а  не
для самоуслаждения". Ф.Сорокин "Хромая судьба"). Спасибо  Вам  за
это!
   Что же касается всего остального, то здесь  я  с  Вами  согла-
ситься не могу. И относительно "воды, говорящей рыбе" и  по  дру-
гим вопросам. Никто не собирается диктовать писателям как им  пи-
сать. Просто хочется им напомнить, что они не "небожители", а фэ-
ны - не быдло и идиоты.
   Вручение "Оскара" или "Небьюлы" без моего разрешения  меня  не
оскорбляет. Поскольку не  задевает  меня  никаким  боком.  А  вот
"Интерпресскон" меня касается, и довольно серьезно.
   "Как могут несколько человек, приняв то и иное решение, оскор-
бить им других людей, не имеющих к процессу выработки этого реше-
ния ни малейшего отношения?" Мне,  честно  говоря,  даже  неловко
объяснять профессиональному историку такие элементарные вещи.  Ну
вот, к примеру, собрались три мужика в Беловежской пуще.  Посиде-
ли и приняли хорошо известное решение, последствия которого мы  и
сейчас ощущаем. Сколько миллионов обиженных этим решением  насчи-
тывается в нашей стране? И все они не имели ни малейшего  отноше-
ния к процессу выработки и принятия его.  Это  высокая  политика.
Там сплошь и рядом несколько человек вершат судьбы  миллионов.  И
хорошо еще если людей только оскорбят принятым решением. А  могут
и просто уничтожить... Можем перейти и к  прозе  жизни.  В  неком
давнем сейчас году несколько деятелей Ленинградского УКГБ  посчи-
тали, что повесть молодого тогда  В.Рыбакова  "Доверие"  является
антисоветской и приняли решение: повесть изъять, с  автором  про-
вести профилактическую беседу. Я думаю, что к принятию и  осущес-
твлению данного решения Вы, Вячеслав Михайлович,  тоже  не  имели
никакого отношения, но если Вы скажете, что не  были  оскорблены,
то я Вам просто не поверю.
   Приведенный Вами аргумент насчет фильмов и  прибежавших  сосе-
дей, позвольте считать неудачным. Я вынужден -  чтобы  не  повто-
ряться, просить Вас обратить внимание на приведенные Выше  цитаты
из письма Льва Вершинина. Получается все с точностью  "до  наобо-
рот".
   А ускорение свободного падения в одно "же" фэны, как и все че-
ловечество, как-нибудь перетерпят.  Терпели  несколько  миллионов
лет (или сколько там существует человек?), потерпят еще немного -
сколько там нам осталось? Можно было бы и поменьше -  мне  всегда
хотелось немного полетать... А Вам?


                    Евгению Юрьевичу Лукину:

   Милостивый государь, Евгений Лукин!
   Благодарю за предложение дуэли. Мне тут объяснили, сам  я  про
это забыл, что вызов на дуэль посылался только равным себе. Я ду-
маю, что у Вас это получилось непроизвольно, но все равно спасибо!
   Однако, хотелось бы напомнить, что по дуэльным правилам  выбор
места и оружия остается за оскорбленной  стороной.  Что  касается
первого, то думаю, место проведения  "Интерпресскона-95"  устроит
нас обоих. А по второму - каждый выбирает, что ему ближе.  Мне  в
данном случае - я же книготорговец - ближе пачки с книгами.  Поэ-
тому попросим Сашу Сидоровича пригнать машину  книг,  а  далее  -
возможны варианты:
   - погрузочно-разгрузочные работы до полного изнеможения;
   - закидывание друг друга этими самыми пачками;
   - распространение книг среди присутствующих (не  безвозмездно,
естественно), с тем, чтобы материально помочь организаторам.
   Что Вас устроит?
   Количество секундантов тоже прошу сообщить заранее,  поскольку
может возникнуть необходимость в нескольких машинах.
   Я же, однако,  предпочитаю  другое.  Пусть  каждый  занимается
своим делом: Вы с супругой пишете новые произведения, как фэн - я
их читаю (с удовольствием!), наша фирма их издает (нет такого же-
лания?!), а как торговец - я эту книгу продаю. Вот  тут  и  можно
устроить дуэль (а лучше соревнование - по натуре я  человек  мир-
ный!) - кто быстрее со своим делом справится!


