товьте сообщение об успешных действиях войск генерала Дитерихса!
     Тачибана замолк. Капитан повторил приказание.
     - Что делает Мак? - вдруг спросил Тачибана.
     Офицер вполголоса сказал:
     - Доверенное лицо  Мак-Гауна  сегодня изъяло  крупные суммы  со  своего
счета  во  владивостокском отделении Гонконг-Шанхайского банка.  Деньги  эти
переведены в  шанхайское отделение банка...  Смит все  эти дни интересовался
счетами  вашего   превосходительства  и   счетом   военного  министерства  в
Иокогама-Спеши-Бэнк и Чосен-Бэнк...
     - Смит?
     - Это   человек  Мак-Гауна.   Наши  агенты  сообщили  ему,   что  счета
подкреплены новыми поступлениями...  В последние дни Мак усиленно сносится с
Вашингтоном -  по десяти,  пятнадцати шифровок,  не считая открытого текста.
Открытый  текст   -   в   адреса   Анаконда  майнинг  коппер,   Иллинойсскую
сталепрокатную компанию,  в штат Миссури, родителям, в штат Теннесси, жене и
сыну. Содержание: бизнес и выражение родственных чувств...
     - У Мака родственные чувства?  - Тачибана вопросительно поднял брови. -
Надо внимательно поисследовать содержание этих писем. Шифровки?
     - Удалось узнать содержание лишь одного документа,  посланного сенатору
Бевериджу:  Мак  сообщает,  что  продолжает попытки  связаться  с  "будущими
хозяевами"...  Очевидно,  это касается того дела,  которым занимается мистер
Кланг  -  "Молодчик".  Мак  легализовал  его.  Кланг  действует  под  маркой
промышленника,  акционера "Северной компании" -  довольно крупное  дело!  Но
главная его задача -  связаться с подпольем, а также с русскими разных слоев
в целях вербовки американской агентуры.  Работает грубо,  нечисто, афиширует
свои связи с завербованными.  Правда,  это не большевики, а мелкие торговцы,
служащие... "Северная компания" - дело Мака, он - "хозяин в тени"...
     Тачибана сказал неторопливо:
     - Надо перехватить завербованных Клангом и  заставить работать на  нас.
Пригрозить разоблачением их связи с Клангом!..
     ...Когда капитан вышел,  Тачибана остался в  кабинете один  на  один  с
портретом Иосихито. Портрет этот был сделан так, что глаза императора всегда
смотрели на того, кто глядел на портрет. Сколько бы ни находилось в кабинете
людей,  и  где бы  они ни  стояли,  каждый из них всегда ощущал на себе взор
императора, который смотрел, как казалось каждому, только на него...
     Сейчас Иосихито смотрел на генерала Тачибана своим непроницаемым взором
небожителя.
     ...Разные  мысли  блуждали  в  голове  Тачибана,  уставившего глаза  на
Иосихито. Они были ровесники, император и генерал.
     Оба  они  жили  в  эпоху  выхода  Японии  на  мировую  арену,  в  эпоху
буржуазного,  капиталистического преобразования Японии. Оба они принадлежали
к  гунбацу,  военной клике,  и по рождению и по призванию,  а гунбацу играла
решающую роль в японской внешней и внутренней политике. Тачибана принадлежал
к  клану  Кэйки,  который  пятьдесят  пять  лет  назад  "вернул"  императору
Мутусухито   -   отцу   Иосихито   -   государственную  власть,   фактически
принадлежавшую сегуну Кэйки при императоре Комэй.  Годы правления Мутусухито
получили наименование эры  "Мейдзи",  что  значит  "Просвещенное правление".
Отец Иосихито начал эру военных захватов - Пескадорские, Марианские острова,
Корея...  Венцом деятельности Мутусухито было нападение на  своего западного
соседа - Россию.
     Тачибана и  Иосихито были  поручиками,  когда  японским войскам  сдался
Порт-Артур...  Но  Мутусухито не  нашел счастья в  этой  войне.  Если бы  не
вмешательство Теодора  Рузвельта,  президента  Америки,  навязавшего  мирное
посредничество, императору нечем было бы воевать с русскими. Япония истекала
кровью,  потеряв свыше  семисот тысяч  солдат  убитыми,  и  была  совершенно
истощена...  "Это была плохая победа!  -  подумал Тачибана. - Правда, Япония
захватила Южный Сахалин,  наступив России на пятку, и Ляодунский полуостров,
прицеливаясь оттуда на Китай... Но с русскими было тяжело драться!"
