****************************************************************

                           Д В Е С Т И
                         _______________

                      Журнал под редакцией
               Сергея БЕРЕЖНОГО и Андрея НИКОЛАЕВА

                              No A
                           август 1994

****************************************************************


               0titul.200       Оглавление

               1editors.200     Колонка редакторов

               2bugrov.200      Памяти В.И.Бугрова
                                   Сергей Бережной
                                   Андрей Балабуха
                                   Андрей Чертков
                                   Борис Миловидов

               3awards.200      АЭЛИТА-94
                                БЕЛЯЕВСКАЯ ПРЕМИЯ-94

               4lazarch.200     C.Бережной.
                                   "Миры великой тоски"
                                   (о творчестве А.Лазарчука)
               5perumov.200     А.Николаев
                                   "Кто скрывается под
                                    псевдонимом "Ник.Перумов"
                                С.Переслегин
                                    "Лефиафан", бывший "Фатерлянд",
                                    или Повторение пройденного"
                                Н.Рязанова
                                    "Мифы Четвертой Эпохи"
                                Н.Перумов
                                    "Автор устами героя,
                                    или Семь упреков госпожи Резановой"
               6nebula.200      М.Бишоп
                                    "Кому она нужна, эта "Небьюла"?"
               7letter.200      "ИНТЕРПРЕССКОН-94" в откликах
                                Письма
                                    Р.Арбитман (Саратов)
                                    В.Окулов (Иваново)
                                    Н.Горнов (Омск)
                                    П.Вязников (Москва)
                                    А.Лазарчук (Красноярск)
                                    М.Успенский (Красноярск)
                                    Э.Геворкян (Москва)
                                    А.Больных (Екатеринбург)
                                Статьи
                                    С.Логинов (Санкт-Петербург)
                                      "Сор из избы, или История
                                      бронзового пузыря"
                                    В.Владимирский (Санкт-Петербург)
                                      "Зверь пробуждается?..
                                      Зверь умирает?.."
                                    Н.Перумов (Санкт-Петербург)
                                      "Исповедь аутсайдера"
                                    В.Казаков (Саратов)
                                      "Раз, два, три - солнышко, гори?"
                                    Б.Штерн (Киев)
                                      "Открытое письмо"
               8dialog.200          "Пейзаж после битвы"
                                      Диалог Б.Стругацкого и А.Столярова
               9vopr.200            Анонс
                                      "Чертова дюжина неудобных вопросов
                                      Борису Натановичу Стругацкому,
                                      члену жюри премии "Странник"

            Редакция выражает искреннюю благодарность
                   Андрею Евгеньевичу Черткову
           за неоценимую помощь в работе над журналом.

                      Покровители журнала:
                  издательство под руководством
                Александра Викторовича Сидоровича
                  издательство под руководством
                    Николая Юрьевича Ютанова




                           КОЛОНКА РЕДАКТОРОВ

                            Сергей БЕРЕЖНОЙ

   "Рок-н-рол мертв, а мы - еще нет..." БГ лукавит. Пока он  держит  в
руках гитару, рок-н-рол жив.
   С фэндомом та же самая история. "Стаж-Птица" многократно заявляла о
смерти фэндома. Но пока она выходила, фэндом был жив. Он был жив  хотя
бы тем, что читал "СП".
   По-сути, именно "Страж-Птица" спасла российскому фэндому жизнь в ту
эпоху, когда с треском рвались связи между клубами, фэнами,  авторами.
Фэнзины исчезали один за другим, для поездок на коны  не  было  денег,
исчезновение почты стало не исключением,  но  правилом.  Хуже  того  -
практически исчезла отечественная фантастика, фэнам оставалось  только
перечитывать давно изданное - или пытаться удовлетворить сенсорный го-
лод изданной стотысячными тиражами фээлпешкой. Убогая замена,  на  мой
взгляд.
   Фэндом не умер,  потому  что  смеялся.  Смеялся  над  собой,  читая
"Страж-Птицу". Радостно хохотал, перечитывая "Понедельник начинается в
субботу". Издевательски ржал над идиотизмом переводчиков-дилетантов.
   Он выжил. Дурные времена позади. Ушло в прошлое кошмарное  ощущение
своего бессилия. Впервые я испытал его, когда мне не удалось оттиражи-
ровать тридцать второй "Оверсан-информ"... Жуткое чувство. Стена.  Бе-
тон. Безнадега...
   "I'm breaking the wall"... Каждый раз, когда я  смотрю  "Стену",  я
вспоминаю тот ноябрь девяносто первого. Сначала я вспоминал его с ужа-
сом. Потом ужас потускнел, съежился и издох. Прошло  почти  три  года.
Всего. Совсем немного, в общем-то... Но все изменилось.
   Вы чувствуете, как все изменилось?.. Или для этого нужно  два  года
просидеть в Севастополе, отрезанным от всего, что ты любишь -  от  лю-
дей, книг, перемен,- от всего! - и лишь после  этого,  перебравшись  в
грохочущий жизнью Питер, почувствовать руками то самое, настоящее СВОЕ
дело?..
   А начав, так трудно остановиться... Поэтому я не боюсь, что  наш  с
Андреем новый журнал погибнет от облома. Когда-нибудь, конечно, он ис-
черпает себя. Но тогда непременно появится что-то новое...
   Что? Поживем - увидим...