                 Эдуарду Вачагановичу Геворкяну:

                     "Я ПРОСНУЛСЯ! ФЛЕЙШМАН"


          Игорю Всеволодовичу Можейко (Киру Булычеву):

   Уважаемый Игорь Всеволодович!
   Я не "гигант отечественной мысли" и не "местная тусовочная фи-
гура" (кстати, Флейшман - это не имя, а  фамилия,  а  зовут  меня
Юрий Гершович).
   Не соответствует истине (или Вы просто запамятовали) Ваше  ут-
верждение, что мы не знакомы. Знакомы, причем довольно  давно.  В
моей библиотеке есть книга Кира Булычева с личным посвящением ав-
тора Ю.Флейшману. В моем архиве хранится переписка с Вами. Конеч-
но же, Вы не помните беседу со мной на одной  из  "Аэлит",  но  в
моей памяти она осталась... Так что мы знакомы.
   И я, кстати, полностью согласен с Вашими словами, сказанными в
адрес "Странника".
   Но вот со словами, сказанными в мой адрес, я согласиться реши-
тельно не могу. Неужели Вы настолько невоспитанны, что  позволяе-
те себе походя дважды оскорбить совершенно незнакомого -  по  Ва-
шим словам - человека, небрежным жестом налепив на него  абсолют-
но безосновательные и несправедливые ярлыки. Уж от  кого-кого,  а
от Вас я такого не ожидал. Нет желания извиниться?


                      Господам Странникам:

   Я не собираюсь указывать Вам, кому и  за  что  вручать  премию
"Странник". Это Ваше дело, профессиональное. Но хотелось бы заме-
тить: продолжая относиться к фэнам, как к предмету интерьера,  Вы
когда-нибудь при вручении можете очутиться в пустом зале.  Или  -
за отдельную плату - будете нанимать статистов.
   И еще: после первого же вручения "Странника" писатели Булычев,
Логинов, Штерн, Щеголев публично заявили о своем нежелании  номи-
нироваться на эту премию. Не боитесь, что  их  примеру  последуют
другие, и в номинации будут только Ваши фамилии?

                                                    Юрий Флейшман
   3.01.1995

-----------------------------------------------------------------

Мимоид

   ОТ РЕДАКЦИИ: Каждому оскорбленному на страницах нашего  журна-
ла (или кому показалось, что он оскорблен) мы обязаны  предостав-
лять возможность для ответного слова (интересно, кто придумал по-
добную глупость?) Роману Эмильевичу показалось, что его  оскорби-
ли - его право. Он поразмышлял и прислал нам небольшой  текст.  В
сопроводительном письме, не предназначавшимся для публикации,  он
высказал мнение, что это гораздо лучше, чем оправдываться, что он
не верблюд, что даже мы можем догадаться, что по форме это  паро-
дия на типовое интервью в уважаемой им "MEGE", и что  он  уверен,
что это никого не обидит, но может, черт  возьми,  чуток  повесе-
лить, и что он уверен, что мы смогли бы это  тиснуть  без  купюр.
Что мы и делаем.

                       ПРОФЕССОР НАКРЫЛСЯ

   На вопросы  корреспондента  журнала  "Фантакрим-MEGA"  Михаила
ДУБРОВСКОГО любезно отвечает доктор филологических наук,  профес-
сор, автор монографии  "История  советской  фантастики",  лауреат
премий "Бронзовая Улитка", "Интерпресскон" и "Странник" (все - за
1993 год) Рустам Святославович  КАЦ.  В  беседе  также  принимает
участие критик широкого профиля Роман АРБИТМАН.

