-то
готовится...


        "5"

     Дни шли за днями, то похожие, то не похожие друг на друга.
     Интерес  приморцев  к  "Ивами",   казалось,   остыл:  только  мальчишки
по-прежнему бегали в порт смотреть на чужой крейсер.
     На  "Ивами" же  шла  своя  жизнь.  Каждый час  отбивали склянки.  Утром
проводили церемонию поднятия флага,  и  резкие звуки  японского горна пугали
галок,  сидевших на  коньках  портовых пакгаузов.  Вечером  флаг  опускался,
происходила поверка, - ровной полоской выстраивались матросы на палубе, и по
рядам их прокатывался суховатый и резкий счет:
     - Ици!
     - Ни!
     - Сан!
     - Си!
     - Го!
     Кроме матросов, на крейсере были и пехотинцы, то и дело появлявшиеся на
палубе.
     Вскоре рядом с  крейсером стало транспортное судно.  Стрелы его лебедок
лежали недвижно в  гнездах,  хотя  вся  палуба судна была  заполнена грузом,
плотно  обтянутым  брезентом.  На  транспорте  развевался  военный  флаг.  В
солнечные дни открывались люки его трюмов.  Можно было различить, что внизу,
в  трюмах,  копошатся солдаты.  И  крейсер и  транспортное судно были набиты
японскими солдатами.
     Однажды  на  траверзе мыса  Поворотного,  минуя  сигналы  заградителей,
показался еще один военный корабль с  приданными посыльными судами.  Это был
английский крейсер "Суффольк".  Англичане не  захотели стоять на  рейде.  По
международному коду они вызвали капитана порта и  потребовали освободить для
них два причала.  Пришвартовались они двумя концами,  устраиваясь надолго. К
бокам  "Суффолька"  прижались,   точно  щенята  к   суке,   посыльные  суда.
Заполоскались по ветру красно-бело-синие флаги, пересеченные двумя крестами:
косым - андреевским и прямым - георгиевским.
     Рядом с английским крейсером стал американский - "Нью-Орлеан". Зарябили
в  глазах звезды и  полосы американского флага.  Американские матросы быстро
освоились с  незнакомым портом:  то  в  одном,  то  в  другом  ресторане они
заводили  драки  и  хулиганили на  улицах.  Их  мог  арестовать только  свой
патруль.  И  американские патрули стали расхаживать по  улицам Владивостока,
удивляя людей длинноствольными кольтами,  болтавшимися у  колена.  Что бы ни
натворили американцы, все покрывал их флаг.
     Увидели приморцы и других иностранных моряков. Красно-бело-зеленый флаг
с  гербом  Савойской династии  затрепыхался на  крейсере "Витторе Эммануил".
Певучая речь итальянцев зазвучала рядом с картавой скороговоркой французов с
крейсера "Жанна д'Арк" под сине-бело-красным флагом...  Притащился румынский
миноносец, за ним - греческий.
     Не  случайность свела все  эти корабли под разными флагами в  советский
порт  на  Тихом  океане.  Разноплеменные матросы и  солдаты,  появившиеся во
Владивостоке,   были   явным  свидетельством  заговора  капиталистов  против
Советов.
     Стальные утюги тяжело легли на  сумрачную гладь Золотого Рога.  Они  не
двигались.  Но тяжесть их,  казалось,  ложилась и на порт, и на заводы, и на
фабрики, и на депо Приморья. Казалось, что тени от их мачт и броневых башен,
постепенно  удлиняясь,  покрывают  весь  Дальний  Восток,  простираясь и  на
Сибирь.
     ...В хлебных лавках появились очереди. Люди роптали, стоя в очередях, и
названия кораблей произносили здесь с ненавистью и проклятиями.
     Однажды сестра Виталия Лида вернулась домой без хлеба.
     - Взбесились все булочники,  -  сказала она устало:  - вчера хлеб стоил
двадцать пять копеек фунт, а сегодня - уже пятьдесят. А у меня, как на грех,
получка задержалась...
     - Ну чего же волноваться?  -  сказала мать, посмотрев на нее. - Сегодня
не купили - завтра купим...
     - Завтра может стать еще дороже...  Мерзавцы купцы обнаглели. Послушала
бы  ты,   как  они  с  простым  народом  разговаривать  стали...  Если  цены
поднимутся, не знаю, как мы проживем...
     Виталий выглянул из своей комнаты. Увидел слезы на глазах сестры.
     - Надо и мне идти работать! - сказал он.
     - Вот еще чего не хватало!  -  отозвалась Лида.  - Твое дело - гимназию
окончить,  Виталька.  Нечего  срываться.  Кончишь учиться,  тогда  и  будешь
работать... А мне товарищи помогут, если что...
     - Какие товарищи?
     - Много знать будешь,  скоро состаришься! - усмехнулась Лида, обняв его
худенькие плечи. - Проживем, братишка, как-нибудь.
     Благоволивший к  Лиде  булочник,  у  которого она  брала хлеб,  сказал,
таинственно подмигнув, что скоро не будет муки.
     А  через три  дня  газета "Красное знамя" сообщила,  что по  требованию
Владивостокского  консульского  корпуса   объявлена   экономическая  блокада
Советского Приморья.  Двести  тысяч  пудов  пшеницы,  закупленные Советами в
Маньчжурии и  приготовленные к  отправке в Приморье,  остались в Харбине,  у
Тифонтая. На пшеницу наложили эмбарго - запрет вывоза.
     Жить стало трудно,  и  Виталий настоял на своем.  Он брал переписку;  у
него был хороший почерк.  Зарабатывал на этом рублей пятнадцать - двадцать в
месяц.  Клеил конверты и пакеты для соседней бакалейной лавчонки, получая по
копейке за четыре штуки.


