отиком, обученным всяким проказам... Но если мне повезет, мы, не исключено,
продвинемся хоть на шажок вперед. Не убьют же меня там, в самом-то деле? Это
чересчур даже для  герцогини  --  средь бела  дня убивать во дворце  Роганов
гвардейца кардинала...
     -- Пожалуй.
     -- Вот  видите. Самое худшее,  что может со мной случиться, -- придется
выслушать  не одно оскорбление. Но  если  это поможет узнать хоть что-то  об
Анне, я готов подвергнуться любым поношениям...
     -- Возможно, вы и правы, -- сказал Рошфор,  задумчиво склонив голову на
руку. -- Но... Я  пошлю с вами парочку гвардейцев. Они будут  вас  ожидать у
входа, на всякий случай. Совершенно не лишняя предосторожность, когда имеешь
дело с кем-то вроде герцогини де Шеврез. И не вздумайте отказываться.
     -- Да боже мой, и не подумаю, -- серьезно сказал д'Артаньян. -- С месяц
назад я стал бы хорохориться и бахвалиться, кричать, что в одиночку выступлю
против всех, сколько их там ни  есть в особняке. Но вот теперь... Я кое-чему
научился за это время -- вашими молитвами, дорогой Рошфор...

     К его легкому  удивлению, проникнуть  в  особняк  Роганов  оказалось до
смешного  просто:  собственно  говоря,  он  и  не  проникал  туда  вовсе  --
раззолоченный лакей,  с  величием павлина  уйдя докладывать о нем,  вернулся
очень скоро и сообщил, что "хозяйка  просит господина д'Артаньяна войти"  --
со  всей   возможной  почтительностью,  достойной  принца  крови,   ни  тени
презрительного взгляда, ни нотки пренебрежения в голосе, не говоря уж о том,
чтобы заявить  грубо, что именно шевалье д'Артаньяна здесь  категорически не
желают  видеть и  предлагают  незамедлительно  удалиться  в  самом  похабном
направлении.  "Интересно,  --  подумал гасконец, шагая вслед  за  лакеем  по
анфиладе великолепных  покоев. -- Первое препятствие, по крайней мере, взято
успешно...  Быть  может, вместо того,  чтобы отгонять  от порога, она решила
принять  дома,  где,  как  известно,  и  стены  помогают, и  уж  в привычной
обстановке отвести душу, чтобы уязвить побольнее?"
     Однако  на  лице герцогини  он  не увидел  ни  особого  злорадства,  ни
готовности к бою -- скорее уж она смотрела  выжидательно  своими прекрасными
карими глазами: она была  очаровательна, даже  теперь, когда оказалась лютым
врагом...
     --  Ну  что  же?  --  спросила  герцогиня  де  Шеврез со своей  обычной
m`qlexkhbnqr|~. -- Вы еще долго намерены меня разглядывать,  как неотесанный
провинциал?
     -- Герцогиня, я впервые вижу вас в роли герцогини, -- сказал д'Артаньян
чистую  правду.  --  В  вашем  настоящем  обличье.  Без  всяких  белошвеек и
обитательниц уединенных домиков на окраине Парижа...
     -- И каковы же впечатления? -- прищурилась она.
     -- Вы великолепны, -- сказал он. -- И прекрасно это знаете.
     --   Хорошее   начало.   Можно   выразиться,  многообещающее.   --  Она
выпрямилась,  изящно  причесанная, в  достойном  герцогини  платье,  сиявшая
блеском  самоцветов.  -- Мне  обязательно раздеваться  или достаточно будет,
если я прилягу на это канапе, а вы задерете подол и расшнуруете корсаж?
     В ее вопросе не было ни тени насмешки -- одна деловитость.
     -- Вы неисправимы, герцогиня...
     -- А разве вам этого не хочется, Шарль? -- проворковала  она невероятно
пленительным  голосом,  словно  те  мифологические   птицы,   что  совращали
мифологического же  древнего  грека по имени,  кажется, Отис Сей, о  котором
д'Артаньян краем уха слышал. -- Бога ради, только не вздумайте возражать. Вы
уже самозабвенно насилуете меня глазами... Разве неправда?
     --  Правда, -- сказал он  угрюмо. -- Ну что поделать, если при виде вас
всякий  нормальный  мужчина  испытывает...  Даже  если  он  любит  другую  и
удручен... Но в чем тут ваша заслуга? Это все природа...
     -- А какая разница? Ну что, мне прилечь?
     -- Нет, -- сказал он хрипло.
     --  Вот как? -- Она подняла брови, похожие  на ласточкины крылья.  -- А
мне-то показалось, что вы пришли каяться, просить прощения и сказать, что вы
хотите возобновить прежние отношения...
