анавливаться  еще  со  времен
своей молодости, когда у джентльменов из военного  сословия  в  обычае  было
заезжать на это подворье.
     Час спустя после их  прибытия  (из  чего  следует,  что  все  это  было
условлено заранее) явился из Грэйз-Инн поверенный его милости,  и,  полагая,
что, быть может, лорду Каслвуду угодно переговорить с ним с глазу  на  глаз,
Эсмонд хотел было  удалиться;  однако  милорд  сказал,  что  разговор  будет
недолог, и представил Эсмонда стряпчему,  который  вел  все  дела  семейства
Каслвуд еще при жизни старого лорда. После этого гость сообщил,  что  деньги
были выплачены им, согласно желанию милорда, в тот самый  день  лично  лорду
Мохэну в его доме на Боу-стрит, что его милость выразил некоторое удивление,
ибо,  по  его  словам,  подобные  расчеты  между  джентльменами  не  принято
производить через стряпчих; но  тем  не  менее  тут  же  возвратил  долговую
расписку милорда виконта, каковою эго милость может  теперь  располагать  по
собственному усмотрению.
     - А я думал, что лорд Мохэн в Париже!  -  воскликнул  мистер  Эсмонд  в
великой тревоге и изумлении.
     - Он вернулся по моей просьбе, - сказал  милорд  виконт.  -  Нам  нужно
свести кое-какие счеты.
     - Но я надеюсь, что теперь они уже закончены, сэр, - сказал Эсмонд.
     - О, вполне, - отвечал тот, в упор поглядев на молодого человека. - Как
тебе известно, я проиграл ему деньги, и он  не  раз  напоминал  мне  о  них.
Теперь же долг уплачен сполна, и мы в расчете,  и  можем  встретиться  снова
добрыми друзьями.
     - Милорд! - воскликнул Эсмонд. - Я вижу, что вы обманываете меня и  что
между вами и лордом Мохэном произошла серьезная ссора.
     - Ссора! Какие пустяки! Сегодня же вечером мы будем  вместе  ужинать  и
пить вино. Всякий бы приуныл на моем месте, проиграв такую сумму. Но  теперь
долг уплачен, и мне больше не из-за чего сердиться.
     - Где мы будем ужинать, сэр? - спросил Гарри.
     - Мы! В иных случаях следует прежде  дождаться  приглашения,  -  сказал
милорд виконт, смеясь. - Ты отправляйся  на  Дьюк-стрит,  поглядеть  мистера
Беттбртона. Ведь ты любишь театр, я знаю. Я же тем временем  займусь  своими
делами, а утром мы вместе позавтракаем  со  всем  возможным  аппетитом,  как
говорится в комедии.
     - Клянусь небом, милорд, я не отстану от вас весь сегодняшний вечер,  -
возразил Гарри Эсмонд. - Мне кажется, я знаю о причинах вашей ссоры. Но  даю
вам слово, все это пустое. В  тот  самый  день,  когда  с  лордом  случилось
несчастье, я говорил с ним об этом. Я  знаю,  что  ничего,  кроме  праздного
волокитства, там не было.
     - Ты знаешь, что ничего, кроме праздного  волокитства,  не  было  между
лордом Мохэном и моей женой, - произнес милорд громовым голосом, -  ты  знал
об этом и не говорил мне?
     - Я знал об этом больше, чем сама моя дорогая госпожа,  сэр,  в  тысячу
раз больше. Откуда было  ей,  невинной,  как  дитя,  понять  истинный  смысл
любезностей опытного негодяя?
     - Значит, ты признаешь, что он негодяй и хотел отнять у меня жену?
     - Сэр, она чиста, как ангел! - воскликнул юный Эсмонд.