                           Андрей НИКОЛАЕВ

   В марте 1988 года вышел первый номер фэнзина "Измерение  Ф",  кото-
рый издавали в Санкт-Петербурге (тогда еще  Ленинграде)  Андрей  Нико-
лаев и Леонид Резник. Тогда же вышел первый номер "Оверсана", издавае-
мый в Севастополе Андреем Чертковым и Сергеем Бережным. В начале девя-
ностого года Леонид Резник эмигрировал в Израиль, а Чертков переселил-
ся в Питер. Николаев стал издавать "Сизиф", Бережной - "Фэнзор". В де-
кабре 1990 года Сергей Бережной гостил в Питере и как подарок  Чертко-
ву Николаев и Бережной за ночь сделали "Оберхам" (никогда  не  забудем
ту ночь, когда мы безудержно смеялись, не давая людям  спать).  "Обер-
хам" предназначался для одного Черткова, но был размножен  по  просьбе
нашего давнего друга Сидоровича и разослан по городам  и  весям.  Имел
успех. Вышло три-четыре номера и... И наступили  новые  времена.  Умер
"Сизиф". Умер "Фэнзор". Бережной пытался выжить в самостийной Украине,
Николаев все внимание уделил "Интерпресскону". И вот весной 1994  года
Бережной вслед за Чертковым перебирается в Питер. И  -  "Сидоркон-94".
Как следствие - рождается журнал. Над названием голову не ломали.  Но!
То, что мы хотели бы делать (и то, что сделали в том номере) не  укла-
дывается в достаточно тесные рамки "Оберхама". И вот  новый  журнал  -
наследник по прямой всех вышеназванных (вдобавок "Интеркомъ" -  родной
дядя!).
   И напоследок. Знали бы Вы,  господа,  как  трудно,  как  невероятно
сложно в нашей стране, просто невыносимо - не издавать журнал. Как от-
вратительно вздыхать над каждым попадающим в руки прекрасным  материа-
лом и откладывать его "до лучших времен". Это поистине тяжело.  И  как
счастливы мы теперь, вновь обретая голос.  Все  технические  трудности
(если вдруг они возникнут) померкнут  перед  счастьем  доставить  Вам,
господа, несколько приятных минут.





                             ПАМЯТИ
                    ВИТАЛИЯ ИВАНОВИЧА БУГРОВА
                  (14 мая 1935 - 24 июля 1994)

                        Сергей БЕРЕЖНОЙ

   Я написал эту песню давно.
   Она написалась сама собой, как обычно пишутся только лучшие  песни.
Она написалась так, потому что я точно знал, для кого я ее пишу:

   Настройтесь на свердловскую волну
   И стрекот всех кузнечиков эфира
   Пропустит вдруг: "Я жду тебя, мой милый..." -
   И ты поймешь, что медлить ни к чему,

      Что где-то далеко, в горе из малахита
      Ждет именно тебя среди высоких круч
      Хозяйка той горы колдунья Аэлита -
      И только у тебя к ее богатствам ключ...