        "6"

     Апрель  начался  проливными дождями.  Слякоть  покрывала улицы  города.
Сырость проникала всюду.  Виталий мерз в своей старенькой шинельке.  От дома
до гимназии он не ходил, а бегал, чтобы согреться.
     Но в этот день на пути в гимназию,  против обыкновения,  он задержался.
На  Китайской улице  Виталий  заметил  необычное скопление народа.  Прохожие
останавливались.  Толпа росла. Внимание любопытных привлекали открытые двери
мастерской Исидо.
     - Что случилось? - спросил Виталий рабочего в куртке.
     - Убили двух японцев.
     - Как убили? - испугался Виталий. - Исидо?
     - Да, Исидо, черт их возьми совсем! - сердито сказал рабочий.
     - Что же вы ругаетесь? - удивился Виталий.
     - Молод  ты  еще,  гимназист,  -  ответил рабочий.  -  Дорого  они  нам
обойдутся.
     Виталий так  и  не  понял,  что хотел этим сказать собеседник.  В  этот
момент толпа зашевелилась.  У дверей мастерской произошло движение, и оттуда
стали выходить милицейские и какие-то люди в штатском.
     - Разойдитесь, - лениво сказал один из них, окинув равнодушным взглядом
любопытных.
     - Попрошу очистить тротуар! - крикнул другой.
     Из  мастерской вынесли накрытые простынями трупы.  Голая нога одного из
убитых высунулась из-под простыни.  Кто-то  из толпы с  жалостливой гримасой
откинул  простыню с  головы  второго  трупа.  Виталий  увидел  мертвое лицо,
искаженное предсмертным страданием, и седоватые волосы того китайца-слуги, с
которым он разговаривал в памятный день прихода во Владивосток "Ивами".
     Резко заквакав клаксоном, к толпе подъехал автомобиль. Убитых погрузили
на машину. Шофер опять стал сигналить, и автомобиль укатил. Должностные лица
опечатали двери мастерской.
     Толпа долго не расходилась, разглядывая разбитое выстрелом окно, судача
на  все лады.  Говорили,  что под утро дворник обратил внимание на  то,  что
парадная  дверь  мастерской  неплотно  прикрыта  и   ставня  в   одном  окне
расщеплена. Войдя в помещение, он обнаружил, что и владелец мастерской и его
слуга убиты...
     Один из тех штатских, что были внутри здания вместе с милицией, подошел
к соседнему помещению. Это была парикмахерская с вывеской: "Суэцугу. Дамские
прически. Завивка".
     - Надо спросить, - сказал он второму, - может, слыхал что-нибудь...
     Он постучал в  закрытую дверь.  На стук никто не отозвался.  Зеркальные
окна парикмахерской были закрыты изнутри ставнями. Стучавшие попытались было
рассмотреть что-нибудь в щели ставни, но безуспешно. Толстые стекла отражали
лишь  их  напряженные лица.  Восковые  парикмахерские манекены с  мертвенным
равнодушием смотрели в пространство.
     - Спит, наверно! - сказал кто-то.
     Дворник,  обнаруживший убитых и перепугавшийся до полусмерти,  полагая,
что теперь его "затаскают", торопливо сказал:
     - Нет, не должен бы спать. Он, Жан-то, рано поднимается.
     - Ушел, видно.
     - С черного хода надо постучать.
     - Я сейчас, - сказал дворник и, ухватившись одной рукой за свой длинный
белый фартук, как женщина за юбку, мелкими шажками засеменил к воротам.
     Вскоре он вернулся и развел руками:
     - Нету его,  граждане... Замок висит. И не знаю, когда ушел. Ночью-то у
него допоздна свет горел.
     - Что ты за дворник!  -  сказал штатский.  -  Двоих у тебя убили,  один
жилец пропал, а ты ничего не видел и не слышал. Шляпа ты!
     - Да господи, твоя воля, - развел руками дворник, - я-то один как есть,
а у меня,  почитай, десять квартер, да пять магазинов, да эти двое... Рази ж
я могу всех усмотреть,  кто куда пошел да кто к кому пришел. Ночью-то сторож
должон глядеть, чтобы все было как след...
     - А сторож что говорит? - обратился к дворнику кто-то из толпы.
     Дворник смутился.
     - Да я же и сторож.
     В толпе послышался смешок.
     - Ну вот что,  отец!  -  обратился к дворнику штатский.  - Как вернется
Суэцугу, ты попроси его зайти к нам.
     - Как же! Обязательно скажу, что, мол, требовали.
     - Не требовали, а просили! - поправил его штатский и, сплюнув окурок, в
сопровождении второго штатского медленно пошел прочь.
     Парикмахерская Суэцугу не открылась в этот день,  не вернулся Суэцугу и
в последующие дни...


