-- ответила герцогиня с  детской беспомощностью. --
Я  совершенно не разбираюсь в монашеских одеяниях, и в церкви-то  не была не
упомню с какого времени...  Единственные, кого я  уверенно могу  отличить по
одежде -- доминиканцы. У меня был любовник, юный аббат из доминиканцев...
     --  У  доминиканцев,  кажется,  нет   женских   монастырей,  --  сказал
д'Артаньян. -- В любом случае, они носят только черное  и  белое...  Как она
была одета, эта монахиня?
     --  Дайте  припомнить...  Она была  одета  ужасно.  Этот их  монашеский
балахон,  при виде которого всякая нормальная  женщина придет в ужас. Покрой
совершенно...
     -- Мари, мне не это нужно! Цвет?
     --  На ней был  коричневый  балахон,  а  на  голове  еще  более ужасный
черно-белый платок...
     -- Апостольник?29 -- спросил д'Артаньян, с грехом пополам разбиравшийся
в этом вопросе благодаря дальней родственнице- бенедиктинке30.
     --  Ну  откуда  я  знаю,  как  он  называется?  Коричневый   балахон  и
черно-белый  платок... Судя по виду лошадей, запряженных  в  ее  карету,  им
приходилось совершать переход в несколько часов...
     -- И это все?
     -- Уж не взыщите...
     --  Постараюсь  вам поверить, -- сказал  д'Артаньян. -- А если  вы меня
обманули -- тоже не взыщите...
     --  Противный! -- воскликнула герцогиня,  уже  немного  оправившись  от
пережитого страха. -- Я  искренне хочу  вам помочь.  Питаю надежду, что и вы
впоследствии, когда справитесь с ней...
     -- Быть может, -- сказал д'Артаньян. --  Простите, Мари, но я и в самом
деле обязан спешить...

     Глава четырнадцатая

     Коричневый и черно-белый

     Войдя в комнату, он сразу увидел по угрюмому лицу Рошфора, что за время
его отсутствия  никаких  успехов так  и не  случилось.  Безнадежно вздохнув,
присел к столу и спросил:
     -- Граф,  вы  не  помните,  какие  монахини  носят коричневые одеяния и
черно-белые платки-апостольники?
     --  Честное  слово, нет, -- сказал Рошфор после долгого и старательного
раздумья. -- Боюсь, я в этом  предмете никогда не  был особенно силен. Нужно
позвать кого-то из духовных...
     --  Коричневую   одежду  и   черно-белые  апостольники  носят   сестры-
маританки,  -- раздался уверенный женский  голос, и оба дворянина прямо-таки
подскочили от неожиданности.
     -- Как вы сюда попали, госпожа де Кавуа? -- оторопело спросил Рошфор.
     -- Довольно  глупый вопрос, граф, --  сказала  Мирей  де Кавуа, проходя
вглубь   комнаты  с  тем   же  решительным   видом.  --   Меня   не   только
беспрепятственно пропускают в Пале-Кардиналь, но и к монсеньеру  мне  пройти
легче, чем многим другим... -- Она внимательно  оглядела обоих. -- А при чем
тут сестры-маританки? У вас что, тоже появилась ниточка?
     -- Не знаю,  ниточка это или ложный путь...  -- сказал д'Артаньян --  и
только  потом осознал смысл ею сказанного. -- Госпожа де Кавуа, что означает
"тоже"? У кого еще есть ниточка?!
     -- Знаете, в  чем ваша беда, господа? В том, что вы подошли к делу, как
мужчины,  а это не всегда полезно  в такой ситуации...  Могу  поспорить, что
подсознательно  вы  ломаете  голову,  где похитители могли спрятать мужчину,
хотя и не отдаете себе в том отчет...
     --  Помилуйте, разве есть разница?  -- воскликнул  д'Артаньян, искренне
уважавший Мирей де Кавуа,  но  сейчас желавший ей провалиться ко всем чертям
на какое-то время. -- Похищение есть похищение...