     - А разве я хоть словом упрекнул  ее?  -  заревел  милорд.  -  Разве  я
когда-нибудь сомневался в ее чистоте? День, когда  мне  пришла  бы  подобная
мысль, был бы ее последним днем. Думаешь, я заподозрил  что  она  сбилась  с
пути? О нет, в ней слишком мало страсти  для  этого.  Она  не  грешит  и  не
прощает. Я знаю ее нрав - и вот теперь я потерял ее; а я люблю ее  теперь  в
десять тысяч раз больше, чем прежде, да,  да,  клянусь  небом,  больше,  чем
когда она была молода и хороша, как ангел, и когда она улыбалась мне из окна
старого отцовского дома, где по целым часам ждала моего возвращения с охоты,
а я не раз бросался к ее маленьким ножкам и,  спрятав  лицо  в  ее  коленях,
плакал, как ребенок, и клялся, что исправлюсь и больше не буду ни  пить,  ни
играть, ни волочиться за женщинами; когда все мужчины при дворе были без ума
от нее, когда она с ребенком на руках казалась  прекрасней,  чем  мадонна  в
Капелле Королевы. Я знаю, я ее не стою. Но, бог ты мой, много  ли  на  свете
таких, как она? Ей было скучно и тяжело со мной, я это очень хорошо знаю.  Я
не умел разговаривать с ней. Вы, книжники и умники, вы умели, а я нет - и  я
чувствовал, что не умею. Да что! Когда ты был  пятнадцатилетним  мальчишкой,
я, бывало, слушая, как вы  с  ней  рассуждаете  о  ваших  стихах  и  книгах,
приходил в такую ярость, что готов был  удавить  тебя.  Но  ты  был  славным
мальчиком, Гарри, я всегда любил тебя, ты знаешь это. И  я  чувствовал,  что
она не принадлежит мне, и дети тоже. И я старался забыться, и пил, и  играл,
и пускался на всяческие безумства со злости и отчаяния. А теперь вот  явился
этот Мохэн и сумел ей понравиться, я знаю, что он сумел ей понравиться.
     - О нет, нет, сэр, клянусь вам, вы заблуждаетесь! - воскликнул Эсмонд.
     - Она получает от него письма! - вскричал милорд. - Вот, смотри, Гарри!
- Он вытащил листок бумаги, на котором темнело кровавое пятно. - Это  выпало
из его платья в тот день, когда он разбился. Один из конюхов подобрал это  и
передал мне. Вот как он изъясняется тут  на  своем  распроклятом  балаганном
наречии: "Божественная Глориана! Зачем столь холоден ваш  взгляд,  когда  вы
смотрите  на  вашего  раба,  который  боготворит  вас?  Ужели  зрелище  моих
страданий в вас не рождает сочувствия? Ужели вы дали  обет  не  отвечать  на
послания, писанные кровью моего сердца?" Видишь, он не один раз писал ей.
     - Но она ни разу не ответила! - воскликнул Эсмонд.
     - Это уж не по вине Мохэна, - сказал милорд, - и я  отомщу  ему,  видит
бог, я ему отомщу.
     - Милорд, из-за двух-трех неосторожных слов  вы  не  станете  рисковать
честью вашей жены и благополучием всего семейства, - взмолился Эсмонд.
     - Вздор, при чем здесь честь моей жены? - сказал милорд.  -  Как  будто
нельзя найти другого предлога для ссоры. Если я останусь  в  живых,  негодяй
понесет заслуженное наказание; если я паду, моя семья только выиграет: одним
мотом станет меньше на свете, а Фрэнк получит иное воспитание, чем его отец.
Я принял решение, Гарри Эсмонд, и каков бы ни был исход, меня он не страшит.
Тебе и леди Каслвуд я поручаю детей.
     Видя, что милорд твердо решил довести дело до развязки и никакие мольбы
не заставят его изменить решение, Гарри Эсмонд (в ту пору отличавшийся более
горячим и стремительным нравом, нежели теперь, когда его укротили  заботы  и
размышления, равно как и седина в волосах) счел,  что  его  долг  оставаться
подле своего великодушного друга и покровителя, и сказал:
     - Милорд, если вы решились идти в бой, вы пойдете не один. Долг каждого
представителя нашего рода быть поддержкой его главе, и я никогда не  простил
бы ни себе, ни вам, если б вы не призвали меня или я покинул бы вас в минуту
опасности.