        "7"

     Вечером у  Лиды собрались ее  товарищи.  Виталий,  заглянув в  комнату,
услышал, что речь шла о событии, о котором говорил весь город, - об убийстве
Исидо. Петр, высокий, беловолосый, сумрачного вида техник телеграфа, говорил
хмуро:
     - Не нравится мне это. Ох, как не нравится, товарищи!
     - А я не пойму,  чего ты волнуешься?  Из-за каких-то японцев! - сказала
Анна, красивая девушка с медленным взглядом мечтательных карих глаз и пышным
облаком волос.
     Петр посмотрел на нее.
     - Да  это ведь провокация,  Анна,  как ты  не  понимаешь?!  Месяц назад
Совнарком заключил Брест-Литовский мир...  Америка, Англия, Франция и Япония
все еще воюют.  Может быть,  два шага отделяют нас от  того,  что они станут
теперь нашими врагами.  Советы делают все для того, чтобы не дать кому бы то
ни  было повода для  вмешательства в  наши дела.  А  тут вдруг такой удобный
случай!..
     - Ну что они, из-за двух японцев войска введут? - Анна пожала плечами.
     - Я  не  бог,  -  сказал  Петр,  -  откуда  мне  знать.  Но  ожидать от
капиталистов хорошего нам  не  приходится!  Что ты  скажешь?  -  спросил он,
заметив Виталия.
     Виталий рассказал о  том,  что он видел у  дверей Исидо,  упомянув и  о
разговоре с рабочим.
     Петр прищурился.
     - Этот дядька с головой... Вот, Виталий, какое дело: из-за этих убитых,
как  говорит и  твоя разумная сестрица,  японцы могут ввести во  Владивосток
свои войска. А мы, естественно, будем этому сопротивляться... Значит, война,
- жестокая, неравная... Запомним мы этот день!
     - Ну,  Петр, ты уж панихиду запел! - недовольно сказала Анна. - Чем это
мы воевать будем? Лишь два месяца назад создана Красная Армия... Народу есть
нечего...  А ведь если война,  то нас тут в два счета прихлопнут:  до Москвы
десять тысяч верст.
     Петр посмотрел на Анну.
     - Помирать,  конечно,  рано...  Москва далеко? Но ведь и тут люди есть,
найдется кому драться.  Армия наша молодая -  это верно.  Голодновато?  Тоже
верно.  Но  это все ничего.  Нам есть за  что драться.  А  когда есть за что
воевать, один наш человек десятерых стоит!