   На моей второй "Аэлите" мне так и не удалось спеть ее в его присут-
ствии. Не получилось. Что ж, подумал я, успею.
   Прошло пять лет. Мы встречались на Ефремовских  Чтениях  и  "Интер-
прессконе" в Питере, на других съездах и конференциях -  и  под  рукой
всегда не оказывалось гитары, или мешало еще что-то, или... Ладно, ду-
мал я, ладно, успею!

   ...Закон пути немыслимо суров:
   Мы делим расстояние на скорость,
   Высчитываем время, словно корысть,
   Молитвами торопим бег часов.

      Там где-то замок есть из теплого гранита,
      И обвился кольцом вокруг стены дракон...
      А в замке том грустит принцесса Аэлита -
      Ей страшно без тебя в огромном замке том...

   На этом "Интерпрессконе" я как-то в разговоре упомянул об этой пес-
не. Должен приехать Виталий Иванович, сказал я. У меня давно  припасен
для него подарочек. Если он приедет, я на концерте специально для  не-
го спою...

   ...Посадка. Самолет на полосе.
   К перрону подкатил свердловский поезд.
   Ямщик заткнул двугривенный за пояс
   И звездолет в Кольцово мягко сел.

      И вот - в конце пути - последняя молитва:
      Прими нас и спаси от будничного сна,
      Прекрасная, как жизнь, богиня Аэлита,
      Распахнутая в мир свердловская весна!

   Он так и не приехал...




                          Андрей БАЛАБУХА

             ХОТЬ ЧТО-ТО ИЗ ТОГО, ЧТО НЕ УСПЕЛ СКАЗАТЬ...

   Говорят, если, дожив до сорока, просыпаешься  однажды  и  обнаружи-
ваешь, что у тебя ничего не болит, - значит, ты уже на том  свете.  Не
знаю, может, поборникам модного ныне здорового образа жизни и  удается
отдалить этот рубеж. Но даже если так, не могу представить себе,  что-
бы кому-то удалось избавиться от боли памяти. В разном  возрасте  вся-
кий из нас начинает вести собственный мартиролог - и  чем  позже,  тем
лучше! - но все мы рано или поздно приходим к тому, что вес его на ду-
ше начинаешь ощущать постоянно, как некую  неотъемлемую  часть  самого
себя. Как четки, перебираешь имена.
   Дима Брускин, переводчик Лема, бессменный секретарь  клуба  фантас-
тов в "Звезде",- именно он и ввел меня туда в шестьдесят первом...
   И Дед, Илья Иосифович  Варшавский,  постоянный  председатель  этого
клуба, а потом, уже в конце шестидесятых, первый руководитель  семина-
ра молодых фантастов в Союзе писателей...
   И Георгий Сергеевич Мартынов - трагически не реализовавший себя пи-
сатель и до конца реализованный человек.
   Четки, четки...
   Евгений Павлович Брандис и Владимир Иванович Дмитриевский. Лев  Ва-
сильевич Успенский. Геннадий Самойлович Гор. Александр  Мееров.  Алек-
сандр Шалимов. Сергей Снегов. Дмитрий Биленкин и Роман Подольный. Олег
Соколов - эпоха "Искателя"... Витя Жилин, так и не успевший  подержать
в руках собственной книги; нет ее по сей день...
   Четки, четки... И не все ведь названы, а лишь малая часть, и о каж-
дом хочется сказать и рассказать, и каждый - по-своему - болит в памя-
ти, и с потерей каждого сжимается твой собственный  мир,  от  которого
отсекаются все новые и новые части, и ничто не забывается, а лишь  от-
ступает вглубь, и хоть рана со временем затягивается, но остаются руб-
цы, и ноющую их боль при всяком движении может заглушить лишь  одно  -
свежая рана.
   И вот теперь - Виталик. Виталий Иванович Бугров.