     Рошфор согласно кивнул.
     --  И  вы  двое  считаетесь отчего-то самыми  проницательными и ловкими
среди людей  кардинала... -- вздохнула  госпожа де Кавуа.  -- Будь  я на его
месте, картина рисовалась  бы мне  несколько  иначе... Повторяю, вы,  вполне
может  быть,  не  отдаете себе  в том  отчета, но усердно ведете поиски так,
словно  ищете мужчину. А ведь  есть  некоторая разница... Во-первых, мужчину
гораздо легче  спрятать, чем femyhms. Достаточно запереть его в какой-нибудь
подвал,  объяснив  окружающим,  что изловили  вора,  --  и дело слажено... С
молодой, красивой женщиной так  не поступишь. Еще и потому, что посаженная в
подвал   молодая   красавица   --   предмет   для   пересудов.   Моментально
распространятся  слухи... Мужчину можно переодеть в лохмотья, наставить  ему
синяков и везти куда-то практически открыто под видом пойманного преступника
или проворовавшегося слуги. С женщиной так опять-таки  не поступишь. Молодая
красавица  даже  в  лохмотьях привлечет  всеобщее внимание, и  погоня  очень
быстро выйдет на след...
     -- Можно дать ей сонного зелья... -- пробормотал Рошфор.
     -- Ну конечно! Сонное зелье -- это то, что всегда под  рукой, его можно
купить на каждом углу...
     -- Подождите, Мирей! Вы, значит, все уже знаете...
     -- Ну еще бы. Так вот... Насколько я поняла из  слов тех, с  кем успела
поговорить, вы  опасаетесь, что  ее похитили не  по приказу  королевы, а для
того, чтобы передать в руки этого вашего мерзавца Винтера?
     -- Теперь я в этом уверен, -- сказал д'Артаньян.
     --  Значит, безопаснее всего было бы немедленно увезти ее  из Парижа, а
не скрывать  где-то в городе, верно? Ну,  а как это сделать, чтобы  избежать
огласки? --  Она печально покачала головой. -- Господи, я совсем забыла, что
имею дело с людьми, не обремененными брачными узами и плохо разбирающимися в
законах, сочиненных именно на сей предмет...
     Д'Артаньян  покосился на  Рошфора,  чье лицо  при этих  ее словах свело
горькой гримасой, но смолчал.
     --  Мужчины... --  протянула г-жа де Кавуа.  -- Так вот, самый надежный
способ  -- представить дело так, что это по приговору суда везут в монастырь
неверную  супругу,  застигнутую  на  месте  преступления и  по  жалобе  мужа
приговоренную именно  к такому наказанию... Стоит это объявить  зевакам -- и
любая женщина исполнится отвращения к  подконвойной, по крайней мере, внешне
будет  выказывать отвращение. Мужчины, наоборот, будут пялиться с превеликим
любопытством в силу своей натуры, но и те, и другие не увидят в происходящем
ничего необычного. Ничегошеньки! Еще  одна оплошавшая распутная женушка едет
в монастырь, и  мало ли что она там  кричит окружающим... Она может уверять,
что ее похитили, что хотят  убить, что она вообще  не замужем... Не поможет,
право.
     Рошфор медленно  встал из-за  стола, выпрямившись во весь  рост. На его
лице отразилось нешуточное изумление.
     -- Вы совершенно правы! -- воскликнул он. -- Я немедленно прикажу...
     -- Навести справки у всех городских  ворот? -- живо подхватила г- жа де
Кавуа.  --  Боже  мой,  Рошфор, неужели  вы  думаете, что я, додумавшись  до
разгадки, помчалась к вам, на этом и остановившись?
     -- Вы хотите сказать!.. --  воскликнул д'Артаньян,  охваченный внезапно
вспыхнувшей надеждой.