     - Но, Гарри, бедный мой мальчик, ведь ты же готовишься в священники,  -
сказал милорд, ласково беря Эсмонда за руку, - и было бы очень грустно, если
б тебе пришлось вмешаться в подобное дело.
     - Ваша милость тоже некогда помышляли о духовном  поприще,  -  возразил
Гарри, - а священный сан вашего отца не помешал ему биться с  круглоголовыми
во время осады Каслвуда. Ваши враги - мои враги, сэр; я, как вы  знаете,  не
так уж плохо управляюсь с рапирой и, пожалуй, не сробею, если увижу  ее  без
наконечника. - И тут Гарри, покраснев и с некоторым  смущением  (ибо  вопрос
был щекотливый, и он опасался, не задел ли  он  чувства  своего  покровителя
тем, что опередил его в намерении наказать обидчика), рассказал, как он  сам
укорял лорда Мохэна за  его  поведение  и  предлагал  помериться  шпагами  в
случае, если тот не захочет кончить разговор миром. - И я бы побил его, сэр,
- смеясь, сказал Гарри. - Ему ни разу  не  удалось  отпарировать  знаменитую
botte, которой я научился в Кембридже. Давайте поупражняемся часок,  сэр,  я
обучу вашу милость этому приему: это самый верный удар в мире,  но  уж  если
промахнешься, - шпага противника тут же пронзит тебя насквозь.
     - Клянусь святым Георгием, Гарри, это тебе следовало быть главой  рода,
- мрачно сказал милорд. - Ты был бы куда  лучшим  лордом  Каслвудом,  нежели
такой ленивый пьяница, как я, - прибавил  он,  проведя  рукой  по  глазам  и
окинув своего родича теплым и ласковым взглядом.
     - Снимем камзолы и займемся делом, покуда еще светло, -  сказал  Гарри,
сперва с горячей благодарностью пожав мужественную руку своего покровителя.
     - Ты еще всего лишь мальчуган, - добродушно сказал милорд, - но,  право
же, я уверен, что ты бы справился с этим джентльменом. Нет, мой  мальчик,  -
продолжал он. - Мне не нужны твои приемы и уловки:  я  тоже  недурно  владею
шпагой и свой спор сумею решить на свой манер.
     - Но я буду при этом, чтобы не допустить никакого  обмана!  -  вскричал
Гарри.
     - Да, черт возьми, ты будешь при этом.
     - Когда это состоится, сэр? - спросил Гарри, ибо он видел, что все  уже
заранее сговорено и подготовлено милордом,
     - Мы сговорились так: я отправлю посланного к Джеку Уэстбери  передать,
что он мне нужен по важному делу. Он уже знает, по какому,  и  с  минуты  на
минуту будет здесь и разопьет с нами эту бутылку хереса. Затем мы отправимся
в театр на Дьюк-стрит, где встретим  Мохэна,  и  оттуда  все  вместе  поедем
ужинать в "Розу" или "Гончую". После ужина мы  потребуем  карты,  за  игрой,
вероятно, возникнет ссора, а затем - да поможет нам бог! - либо предатель  и
бесчестный злодей уйдет из этой жизни, либо ничтожный и недостойный человек,
который вовсе не дорожит ею. И это даже  будет  лучше,  Гарри,  -  моя  жена
счастливее будет без меня, -  сказал  милорд  со  стоном,  от  которого  так
болезненно сжалось сердце Гарри Эсмонда, что он едва не зарыдал, склонившись
над рукой своего доброго покровителя.