   Переделкино, 10 часов утра. Михаил  Дубровский  (в  дальнейшем
именуемый М.Д.) нагло-предупредителен, в руках у него кипа  испи-
санных листков. Роман Арбитман (в дальнейшем именуемый Р.А.) дер-
жится почти спокойно. Д-р Кац (в дальнейшем именуемый  по-прежне-
му д-р Кац) заметно нервничает и глотает таблетки.

   М.Д. (с пафосом): Дорогой Рустам Святославович! Позвольте  мне
от имени читателей "МЕГИ" и от себя лично поздравить вас с  полу-
чением премий и от всей души пожелать...
   Д-р КАЦ (брюзгливо): Поздновато спохватились. Два года  назад,
батенька, нужно было поздравлять. Дорога, извините  уж,  ложка  к
обеду. Кто рано встает, тому Бог...
   Р.А. (сдерживая доктора): Мессир, он не виноват. Вы сами  дол-
го отказывались от интервью. И потом вы преувеличиваете. Со  вре-
мени вручения вам премий прошел всего-навсего год...
   Д-р КАЦ (удивленно): Вот как? А...
   Р.А. (продолжает):...А два года пройдет уже тогда, когда чита-
тель получит журнал с этой беседой.
   М.Д. (многозначительно, в сторону): Крот истории медленно роет.
   Д-р КАЦ (услышав): Кто этот крот? Уж не хотите ли вы сказать...
   Р.А. (поспешно): Так вы, Михаил  Витальевич,  остановились  на
том, что хотели поздравить и пожелать...
   М.Д. (с удивлением): Я? Ах да, хотел. Впрочем, первый мой воп-
рос, боюсь, покажется вам  чуть-чуть  некорректным.  Или,  скажем
так, не совсем корректным.
   Д-р КАЦ (ворчливо): Тогда не задавайте.
   М.Д. (не слушая): Или даже совсем не корректным. Но я все рав-
но спрошу. Ходят упорные слухи, будто все три премии вы  получили
жульническим путем. Смухлевали, по-русски говоря. Правда ли это?
   Д-р КАЦ (истерически): Да как вы смеете?!
   Р.А. (успокаивая доктор): Спокойнее, мессир.  Не  поддавайтесь
на провокации. (Дубровскому, вполголоса) Увы, это правда. Профес-
сор смухлевал, чего уж там скрывать. Возбуждено  уголовное  дело.
Старший следователь ФСК Алексей Свиридов убедительно доказал, что
профессор обманным путем заставил несколько сот человек  прочесть
свою книгу. А если бы книгу никто не прочитал, никаких премий она
бы, естественно, не получила. Даже в номинационный список не  по-
пала бы...
   М.Д. (слегка ошарашенный такой степенью откровенности): И  что
же теперь делать?
   Р.А. (подумав): Премии придется вернуть и выплатить  компенса-
цию за причиненный моральный ущерб. Тогда дело, может быть, и  не
дойдет до суда...
   Д-р  КАЦ  (истерически,  глотая  таблетку):  Я  тебе  дам    -
"вернуть"! Ты сначала заработай хоть одну премию, а потом свою  и
возвращай!
   Р.А. (с некоторой обидой): Но, позвольте! У меня, в  некотором
роде, тоже...
   Д-р КАЦ (с явным  пренебрежением):  А-а,  бессмертный  сборник
"Живем однова"! Как же, имели удовольствие читать-с.
