ели
соприкосновения с  полом.  Оглядевшись, он выбрал самый дальний угол, откуда
трудненько было бы выбраться, поставил в него пленника, выразительно покачал
перед   его   носом  громадным   кулаком   и  внушительно  что-то   произнес
по-английски. Д'Артаньян,  от расстройства чувств  начавший было  помаленьку
понимать здешний язык, сразу догадался, что это было приказание смирнехонько
стоять на месте во избежание еще больших неприятностей, -- предупреждение, к
коему следовало относиться  серьезно, учитывая комплекцию  трактирщика, едва
ли  не  царапавшего  макушкой  потолок  (а  потолки  тут  были  не  такие уж
низенькие).
     -- Мне, право, жаль, сэр Дэртэньен, -- прогудел хозяин удрученно. -- Но
воля ваша, а моей вины тут нет. Тут ведь не простым воровством попахивает, а
этому ни один расторопный хозяин гостиницы не в состоянии помешать...
     -- О чем вы? -- растерянно спросил д'Артаньян.
     Брэдбери, отвернувшись, погрозил кулаком трепетавшему в углу qsazejrs:
     -- Это, изволите  ли знать, мой непутевый слуга.  Вечно с  ним какие-то
неприятности -- то пару монет в карман  по нечаянности смахнет, то приворует
по  мелочи,  то  нахамит  господам  постояльцам...  Давно  бы,  по  совести,
следовало его вышвырнуть за дверь, да все руки не доходили. Вот  доброта моя
меня  и  подвела...  Его,  паршивца, выдал  Дэйр  -- вот где образец  слуги,
расторопный, почтительный, верный, грошика не  прикарманит... Ваш  друг, сэр
Каюзак, проснулся поутру и заказал бутылку вина по своему обыкновению... Так
вот, Дэйр прибежал ко мне и сказал, что собственными глазами видел, как этот
чертов  мошенник  зашел  под лестницу  и  принялся  в  откупоренную  бутылку
какой-то белый порошок сыпать...  А потом, как ни в чем  не бывало, взболтал
бутылку,  чтобы, надо полагать,  растворилось побыстрее, и понес  ее в номер
сэру Каюзаку... Эй, погодите, ничего страшного...
     Но  д'Артаньян был уже в  коридоре.  В  три  прыжка он достиг двери той
комнаты, где разместился Каюзак,  толкнул  ее  и вбежал,  терзаемый ужасными
предчувствиями.
     Однако сразу же убедился: дела  обстоят гораздо лучше, чем ему поначалу
представлялось.  Зрелище,  представившееся  его  глазам,  напоминало  скорее
старую  гасконскую  сказку  о  зачарованном дворце,  все обитатели  которого
стараниями на что-то прогневавшейся злой феи погрузились в беспробудный сон,
застигший их средь бела дня за самыми обычными занятиями, кто где был...
     Эсташ, полностью одетый, сидел в уголке, привалившись спиной к  стене и
разбросав  ноги,  с  зажатой  в кулаке  бутылкой.  Он  храпел  оглушительно,
переливчато, рыча и клокоча, но, как  ни старался, не мог превзойти хозяина:
Каюзак сидел за столом,  уронив  голову на руки, перевернув локтем стакан, и
испускал такие рулады, взревывая,  присвистывая и ужасно сопя, что казалось,
будто столешница вот-вот треснет.
     Судя по всему,  в бутылку подсыпали не  яд, а снотворное. Хозяин  выпил
большую часть, по доброте души позволив слуге разделаться с остатками,  -- и
оба  моментально  свалились  с  ног,  одурманенные...  Зелье,  должно  быть,
сильнодействующее...
     Вернувшись через пару минут  к себе в комнату, он пожал плечами в ответ
на вопросительный взгляд де Варда:
     -- Все  то же  самое, что  вы наверняка уже видели,  граф,  -- они  оба
усыплены, причем ничего ценного из комнаты  не взято, я проверял. Кошельки в
карманах, кольца на пальцах, пистолеты на столе... И все остальное на месте.