     --  Я  хочу  сказать,  что  уже навела справки и собрала  сведения,  --
отрезала г-жа де Кавуа. -- Пока ваши люди, как безумные, носились по городу,
задавая  совсем  другие  вопросы.  Ручаться  можно,  они задавали  идиотские
вопросы  вроде: "Вы не видели сегодня на улице чего-нибудь подозрительного?"
Естественно, даже те, кто видел,  как  везли девушку, со спокойной  совестью
отвечали на поставленный таким образом вопрос отрицательно...
     -- Говорите же, не  мучайте меня! --  вскричал д'Артаньян. -- Я  сейчас
сойду с ума!
     -- Ну хорошо, -- смилостивилась г-жа де  Кавуа. -- Около часа дня через
ворота Сен-Оноре проехала карета, в которой везли молодую женщину. С ней там
сидели две женщины видом словно бы из opnqrnm`pnd|, рослые и сильные...
     -- Они были одеты монахинями? -- вырвалось у д'Артаньяна.
     --  Они  были одеты самым  обычным образом, как и пристало  матронам из
простонародья... Не  забегайте вперед,  я расскажу все по порядку. В воротах
Сен-Оноре, как  частенько  там случается в это  время, возник затор. Слишком
много  было  карет  и всадников,  не  говоря уже о  шедших  пешком.  Девушка
воспользовалась моментом. Распахнув  дверцу  кареты,  она крикнула  что есть
силы,  что   она  --   явившаяся  парижанам  святая  Женевьева  с  алмазными
подвесками...  По описаниям,  волосы  у  нее были  золотистые,  а  глаза  --
голубые...
     -- С алмазными подвесками?
     -- Именно, -- торжествующе сказала г-жа де Кавуа. -- Святая Женевьева с
алмазными подвесками... Святая Женевьева... Кто из вас помнит, в какой  день
родилась Анна Винтер?
     -- Неужели...
     --  В  день  святой  Женевьевы, я  узнавала в  ее  доме на  Королевской
площади. Так-то!
     --  Боже  мой! -- воскликнул д'Артаньян. -- Неужели эти  изверги успели
свести ее с ума?
     -- Это вы  сведете  меня  с ума, если и  дальше  будете задавать  столь
идиотские вопросы! -- вспылила г-жа  де  Кавуа. -- Неужели вы еще не поняли?
Вам дали даже два следа!  Святая Женевьева и алмазные  подвески... Бедняжка,
она  была явно лучшего мнения о ваших умственных  способностях!  Хотя,  быть
может... --  скромно добавила г-жа де Кавуа, -- быть может, она рассчитывала
не на вас, а на кого-то вроде меня, достаточно  проницательного... Ну, дошло
до вас наконец?  Святая Женевьева и  алмазные  подвески!  Право же, блестяще
придумано!  Если  бы она  стала  кричать про похищение, называть свое имя...
Чего-то в этом роде от нее ждали -- и успели бы зажать рот.  А вот  придумка
насчет святой с алмазами сбила их с толку, и они  не сразу затащили ее назад
в карету... Она успела прокричать все, что хотела...
     -- И что было дальше?
     -- А что могло быть дальше? -- пожала плечами г-жа  де Кавуа.  -- Затор
расчистился,  и   карета  умчалась  прочь...  Те  женщины  успели  объяснить
окружающим,  что везут  в монастырь неверную жену согласно приговору суда --
как я и предвидела...
     -- Ворота Сен-Оноре... -- задумчиво протянул д'Артаньян. -- А что, если
насчет  монастыря сказано  не  ради  красного  словца?  Если и  впрямь  есть
какой-то монастырь...  Герцогиня де Шеврез мне только что рассказала,  что к
Констанции часто приезжала какая-то монахиня, из маританок...
     -- Подождите! -- крикнул Рошфор и выскочил за дверь.