   Р.А. (с душевной болью): Дважды! Дважды живем.
   Д-р КАЦ (брюзгливо): Ты хоть одну жизнь нормально, как я, про-
живи. Чтобы, значит, не было мучительно больно...
   М.Д. (осторожно вмешиваясь): Итак, этот самый старший следова-
тель ФСК Свиридов...
   Д-р КАЦ (совсем раздраженно): Какой там, к черту, старший! Мо-
лодой зеленый оперок, прогибается только. Помню,  когда  за  мной
пришли в сорок девятом...
   Р.А. (предостерегающе кашляет): Кхэ-кхэ!
   Д-р КАЦ (брюзгливо): В чем дело?
   Р.А. (вкрадчиво): Рустам Святославович, товарищ  корреспондент
уже и так наслышан о вашей трудной юности...
   Д-р КАЦ (недоверчиво): И про то...
   Р.А. (очень вежливо перебивает): И про то, что Солженицин лич-
но вам одну главу в "Архипелаге ГУЛАГ" посвятил, он тоже знает.
   Д-р КАЦ (Заметно смягчаясь): Между прочим, не главу, а  прочти
полторы. Одну главу он астроному Козыреву посвятил. А мне -  гла-
ву, еще полстолька, еще три страницы в примечаниях к первому  то-
му и в "Теленке" два абзаца. В общей сложности, при пересчете  на
страницы, как раз и выходит полторы главы... (Дубровскому,  почти
вежливо) Ну, какой там у вас вопрос?
   М.Д. (копаясь в своих листочках): Сейчас-сейчас... Были ли  за
границей... Не участвовали ли... Не находились ли на оккупирован-
ной... Где же это? А, вот! (Читает по бумажке) Как  и  когда  вам
пришла в голову идея написать вашу "Историю советской фантастики"?
   Д-р КАЦ (гордо): Именно тогда! Помню,  в  пятьдесят  первом  в
кондее на переследствии попалась мне книжка какого-то  Бритикова.
Вертухай принес вместо баланды. Начинаю ее с горя читать - и  ви-
жу (с внезапным грузинским акцентом): нэ так это было! Савсэм  нэ
так!
   Р.А. (осторожно)): А вот раньше вы говорили, что  идея  пришла
вам в голову только после XX съезда...
   Д-р КАЦ (с искренним удивлением): Когда это я такое говорил?
   Р.А. (корректно): Три года назад, в интервью журналу "Огонек",
специальному корреспонденту Мокроступову. Вспомнили?
   Д-р КАЦ (изумленно глядя на  Дубровского):  Постойте!  А  этот
корреспондент тогда, по-вашему, откуда?
   Р.А. (все еще корректно, но  уже  повышая  голос):  Я  же  вам
объяснял. Это Михаил Дубровский из журнала "Фантакрим-MEGA".
   Д-р КАЦ (тоже повышая голос): А как его фамилия?
   Р.А. (громко, с отчаянием в голосе): Дубровский  же!  Д-р  КАЦ
   (кричит): Как-как?!
   М.Д. (невольно тоже кричит): Тише-тише! Я - Дубровский.
   Д-р КАЦ (после долгой паузы): А-а, Дубровский. Так бы сразу  и
сказали. Ладно, задавайте ваш вопрос.
   М.Д. (снова копаясь в  своих  листочках):  Момент...  Есть  ли
близкие родственники за рубежом... Не  провозите  ли  иностранную
валюту или оруж... Черт! Не то, не то... О, нашел! (Читает) Слож-
