ремя -- мнимый мельник уже занес руку с ножом
-- и, молниеносно вырвав шпагу из ножен, сделал уверенный,  скупой выпад, не
увлекаясь фехтовальными красивостями, -- к чему?
     Острие шпаги,  как и задумано  было,  безжалостно  и неотвратимо  вошло
прямо  в  сердце  человеку с  искаженной от  трусливой злобы  физиономией  и
широким занесенным ножом.
     Д'Артаньян  не  соврал,   он  только   по  своему  обыкновению  чуточку
opesbekhwhk:  на  его  счету  было   не   два  убитых  разбойника,  а  один-
единственный. Прошлым летом в окрестностях Тарба устроили грандиозную облаву
после  того,  как  обосновавшаяся  в  тамошних   лесах  шайка  обнаглела  до
последнего  предела. Все дворянские  недоросли наперебой рвались  туда --  а
повезло одному д'Артаньяну. Он пристрелил разбойника  издали,  из длиннющего
карабина3  (из  мушкета или пищали, очень может быть, и не получилось бы). И
не испытывал потом  никаких особенных чувств  -- все произошло  на приличном
расстоянии, он выпалил по бегущей фигуре,  а  потом на  ее месте,  когда они
подскакали, оказался хладный труп.
     Сейчас  было совсем  иначе. Человек,  проткнутый  шпагой  насквозь, уже
умирая, подался вперед, совершенно самостоятельно нанизав себя на клинок еще
на добрую ладонь, а  потом  замер с занесенной рукой, его глаза  и его  лицо
остались  точно  такими же,  но  с ними  произошло  нечто неуловимое, что-то
неописуемое словами  из  них исчезло навсегда,  и  д'Артаньян на  некий  миг
явственно увидел Смерть, не глазами, конечно...
     И торопливо выдернул шпагу,  чтобы ее не сломало оседающее тело. Убитый
-- первый убитый им шпагой, -- подламываясь в коленках, запрокидываясь, стал
нелепо  валиться,  пока  не грянулся затылком  об пол  в  кровавых  отсветах
разгоравшегося, шумящего пламени.
     Д'Артаньян  пребывал  в  оцепенении  совсем недолго,  один краткий миг.
Некогда было испытывать чувства и давать им верх над рассудком. Этот человек
сам бы его убил, не опереди его д'Артаньян, вот и все чувства...
     Выскочив наружу, он  сторожко  оглянулся, потом по  охотничьей привычке
распластался на земле и приложил к ней ухо. Старый прием не подвел и теперь:
он  явственно разобрал легонькое  сотрясение земли. Это не всадники, а пешие
-- но человека четыре-пять, а то и больше.
     Больше. Семеро. Они появились из мрака как раз с той стороны, откуда их
гасконец  и ждал, --  от большой  дороги, с того места, где они  могли сразу
разглядеть фонарь...
     Он  вытащил из-за пояса пистолеты и спрятался  за углом дома, тихонечко
взводя  курки. Семеро старались  ступать как можно тише  --  но к  дому  они
двигались в полный рост, так, словно у каждого лежал в кармане кусок веревки
повешенного4. Все с обнаженными шпагами, все шагают молча, как призраки...
     Подпустив  их достаточно близко,  д'Артаньян поднял пистолет, тщательно
прицелился в самого дальнего и выстрелил.  Потом из другого пистолета уложил
второго.
     И тут же над головой зазвенело стекло, высаженное, надо полагать, дулом
мушкета,  а  вслед за тем  мушкет  оглушительно  выпалил  и  грянули еще два
пистолетных выстрела.
     В  дверях  конюшни  блеснули  две  вспышки  --  это  стрелял  из  своих
пистолетов Лорме.
     Пороховой дым не успел  рассеяться, когда  д'Артаньян  бросился вперед,
вопя во всю глотку: "Бей, руби!" -- чтобы его спутники ненароком не зацепили
и его, вздумай они снова открыть огонь.
     Семь выстрелов  со  стороны  осажденных уложили троих,  что было весьма
неплохо, ибо уменьшило силы наступавших  почти наполовину. Ага,  и четвертый
ощутимо  задет  -- он вдруг выпустил шпагу и, сгибаясь пополам, охая, наугад
пошел куда-то во мрак...
     Пятый  выбыл из  дела парой мгновений позже -- д'Артаньян, налетев  как
вихрь, уложил его одним ударом в  горло. Оставшиеся двое, наконец-то придя в
себя, отскочили. Один встал в позицию ан- гард5, заслоняясь поднятым клинком
на испанский манер, другой с величайшим хладнокровием,  по  скупым движениям
видно, вырвал из-за пояса пистолет и выстрелил в д'Артаньяна.