     Он отсутствовал несколько минут и, вернувшись, с порога объявил:
     -- Похоже, мы ухватили след, господа мои... Отец Огюстен говорит, что в
Труа-ле-Ан  есть  небольшой  монастырь  маританок. И  репутация у него самая
скверная --  он имеет  в  виду не нравственность  сестер, а их  политические
взгляды.  Монастырь этот давненько считается гнездом  тайных гугенотов,  где
укрывают тех, кто  имеет веские причины  скрываться от королевской  власти и
римской церкви...  Аббатисой там некая  дама средних  лет,  происходящая  из
известной протестантской фамилии де Вернеев...
     -- Черт возьми! -- вскричал д'Артаньян. -- Неужели нашли?
     --  Не знаю  пока,  --  сказал  Рошфор, и на  его лице  появилась столь
знакомая д'Артаньяну хищная усмешка, говорившая о многом.  --  Но в том, что
это  идеальное место для  того,  чтобы  насильственно  удерживать сторонницу
кардинала,  не  привлекая ничьего  внимания,  сомневаться  не  приходится...
Слишком  многое   совпадает:   монахиня-   маританка,  ворота   Сен-Оноре...
Труа-ле-Ан  лежит на самом коротком  osrh из  Парижа к  местам, откуда можно
побыстрее переправиться в Англию...
     -- Труа-ле-Ан...  -- протянул д'Артаньян.  -- Около пятидесяти  лье  от
Парижа, не так  ли? Если пуститься в путь немедленно, то завтра мы уже будем
на месте... Полагаю, вы не откажетесь поехать со мной, граф?
     -- Разумеется,  -- отозвался Рошфор. -- Мы двое, и Каюзак с  де Бардом,
да четверо вооруженных слуг...  Бессмысленно сноситься с  кардиналом и ждать
его  распоряжения или совета, слишком  много времени  потеряем. Вряд ли  они
будут долго удерживать ее в монастыре --  вот-вот грянет война, англичанам у
нас неуютно...
     -- Да, вот  что!  -- спохватился д'Артаньян. --  Госпожа де  Кавуа, вы,
часом, не слышали ли  еще  и о четырех  мушкетерах короля, проехавших  через
городские ворота? Констанция и ее спутники переодеты как раз мушкетерами...
     -- Любезный господин д'Артаньян, я умная женщина, но не  волшебница, --
с достоинством ответила  г-жа  де  Кавуа. --  Сейчас  столько  мушкетеров  и
прочего военного народа  уезжает из Парижа, спеша к Ла-Рошели, догоняя  свои
роты и полки... Даже расспрашивать бесполезно. В особенности если, в отличие
от Анны, наша четверка вовсе не собиралась привлекать к себе внимание. Самая
обычная картина -- мушкетеры короля верхами...
     --  Да, вы правы, -- согласился д'Артаньян. -- Боже,  сделай так, чтобы
мы не ошиблись в догадках,  чтобы мы  рассчитали верно... На коней, граф, на
коней!

     Глава пятнадцатая

     Рыцарь и лилия

     Ежась от утреннего холодка, д'Артаньян осторожно высунулся из- за куста
так, чтобы не потревожить ни одной веточки. Меж деревьями и в кустарнике еще
висели  кое-где  зыбкие  клочья  тумана  и  помаленьку  таяли.  Со   стороны
монастырской стены не доносилось ни  единого звука, но слева тонкой струйкой
поднимался   дымок  из  поварни,  а  значит,  там   уже  начинали  понемногу
просыпаться...
     Как он ни  приглядывался, не  мог  различить на земле свежих отпечатков
конских копыт  или следов колес кареты или повозки. Дело было не в  яростных
надеждах --  опыт гасконского охотника  подсказывал  ему, что  со вчерашнего
вечера из ворот не выезжали ни всадники, ни колесные экипажи.