        "8"

     Позавтракав,  Виталий  поспешил в  гимназию.  Перед  зданием  толпились
гимназисты и преподаватели.  У ворот стояли два низкорослых японских солдата
в  хаки  с  узенькими поперечными погончиками на  плечах.  Широко  расставив
толстые ноги в  обмотках,  они  скрестили винтовки с  привинченными ножевыми
штыками, загораживая вход.
     Старичок,  директор  гимназии,  пришедший позже  остальных,  спросил  о
причине скопления толпы. Ему ответили:
     - Да вот, Георгий Степанович, японцы не пускают!
     - Какие японцы? Что за чепуху вы мелете, господа? - вскипел директор.
     Однако, разглядев часовых, он поджал губы.
     - Надо разъяснить им,  что  это учебное заведение.  Ведь они культурные
люди, они поймут.
     - Толковали им уже. Ничего не понимают.
     - Пустите меня. Вы просто не знаете, как за дело взяться.
     Директор  решительно  направился к  часовым.  Поправив  дрожащей  рукой
пенсне на переносице, он с достоинством обратился к солдату:
     - Послушайте,  как  вас  там...  милейший!  Здесь  происходит  какое-то
недоразумение. Это учебное заведение. Гимназия! Понимаете?
     Солдаты равнодушно смотрели мимо него.
     - Нам  надо  пройти  в  классы,   господа!   Понимаете?  Чтобы  изучать
гуманитарные,  так сказать,  науки, учить вот этих молодых людей! - директор
широко развел руками,  указывая на гимназистов.  -  Понимаете?  Альфа, бета,
гамма. А, бе, це, де, е, эф... - Он сделал вид, что перелистывает книгу.
     Деревянное лицо  одного  часового  оживилось.  Он  засмеялся.  Директор
обрадованно сказал:
     - Ну вот,  давно бы так!  Я же знал, что мы договоримся. Прошу, господа
преподаватели! - И он направился в ворота.
     Лязгнули штыки. Солдат резко сказал:
     - Вакаримасен! (Не понимаю).
     - Но мы же договорились, - жалобно сказал директор, отступая назад.
     Солдаты, точно по команде, взяли ружья наперевес. Один из солдат сделал
выпад-укол и крикнул:
     - Та-а-х! Борсевико!*
     ______________
     * Так японцы, в языке которых нет звука "л", называли большевиков.

     Гимназисты и учителя бросились в стороны.
     - Господи!  Нелюди какие-то!  И  откуда они на  нашу голову взялись?  -
горестно  вздохнула  учительница  французского языка.  -  С  неба,  что  ли,
свалились?
     - Ну, положим, не с неба! - ответили ей.
     Растерявшийся директор уронил пенсне.
     - Ума не  приложу,  что это значит,  -  бормотал он,  поднимая пенсне с
мостовой.
     В это время от Светланской послышался мерный топот. Затрещали барабаны,
и  раздались  звуки  горнов,   исполнявших  какую-то  короткую  воинственную
мелодию.  Потом барабаны и  горны смолкли,  и сильнее стал слышен мерный шаг
идущих. В окнах домов появились взволнованные, любопытствующие лица горожан.
Из лавок, магазинов и мастерских выскакивали люди.
     По  улице шел  батальон японских пехотинцев.  Все они были одеты тепло,
по-зимнему,  в  высоких меховых шапках,  в тулупчиках,  крытых хаки.  Четыре
трубача и  четыре  барабанщика через  каждые  двести шагов  повторяли ту  же
мелодию.   Впереди  шагал  офицер.   Важно,   не  глядя  по  сторонам,  весь
напружиненный,   он  вышагивал  по  мостовой.  На  лице  его  была  написана
значительность минуты,  сознание своей  силы  и  уверенности в  себе.  Когда
колонна поравнялась с подъездом торгового дома "Ничиро",  японцы, высыпавшие
на  улицу,   троекратно  прокричали  "банзай".  Офицер,  выхватив  саблю  из
блестящих ножен, отсалютовал.
     - Что же это делается?  Господи! - воскликнула учительница французского
языка,  всплеснув руками. Потом она всмотрелась в офицера, который показался
ей знакомым,  и пробормотала:  -  Ничего не понимаю! Что это за метаморфоза?
Чудеса, да и только!
     Батальон дошел до гимназии.  Часовые раскрыли ворота. Солдаты повзводно
прошли мимо ошалевших гимназистов и учителей, гремя подкованными ботинками и
лязгая снаряжением.
     Офицер  остановился  у  ворот,  пропуская  солдат.  Учительница со  все
возрастающим изумлением всматривалась в  него.  Наконец,  не  выдержав,  она
подошла к нему.
     - Слушайте, Жан! Это вы?
     Офицер приложил два пальца к козырьку и любезно осклабился.
     - Да, это я! - сказал он. - Но я не Жан!
     - Я  не  понимаю!   -   в  замешательстве  смотря  на  него,  протянула
учительница. - Что это значит?
     Японец выпрямился, вытянулся. Лицо его приняло то же выражение, с каким
он салютовал на крики "банзай".  С холодностью посмотрев на собеседницу,  он
ответил:
     - С вами говорит поручик японской императорской армии Такэтори Суэцугу,
мадам! Мы займем это здание, пока нам не предоставят казармы.
     - Но зачем это? Ничего не понимаю.
     - Чтобы защищать достояние и жизнь наших соотечественников! - отчеканил
Суэцугу,  бывший парикмахер Жан.  -  Два  несчастных моих  собрата уже  пали
жертвой большевиков, - он кивнул головой на мастерскую часовщика Исидо. - Но
отныне ни один волос не упадет с головы японца в этой стране!
     Суэцугу прошел в ворота. Часовые опять скрестили штыки.
     Растерявшийся директор сказал учителям:
     - Я  подчиняюсь силе,  господа!..  Распустить учащихся по  домам на три
дня.  Я надеюсь,  что за это время все выяснится и уладится. В конце концов,
ведь мы же тут хозяева...