     -- Вы только оттого меня впустили, что так думаете?
     -- Ну почему же,  -- сказала герцогиня безмятежно. -- Мне  просто стало
интересно.  Было  время, когда я сгоряча  готова была вас убить,  но  у меня
отходчивый характер... И я вовремя опомнилась.
     -- Вот  как? -- саркастически  усмехнулся  д'Артаньян.  -- Меня  дважды
пыталась отравить Констанция Бонасье -- перед самой моей поездкой в Англию и
не далее как сегодня утром. Я полагал, вы к этому приложили руку...
     --  Я?!  Нет,  вы  действительно  в  это  верите? Милый Шарль,  яды  --
совершенно не  в моем стиле. Не  люблю  эти  итальянские  штучки.  Не  стану
скрывать, я говорила парочке любовников, что с превеликой охотой принесла бы
цветы на вашу могилу... но, говорю вам, вовремя опомнилась!
     -- Я не шучу. Констанция дважды пыталась меня отравить.
     -- Серьезно?
     -- Слово дворянина.
     -- В таком случае даю вам слово, что это не я... Не мой стиль.
     "А ведь я ей, пожалуй, верю, -- несколько оторопело подумал д'Артаньян.
-- Я ее уже немного знаю -- насколько мужчина может  знать женщину, особенно
такую, -- и что-то подсказывает: она не врет..."
     -- Бедненький!  Вас, значит, пытались отравить?  Наша крошка Констанция
иногда  бывает ужасно сердитой... Чем вы  ей насолили? Может, в постельку  с
ней лечь отказались? Ну, тогда  я ее понимаю... Дворянина, отвергшего любовь
красавицы, только травить и следует...
     -- Я говорю совершенно серьезно, Мари.
     -- Да я верю, верю! Значит, вы решили, что это я... Фи, какие пошлости!
Хорошо еще, что  у меня не хватает духу  на  вас сердиться. У меня есть свои
маленькие слабости, Шарль, и одна из них -- вы. Знаете, иные коллекционируют
старые  медали  и монеты, еще  какую-то  рухлядь...  Ну, а  я коллекционирую
любовников.  И не  просто  вульгарных самцов с  устрашающими причиндалами  и
умением  ими  пользоваться  -- mer, я  чуточку умнее. Я коллекционирую людей
незаурядных. А вы в свое время оказали на меня неизгладимое впечатление этой
вашей проделкой  -- выдав  себя за другого, не  просто  поимели вволю бедную
доверчивую женщину, но еще и впутались  в  серьезнейший заговор.  Вот только
потом  повели себя совершеннейшим  идиотом... Но я все  же не теряю надежды,
что вы  одумаетесь.  И безрассудно было  бы в  этих условиях  своими  руками
уничтожать  один  из  ценных  предметов  коллекции...  Я  ничего   подобного
Констанции не  поручала.  Для  меня  вообще  стало новостью,  что  она умеет
пользоваться ядами...
     -- Кто в таком случае? Королева?
     --  Не думаю.  Опять-таки  это  не стиль Анны.  В конце-то концов...  У
Констанции могли быть и собственные мотивы, правда?
     -- Вы с ней спали? -- спросил д'Артаньян.
     -- Фу, как грубо и совершенно по-мужлански... Каюсь, я с ней  позволила
себе немного позабавиться... Вы ревнуете? -- добавила она с надеждой.
     -- А с королевой у нее не было случаев... немного позабавиться?
     -- Ну и что, если так? Шарль, вы же нормальный мужчина. Как по- вашему,
неужели   молодая,   темпераментная,   здоровая  женщина  не   имеет   права
позабавиться  на стороне,  если  ее муж  совершенно  ею пренебрегает? Причем
вдобавок  даже  не  изменяет  с другими --  а просто  погряз в  самом пошлом
целомудрии...
     --  Теперь   многое  начинает  складываться  в  ясную   картину...   --
удовлетворенно сказал д'Артаньян.
     -- Что вы имеете в виду?
     -- Вы знаете,  что Констанцию  десять  лет  назад  заклеймили в Венеции
тамошним клеймом? На плече?
     -- Господи, откуда? За что?
     -- За то, что  она  была любовницей  одного  знатного отравителя  --  и
вдобавок его прилежной  ученицей, участвовавшей  в нескольких  убийствах? Вы
знаете,  что она  за  последние десять  лет отравила  несколько  человек  во
Франции  и Англии -- а  может, где-нибудь еще -- ради  заработка? Вы знаете,
что она, собственно,  не имеет права на фамилию Бонасье, поскольку к моменту
брака с галантерейщиком уже была замужем самым  законным образом? Но сбежала
от мужа, когда ей не удалось отравить и его?