     Гасконец  --  как   сторона,   нападавшая  внезапно,  а  значит,  более
uk`dmnjpnbm` -- был начеку, он упал на колено, и  пуля  просвистела над  его
головой. При вспышке  выстрела  и  он, и  стрелявший моментально узнали друг
друга.
     -- Арамис?!
     -- Лорд Винтер?!
     Восклицание англичанина показало д'Артаньяну, что  белобрысый милорд до
сих  пор  искренне  считает  его  посланцем  заговорщиков...  Это  следовало
использовать.
     -- Какого черта вы здесь делаете?
     --  Это моя маленькая тайна,  милорд, -- сказал д'Артаньян, зорко следя
за противником.
     Но тот, опустив шпагу, и не думал нападать. Более того, он резко бросил
второму, вознамерившемуся было то ли от  отчаяния, то ли от злости перейти в
нападение:
     -- Стой на месте!  Арамис, черт меня побери... Не мешайте! Мне нужны не
вы... откуда я знал, что вы -- здесь? Мне нужна женщина...
     -- Она под моей защитой, -- отрезал д'Артаньян не допускавшим дискуссий
тоном.
     -- Арамис, отойдите! Вы ничего не знаете...
     -- И нет  нужды.  Повторяю, эта женщина под  моей защитой.  Убирайтесь,
откуда пришли.
     -- Послушайте! -- в бешенстве крикнул  англичанин. -- Я пришел сюда  за
ней и не уйду, пока...
     -- Отлично, -- сказал д'Артаньян. -- В  таком случае, попробуйте войти.
Посмотрим, как  это у вас получится, Винтер... Вас, кажется, осталось только
двое?
     --  Арамис!  Я  не  собираюсь с  вами драться,  и вы  прекрасно знаете,
почему...
     -- Ну,  тогда отправляйтесь восвояси,  -- сказал  д'Артаньян. -- Иначе,
даю вам слово  дворянина, мне придется...  Выбирайте,  милорд.  Или то, наше
дело, или -- бой  на ступеньках этой лачуги...  Ну?  Я  оставляю решение  за
вами...
     Ожидание   тянулось  несколько   мучительно   долгих  мгновений.  Потом
англичанин,  прям-таки  взревев  от   бессильной  ярости,   крикнул   своему
оставшемуся в живых сообщнику:
     -- Уходим, живо! Черт бы его побрал...
     В окне  второго  этажа раздался пистолетный  выстрел,  и  пуля  сбила с
англичанина  шляпу.  Наверху   разочарованно  вскрикнула  Анна,  но  второго
выстрела не  последовало  --  должно быть, она успела  зарядить  только один
пистолет.
     На миг задержавшись, лорд Винтер крикнул:
     -- Благодарю за любезность,  милая Анна! Непременно постараюсь ответить
тем же, как только подвернется случай!
     И вместе  со своим сподвижником растаял во мраке. Д'Артаньян остался на
поле  боя полным  и несомненным победителем. Ни один из лежавших у его ног и
поодаль  не шевелился.  Вокруг становилось  все ярче  --  пожар  на мельнице
разгорался не на шутку. Пищи для огня, отлично просушенного дерева, там было
достаточно, мельница стояла тут не  одно  десятилетие, если не  столетие,  и
теперь  из  всех окошек  с треском  вырывались  длинные языки  пламени,  уже
взметнувшиеся выше конической крыши, уже лизнувшие крылья...
     Д'Артаньян вбежал в дом, предосторожности ради крича:
     -- Это я, это я!
     И едва не  столкнулся с Анной, спешившей навстречу с пистолетом в одной
руке и шпагой в другой:
     -- Где он?
     -- Скрылся, -- ответил д'Артаньян.
     -- Как же я промахнулась... Я целила прямо в голову...
     -- Случается, -- сказал д'Артаньян.  -- Где Планше? Ага... Молодец,  ты
все-таки одного подстрелил...
     -- Я старался, сударь...
     --  Давайте отсюда  побыстрее убираться,  --  сказал д'Артаньян. -- Они
могут  передумать и вернуться... Вдруг у него есть еще сообщники поблизости?
И потом, пожар совсем скоро разойдется так,  что сюда сбежится вся округа. А
объясняться  придется  нам,   поскольку  никого  другого  на   эту  роль  не
подберешь...
     Планше первым  выскочил наружу и громко позвал Лорме. Тот выехал верхом
из  распахнутой  двери  конюшни,  пригибая  голову,  чтобы  не  удариться  о
притолоку, ведя в поводу остальных лошадей.