     Словно  отвечая на его  не  высказанные  вслух  мысли,  Рошфор тихонько
сказал:
     --  Слуги  расспросили  всех в  округе. Вчера,  по крайней  мере, никто
отсюда не уезжал,  а господа мушкетеры, числом четверо,  прибыли задолго  до
вечера... Они там. Или, по крайней мере, там,  внутри, госпожа Констанция  с
сообщниками...
     --  Но  ведь это  уже кое-что?  --  спросил  д'Артаньян,  чувствуя, как
жесткая усмешка, словно гримасой, сводит всю левую половину лица. -- В конце
концов, их только четверо...  Даже  трое  -- Констанция по-настоящему опасна
только в том случае, если неосмотрительно  выпить то,  что она предлагает из
своих прелестных ручек...
     --  Мы не знаем, сколько  там  еще  может оказаться народу.  Монастырь,
конечно, женский, но когда речь идет о таком вот гнезде...
     -- Но мы же не можем торчать тут до бесконечности?
     -- Он прав, Рошфор, -- поддержал Каюзак, поплотнее  закутываясь в плащ.
-- Если так и будем торчать, ничего не узнаем и ничего не изменим. Хорошо бы
туда проникнуть...
     -- Но как?
     -- Это  уж вы думайте,  друзья мои, -- сказал великан. -- Вы, все трое,
-- люди  хитроумные, а я особо думать  не привык. На мой взгляд, проще всего
было  бы  выломать  к  чертовой матери  ворота, ворваться туда  и  захватить
поганцев  тепленькими.  Если  даже  вы  начнете  придумывать  всякие военные
хитрости, скажем,  подсылать кого-то  под видом заблудившегося путника, дело
может  провалиться. Стоит  им что-то заподозрить... Монастырь  расположен на
отшибе,  вдали от большой  дороги,  нужно быть  уж не знаю каким заплутавшим
путником, чтобы сюда забрести...
     Рошфор с сомнением посмотрел на ворота:
     -- Их, по-моему, можно выломать только пушечными ядрами...
     -- Или вон тем симпатичным камнем, который валяется справа, -- возразил
Каюзак. -- Видите? Серый такой валун...
     -- Его и втроем не поднять!
     -- Уж я-то  подниму,  только  прикажите...  И  в два счета  выломаю эти
клятые ворота, любо-дорого!
     --  Возможно,  --  в задумчивости  произнес  Рошфор. --  И, несомненно,
внутри от адского  грохота  проснется даже мертвый... Мы нашли в стене  одну
потайную калитку, но если есть и другие, совершенно незаметные снаружи?
     -- В таком случае, мы разделимся, -- сказал д'Артаньян. -- Скажем, мы с
Каюзаком ворвемся внутрь, а вы с де Вардом и всеми четырьмя слугами окружите
монастырь,  насколько удастся. Это рискованно, согласен, но сколько же можно
торчать  тут,  ничего  не делая? Рошфор,  если  вы и  дальше будете медлить,
клянусь богом, я пойду туда  один! Мы  не  на войне,  черт побери, и  вы  не
командир!
     -- Он прав, Рошфор, -- кивнул Каюзак.
     -- Абсолютно прав, -- поддержал де Вард. -- Штурм -- и никак иначе.
     -- Ну ладно... -- протянул Рошфор. -- Вы, Каюзак... Тс-с!
     Он  пригнулся,  чтобы его  не видно было за кустами  с той стороны. Его
друзья моментально проделали то  же самое  -- кто  укрылся за  кустами,  кто
отступил за дерево.