     Тачибана был верным слугой императорской фамилии.  Он был счастлив тем,
что служил вместе с наследником императора в одной части.  Правда,  Иосихито
получил  два  просвета на  погонах  с  двумя  звездочками куда  раньше,  чем
Тачибана смог стать штабс-капитаном.  В 1912 году Иосихито стал императором.
Годы правления его получили наименование "Тайсе" - "Великая справедливость".
Штабс-капитан Тачибана не  мог больше видеться с  бывшим поручиком Иосихито.
Однако,  когда в России произошла Октябрьская революция и Япония вмешалась в
дела  русских,  бывший  поручик  припомнил Порт-Артур  и  вспомнил  о  своем
однокашнике.
     Тачибана  быстро  пошел  в   гору,   и   вот  он  возглавляет  японский
экспедиционный корпус  в  России.  Но  сын  не  удачливее отца:  интервенция
выдыхается!..  Сколько  бы  заслонов ни  выставляли солдаты Тачибана,  белые
катятся к югу, точно скользя по доске, смазанной салом, - есть такая веселая
игра в префектуре Киото...  Правда,  теперь японские войска изучили плацдарм
на русской земле.  Но драться с  русскими тяжело!  Еще тяжелее,  чем в  1904
году.
     Выйдет ли вообще что-нибудь из любой схватки с русскими?
     Следует ли стремиться к захвату русских земель?
     Не лучше ли жить с русскими в мире?
     Тачибана показалось,  что кто-то  задал ему эти вопросы со стороны.  Он
испуганно  оглянулся по  сторонам...  Нервы!  Совершенно ненужная  вещь  для
солдата!
     Генерал встал и прошелся по кабинету.  Глаза Иосихито сопровождали его,
неотступно следя  за  ним.  Тачибана недовольно поджал сухие  губы:  гнусная
итальянская выдумка,  непростительно,  что японские художники переняли ее  у
мастеров Кватроченто! Японцы вообще не должны никому ни в чем подражать, так
как они -  исключительная нация и  развитие ее идет по пути,  предуказанному
свыше...
     Дело было,  однако,  не  в  "итальянском секрете".  И  не он обеспокоил
Тачибана! Собственные мысли испугали генерала. Кажется, это были недостойные
мысли!  Слуга  императора не  может  размышлять о  том,  что  недоступно его
понимаю,  что постижимо только высшему разумению... Но с русскими так трудно
драться!  И дело не в недостатке храбрости японских солдат.  Дело в том, что
они,  сталкиваясь с  русскими,  перестают мыслить как  японцы.  Они начинают
думать о том,  что им не должно быть свойственно.  Тачибана припомнил доклад
контрразведки  о  деле  одного  солдата  из  оккупационных  войск,   бывшего
сельского учителя  Коноэ.  Подвергнутый пытке,  он  сказал:  "Я  осмеливаюсь
думать,  что японским солдатам нечего делать в  России.  Я осмеливаюсь также
думать,  что с  русскими надо жить в  мире.  Я  осмеливаюсь еще думать,  что
русские сами знают, какое у них должно быть правительство!"
     Для того,  чтобы покончить с неприятными мыслями,  мешавшими исполнению
служебных обязанностей с  легким  сердцем и  чистой душой,  как  предписывал
кодекс чести японского офицера Бусидо,  генерал произнес вслух как  нечто не
подлежащее сомнению:
     - Великая  справедливость состоит в  направлении энергии японской нации
на  материк  для  создания  процветания всех  народов,  для  распространения
благодати эры Тайсе. Я никогда ничего другого не говорил и не думал!
     Вслед  за  этим  он  с  глубоким почтением сделал  поясной поклон перед
портретом и  вышел  из  кабинета,  пятясь задом,  как  если  бы  в  кабинете
находился живой Иосихито.


        "8"

     Паркер не очень любил бывать у консула.
     Старый Мак стал слишком бесцеремонным. Раньше он был куда покладистей и
- если про Мака можно так сказать -  душевней. До того как он стал консулом,
он  со всеми держался ровней.  Теперь он то и  дело давал своим собеседникам
почувствовать расстояние между  ними  и  собой.  Он  мог  теперь  неожиданно
замолкнуть и  начать невежливо разглядывать гостя,  причем на некрасивом его
лице тотчас же появлялось смешанное выражение скуки и пренебрежения;  иногда
среди разговора он принимался рыться в своих бумагах,  которые в совершенном
беспорядке  были  разбросаны на  столе,  углублялся в  них,  а  потом  тоном
неожиданного открытия восклицал:  "А-а!  Вы здесь?  Чем могу служить?"  Мог,
прервав  беседу,   уйти  из  комнаты,   ничего  не  сказав...  Положительно,
дипломатический пост испортил старого Мака, с которым в прежние времена было
приятно в  ночном  кабачке пропустить стаканчик виски  и  выслушать занятную
историю, какими Мак был набит доверху...