     Круто  развернув  на  месте своего  английского  жеребчика,  д'Артаньян
оглянулся.  Представшая  его  взору  картина  была  жуткой, величественной и
притягательной одновременно  -- вся мельница, высоченное соружение, уже была
объята тугими волнами золотистого пламени,  гудевшего и трещавшего, пылающие
крылья  продолжали  размеренно  вращаться,  чертя в ночном  небе причудливые
круги...
     Он поневоле засмотрелся --  и, не скоро опомнившись, погнал коня  вслед
за остальными.
     Блуждать верхами в кромешной тьме по незнакомой местности было бы сущим
безумием  -- кони  могли  поломать  ноги, всадники могли сломать  шеи. И они
двинулись  вдоль   реки,  где   было  чуточку  светлее,  над  берегом,   над
отражавшимся в темной воде мириадом звезд.  Ехали, пока пожарище не скрылось
за горизонтом, -- только небо в том месте долго еще оставалось светлым...
     Погони  не  было  -- да  ее и  не  особенно  следовало  опасаться.  Без
сомнения,  нападавшие  рассуждали точно  так же,  хорошо представляя,  какие
неудобства  ждут  тех,   кто  решится   сломя  голову  носиться  верхами  по
бездорожью...
     В конце концов наткнулись на глубокий овраг, тянувшийся перпендикулярно
реке.  Лучшего укрытия  до утра  нельзя было и  придумать. Найдя  подходящий
пологий уклон, осторожно свели вниз лошадей, держа их в поводу.  До рассвета
оставалось еще часа два.
     Слуги с  лошадьми деликатно  расположились в  отдалении,  а д'Артаньян,
вспомнив  свои  охотничьи странствия по  лесам,  отыскал подходящее деревце,
нарубил шпагой веток, прикрыл эту кучу краем плаща и усадил девушку, закутав
их обоих оставшейся половиной.
     -- У вас неплохо получается, -- сказала Анна вяло. -- Святой Мартин, да
и только...6
     Она   прижалась  к  нему,   положила   голову   на  плечо.  При  других
обстоятельствах  д'Артаньян возликовал  бы от счастья и немедленно приступил
бы к планомерной осаде по  всем правилам, но  сейчас только полнейший  идиот
мог бы приставать к  девушке  со всякими глупостями, а идиотом  наш гасконец
никогда не был и прекрасно понимал, что момент совершенно не подходящий  для
излияния  самых  пылких  и  неподдельных  чувств.  Он  просто  сидел, крепко
прижимая  ее к  себе  одной  рукой, и временами  замирал от нежности,  когда
чувствовал   щекой   мимолетное   прикосновение  длинных  ресниц.   Как   ни
удивительно, сейчас ему всецело хватало и этого.
     -- Нужно было его убить, -- тем же вялым голосом произнесла Анна.
     --  Пожалуй, --  тихонько ответил  д'Артаньян. --  Я как-то  промедлил,
упустил момент... Помнил, что  его  нужно перехитрить, а не  убивать. И  эта
наша миссия...
     -- Не упрекайте себя, Шарль. Вы  ни в чем не виноваты, вы же  ничего не
знали...
     -- А вы?  -- не удержавшись, спросил д'Артаньян. -- Вы же должны что-то
знать...  Он  ведь  вовсе  не  собирался  перехватить  разоблаченных шпионов
кардинала, как следовало бы ожидать. Вы же должны были слышать  -- он назвал
меня Арамисом и отступил именно потому, что я  ему  был необходим как орудие
для убийства  герцога и  принца... Это превозмогло все остальное...  Как  ни
жаждал он до вас добраться... Что els от вас нужно? Это уже не кардинальская
служба, тут что-то другое, дураку ясно...
     -- Вы неплохо соображаете, Шарль...
     -- Это ведь лежало на поверхности.
     Анна долго молчала, и д'Артаньян уже стал думать, что никогда не узнает
ответа. Звезды отражались в темной текучей воде, как в начале времен.
     -- Вы совершенно  правы, -- сказала она неожиданно. --  К кардинальской
службе  это не имеет  ровным счетом  никакого  отношения. Можно сказать, это
семейное  дело. --  Д'Артаньян не увидел,  а, скорее,  почувствовал, как она
легонько улыбнулась. -- Семейное дело, и не более того.
     -- Черт возьми, какое он может иметь к вам отношение?