     - У меня было объяснение с Мохэном до  его  отъезда  из  дому,  я  хочу
сказать: из Каслвуда, - продолжал милорд. - Я  показал  ему  найденное  мною
письмо и обвинил его в бесчестном поведении, и  он  даже  не  отрицал  своей
вины, только сказал, что моя жена невинна.
     - И это правда,  милорд;  как  перед  истинным  богом,  это  правда!  -
вскричал Гарри.
     - Разумеется, разумеется. Женщины всегда невинны, -  сказал  милорд.  -
Разумеется, то была лишь случайность, что она лишилась чувств, услышав,  что
он убит.
     - Но, милорд, ведь и меня  зовут  Гарри!  -  воскликнул  Эсмонд,  густо
покраснев. - Вы сказали миледи: "Гарри убит".
     - Проклятие! Что же, я и  с  тобой  должен  драться?  -  в  неистовстве
закричал милорд. - Так ты, змееныш, отогревшись у моего очага, теперь хочешь
ужалить - ты? Нет, нет, дитя мое, ты честный мальчик, добрый мальчик. (И тут
гнев его сменился слезами, видеть которые было  еще  тягостнее.)  Ты  добрый
мальчик, и я люблю тебя; и клянусь небом,  я  так  несчастен,  что  мне  все
равно, чья шпага меня прикончит.  Но  вот  и  Джек  Уэстбери.  Входи,  Джек!
Привет, старый дружище! Это мой кузен, Гарри Эсмонд.
     - Который когда-то в Каслвуде подавал вам шары, сэр,  -  сказал  Гарри,
кланяясь; и все три джентльмена уселись за стол и распили приготовленную для
них бутылку хереса.
     - Гарри будет номером третьим, - сказал милорд. - Тебе нечего опасаться
его, Джек. - Тут полковник глянул на меня так, словно  хотел  сказать:  "Да,
судя по его виду, действительно нечего". Затем милорд рассказал  все  то,  о
чем прежде говорил лишь намеками. Ко времени своей ссоры с лордом Мохэном он
задолжал ему около тысячи шестисот фунтов, и лорд Мохэн  выразил  готовность
подождать, покуда обстоятельства позволят милорду виконту покрыть этот долг.
Сегодня утром милорд отослал лорду Мохэну всю сумму сполна, а перед отъездом
из дому привел все свои дела в порядок и теперь был готов  к  любому  исходу
ссоры.
     Мы выпили две или три бутылки хереса, после чего милорд  послал  нанять
карету, и все три джентльмена, как и было  условлено,  отправились  в  театр
герцога Йоркского, Давали одну из пьес мистера Уичерли - "Любовь в лесу",
     С тех самых пор Гарри Эсмонд никогда не мог без  содрогания  вспоминать
об этой комедии, равно как и о миссис Брэйсгердл, актрисе, исполнявшей в ней
главную женскую  роль.  Переодетая  пажом,  она  подошла  вплотную  к  нашим
джентльменам, сидевшим на  сцене,  и,  через  плечо  поведя  на  них  своими
лукавыми черными глазами, улыбнулась милорду и спросила, что такое случилось
с почтенным сквайром и уж не получил ли он дурных вестей со  скотопригонного
рынка.
     В перерывах между актами комедии джентльмены непринужденно  разгуливали
по сцене и беседовали друг с другом. С милордом Мохэном  были  двое  друзей:
капитан Макартни, одетый в военную форму, и еще один джентльмен, в платье из
синего бархата с серебром, в светлом парике и дорогих венецианских кружевах,
- милорд граф Уорик и Холленд. У милорда в руках был мешочек с  апельсинами,
которые он ел сам и предлагал актрисам, отпуская при этом  разные  шутки.  И
вот, услышав от лорда  Мохэна  какую-то  непристойность,  миссис  Брэйсгердл
повернулась к нему и спросила, что он здесь делает; уж не собирается  ли  он
со своими друзьями заколоть  еще  кого-нибудь  так  же,  как  бедного  Билля
Маунтфорда? От этого намека темное лицо милорда потемнело еще  больше,  и  в
глазах появилось зловещее выражение. Те, кто видели его, запомнили надолго и
не раз вспоминали впоследствии.