   Каких-то несколько дней назад говорили по телефону. Жалел,  что  не
сможет  приехать  на  вручение  Беляевской  премии.  Рассказывал    об
"Аэлите". Строил планы. А теперь сидим мы с  Володей  Михайловым  -  и
вдруг звонок. "Виталий Иванович умер". Может, потому что своими глаза-
ми не видел - отказываюсь верить до сих пор. Что-то протестует внутри.
Не может и не хочет принять. Хотя умом и понимаю: факт. Непреложный  и
неотменяемый. Какая там, к черту, расширяющаяся вселенная - сжимающая-
ся она. И с каждым разом - все больнее.
   Друг о друге мы узнали тридцать с лишним лет назад. Не помню точно,
какой это был год - кажется, шестьдесят второй.  "Уральский  следопыт"
объявил тогда конкурс на лучший фантастический рассказ, и я решил рис-
кнуть. Написано было немного, да и посмотреть сейчас -  сплошное  дет-
ство: повесть - фантастико-историческая - об инках и несколько расска-
зов. И вот последний из них и послал. А Виталию - он не работал еще  в
те поры в "Следопыте", даже не помышлял об этом, а сам  грешил  помалу
фантастикой, даже рассказ один опубликовал - поручили  написать  обзор
по итогам конкурса. И моему рассказу, оставшемуся, разумеется, неопуб-
ликованным (да и не стоил он того!) Виталий посвятил  в  своем  обзоре
абзац. Чем-то ему неумелый этот опус приглянулся-таки. А потом, в шес-
тьдесят восьмом уже, встретились впервые,  превратив  заочное  знаком-
ство в личное. Встретились здесь, в Питере, у меня дома, и  проговори-
ли весь вечер и полночи, и было выпито немало кофе и  не  только  кофе
(хотя кофе, все-таки, больше - по этой части Виталик уже тогда не знал
себе равных); и как-то сразу возникла взаимная симпатия,  которая  по-
том, годами, превращалась в переписке -  встречи-то  редки  были,  всю
жизнь так! - сперва в приятельство, а потом и в дружбу. Встречи! Да за
все время, если вести отсчет с шестьдесят восьмого,  месяцев  семь-во-
семь с трудом наберется - и это за четверть-то века... И месяц из  них
- на том, первом, семьдесят шестого года Всесоюзном  семинаре  молодых
фантастов и приключенцев в Москве, в общаге Литинститута на  проспекте
Добролюбова, где мы с Виталиком положили начало традиции,  с  тех  пор
неукоснительно соблюдавшейся - на всех конвентах,  семинарах,  совеща-
ниях и так далее, куда мы попадали оба, селиться в одном номере  (или,
если номера оказывались, по счастью, одноместными - рядом). Правда,  в
тот раз Виталику здорово не подфартило: язва желудка, как  ни  пытался
заглушить ее, проклятую, поглощая  фантастические  порции  мороженого,
все-таки привела его к Склифасовскому, и, возвращаясь в Питер, я оста-
вил его там. Больше того: увлеченный делами,  даже  не  успел  заехать
попрощаться - и потом много лет казнил себя за это, хотя  сам  Виталик
ни разу мне того лыка в строку не поставил...
   А по другой традиции, ежегодно приезжая в Питер, Виталик всякий раз
останавливался у меня. И тогда начинался пир общения - на любые  темы,
как правило, отнюдь не всухую да не натощак, но главным явством  всег-
да были именно беседы: о литературе и о фантастике в частности, о  фи-
лософии и психологии, политике и любви...
   Кстати, о любви. Несовременный он человек, Виталий. К счастью.  Ни-
когда не забуду одной его фразы: "Фантастика - самая целомудренная ли-
тература". Не всегда это, может, справедливо (не о Вилли Коне говорю -
и та НФ, что настоящая литература, отнюдь не всегда является  пуритан-
ской). Но ведь и целомудрие - не привилегия евнухов и импотентов:  да-
же самые пылкие любовные сцены можно писать воистину целомудренно - на
том и проверяется подлинный писательский талант. И вот что  любопытно:
Виталик, человек мягчайший, образец толерантности, умница  и  врожден-
ный интеллигент, в этих вопросах  умел  проявлять  удивительную  твер-
дость. И когда готовил к публикации мой "Майский день" (так в  "Следо-
пыте" и не появившийся, но в том не наша с  ним  вина),  заставил-таки
меня убрать один фрагмент; потом его трижды выкидывали и в  "Детгизе",