     -- Шарль...  Он, надобно вам знать, -- мой  деверь.  Младший брат моего
покойного мужа.  И... -- ее  голос зазвучал жестче,  -- и, как вы  давно уже
знаете,  лорд  Винтер,  барон  Шеффилд.  Каковые  титулы  получил,  согласно
английскому праву, после смерти моего мужа, старшего сына  и наследника  как
титулов, так и майората7. До этого он был лишь Генри Винтером, эсквайром8, и
не более того...
     -- Вы произнесли это таким тоном... -- сказал д'Артаньян. --  Как будто
хотели сказать...
     --  Сказать можно многое.  Мне многое хотелось бы  сказать... но у меня
нет достаточных доказательств. Ни у меня, ни у кого бы то ни  было еще. Одни
пересуды, подозрения и нехорошие совпадения -- то есть то, чего ни один  суд
в мире не примет к рассмотрению...
     -- Как умер ваш муж? -- тихо спросил д'Артаньян.
     -- Совершенно неожиданно. Слуги услышали грохот падающего тела, вбежали
в  комнату и нашли его лежащим у стола. Рядом валялся  разбитый стакан... --
Она  легонько передернулась,  и д'Артаньян покрепче  прижал ее к себе. --  У
него  было  белое  как  мел  лицо, усеянное  десятками  крохотных  ярко-алых
точек...  Ни  один  врач  никогда  прежде с  таким  не  сталкивался. Воду из
графина,  правда,  дали  потом  выпить собаке, но с ней ничего не произошло.
Мнения  врачей  разделились.  Одни, их  было большинство,  считали,  что это
какой-то  неизвестный  недуг.  Двое других,  наоборот, упорно придерживались
мнения, что Роберта отравили. Беда в том, что никто никогда не слышал о яде,
обладавшем бы подобным действием.
     -- И что же?
     -- А чего бы вы хотели? У меня было достаточно денег, и я пыталась хоть
что-то  узнать...  Меня  заверили, что  нынешняя наука  и нынешняя  медицина
просто  не  в состоянии обнаружить  следы  многих ядов,  лишь один-два  дают
недвусмысленные  признаки...  Даже  если  это был  яд, доказать  невозможно.
Подозреваемых  не  было   вообще   --   вся  многочисленная   прислуга,  все
находившиеся в замке вроде бы вне подозрения...
     -- Но ведь на этом не кончилось?
     -- Почему вы так думаете?
     -- Чувствую, -- сказал д'Артаньян.
     -- Правильно...  Был  один стряпчий,  давний  друг семьи и поверенный в
делах моего мужа. Он был посвящен в семейные секреты даже гораздо более, чем
я -- мы были женаты всего-то менее года, я была совсем молоденькая, и ко мне
относились без особой  серьезности  -- быть  может,  вполне заслуженно...  В
общем, он со мной далеко не всем делился.
     -- Этот стряпчий?
     --   Да.  Но  у  него  были  определенные  подозрения,  в  определенном
направлении... Он поехал в  Лондон и нанял там какого-то  ловкого  человека.
Тому  удалось  выяснить,  что  в  Лондоне уже случалась  парочка чрезвычайно
схожих  смертей,  когда  покойники  выглядели  точно так же  -- лицо и  тело
мертвенно-белые,  усыпаны  алыми точками...  Bnr только этот ловкий  человек
внезапно исчез.  Лондон -- опасный и  своеобразный город, человек там  может
исчезнуть бесследно,  и никто никогда  не  узнает,  что с ним  случилось.  А
стряпчего пару месяцев  спустя убили разбойники на Хаунсло-Хит... есть такая
пустошь,  возле  большой  дороги,  где  разбойники  частенько  нападают   на
проезжающих. Но у Мортона не взяли ни золотых часов, ни кошелька... считают,
что грабителей попросту спугнули, но кое-кто и  в  это не верит... В  том же
году умер один из двух  докторов, отстаивавших мнение об  отравлении, -- при
чрезвычайно странных обстоятельствах. А второй навсегда уехал из наших мест,
и  никто  не  знает,  где  он теперь. Дворянин,  друг  Роберта, осмелившийся
обвинить  Винтера  открыто, был убит  им на  дуэли  --  о,  все  произошло в
совершеннейшем согласии  с  правилами чести...  Понемногу разговоры  стихли,
никто не пытался узнать больше. Это все случилось четыре года назад... С тех
пор  много  воды  утекло:  меня  пытался  сделать  своей  любовницей  герцог
Бекингэм, но получил отказ и страшно разобиделся...
     -- Ну да,  -- сказал д'Артаньян. -- Я ведь свел  некоторое знакомство с
этим  господином.  Вряд  ли  он  из тех, кто спокойно  переносит решительный
отказ.