     Когда представление окончилось, обе  компании  сошлись  вместе;  и  тут
милорд Каслвуд предложил отправиться в таверну и  поужинать.  Выбор  пал  на
"Гончую", заведение Локита в Чаринг-Кросс. Все шестеро  пешком  пустились  в
путь; три лорда впереди, Мохэнов капитан, полковник Уэстбери и Гарри  Эсмонд
- сзади. Дорогой Уэстбери рассказывал Гарри  Эсмонду  о  его  старом  друге,
Ученом Дике, который получил повышение  и  был  теперь  гвардии  корнетом  и
написал книгу  под  названием  "Христианский  герой",  чем  заслужил  только
дружные насмешки всей гвардии, ибо, по словам Уэстбери,  христианский  герой
то и дело нарушал заповеди и уже один или два раза дрался на  дуэли.  Потом,
понизив  голос,  Уэстбери  стал  уговаривать  юного   мистера   Эсмонда   не
вмешиваться в ссору.
     - Одного секунданта вполне достаточно, - говорил полковник, -  и  тогда
капитан или лорд Уорик тоже могут удалиться. - Но  Гарри  сказал  "нет";  он
твердо решился не отставать до конца. Надо сказать, что в голове у него зрел
план, который, как ему казалось, мог помешать лорду виконту сделать вызов.
     Они вошли в таверну, заняли отдельную  комнату  и  потребовали  вина  и
карт, а когда то и другое было принесено, принялись пить, провозглашая  тает
за тостом, и покуда  слуги  находились  в  комнате,  держались,  как  лучшие
друзья.
     План Гарри Эсмонда заключался в том, чтобы завязать разговор  с  лордом
Мохэном, оскорбить его и тем отвести ссору на  себя.  Итак,  когда  принесли
карты, он выразил желание вступить в игру.
     - Ну, нет, - сказал лорд Мохэн (щадя ли Гарри или же не желая  испытать
на себе botte de jesuite, - про то знать не дано). - Молодые джентльмены  из
колледжа по таким ставкам не играют. Вы слишком  молоды,  мой  друг.  -  Кто
смеет говорить, что я слишком молод! - набросился на него  Гарри.  -  Верно,
ваша милость боится?
     - Я боюсь? - вскричал Мохэн.
     Но добрый виконт понял хитрость.
     - Ставлю десять моидоров, Мохэн, - сказал он. - Поди, глупый мальчишка,
здесь не Кембридж, и мы не на пятачки играем.  -  И  Гарри,  у  которого  не
водилось таких денег (ибо его полугодовое жалованье всегда бывало  истрачено
еще до получения), должен был отступить, внутренне негодуя и  злясь  оттого,
что в кармане у него не нашлось нужной суммы.
     - Я бы, пожалуй, поставил против молодого джентльмена крону,  -  сказал
Мохэнов капитан.
     - Вот не думал, что офицеры в армии  так  богаты  на  кроны,  -  сказал
Гарри.
     - А что, в колледже секут? - спросил капитан.
     - Дураков секут, - сказал Гарри, -  а  задир  бьют  палками,  а  щенков
кидают в воду.
     - Но, видно, они не все тонут, - сказал капитан, ирландец родом; и  тут
все джентльмены расхохотались, что еще более обозлило бедного Гарри.
     Вдруг милорд Мохэн, желая  снять  нагар  со  свечки,  потушил  ее.  Это
случилось, когда в комнату только что  вошли  слуги  с  новыми  бутылками  и
стаканами, и милорд виконт воскликнул:
     - Черт вас возьми, Мохэн, нельзя же быть таким неуклюжим. Эй, любезный,
зажги-ка эту свечу.