     Однако без Мак-Гауна нельзя было обойтись.  Газета требовала близости к
официальному представителю Штатов,  как  первому  источнику  информации.  На
информацию же Мак не скупился,  хотя часто умел использовать Паркера в своих
целях,  как  произошло это  совсем недавно...  Сегодня Мак-Гаун  сам  вызвал
Паркера...
     Скрепя сердце, но с приветливой улыбкой Паркер вошел к Маку.
     Консул сидел в кресле,  по привычке погрузившись в него всем телом,  не
заботясь о том, что его одежда мнется, теряя опрятный вид.
     - Садитесь!  - сказал консул. - Сигару? Папиросу? Не хотите? Прекрасно!
Виски?  Коньяк?..  Коньяк! Прекрасно! Пейте!.. Паркер! Вы мне нужны. Плюньте
на все свои дела и сделайте мне одно одолжение...
     - Одолжение, мистер Мак-Гаун? - с удивлением спросил Паркер.
     Мак замолк.  Потом потянулся к  столу,  схватил пачку каких-то  бумаг и
помахал ими в воздухе.
     - Первоапрельские  шутки  в   октябре!   Шарады!   Уравнения  с   тремя
неизвестными.  Кого хотят обмануть?  Кто поверит? Это у Дитерихса называется
военными сводками.  Резиновые формулировки,  словесный туман... А старый Тач
перещеголял  даже  дитерихсовских  вралей.  Дает  для  печати  сообщения  об
успешных действиях войск генерала Дитерихса.  Конечно, это детская хитрость,
на которую могут попасться только политические младенцы. Он хочет поддержать
до последнего момента акции Мицуи с  тем,  чтобы потихоньку продать.  Мы это
используем, конечно! Но я хочу, Паркер, иметь беспристрастную информацию...
     Паркер вопросительно посмотрел на консула. Мак ухмыльнулся.
     - Без  всякой  задней  мысли,   мистер  Паркер!  Мне  надо  знать:  что
происходит на  фронте и  сколько еще это протянется?  Но  знать не  из чужих
рук...
     - Но как это сделать?
     - Поезжайте туда,  старина.  Поглядите и  скажите  мне  как  американец
американцу.  У  вас  хороший нюх и  глаза настоящего газетчика!  -  Мак-Гаун
улыбнулся было,  то  тотчас  же  сварливо  добавил:  -  Хотя  вы  бесполезно
щепетильны  и   бережете  свою  голову,   как  будто  это  бог  весть  какая
драгоценность!
     Это была шутка, и Мак-Гаун рассмеялся. Натянуто улыбнулся и журналист.
     - Джек приготовил вам мотоцикл,  горючее.  Машину погрузят и  выгрузят,
где вам будет угодно.  Думаю,  что с  "харлеем" вы будете располагать полной
свободой  действий.   Можно   даже   рассчитывать  на   содействие  японской
администрации,  но это в крайнем случае!..  Поистине, я завидую вам, Паркер!
Вы  столько ездите,  столько видите!  -  сказал Мак искренним тоном,  словно
Паркер ехал по своей инициативе.  -  Виски,  дружище?  Ах,  коньяк! Пейте!..
Выезжать надо сегодня же. Время, Паркер, не ждет!
     Да,  трудно было решить,  когда Мак хуже -  тогда,  когда он груб,  или
тогда, когда он любезен! Паркер вздохнул и поднялся...
     Сегодня Мак был вежлив со всеми.
     Когда в  дверях его кабинета появился Кланг и стал навытяжку,  Мак-Гаун
совершенно ошеломил его своей предупредительностью.
     - Мистер Кланг?  -  сказал он.  -  Проходите,  мистер Кланг.  Садитесь,
мистер Кланг. Папиросу, мистер Кланг? Как ваше самочувствие, мистер Кланг?
     Ястребиные глаза его при этом были холодны,  и вежливость Мака испугала
Кланга,  который хорошо знал,  что  это дурной признак:  Мак-Гаун недоволен,
если так вежлив. Кланг присел, но заранее приготовился к разносу.
     - Докладывайте, мистер Кланг, - сказал Мак-Гаун.