     -- Боже мой, Шарль, что за напраслину  вы возвели на  бедную девочку...
Неужели вы так  настроены  против человека только за то,  что он из простого
народа?
     -- Кто? -- усмехнулся д'Артаньян. -- Констанция, она же Камилла? Она из
дворян,  пусть и  захудалых,  ее  настоящее имя --  Камилла де  Бейль, а  по
первому мужу она носит титул графини...
     -- Шарль, вы меня поражаете!
     -- И тем не менее, все это -- чистая правда.
     -- Ну и что? Мало ли какие грешки у кого водятся за душой...
     -- Грешки?
     -- А  вы что -- святой отшельник, что так легко осуждаете других? Каким
боком вас это касается?
     -- Я  же говорил: она дважды пыталась отравить и меня. А  сегодня утром
по ее поручению похитили Анну Винтер и увезли в неизвестном направлении...
     -- Ах, вот оно  что! -- герцогиня  метнула на  него сердитый взгляд. --
Я-то,  дуреха, решила, что вы все осознали, истосковались по моим объятиям и
пришли мириться... А вы, оказывается, ищете свою синеглазую куклу?
     -- Более того, -- сказал Д'Артаньян. -- Я рассчитываю узнать у вас хоть
что-то о Констанции, что мне поможет напасть на след...
     Герцогиня надменно сдвинула брови:
     -- Шарль,  вы заходите  слишком далеко!  Я не  из тех,  кто  благородно
помогает  осиротевшему кавалеру  отыскать  свою  соперницу.  Wrna{  вы  мяли
простыни  с ней, а не  со  мной? Нет уж,  благодарю покорно! Если вы  пришли
только  за этим, извольте удалиться.  Проваливайте  к чертовой матери, проще
говоря. Боже,  какая наглость!  Я ему должна помочь отыскать  его любовницу!
Что я вам -- святая Цецилия?
     -- И все же  мне кажется, что вы поможете... Что-то о Констанции вы все
же  должны  знать: знакомые,  привычки, быть  может,  места,  где  она может
удерживать пленницу...
     -- Шарль, убирайтесь к черту! Я позову слуг...
     Не тронувшись с места, скрестив  руки на груди,  д'Артаньян преспокойно
спросил:
     --  Послушайте,  Мари,  а вы  не  боитесь  получить  из  точеных  ручек
Констанции яд в вине?
     -- Я?! С какой стати?  Да я  для нее была сущей  благодетельницей! Я ее
щедрейшим  образом  вознаграждала  за  постельные  забавы!  Я   ее  устроила
королевской камеристкой в Лувр! Я ее  свела с вельможами, благодаря  которым
она сколотила  недурное  состояньице!  Наконец,  я ее  положила в постель  к
королеве, отчего ей тоже последовали сплошные выгоды...
     -- То-то и оно! -- воскликнул д'Артаньян. -- Вот то-то и оно!
     И с превеликой  радостью  увидел на лице герцогини первые, еще смутные,
неосознанные подозрения и страхи.
     -- Что вы хотите сказать?
     --  Да  просто  хочу  спросить:   Мари,  неужели  вы  действительно  не
понимаете,  что  больше  ей  не  нужны?  Более  того,  вы ей, по-моему,  уже
мешаете... Констанция-Камилла,  я сам убедился, чертовски  умна и невероятно
пронырлива.  Как по-вашему, она долго будет сносить ситуацию, при которой вы
для нее являетесь чем-то вроде хозяина веселого дома?
     -- Выбирайте выражения!
     --  О,  простите...  --  раскланялся д'Артаньян. -- Но вы ведь  уловили
суть?  Где  гарантия, что она втайне не  стремится  занять при  королеве  то
место,  которое  пока  что  занимаете  вы?  Плевать,  простите,  что  вы  --
герцогиня, а она -- дворяночка из захудалых. Что, никогда так не было, чтобы
люди  взлетали  на  самые вершины  из грязи? Возьмите Кончини или совсем  уж
свежий  пример --  Бекингэма...  Ну  так  как же, Мари? Вы в  самом деле  не
понимаете, что она  может уже  тяготиться  ролью услужающей? Если ей удастся
оттереть вас от королевы...
     -- Глупости! Мои отношения с Анной настолько прочны...