     Хозяин пробасил:
     -- Слышал я  про  подобные фокусы  воришек --  как-никак  потомственный
лондонец  и  потомственный  содержатель  постоялого  двора с трактиром.  Вот
только  воры  снотворное подсыпают  на ночь глядя,  чтобы  потом  без  помех
порыться в вещах, -- а чтобы наоборот, ранним утречком... Никак не воровская
повадка. Да и нет у меня воров, я за этим строжайшим образом слежу, в старые
времена покалечили  мои молодцы парочку, с  тех  пор  стороной и  обходят...
Рубите мне голову, сэр Дэртэньен, но это совсем другое. Это уж какие-то ваши
барские забавы  --  интриги, заговоры и чем там вы, благородные господа, еще
балуетесь на  досуге... Это  вы  за собой  приволокли,  и я, вот  уж честное
слово, ни при  чем.  Вины заведения  тут  нет ни  малейшей,  это вам  всякий
скажет, если рассудить по совести...
     -- А он  что говорит? -- кивнул  д'Артаньян на смирнехонько стоявшего в
углу виновника переполоха.
     -- Что он  говорить может?  -- Хозяин  показал  проштрафившемуся  слуге
здоровенный кулак,  и  тот затрясся  мелкой дрожью. -- Будто подошел к  нему
вчера вечером неприметный субъект, судя по виду -- hg простых, дал порошок и
посулил деньги за то,  чтобы этот  прохвост, если  сэр Каюзак  чего  спросят
утром,  подсыпал  этот  самый  порошок  в  заказанное,  будь  то   вино  или
прохладительное  питье.  Поначалу  этот  олух  упирался,  как ни заверял его
незнакомец, что там не яд,  а безобидное  сонное  снадобье,  -- но  тот стал
набавлять и набавлять денежку, пока мошенник не соблазнился...
     -- Вчера вечером? -- переспросил д'Артаньян.
     --  Вчера вечером, сэр  Дэртэньен,  по  крайней мере, мошенник  в  этом
клянется и божится, вчера вечером, когда еще не тушили огни...
     "Вчера вечером, -- повторил про себя д'Артаньян еще  раз. --  Когда  не
тушили огни... В это время я был  даже не во дворце Хемптон- Корт, подплывал
к нему на лодке, и Атос еще не успел туда добраться, и ни одна живая душа не
знала  о  моем  присутствии  там, не  говоря уж о  том, чтобы подозревать  в
фальшивом  Арамисе посланца  кардинала.  В  таком  случае,  дело  решительно
запутывается. Ничегошеньки не понимаю. Да и потом, случись все не вечером, а
утром, какой смысл подсыпать снотворное моему спутнику, когда проще было тут
же схватить обоих? Опасались нешуточной силушки Каюзака? Но тогда достаточно
было послать побольше дюжих молодцов, от десятка рослых англичан и Каюзак бы
не  отбился  голыми  руками...  Ничего  не  понимаю. К чему  и зачем? Полное
впечатление, что эта выходка не имеет ничего общего с главной интригой..."
     Хозяин сказал с некоторой удрученностью:
     -- Мне, право же, неловко, сэр Дэртэньен... Но, повторяю, заведение тут
ни при чем, это явно ваши дела...
     -- Я вас ни в чем и не обвиняю, любезный Брэдбери, -- сказал д'Артаньян
чистую правду.  -- Мы  все равно собирались уезжать  этим утром...  Сделайте
такое одолжение, заберите отсюда этого прохвоста и приготовьте нам счет...
     -- Значит, этот скот вам больше не нужен?
     -- Ни для каких надобностей, -- твердо сказал д'Артаньян.