и в "Молодой гвардии", но если там я на редакторов злился, всякий  раз
напоминая мееровские слова, оброненные как-то во время работы над "Ле-
тающими кочевниками": "Для "Костра", а не для кастратов!" - то на  Ви-
талия обижаться мне и в голову не приходило. И не по дружбе, а потому,
что свои редакторские требования он  умел  всегда  сформировать  столь
тактично - если даже и не принимал их в душе, то уж горечи никакой  не
оставалось. И вообще, редактором он был, что называется, милостью  Бо-
жией.
   Редакторское племя делится на три клана: таланты, активисты и  лен-
тяи. Последние - самые безобидные, ибо никогда ни во что не вмешивают-
ся, но и проку с них нет, хотя из зол  и  являют  они  собой  меньшее.
Страшен активист, который вмешивается  во  все  подряд,  перекрашивает
брюнеток в блондинок, потому что они ему  больше  нравятся,  перекраи-
вает фразы на свой вкус - словом, избави Бог! Виталик был талантом. Он
находил автора и произведение. И потом уже не трогал без нужды. За все
мои "следопытовские" публикации он единственный раз позволил себе  из-
менить в рассказе одно слово - и я ему благодарен за это до  сих  пор,
настолько точнее и емче стала фраза... Но все-таки двух-трех  редакто-
ров такого класса я за свою жизнь встречал. Феномен же Бугрова -  уни-
кален. Потому что этот литсотрудник провинциального  журнала  (заведу-
щим отделом и членом редколлегии он стал ох  как  поздно!)  был  нашим
отечественным Кемпбеллом-младшим; понятия Бугров и фантастика для  на-
шего поколения стали неразделимы. Объективно: автор чуть ли  не  един-
ственного опубликованного рассказа; редактор, ведущий отдел  фантасти-
ки в региональном юношеском журнале; библиограф, частично в  одиночку,
частично вместе с Игорем Халымбаджой  составивший  лучшую  на  сегодня
библиографию отечественной НФ; критик,  выпустивший  две  книги  -  "В
поисках завтрашнего дня" и "Тысяча ликов мечты"; наконец,  составитель
многих сборников - последняя его работа, шеститомник Александра Грина,
стоит сейчас передо мной... Много это? Мало? Не берусь судить. Но Буг-
ров-то не только все это. Бугров - это эпоха. Это -  призвание.  Пред-
ставить себе не могу, какой была бы наша фантастика, лишись она  этого
тихого, неприметного на первый взгляд человека. И это отнюдь не  преу-
величение: Виталик был не единственным, разумеется, но одним из  очень
и очень немногих китов, державших на своих  спинах  мир  отечественной
НФ. И так - четверть века кряду.
   Но не о том сейчас речь. Даст Бог, напишу еще  о  нем  когда-нибудь
статью - и не для того лишь, чтобы сквитаться за предисловие к послед-
ней моей книге, а потому что роль Бугрова в истории нашей НФ и  впрямь
нуждается в серьезном и пространном разговоре. И таком, что не под си-
лу кому-нибудь одному. И еще не для того, чтобы сказать  в  его  адрес
все те добрые слова, что не успел (и всегда  так  бывает!)  произнести
при его жизни. Именно не успел, а не забыл: слишком редко встречались,
слишком обо многом хотелось поговорить при каждой встрече, не  до  са-
мих себя было, об этом - все вскользь, вскользь...  Хотя  сказать  все
равно хочется - и непременно скажу, хоть и страшно зарекаться:  вот  и
Виталик многое еще собирался сказать. Как там, в классике: не то  пло-
хо, что человек смертен, а что он внезапно смертен...
   И вот - умер. Уснул - и не проснулся. И, говорят, так  и  продолжал
улыбаться, никогда уже не узнать - чему.
   Не знаю, правда ли,  что  такая  смерть  дается  лишь  праведникам.
Во-первых, никогда я не был человеком религиозным, чтобы  толковать  о
таком всерьез, да и Виталик к праведникам отнюдь не  относился.  Греш-
ным он был, слава Богу - и выпить любил, и соленым словцом  в  мужском
кругу не брезговал, и... Да что там говорить, нормальный живой человек.
   И все-таки есть одно слово из того же ряда, что святые и праведники.
   Подвижник.
   И если бы мне предложили определить Виталика всего  двумя  словами,
более точного выражения, чем "незаметный подви