     -- Отчего же  голосок у вас  легонько  дрогнул? -- напористо  продолжал
д'Артаньян.  --  Мари, вы  умница, как бы  я  к  вам ни  относился, но вы --
умница...  Вы когда-нибудь слышали о  постоянных королевских  симпатиях?  Вы
когда-нибудь  слышали  о  фаворитах и фаворитках, сохранявших  свое  влияние
десятилетиями?   Редчайшие   исключения   лишь  подтверждают  правило,   как
выражается мой ученейший знакомый шевалье Рене де Карт... Мари, вы ввели  ее
в те  круги, где она уже может вполне обходиться и без вас, более того -- не
на шутку опасается вашего соперничества... Она теснейшим образом спуталась с
англичанами,  даже не с  Бекингэмом --  с  лордом Винтером,  который  служит
герцогу  с  прохладцей, а на деле разыгрывает  свою партию,  преследует свои
собственные  цели...  Помните, какие идиллические отношения царили меж всеми
вами, участниками заговора Шале? Вы сговаривались с Гастоном и принцем Конде
извести короля и кардинала -- а  сами в  то же время подначивали меня  убить
обоих...  Неужели вы считаете, что кто-то  другой,  те  же англичане, тот же
Винтер, не способны поступить  точно так же и  с вами? В  конце-то концов, к
чему Бекингэму терпеть рядом с  королевой человека,  имеющего  на  нее столь
сильное влияние,  как вы?  До  поры до  времени вы  с ним можете идти  одной
дорогой, но неизбежно настанет миг, jncd` ваши пути решительно разойдутся...
Вы, по большому счету, не нужны победившему Гастону Орлеанскому. Вы не нужны
победившему  принцу Конде. Всякий  победитель, если  он достаточно крупная и
независимая   фигура,   старается,  чтобы  вокруг  было  как   можно  меньше
претендентов на те же лавры... И та же малютка  Констанция, получив еще пару
горстей золота, подсыплет вам в стакан порошочек  без цвета, вкуса и запаха,
и вы едва успеете понять, что умираете... Все, кого я видел, едва успели...
     Он  замолчал  и  долго выдерживал хорошо  рассчитанную паузу.  Удар был
нанесен в самое  слабое  место, какое  только имелось у герцогини,  -- в  то
место, где родятся подозрительность, недоверие, коварство. Таковы уж нравы и
характеры  тех,  кто   погряз   в  заговорах,  --  они  постоянно  вынуждены
подозревать друг друга, и, видит бог, не без веских оснований...
     --  Вы играете  со мной, -- сказала герцогиня, но по ее тону д'Артаньян
уже понял, что правильно выбрал место для удара и безошибочно угодил в него.
-- Вы играете со мной, преследуя свои собственные цели...
     -- Ну разумеется, -- сказал д'Артаньян. -- Не  думаете же  вы, что я из
чистого  расположения  к  вам  явился  вас  предупредить,  чтобы  держали  с
Констанцией ухо востро? Конечно, у меня есть свои цели... но в данный момент
они у нас с вами общие. И мне, и вам выгодно остановить Констанцию. Вам даже
выгоднее, чем мне: я-то, по крайней мере, уже  знаю, чего от  нее ждать, и в
третий  раз  на ту же удочку  не  попадусь.  А  вот вы... Мы  --  мимолетные
союзники, Мари. Так давайте, пусть краткий миг, действовать рука об руку...
     Казалось, она колеблется.
     -- В конце-то концов, я могу ее  отыскать и без вашей помощи, -- сказал
д'Артаньян  решительно.  --  Вы мне всего лишь упростите задачу, и не  более
того.  Пожалуй, вы действительно ни при чем -- это чисто ее проделки...  Она
окончательно переметнулась к Винтеру. А значит, очередной заговор -- вы ведь
не  остановитесь, правда?  И вы,  и  Гастон,  и  все остальные...  --  может
окончиться  успешно. Но в его  успехе и  заложено ваше несчастье.  Вы все же
легкомысленны,  Мари. Вы  когда-нибудь потеряете  осторожность и  непременно
отопьете  глоток вина или прохладительного питья из стакана, куда Констанция
незадолго перед тем вытряхнула пару крупинок из  своего знаменитого  перстня
-- большого,  старинной итальянской работы, с  огромным красным карбункулом,
пустотелым  внутри и  представляющим собой надежное  хранилище для ядовитого
порошка... Самое смешное, что мне искренне будет вас жаль.  Ничего не могу с
собой  поделать,  настолько вы  очаровательны... Я  буду жалеть о вас...  но
сейчас для меня на первом месте стоит обязанность выручить Анну.
     --  Но зачем  ей Анна? --  спросила герцогиня  чуточку жалобно, чуточку
растерянно.