     Он  понимал, что  любые  допросы были бы  бессмысленны,  они ничего  не
дадут: снотворное  передавала и деньгами  соблазняла  наверняка какая-нибудь
мелкая  сошка, которую бессмысленно  разыскивать по остывшему следу. Вряд ли
тот, кто замышляет  серьезные интриги, отдает приказы  и платит деньги,  сам
отправится на подобное  дело --  к  чему, если есть  нижестоящие,  наемники,
мелкая шушера?
     Брэдбери, сграбастав виновного могучей десницей за шиворот, поволок его
из  комнаты,  что-то   вполголоса   говоря  по-английски,  --  судя  по  его
ожесточенному лицу  и закатившимся глазам подлеца  слуги, тому было  обещано
множество самых неприятных вещей, и, зная хозяина, не стоит сомневаться, что
угрозы  будут  немедленно приведены в исполнение, пересчитают мерзавцу ребра
где-нибудь на заднем дворе...
     -- Собственно говоря, д'Артаньян,  я  намеревался ожидать  вас на судне
или в  "Золотой  лани", --  тихо сказал  де  Вард.  --  Но что-то словно  бы
толкнуло... Я сначала заглянул к Каюзаку и увидел уже известное вам зрелище.
Полагал, с вами то же самое...
     --  Бог миловал... или на мой счет у нашего неизвестного врага какие-то
другие планы, -- сказал д'Артаньян озабоченно. -- За кораблем не следят?
     --  Я  уверен, что нет. И  в "Золотой лани" безопасно -- уж за это-  то
можно ручаться...
     -- Как, кстати, называется корабль?
     --  "Лесная роза". Шкипера зовут Джеймисон, он  человек вполне надежный
-- пока платишь ему исправно...
     --  Хорошо,  я  запомню,  -- сказал д'Артаньян.  -- Отправляйтесь туда,
граф, а я расплачусь  по счету,  осмотрюсь тут  немножко,  нет ли поблизости
каких-нибудь  подозрительных  типов, потом  найму  onbngjs, чтобы  доставить
Каюзака  со  слугой... Планше успел  вам  сказать про  то, что случилось  во
дворце?
     -- Нет. Хозяин понимает по-французски...
     -- Атос приплыл  в  Хэмптон-Корт  вчера ночью,  --  сказал  д'Артаньян,
опуская  все  ненужные   сейчас  подробности.  --  С  каким-то   письмом  --
определенно  ее  величество в панике послала его за подвесками... Боюсь, они
уже знают, кто я на самом деле...
     --  Пора  уносить  ноги, -- с напряженной улыбкой  покрутил  головой де
Вард. -- Самое время...
     -- Спешите на судно, черт возьми!
     Кивнув, де Вард скрылся в коридоре.
     -- Ну, ты уложил вещи? -- повернулся  д'Артаньян к Планше. --  Отлично,
оставайся пока здесь, а я пойду поищу повозку. Никто ничего не заподозрит --
мало ли дворян напиваются до такой степени, что их приходится везти куда-то,
как  дрова?  Когда хозяин принесет счет,  расплатись и добавь что-нибудь  за
беспокойство,  чтобы он  не  чувствовал  себя обиженным всем, что  творилось
вокруг  нас. Если  расстанемся друзьями, он  вряд ли станет откровенничать с
кем-то, кто явится по наши души...
     Он нахлобучил  шляпу  и  вышел.  Спустился на  первый этаж, огляделся в
поисках какого-нибудь  слуги,  чтобы  поручить  ему нанять  повозку, --  как
назло, ни одного не наблюдалось поблизости,  обширная  прихожая  или "holl",
как выражаются англичане, была пуста.
     Внезапно  раздались тяжелые шаги,  которые  д'Артаньян, сам служивший в
войсках, опознал безошибочно. Отчего-то так повелось, что шаги солдат звучат
особенно гулко и тяжело, хотя весом они ничем не отличаются от прочих людей,
да и сапоги  у них  точно такие  же.  А вот поди ж ты --  отчего-то  поступь
солдат всегда громоподобна...