     Кланг начал было говорить о делах "Северной компании" -  тут он кое-что
сделал,  что давало ему право если не на благодарность, то на внимание Мака.
Однако консул остановил его движением руки:
     - Я в курсе всего этого,  мистер Кланг! Меня в данный момент интересует
то,  каких успехов вы  добились по установлению связей с  русскими,  которые
могут  оказаться  нам  полезными  при  изменении  политической обстановки  в
Приморье...
     Клангу нечем было похвастаться. Мак сказал:
     - Та агентура,  которую мы завербовали,  -  это агентура второго сорта.
Нам нужны хорошо законспирированные люди из числа тех, кому большевики могут
и  будут доверять...  Вы  не  справились с  заданием,  Кланг!  Вы взялись за
бизнес,  забывая,  что  бизнес только средство для того,  чтобы закрыть вашу
настоящую физиономию...
     - Мистер Мак-Гаун! - протестующе сказал Кланг.
     - Вы  сумели сделать много.  Я  отдаю вам  должное.  Но  дела "Северной
компании" могут  вас  больше не  интересовать.  Ими  будет заниматься другой
"акционер"... И если в вашем списке не окажется ни одного из нужных нам лиц,
я вам не завидую, Кланг! До свидания!
     Кланг вышел от Мак-Гауна, как в тумане. Крах!..
     Скольких людей видел в  эти дни Кланг.  С  кем только он  не  говорил -
шумно,  горячо, добродушно, доверительно, сыпля словами и хохоча тем смехом,
который так  располагал к  нему  людей в  Штатах!  Но  все  усилия его  были
бесполезны:  подполье было неуловимо.  Он  узнал имя одного из руководителей
подполья - Михайлов - и кличку его - дядя Коля. Но, вместо того чтобы помочь
Клангу в  поисках,  это имя заставляло людей настораживаться и замолкать.  В
такие минуты Кланг забывал о своей способности говорить и вспоминал только о
своем умении стрелять.  Он  вспоминал в  такие минуты о  том,  чего  ему  не
хотелось вспоминать,  -  остров Мудьюг...  Те,  там, не сдавались, их нельзя
было ни купить,  ни запугать, ни одурачить. Они умели умирать так, что Кланг
переставал спать - неутоленная ярость гнала сон прочь. Проклятое место!
     Но  должны же,  думал Кланг,  быть  слабые места в  этой крепости духа,
которую воздвигли большевики в  душах простых людей!  Должны быть!  Почему в
Штатах он  умел и  делал много?  Почему?..  Здесь же  он  не находил никаких
зацепок. Руки его встречали либо пустоту, либо стену отчуждения.
     ...Ему  повстречался Марков.  Марков  много  помог  Клангу в  понимании
обстановки в Приморье.  Он многое знал.  Он был незаменим,  когда шла речь о
владивостокских буржуа, он в совершенстве знал их подноготную, из чего Кланг
извлекал пользу...  Однако Марков не  мог  или  не  хотел  навести Кланга на
желанный след...
     - Выпьем, Марков! - сказал Кланг, беря того под руку.
     Марков по обыкновению пил не пьянея.
     - Зачем вам встречи с подпольем? - спросил он прямо.
     - Вы знаете,  я деловой человек, Марков! - Кланг доверительно склонился
к газетчику. - Я нашел хорошее дело. Но как только большевики выкинут отсюда
япсов и белых, если у меня не будет хороших связей, лопнет и мое дело! Ясно?
     - Оно лопнет потому,  что вам не завязать связей,  и потому,  что, надо
полагать,  все их  взаимоотношения с  иностранцами будут строиться на  новой
основе.
     - Не понимаю! - говорил Кланг. Основа основ: куплю-продам!
     - Вам  не  понять  их!  -  Марков  странным взором,  щурясь,  глядел на
американца.  -  Они -  прямоходящие,  мыслящие существа, Кланг. А мы с вами,
хотя и  двуногие,  но еще не расстались с привычкою бегать на четвереньках и
пожирать своих ближних,  особенно если они не  дают садиться себе на  шею...
Вам не  удастся околпачить их.  Они умеют мыслить,  а  мы  с  вами -  только
хитрить,  иногда более или менее удачно.  Мы  с  вами,  как и  всякий зверь,
думаем только о сохранении своей шкуры,  они же - о будущем человечества. Ни
более ни менее!  В вас мысль о потере вашей драгоценной только для вас шкуры
вселяет  животный  ужас  и  стремление  всяческими зверствами отдалить  этот
момент.  А  им мысль о смерти не страшна -  они остаются жить в делах своих,
Кланг!  Мы  в  момент смерти будем скулить и  выть,  может быть,  попытаемся
кого-нибудь укусить.  Они  умирают так,  что  каждая их  смерть поднимает на
борьбу сотни других! - Марков замолк. Потом сказал с горечью: - Налейте мне,
Кланг! Когда я пьян, земля меня притягивает и я чувствую, что я еще жив...