     Уловив в ее голосе эти нотки, д'Артаньян еще более возликовал -- он еще
более продвинулся к цели.
     -- А вы  не знали? -- усмехнулся он. -- В самом  деле,  не знали?  Анна
была женой старшего брата Винтера. Наследниками состояния, титулов, имений и
денег остаются она и  ее сын. Винтер отравил брата  -- как теперь совершенно
ясно,  при  помощи  Констанции-Камиллы,   --  но  далее  не  продвинулся.  И
Констанция взялась ему помочь довести дело до конца. За схожую услугу Винтер
предлагал мне  в Англии сто  пятьдесят тысяч пистолей. Вряд ли Констанции он
заплатит столько же -- но в  любом случае достаточно, чтобы она забыла о вас
и ваших  поручениях... Меня пытались отравить  еще и  из-за того, что я стал
одним из немногих, посвященных в эту  историю.  Теперь вы ее тоже знаете. --
Он  безжалостно  улыбнулся,  скорее, оскалился. -- Вы не рискнете меня убить
здесь, Мари. У вас в особняке,  могу спорить, нет опытных головорезов,  одни
недотепы-слуги,  умеющие лишь o{fhr|q и  чваниться. А я  неплохо вооружен, и
возле вашей двери меня дожидаются два гвардейца -- не говоря уж о том, что в
Пале- Кардиналь прекрасно знают куда я направился... Знаете, как я поступлю,
Мари? Что я постараюсь довести до сведения Винтера, уйдя отсюда?
     Вот теперь он увидел в глазах очаровательной Мари настоящий страх.
     -- Шарль, вы не можете... -- прошептала она. -- Это подло...
     -- Быть может, -- кивнул он.  -- Но сейчас я способен на любую подлость
-- благо свершить ее предстоит с людьми, которых никак нельзя отнести к моим
настоящим  друзьям.  Вот именно...  Выйдя  отсюда,  я  постараюсь, чтобы  до
Винтера как  можно быстрее дошли слухи, что вы все знаете об этой истории. И
тогда  ваша жизнь станет невероятно увлекательной --  смерть может таиться в
каждом куске,  в каждом глотке... Я чудом вырвался из рук Винтера и знаю, на
что он способен. Вряд ли он и с вами  будет церемониться. Что его остановит?
То, что вы любимица французской королевы? Какой вздор, право! Я уверен, он и
своему королю  вкупе с Бекингэмом подсыпал бы яд,  если  это помогло бы  ему
вырвать у Анны  права  на наследство...  Всего  наилучшего,  Мари. Я  и  так
потерял с вами много времени. Вы не хотите помочь мне? Ваше право. Но и меня
никто  не обязывает помогать  вам сохранить вашу  драгоценную жизнь... Всего
наилучшего!
     Он   взял  свою  шляпу  и   решительно  повернулся.  Сделал  два  точно
рассчитанных шага  -- не слишком быстрых, но и не слишком медленных. Это был
решающий  момент.  Оставалось  верить,  что  ум  герцогини   де  Шеврез,  ее
подозрительность и жажда жизни возьмут верх над нерасчетливыми обидами...
     --  Подождите!  --  раздался  за  спиной  вскрик.  Д'Артаньян  медленно
обернулся:
     -- Да?
     -- Быть может, я и могу указать вам след... По крайней мере, это похоже
на след...
     -- Только не врите, Мари,  -- сказал он резко, отрывисто. --  Вашу ложь
удастся проверить очень быстро, и тогда берегитесь...
     -- Да подите вы! Я  не собираюсь врать. Не стоит врать в  момент, когда
подтверждаются мои наихудшие подозрения...
     -- Что вы знаете, Мари? -- спросил он нетерпеливо.
     -- Вы говорите, ее похитили? -- герцогиня наморщила лоб. -- Наверняка с
тем, чтобы передать Винтеру...
     -- Наверняка. Вы знаете какое-то место?
     --  Трудно  назвать то, что  я  знаю, каким-то конкретным  словом... --
произнесла герцогиня  задумчиво. -- Понимаете,  Шарль, к ней довольно  часто
приезжала какая-то  монахиня... Не простая  монахиня, а занимающая  какой-то
пост  --  быть  может,  настоятельница,  аббатиса...  Не  такая  уж  старая,
определенно  из хорошей семьи, резко  настроенная против Ришелье...  Я с ней
пару раз сталкивалась,  но не  знаю ее имени. Она обитает где-то к северу от
Парижа, не особенно далеко,  но и не  близко...  Вот  и все, что  может  вам
помочь...
     -- Что за монахиня? Какого монашеского ордена или братства?
     -- Понятия не имею,