     Восемь  человек  в  красных  камзолах  и  блестящих  стальных   шлемах,
разомкнувшись,  страшно  топоча, охватили  его плотным  кольцом.  Девятый, в
таком же камзоле,  но не в  шлеме, а в шляпе с пером  и  при шпаге,  спросил
негромко:
     -- Это ведь вас зовут д'Артаньян?
     У гасконца был  сильный соблазн ответить,  что незнакомец обознался, но
он  тут же оставил это намерение. Будь он один или  на  пару с Планше, можно
было  попытаться  незаметно скрыться  --  но куда прикажете девать Каюзака с
Эсташем, которые так и попадут в лапы врага безмятежно храпящими?
     -- Это мое имя, -- сказал он спокойно.
     -- Меня зовут Джон Фельтон,  -- сказал молодой человек. -- Я  лейтенант
королевского флота. Вы арестованы... именем короля.
     Чуткое  ухо д'Артаньяна  уловило некоторую  паузу меж  двумя последними
словами и  теми,  что им предшествовали, но  он сохранил свои наблюдения при
себе. Лишь спросил почти спокойно:
     -- В чем дело?
     -- Я этого не могу знать, -- ответил лейтенант. -- Извольте отдать вашу
шпагу и проследовать за мной к судье.
     "К судье, -- повторил  про себя  д'Артаньян. --  Не  аукнулась  ли  мне
давешняя  пьяная  болтовня  в  распивочной?  Немало  было  сказано и  о  его
величестве Карле Первом Стюарте... Неужели пришьют что-то вроде  оскорбления
величества? Но почему  арестовать  меня явился лейтенант  флота? Стоп, стоп,
д'Артаньян! Флот --  это  Бекингэм, он еще  и  военно-морской министр,  или,
по-здешнему, глава  Адмиралтейства... Или  я  ошибаюсь и мысли  мои  идут  в
ложном направлении?"
     -- Я жду, сударь, -- бесстрастно сказал лейтенант. -- Долго ли  мне еще
ждать?
     Д'Артаньян  прекрасно  понимал,  что  сопротивляться  aeqql{qkemmn:  их
слишком много для одного, на  улице могут оказаться и другие,  ничем хорошим
дело не кончится, проткнут своими протазанами21 в два счета...
     -- Возьмите, -- сказал он, протягивая офицеру перевязь со шпагой.
     Один из моряков, человек, очевидно, недоверчивый и  предусмотрительный,
вмиг выдернул  у д'Артаньяна  из-за  пояса  пистолеты. Он  вышел в окружении
конвоя во двор, где стояла карета с  занавешанными окнами. Офицер показал на
нее рукой:
     -- Прошу вас, сударь...
     Д'Артаньян со вздохом влез первым. Офицер поместился напротив, и карета
тронулась. Глядя на своего спутника, гасконец лихорадочно пытался  составить
о  нем верное впечатление --  быть может, удастся хоть что-то выведать, если
сообразить, как к нему подойти...
     Это был человек лет  двадцати пяти -- двадцати  шести, лицо у него было
бледное, глаза голубые и  слегка впалые;  рот все  время плотно сжат; сильно
выступающий  подбородок  изобличал  ту силу  воли,  которая в простонародном
британском  типе  обычно является  скорее упрямством;  лоб был едва  прикрыт
короткими  редкими  волосами  темно-  каштанового  цвета,  как  и  аккуратно
подстриженная  борода.  Что-то  забрезжило в мозгу  д'Артаньяна, и появились
первые догадки касательно столь неожиданно пленившего его человека...
     -- Вы  дворянин,  сударь? -- спросил д'Артаньян и  разведки ради, и для
того, чтобы определить, какие инструкции даны конвойному.