но ли вам было собирать материал  для  своей  книги?  Помогал  ли
кто-нибудь вам?
   Д-р КАЦ (быстро бросив взгляд на Арбитмана): Никто мне не  по-
могал! Сам своим умом до всего дошел! (Опять  бросает  взгляд  на
Арбитмана, который с видом мученика молчит) Собирать материал бы-
ло, конечно, непросто. (Со вздохом, доверительно) Бегали  они  от
меня, как тараканы. Не хотели, чтобы я их в книжку вставлял. Один
даже под поезд бросился.
   М.Д. (с профессиональным интересом): Кто?
   Д-р КАЦ (равнодушно): Не помню. Все равно в конце моей  "Исто-
рии" они все умерли...
   Р.А. (с некоторым нажимом): Рустам Святославович, не все.
   Д-р КАЦ (испуганно): А? Что?
   Р.А. (с сильным нажимом): Не все, я говорю. Насчет одного есть
закрытое распоряжение. (Гулким шепотом на ухо  доктору,  но  так,
чтобы слышал и Дубровский) Считать его живым. Понятно?
   Д-р КАЦ (Все поняв и перепугавшись): Да-да, один случайно  вы-
жил. В смысле, и не болел никогда. (С нарастающей истерикой) И на
фронте не был! И в Париж сроду не ездил! (Кричит) И книжек  таких
не писал! Вообще никаких не писал!
   М.Д. (встревоженно): Тише, доктор...
   Д-р КАЦ (успокаиваясь): Да-да, вы Дубровский. Я  помню...  Ну,
задавайте, наконец, ваш вопрос.
   М.Д. (перебирая кипу своих листков): Секундочку...  Не  болели
ли вы чумкой... Не ударялись ли головой... Не было ли  среди  ва-
ших предков шизофре... Да где же он? Ага, вот! (читает по  бумаж-
ке) Почему, по вашему мнению, до вас такая книга  никем  не  была
написана?
   Д-р КАЦ (бросив изумленный взгляд на Арбитмана): Разве никем?
   М.Д. (растерянно): Кажется, никем...
   Р.А. (с угрозой в голосе): Никем-никем! Факт.
   Д-р КАЦ (с удивлением): Как - никем? А кто же ее  тогда  напи-
сал? Ничего не понимаю.
   Р.А. (со вздохом, постукивая по циферблату своих часов):  Мес-
сир, время. (Дубровскому) Доктор хотел сказать,  что  уже  устал.
Пора заканчивать.
   М.Д. (просящим голосом): Ну, еще один самый  важный  вопросик!
(Усиленно роется в бумажках) Где вы были в ночь с  девятнадцатого
на двадцать первое... в ночь с пятого на  десятое...  в  Варфоло-
меевск... Вот он, вопрос! (Читает) Скажите, профессор, а будет ли
у вашей книги продолжение?
   Р.А. (выразительно постучав пальцем по лбу): Кхэ-кхэ...
   Д-р КАЦ (устало): А вы что, хотите продолжения? Ну, честно?
   М.Д. (напрягшись, честно): В гробу я его видал.
   Д-р КАЦ и Р.А. (радостно, хором): Все там  будем!  Спасибо  за
внимание!
                                    Беседу и не думал записывать,
                                 а просто выдумал  ее  из  головы
                                                 Данило АРКАДЬЕВ,
                                                    штат Арканзас