        "9"

     Первый шаг был сделан. Японские солдаты ступили на русскую землю.
     Но  за  спиной  Японии стояла Америка -  всемирный ростовщик,  безмерно
наживавшийся во  время  войны  на  продаже оружия  и  военного снаряжения не
только своим союзникам, но и своим противникам.
     Сначала  Америка  пыталась  действовать через  Временное  правительство
России,  пообещав широкую поддержку военными материалами для  ведения "войны
до   победного  конца".   Американские  поставки  должны  были   идти  через
Владивосток  и  транссибирскую  магистраль.  В  этих  целях  США  предложили
"упорядочить" работу железных дорог Сибири и Дальнего Востока,  пришедших за
время войны в упадок.
     Во  Владивосток прибыла  миссия  мистера  Стивенса  в  составе  семисот
человек,  которых американские хозяева расставили так,  что даже на Камчатке
оказались их  резиденты.  "Специалисты" мистера Стивенса сразу же взялись за
съемку и описание не только железных дорог...
     Советы взяли власть в стране в свои руки.  Американцы все еще надеялись
удержаться на Дальнем Востоке и  сохранить у власти буржуазно-меньшевистский
предательский режим в  Приморье,  которое служило бы им базой для дальнейших
действий. 23 ноября 1917 года на владивостокский рейд прибыл крейсер первого
ранга  "Бруклин" из  состава  Тихоокеанской эскадры США,  под  командованием
адмирала Найда.  Советское правительство заявило  решительный протест против
действий  американцев.   "Бруклин"  покинул  Золотой  Рог.  Миссии  Стивенса
пришлось убраться.
     Через  три  недели  после  победы  Октября посол  Америки в  Петрограде
Френсис  запросил  государственного  секретаря  США:   "Каково  ваше  мнение
относительно того,  чтобы с  Россией обращаться так,  как с Китаем?" Понятно
было,  что имел в виду Френсис:  в 1900 году,  в дни боксерского восстания в
Китае,  иностранные державы,  под  предлогом защиты своих резидентов,  ввели
свои войска в  Китай,  залили страну кровью,  подавили восстание и  навязали
великой  стране  режим  полуколонии,  которой  затем  диктовали  свою  волю.
Высказывание Френсиса опиралось на  далеко  идущие планы  Соединенных Штатов
Америки.
     В  декабре 1917  года 3-й  краевой съезд Советов провозгласил советскую
власть и  на  Дальнем Востоке.  Тогда Америка дала  понять странам Антанты и
Японии,  что  она не  будет стеснять их  в  выборе той или иной политической
линии по отношению к русской революции. Это означало согласие на интервенцию
и  на  участие  в  интервенции -  без  финансовой помощи  Соединенных Штатов
Америки Япония не могла бы отважиться на эту авантюру.  Америка предоставила
эту помощь.
     Краеугольным камнем тихоокеанской политики Америки становилась "большая
война"  между  Японией  и  Советами с  целью  ослабления обоих  государств и
последующего захвата экономики обеих стран под видом помощи...


        "10"

     Опять у Лиды собрались товарищи.
     В  эти  дни все были встревожены и  понимали,  что на  Советскую Россию
надвигается какая-то небывалая опасность, всей величины которой не могли они
и представлять.
     - Опять будем демонстрировать? - спросила Анна.
     - Не  знаю!  -  ответила Лида.  -  На  этот