     Послышался  тягучий, пронзительный  скрип, и одна половинка ворот -- из
толстых  досок,  почти  сплошь  окованных  железом, как было  принято  в  ту
беспокойную  эпоху,  -- отошла внутрь.  Кто  их распахнул,  они  не  видели,
створка  закрылась почти  сразу  же,  но  сначала  наружу  выехала бочка  на
колесах, запряженная понурой  лошадью не менее  преклонного возраста, нежели
незабвенный  беарнский  мерин,  на  котором  д'Артаньян пустился завоевывать
Париж. На облучке сидела грузная  монахиня в коричневом  одеянии с опущенным
на лицо  капюшоном. Она громко причмокнула губами, и старая лошадь поплелась
привычной  дорогой.  "Ну да,  ручей,  -- вспомнил д'Артаньян.  -- Неподалеку
отсюда, у ведущей в монастырь дороги, мы его видели и сами поили там коней".
     -- Господа, --  возбужденно  зашептал он. --  Вот вам и решение!  У нас
будет пленница, которую можно разговорить!
     -- А если она не захочет говорить? -- усмехнулся Каюзак.
     -- У  меня заговорит, --  сказал  д'Артаньян  многообещающим тоном.  --
Отчего-то я не чувствую сегодня в себе жалости к здешним монахиням...
     -- Сказать  по  совести, я тоже, -- кивнул Рошфор. --  Каюзак, заходите
слева, дадим ей отъехать подальше и перехватим без шума...
     Прячась  за  кустами  по  обе  стороны  узенькой  лесной  стежки,   они
преследовали  бочку на  протяжении  примерно ста шагов. Потом Рошфор  громко
кашлянул,  и Каюзак на цыпочках выбежал на дорогу --  при всем своем росте и
комплекции он  отнюдь  не был неуклюжим и при  необходимости  мог  двигаться
легко  и бесшумно, словно огромный  кот. Монахиня, вмиг сдернутая с облучка,
лишь  слабо трепыхалась в железных объятиях великана. Что  до лошади, то она
со  свойственной  bqel,  достигшим столь  преклонного  возраста, философской
невозмутимостью  как  ни в чем не бывало шагала по знакомой дорожке, пока де
Вард не остановил  ее, схватив вожжи,  и  не привязал их  к  кусту. Старушка
невозмутимо принялась пощипывать листочки.
     Каюзак  побежал в  чащобу, неся на весу свою  пленницу и как-то странно
оглядываясь на  спешивших следом  друзей. Оказавшись  на поляне, он внезапно
ухмыльнулся во весь рот и, стараясь не повышать голоса, сообщил:
     --  Друзья мои, сейчас вы увидите  первую красотку во всей округе! Черт
побери, она настолько пленительна, что и святой бы не  удержался от объятий,
куда уж мне, грешному!
     Рошфор поморщился:
     -- Каюзак, вы можете обойтись без глупых шуток в столь важный момент?
     --  Дело  так  оборачивается,  что  не  могу,  уж  простите,  граф,  --
настойчиво  продолжал  Каюзак.  -- Прикройте глаза, друзья  мои,  сейчас  вы
будете ослеплены  несказанной  красотой  нашей  пленницы,  так  что  советую
поберечься! А ну-ка!
     И с этими словами он левой рукой сорвал капюшон  с головы  ошеломленной
монашки.   Какое-то  время  стояло  оторопелое  молчание.  Потом  д'Артаньян
подхватил:
     -- В самом деле, красотка великолепна! Особенно пленяет эта ее обширная
сверкающая лысина!
     -- А  уж борода до чего хороша!  --  рассмеявшись, сказал  де  Вард. --
Ничто так  не украшает  скромную служительницу божию,  как густая, нечесаная
борода!
     Даже Рошфор, особенно сумрачный с утра, не удержался от улыбки.
     Их  пленница оказалась вовсе  не женщиной,  а  мужчиной  лет сорока,  с
блестящей  лысиной  и  косматой  бородой,  довольно  давно  содержавшейся  в
беспорядке. Он молчал, настороженно бросая по сторонам испуганные взгляды.
     --  Какова красоточка? -- ухмылялся Каюзак. -- Я-то  сразу почувствовал
бородищу, как  только зажал рот этой мнимой монашке! Слышал я, что рождается
иногда та