-----------------------------------------------------------------

Сплошное оберхамство!

               ПРАВДИВЫЕ ИСТОРИИ  ОТ ЗМЕЯ ГОРЫНЫЧА


______________________________
Продолжение. Начало в номере Б.

   Е.Лукин

   Потрясенный "Необходимым предуведомлением" Александра  Щеголе-
ва, спешу заверить:
   1. К калмыкам всегда относился достаточно терпимо.
   2. Идентичность Штерна Ларионовой сомнению не подвергаю.
   3. Адольф Гитлер для меня сначала лучший друг и лишь потом уже
рейхсканцлер.

                       12. РАЗОБЛАЧУХАННЫЕ
   Читатели-то, может быть, и догадались, а вот действующие  лица
оторопели до полного забвения ролей. Ошеломление сорвало  с  при-
сутствующих маски и явило лица.
   Родригес стал Щеголевым, Логинов - Витманом, Брайдер - Чадови-
чем. Подобно гробам в фильме ужасов раскрылись картонные коробки,
и из них выглянули ошарашенные физиономии Байкалова  и  Казакова.
Упаковка с надписью "Сифон бытовой. Свияга" была продырявлена из-
нутри тычком костыля, и в отверстии возник чей-то нестерпимо зна-
комый глаз. У Лазарчука со  стуком  упало  искусственное  сердце.
Ланцеты обернулись корнцангами и наоборот. Зал резко изменил гео-
метрию - это у дома номер восемнадцать поехала крыша. Сквозь  Но-
белевку отчетливо и зловеще проглянул "Гамбургский счет".
   Пожалуй, одна только Ларионова-Штерн не ударила в грязь лицом.
Слабо ахнув, она лишилась чувств, но из образа не вышла.
   А в целом, конечно, мизансцену надо было спасать.
   Первым попробовал спохватиться Щеголев,  но  второпях  напрочь
забыл национальность своего террориста и с перепугу растянул кон-
чиками пальцев уголки глаз, за что в другое время неминуемо схло-
потал бы в лоб от Вячеслава Рыбакова.
   Но, к счастью, тому было не до  Щеголева.  Страшно  вскрикнув,
кинулся Рыбаков на самозванца, ибо, не будучи Лемом, тот явно  не
был достоин плевка! И быть бы трупу, не случись рядом  Руденко  и
Брайдера, прикинувшегося, как выяснилось позже, Чадовичем  просто
так, по старой милицейской привычке. Вырвав  полузадушенную  жер-
тву из цепких пальцев Вячеслава, господа офицеры заткнули ей  рот
штанами и под заломленные локотки внесли в туалет  -  выспросить,
где он, вражина, дел труп классика.
   Дверь за ними закрылась. Стало страшно.

                 13. ИНТЕРВЬЮ С ПЕТЛЕЙ НА ЛЮСТРЕ
   Свита псевдо-Лема метнулась к дверям, однако была перехвачена.
напрасно бился в ухватистых многочисленных руках престарелый сту-
кач Казанцев, крича, что и не Казанцев он вовсе, а Шапиро, не ве-
рите - спросите у Лаврентия Павловича или на худой конец у докто-
ра Каца... Уже снимали люстру и ладили к крюку петельку.
   Но тут шведский король (сообразительный такой  старичок)  уда-
рил в пол скипетром и, распахнув осколчато-ажурные двери, провоз-
гласил что-то по-своему, по-шведски.
   Толпа раздалась. Санкт-петертурбцы подвинулись влево,  мастур-
бореалисты - тоже. Торопливо  кланяясь,  вбежал  кабельмейстер  и
сноровисто опутал помещение какими-то шлангами. Затем в залу вле-
тела Луиза Тележко со сворой телевизионщиков.  Отшатнулась,  уви-
дев прилаживаемую петлю.
   - Снимите! Снимите немедленно!  -  вскрикнула  она  в  ужасе.-
Крупным планом!
   И, обнажая микрофон, устремилась... Все взглянули на  того,  к
кому устремилась Луиза, и оторопели вторично.  У  окна,  негромко
беседуя с порядочным книгодеем Ютановым, стоял  -  заклепать  мои
карие очи! - ну вылитый Станислав Лем!
   - Падам до ног пани!! - старательно выговорил  пан  Станислав,
принимая микрофон. Затем уставил без промаха бьющий глаз  на  ко-
го-то в толпе.- Панове! - возвысил он  голос  и  вдруг  черт  его
знает с чего перешел на русский: - Известно, что плохой писатель,
как правило, плохой человек. Взять хотя бы питерских  маргиналов.
Одного абзаца достаточно, чтобы понять моральную ущербность авто-
ров. Да что абзац! Там на одни морды посмотреть  -  сразу  видно,
что жулики...
   В толпе  гневно  заворочался  необъятный  Витман.  Послышалось
сдавленное:
   - Кто маргинал? Я маргинал? Это ты маргинал! И отец твой  мар-
гинал! И дед маргинал!..
   Щеголев стоял желтый, как Родригес.
   Шведский король насторожился, опять ударил в пол скипетром и к
очередному изумлению присутствующих направился в сторону туалета.
   - Нельсон Карлович Двойной! - возгласил он, распахивая дверь с
изображенным на ней тонким девичьим профилем.
   И жуткая троица вновь предстала глазам собравшихся.  Лицо  за-
держанного выглядело несколько разбитым. На господах офицерах лиц
не было вообще. Оба хлопотали и шестерили вокруг лжепана  Станис-
лава, бережно вправляя ему руки в плечевые суставы и  с  немысли-
мой деликатностью сажая на место изъят