     - "Неуклюжий" - довольно неуклюжее выражение, милорд, - возразил тот. -
У  нас  в  городе  джентльмены  не  употребляют  таких  слов,  а  употребив,
извиняются.
     - Ну, а я не из города, а из деревни, - сказал милорд виконт.
     - Оно и видно по вашим манерам, - сказал лорд Мохэн. - Никто не посмеет
называть меня "неуклюжим".
     - Я вам бросаю это слово в лицо, милорд, - сказал виконт. - Может быть,
и карты отправить вдогонку?
     - Джентльмены! Джентльмены! При  людях!  -  в  один  голос  воскликнули
полковник Уэстбери и лорд Уорик. Слуги поспешно  вышли  из  комнаты.  Слышно
было, как они внизу рассказывают о ссоре.
     -  Довольно  слов,  -  сказал  капитан  Уэстбери.  -  Угодно   милордам
встретиться завтра поутру?
     - Быть может, милорд Каслвуд  пожелает  взять  обратно  свои  слова?  -
спросил граф Уорик.
     - Об этом не может быть и речи! - сказал полковник Уэстбери.
     - В таком случае у нас не остается выбора. Прошу заметить, джентльмены,
были произнесены оскорбительные слова, и в просьбе об извинении отказано.
     - Отказано, - сказал милорд Каслвуд, надевая  шляпу.  -  Где  состоится
встреча? И когда?
     - Поскольку милорд отказывается дать мне  словесное  удовлетворение,  о
чем я глубоко сожалею, не стоит, пожалуй, откладывать, - сказал лорд  Мохэн.
- Пошлем за портшезами и отправимся на Лестер-Филд.
     - Надеюсь, ваша милость окажет мне честь обменяться со мной двумя-тремя
ударами шпаги, - сказал полковник Уэстбери, отвешивая поклон лорду Уорику  и
Ходленду.
     - Для меня будет честь,  -  возразил  милорд  с  еще  более  церемонным
поклоном, - встать против джентльмена, дравшегося под Монсом и Намюром.
     - А ваше преподобие разрешит ли мне преподать  ему  маленький  урок?  -
сказал капитан.
     - Нет, нет, джентльмены, двоих с каждой  стороны  будет  достаточно,  -
сказал покровитель Гарри. - Пощадите мальчика, капитан Макартни. - И с этими
словами он пожал Гарри руку - предпоследний раз в своей жизни.
     Проходя через общий зал, все остановились,  и  милорд  виконт,  смеясь,
сказал буфетчице, что джентльмены повздорили немного из-за  карт  -  обычное
дело! - но ссора уже улажена, и  теперь  вся  компания  отправляется  в  дом
милорда Мохэна, на Боу-стрит, распить еще бутылочку перед сном.
     Вызвали полдюжины портшезов, и когда шесть джентльменов разместились  в
них, носильщикам потихоньку отдали приказание идти к Лестер-Филд, где они  и
остановились напротив таверны  "Королевское  знамя".  Было  около  полуночи,
город уже спал, и лишь в немногих окнах светились огни; но для той  недоброй
цели, с которою явились сюда противники, ночь была достаточно светла; и  все
шестеро вступили на роковое поле, оставив носильщиков  сторожить  у  ограды,
чтобы никто не помешал встрече.
     Все, что произошло потом,  стало  достоянием  широкой  гласности  и,  в
назидание ослушникам закона, занесено в анналы нашей родины.  Гарри  Эсмонду
показалось,  что  не  прошло  и  нескольких  минут  (хотя,  будучи  поглощен
собственным противником, действовавшим  довольно  напористо,  он  мог  и  не
заметить времени), как с той стороны,  где  носильщики,  перегнувшись  через
ограду и покуривая  трубки,  следили  за  смутно  различимым  зрелищем  боя,
раздался крик, возвещавший несчастье. Услышав его, Эсмонд  выронил  шпагу  и
оглянулся, и в это самое мгновение противник ранил его  в  правую  руку.