     Молодой лейтенант ответил сухо и бесстрастно:
     --  Разве  обязательно  быть  дворянином,  чтобы  считаться  порядочным
человеком?
     "Итак,  ему  не  запретили  беседовать  с  арестованным,  --  определил
д'Артаньян. -- Кое-что проясняется -- эта  строгая прическа,  преувеличенная
простота  костюма,  суровость  на  лице,  его ответ и интонация,  с  которой
произнесены слова... Пуританин22, прах меня побери! Из заядлых!"
     Чтобы убедиться окончательно, он спросил:
     -- Вы пуританин, сударь?
     -- Имею честь им быть, -- ответил лейтенант. -- Вам это не по душе?
     -- Ну что вы, -- сказал д'Артаньян самым простецким и задушевным тоном,
на  какой оказался  способен. --  Кто  я такой, чтобы  посягать  на  свободу
совести другого человека?
     Он  видел, что  его слова произвели впечатление:  во взгляде лейтенанта
было явное одобрение.
     -- Значит, сударь, вы полагаете  себя порядочным человеком... -- как бы
в  раздумье  произнес д'Артаньян.  --  И  тем  не  менее  вы  с  готовностью
выполняете  подобные  приказы  -- я  о моем  аресте... Вы  честный офицер  и
порядочный человек, это сразу видно... но разве вам не претит подобная ложь?
     -- Что вы имеете в виду? -- в некотором смятении спросил лейтенант.
     Д'Артаньян спросил мягко, задушевно:
     --  Вы  можете  дать мне слово чести,  что  я и в самом  деле арестован
именем короля?
     Он зорко наблюдал за сидящим напротив человеком  и  с радостью отметил,
что оказался прав  в  своих первых  впечатлениях:  молодой  офицер  замялся,
смущенно  опустил  глаза,  поерзал  на  сиденье.  Этот  Фельтон был  слишком
совестлив, чтобы врать...
     --  Так  как же, сударь?  -- продолжал д'Артаньян наступательно. -- Ваш
вид,  уж  простите,  сразу  выдает  в  вас   терзания   честного   человека,
вынужденного исполнять бесчестный приказ... Я понимаю ваше  положение, я сам
военный...   Вы  вынуждены   так  поступать...  но  это  же  mhgjn,  сударь!
Прикрываться именем короля...
     Моряк вскинул на него глаза и воскликнул с нешуточной болью в голосе:
     -- Сударь,  вы правы, я вынужден! У меня нет выбора, поймите же!  Когда
приказывает твой командир, следует повиноваться...
     --  Даже  когда  речь идет о  чем-то  бесчестном?  -- горестно вздохнул
д'Артаньян.
     "Ах, как мне жаль, что  плохо знаю Библию!  -- подумал он.  -- Уж я  бы
тебя тогда запутал не на шутку, пуританский ты чурбан!"
     -- Сударь,  --  сказал  офицер примирительно.  --  Быть может, это и не
повлечет для  вас никаких тяжких последствий... Если вы честный человек и ни
в чем не виноваты, речь, быть может, идет о простом недоразумении... Мало ли
зачем вас велено доставить к  судье  -- вдруг он попросту хочет  расспросить
вас о чем-то?
     "Он не знает решительно никаких подробностей, -- отметил д'Артаньян. --
Простой исполнитель приказов..."
     -- Быть может, вы были свидетелем какого-то преступления? -- с надеждой
спросил лейтенант. -- Вы производите впечатление порядочного человека...
     --  Более  того --  я  им  и  являюсь, --  сказал  д'Артаньян  с  видом
оскорбленной гордости. -- Или вы полагаете иначе?
     -- О, я не знаю вас, сударь...
     -- А того, кто отдает вам подобные приказы?
     Молодой человек опустил голову:
     -- Это другое дело... Лорд  Винтер -- мой командир, я подчиняюсь ему по
службе как коменданту Дувра...