     Со  смешанным  чувством  страха  и  жадного  любопытства  слушал  Кланг
Маркова.  Так идущий по гребню скалы со страхом косит глазом на пропасть под
ногами.   "Марков  умеет-таки  сорвать  флер  со  всех  и  со  всего.  Кроме
большевиков!  -  отмечал Кланг.  -  Над большевиками он  не  издевается!"  В
цинизме Маркова была какая-то  притягательная сила,  он  говорил то,  о  чем
Кланг не  смел и  думать:  это был бы  полный крах,  после которого остается
пустить себе пулю в лоб, а Кланг еще хотел жить...
     - По сути дела,  вас следовало бы отправить в контрразведку!  -  мрачно
сказал Кланг, думая испугать Маркова. Но тот лениво ответил:
     - Это не доставит вам удовлетворения...  Я давно уже музейный экспонат,
а не человек;  только не я содержусь в спирте,  а спирт - во мне!.. А такому
убийце, как вы...
     - Но, но! - предостерег Кланг.
     - ...надо слышать,  как  хрустят выворачиваемые кости,  и  видеть,  как
сочится кровь из  растерзанного мяса.  Так бывало на вашем проклятом острове
Мудьюг...
     - Что  вы  об  этом  знаете?  -  впился налитыми кровью глазами Кланг в
собеседника.
     - Не  скажете же  вы,  что учили там военнопленных вышиванью болгарским
крестом! - дерзко отозвался Марков.
     ...Они  говорили  друг  другу  дерзости и  встречались опять.  Начав  с
попытки отделаться от  Маркова,  Кланг  привык  к  Маркову;  Марков был  для
американца неистощимым источником информации из того болота,  в  мутной воде
которого Кланг умел ловить золотые...  Уже  ушли на  север баркентина и  два
моторных парусника,  чтобы делать для мистера Кланга на Чукотке деньги.  Ах,
если бы для него одного!..  Черт возьми,  Мак будет совсем свиньей,  если не
уделит  Клангу  хотя  бы   пятнадцати  процентов  добычи.   Уже  кого-то  из
проспекторов-одиночек люди Кланга ухлопали.  Счет в Гонконг-Шанхайском банке
и   Джапэн-Чайна-Грэдинг  банке  уже  не  умещался  в  одной  графе.   Кланг
комбинировал,  заключал союзы,  расторгал их,  нападал и защищался, входил в
соглашение с  кем-то  из  дельцов,  для  того чтобы уничтожить соперника,  и
подставлял тотчас же  ногу  своему соучастнику,  рвал все,  что  можно было,
зубами, когтями...
     Но  это было только сегодня.  А  хозяева хотели,  чтобы поживу на  этой
земле можно было хватать и завтра, когда здесь уже не будет японцев. Но этот
завтрашний день ускользал от Кланга...
     Он   бесился,   но   ничего  не   помогало  ему  -   ни  жадность,   ни
беззастенчивость, ни хитрость, ни подлость, ни угрозы, ни посулы...
     Те, кого он купил, не стоили денег Мака...


                           Глава двадцатая

        "НАЧАЛО КОНЦА"


        "1"

     Со   Второй  Речки  вышел  бронепоезд  "Николай  Мирликийский".   Почти
одновременно дядя Коля приказал: ни в коем случае не пропускать бронепоезд к
Никольску.  Вслед за сообщением в  отряд были доставлены капсюли с  гремучей
ртутью для подрыва мин.
     Привез  капсюли матрос-минер,  обучивший партизан за  два  дня  технике
подрыва железнодорожного пути теми средствами, какие у них были.
     В  отряде  создали  подрывные группы.  Нина,  Панцырня и  молодой Жилин
составили одну группу, Алеша Пужняк, Виталий, Жилин-отец, Чекерда - вторую.
     Отряд  контролировал участок  пути  протяжением в  тридцать  верст.  На
сторожевом  холме,   с  которого  полотно  просматривалось  на  значительное
расстояние,  засели Колодяжный и  Лебеда.  Они  должны были сигнальным дымом
предупредить подрывников о  приближении поезда,  которого те не могли видеть
из-за полутуннеля.
     Обе группы расположились в версте друг от друга на широкой луке на