одежда. Сгодится до тех  пор, пока я  не
сорву  себе  штаны  с  ближайшей  порточницы.  Правда,  платье оказалось мне
маловато  - верхние пуговицы не застегивались,  а подол не достигал и колен,
но это такие мелочи, о которых и упоминать не стоит.
     - Опять наоборот, - фыркнула Панихида.
     Я  предпочел  промолчать.  Судя  по  всему,   на  это  платье  наложено
наоборотное заклятие, а  бороться с чарами нет смысла. Панихида тем временем
достала  из  сундука серое  платье,  надела  его,  обулась  и,  встав  перед
зеркалом, принялась  расчесывать волосы. Длинные,  блестящие и  черные - под
стать  ее полуночным глазам. До  сих пор я предпочитал светловолосых женщин,
но сейчас эта приверженность казалась мне досадным заблуждением.
     - Я готова, - промолвила Панихида, приведя себя в порядок. - Пошли.
     Я  взял  ее  за левую руку - и в тот же  миг она ударила меня зажатым в
правой ножом. И  откуда он у  нее взялся? Удар пришелся  по камню,  и лезвие
обломалось.
     - Ох незадача! - огорченно воскликнула Панихида.  -  И надо же мне было
забыть!
     Я  понял,  что  по-хорошему  нам  не  поладить,  а потому огляделся  по
сторонам и снял висевшую в комнате лиану для сушки белья.
     - Нет! - вскричала она, снова порываясь выскочить за дверь. Для женщины
Панихида была довольно сильна, но, чтобы справиться со здоровенным варваром,
этого, конечно, недостаточно.  Получив несколько  царапин и укусов, я связал
ей руки за спиной. Панихида прекратила сопротивляться, лишь глаза ее яростно
сверкали. Растрепанная,  перепачканная, злющая,  как ведьма, она  привлекала
меня с такой силой,  что мне  приходилось гнать из  головы всяческие грязные
мысли.
     Выведя пленницу из хижины, я усадил ее  на коня и обрезком лианы связал
ее  стройные лодыжки. Пуку это  не  понравилось, однако он понимал, что  так
надежнее. Оставаясь на своих двоих, она непременно попыталась бы удрать.
     Очень  жаль, подумал я, что женщины совсем не похожи на лошадей. Лошади
куда рассудительнее.
     - Моя лютня! - неожиданно воскликнула Панихида. - Мне нужна лютня.
     - Твоя - что?
     -  Лютня, мужлан  неотесанный!  Музыкальный  инструмент. Чтобы  я могла
играть и петь.
     Мне это показалось  уловкой, рассчитанной на то, чтобы потянуть время и
попробовать улизнуть. Ну зачем  ей могла понадобиться  эта  лютня?  Панихида
вряд ли со