     "Дувр,  --  с нарастающей  тревогой  подумал  д'Артаньян. --  Их  самая
могучая крепость  на побережье... и военный порт. Итак, он из  Дувра, приказ
ему отдал не кто иной, как лорд Винтер, и он  везет меня прямиком к судье...
Черт, но ведь дело еще более запутывается!  Судья-то  тут при чем? Ясно, что
Бекингэм на меня чертовски зол и мечтает вернуть эти два подвеска, но к чему
впутывать  в это деликатное дело судью? Что-то тут  не сходится,  волк  меня
заешь, решительно не сходится! Полное впечатление,  что я  имею дело с двумя
разными интригами!"
     -- Вы уверены, что вам приказали доставить меня к судье? --  спросил он
осторожно.
     --  Я, сударь, трезв сегодня, --  сухо  ответил уязвленный офицер. -- И
всегда  исполняю данные мне приказы в точности. Лорд Винтер велел  доставить
вас к судье, а больше мне ничего не известно...
     -- Я понимаю...
     -- Вы не держите на меня зла? -- спросил молодой пуританин.
     "Ну где там, --  подумал д'Артаньян. -- Сейчас я брошусь  тебе на шею и
осыплю  заверениями  в братской к  тебе  любви,  олух царя небесного!  Я  же
образец  христианской  кротости,  когда  меня арестовывают,  меня это только
умиляет... Древком пики  бы  еще перетянули по  хребту,  и  тогда  я  вообще
почувствовал  бы себя,  как  в раю...  Ну  и  болван! Интересно, кто в  моем
положении не затаит на тебя зла?!"
     --   Давайте  обдумаем  все   спокойно,  --  сказал  д'Артаньян   самым
миролюбивым  тоном.  -- Итак,  лорд  Винтер  дал вам  сегодня  утром  приказ
доставить меня к судье...
     -- Вчера вечером, простите. Приказ был отдан  мне вчера вечером, с тем,
чтобы  я привел его в исполнение  нынче поутру,  --  пояснил лейтенант не то
чтобы   особенно  дружелюбно,   но,   по   крайней  мере,  с  откровенностью
прямодушного человека, проявлявшего  ровно  столько  непреклонности, сколько
требует приказ.
     "Ничего  не  понимаю,  --  подумал  д'Артаньян.  --  Вчера... Все  было
задумано и стало претворяться в жизнь вчера. Когда еще ни одна живая душа не
знала, что я поплыву  в Хэмптон-Корт...  Или все же где- rn во Франции свила
гнездо  измена   и  кто-то  из  особо  доверенных  лиц  кардинала   оказался
двурушником?  Но почему в таком случае меня не схватили сразу по прибытии  в
Лондон? Почему не  схватили  во дворце с самыми  недвусмысленными  уликами в
кармане? Винтер, Винтер! Он один опаснее сотни Бекингэмов..."
     Он   попытался  рассмотреть  хоть   что-нибудь  за  пределами  медленно
тащившейся кареты, за которой,  судя по  долетавшему топоту и постукиванию о
мостовую древков  протазанов,  старательно шагали  моряки, но занавески были
задернуты плотно. Приходилось  составлять себе мнение о происходившем вокруг
исключительно  по   уличному   шуму  --  д'Артаньян   уже   имел   некоторое
представление  о  Лондоне.  Похоже,  карета все еще двигалась по  оживленным
улицам  в  самом  центре  города  --  д'Артаньян  не  понимал  ни  слова  из
доносившегося гомона, но этот шум в точности напоминал парижскую суету...
     Стук колес отозвался гулким и кратким  эхом -- кажется, карета проехала
под низкой и широкой аркой. И остановилась. "Это не  их знаменитый Тауэр, --
подумал  д'Артаньян.  -- Тауэр на  другом берегу, а мы,  ручаться можно,  не
проехали за это время ни по одному мосту..."
     -- Прошу вас, -- сказал лейтенант Фельтон, распахивая двер