     --  Как  и  вы,  Шарль, как  и вы,  уж простите,  как всякий, наверное,
мужчина...  --  усмехнулась она. -- Но тут другое... Когда у  нас состоялось
последнее и окончательное объяснение, он пришел в совершеннейшее бешенство и
дал волю языку. Большая часть того,  что  он говорил, скучна и банальна,  но
кое-что заслуживает внимания... Он кричал,  что я полная дура и не осознаю в
полной  мере,  каким  благом будет для меня его покровительство.  Потому что
защитить меня может только он  --  в том числе и от Винтера, который отравил
моего мужа, а теперь обязательно постарается добраться до меня и моего сына.
Ну, а если я стану его любовницей, Винтер определенно побоится...
     -- И вы верите, что он говорил правду?
     -- Пожалуй,  -- сказала Анна. -- Я неплохо знаю Бекингэма. Он не мастер
врать  и  начисто  лишен  фантазии.  Сочинить  такое  ему  бы и в голову  не
пришло...  Словом,  я все  же отказалась. Увы,  впоследствии оказалось,  что
Бекингэм как в воду смотрел. Вокруг моего сына начались столь подозрительные
странности,  что пришлось укрыть его  в надежном  месте. Английские  законы,
знаете ли... Винтер имеет право носить титулы до совершеннолетия моего сына,
но  в случае его смерти к  Винтеру перейдут пожизненно  и титулы, и земли, и
все состояние.  Ну, а после  того, что только  что произошло на  мельнице, у
меня уже не осталось никаких  сомнений, и я решила стрелять. Промахнулась, к
великому сожалению...
     --  Знай я все это  раньше, я  бы его непременно  прикончил,  -- сказал
д'Артаньян. -- Впрочем, случай еще представится...
     -- Это не человек, а сущий дьявол.
     -- Ба!  --  сказал  д'Артаньян.  --  Насколько я  знаю,  о  многих  так
говаривали... Но в  конце  концов выходило, что пистолетная пуля или полфута
доброй  шпаги в  груди  оказывают на них  точно  такое  же действие,  как на
простых смертных... Он мне еще попадется...
     -- Я боюсь одного: что теперь та  же опасность угрожает и вам. Когда он
узнает, кто вы на самом деле, когда решит, что вы посвящены в мои секреты...
     --  Что  за  глупости!  -- сказал д'  Артаньян.  --  Нет  ничего  лучше
настоящего врага, этого самого "сущего дьявола"! Последнее время у меня и не
было, если вдуматься, настоящих врагов -- так, одна мелочь, скучно даже...
     -- Шарль, вы еще сущий ребенок...
     --  Думайте, как  вам  хочется,  --  сказал  д'Артаньян. --  Но  я  его
обязательно убью, Анна... Значит, вы боитесь за меня? Если б  вы знали,  как
приятно это слышать! Ну скажите еще раз, что вы боитесь за меня, умоляю!
     -- Ох... Какой вы... Говорю вам, я всерьез боюсь за вас!
     -- С ума сойти! -- не  помня себя от радости, воскликнул д'Артаньян. И,
легонько  повернув  ее  голову,  прильнул к  губам.  Девушка  напряглась, но
все-таки с печальным вздохом ответила на поцелуй, показавшийся одуревшему от
счастья гасконцу бесконечным.
     Глаза у нее были влажными, и д'Артаньян мысленно поклялся всем для него
святым защитить ее  и поквитаться с мерзавцем, даже если  для этого придется
запалить всю Англию  с четырех  концов и разыскивать Винтера  посреди  этого
самого грандиозного в истории пожарища.
     Целовались до рассвета.

     Глава третья

     Что за гости съехались в замок Флери и как их там привечали

     Окажись д'Артаньян и в  самом  деле одним из заговорщиков,  не знавшим,
что все  открыто и приняты должные меры,  он ничего бы не заподозрил.  Замок
Флери,   недавно   отстроенный  кардиналом,  выглядел  беспечным  загородным
прибежищем всесильного сановника, нимало не  подозревающего  о том, что,  по
замыслу убийц, смерть  въезжала  в  эти  ворота в  облике  четырех  десятков
благородных парижских дворян с герцогом Анжуйским и принцем Конде во главе.
     Два самых  больших отряда приехали как раз с  принцем и герцогом  -- их
свита, фавориты, любимцы,  друзья и единомышленники. Остальные прибывали кто
поодиночке, кто по двое-трое --  одетые  как обычно, вооруженные не сильнее,
чем в  рядовые дни. Впрочем, кое у кого д'Артаньян подметил очень уж жесткие
складки к