это сущее колдовство!
     На листе  стали понемногу проступать некие знаки,  становясь все четче,
все темнее, все разборчивее...
     --  Это  не  колдовство,  а  всего-навсего  наука,   --  сказал  Рошфор
убедительно. --  Как видите, иногда и  от господ  ученых бывает польза -- не
все  из  них,  как  выяснилось, занимаются отвлеченными  высокими материями,
неприменимыми в реальной жизни...
     -- Черт меня побери со  всеми потрохами! --  воскликнул д'Артаньян, но,
присмотревшись, продолжил  упавшим  голосом:  --  Ну и  что?  Увидеть-то  мы
увидели это  ваше тайное письмо,  но  его же  нельзя прочитать. Тут какая-то
каббалистика.  Так  и знал,  что  не  обошлось  без  нечистой силы,  у  меня
давненько  были  предчувствия,  что  добром  дело  не  кончится,  еще  когда
собирался  в  эту еретическую страну.  Они тут все  колдуны, вкупе  с нашими
заговорщиками...
     Действительно, там не было привычных букв, пусть даже складывавшихся бы
в слова чужого,  незнакомого гасконцу  языка, --  лист покрывали  аккуратные
ряды цифр и каких-то загадочных значков, твердо сочетавшихся для д'Артаньяна
с чернокнижием и прочим письменным колдовством.
     --  Успокойтесь,  --  усмехнулся Рошфор.  -- Письмо  попросту  написано
шифром. Неужели вы ничего не слышали про шифр?
     -- Ах, вот оно что...  -- пристыженно улыбнулся Д'Артаньян.  -- Слышал,
конечно,  доводилось.  Но  я  думал,  шифр...  это  что-то  такое...  а  он,
оказывается, этакий... Но тут же ничего невозможно понять!
     --  По  моему глубокому  убеждению,  на  свете есть  только одна  вещь,
которую  невозможно  понять, -- сказал  Рошфор. -- Ход  мыслей женщины и  ее
сердце. Все остальное пониманию поддается, пусть порой и с великими трудами.
Что написал один человек, другой всегда сумеет прочитать.
     -- Так читайте же!
     -- Дорогой д'Артаньян, мне лестно, что вы столь высокого  мнения о моих
способностях,  но  сейчас  и  я  бессилен.   Ничего,  мы  преодолеем  и  эту
трудность... А пока  давайте сюда  остальные  листы.  Вряд ли наши друзья из
"Зеленого  дракона" были  столь изощренны,  что каждое из  полудюжины  писем
писали  разными  чернилами.  Если  первое поддалось  тухлому  яйцу,  разумно
предположить... Ну да, так и есть!
     Как тут же убедился  д'Артаньян, остальные письма представляли собой ту
же смесь цифр с каббалистическими знаками. Рошфор тщательно прополоскал их в
ушате  с водой,  но запах  все равно чувствовался. Покосившись на крутившего
носом гасконца,  Рошфор усмехнулся, спрятал листы себе за пазуху и взял свой
могучий o`qr{pqjhi посох.
     --   Пойдемте.   Попробуем  разгрызть  этот   орешек...  а   заодно   и
познакомитесь с крайне примечательной личностью.
     Они вышли на улицу и минут пять петляли по узеньким улочкам, удалившись
от канала, зато  выйдя к другому, почти совершеннейшему близнецу первого, --
та же застоявшаяся темная вода, дуновение сырости, шаткие деревянные мостки,
парочка отрешенных от всего сущего рыбаков, замерших над удочками...
     На  сей раз,  выйдя  к небольшому узкому домику  с  островерхой крышей,
Рошфор постучал медным  дверным  молотком. Им открыла старуха,  столь  полно
отвечавшая  представлениям  гасконцев  о  ночных   ведьмах,  что  д'Артаньян
добросовестно повторил  про  себя молитву,  -- лицо старой карги сморщенное,
как  печеное яблоко,  крючковатый  нос смыкается с крючковатым  подбородком,
дружелюбная улыбка обнажает парочку желтых зубов, ухитрившихся пережить всех
своих собратьев...
     Однако   Рошфор   вошел  без  малейших  колебаний.  Вздохнув,  гасконец
последовал за ним по  привычному  уже лабиринту  лестниц, лестничек и крутых
ступенек в недра домика -- пока они не добрались до обширной комнаты.
     Точнее, некогда обширной. Сейчас чуть ли не  все свободное пространство
занимали  толстенные фолианты и груды исписанной бумаги, лежавшие штабелями,
кучами,  чуть ли не достигавшими потолка, грозившими ежеминутно  рассыпаться
от легкого прикосновения локтем  и  рухнуть  на голову неосторожному  гостю,
погребя его,  словно снежная лавина в горах Беарна.  В полной мере осознавая
эту угрозу,  д'Артаньян остановился на пороге, не  решаясь двинуться с места
без долгой предварительной рекогносцировки.  Рошфор же уверенно направился в
глубины бумажных лабиринтов. Впрочем, и он,  откинув капюшон,  зорко следил,
чтобы  ненароком  не  задеть  книжно-бумажные  стены  и  не погибнуть  столь
унизительной для  дворянина  смертью  --  от  удара  по  макушке  увесистыми
томами...
     Кто-то тронул д'Артаньяна за локоть, и  он  шарахнулся было, но вовремя
опомнился, замер в неудобной  позе, чудом не обрушив достигавшую его макушки
стену из пахнущих пыльной кожей книг.
     Перед ним стоял низенький неопрятный старичок с круглыми глазами филина
и  припорошенной  пылью  лысиной, обрамленной  венчиком  всклокоченных седых
волос.  Глаза его горели совершеннейшим безумием, а в руке он сжимал большой
лист усыпанной цифирью бумаги, коим без лишних церемоний потряс  перед носом
д'Артаньяна:
     --  Все  сходится! -- воскликнул он  ликующе, так непринужденно, словно
они  были  знакомы  с  давних  пор.  --  Жизнеописание  великого  Александра
Македонского  укладывается  в  те же числовые  закономерности!  Число Зверя,
деленное пополам! Понимаете вы, что это означает? Да посмотрите сами!
     Д'Артаньян  представления не имел, о чем идет  речь, но  твердо  помнил
одно: сумасшедшим ни в коем случае нельзя противоречить, дабы не привести их
в ярость...
     -- Э-э... конечно... -- сказал он осторожно, едва  удержавшись от того,
чтобы не кликнуть на помощь Рошфора. -- Как же тут не понять? Все столь ясно
и достоверно изложено, что завидки берут...
     Кажется,  он угодил в точку -- безумный старичок расплылся в  дружеской
улыбке:
     -- Рад, сударь, встретить столь проницательный ум, пусть в сочетании со
столь  юным  возрастом. Я в вас  сразу почуял  подлинного ученого...  --  Он
надвинулся, прижал д'Артаньяна к стене и, потрясая у него перед  лицом своей
бумагой, горячечно заговорил: -- Все прежние историки были жалкими неучами и
болванами, потому что  тупо  заполняли свои хроники убогим перечнем событий,
не  подозревая  о  существовании Великой  Системы!  И  только я,  я один, --
впервые! Вот  вам подлинная  хронология всех событий от Адама до наших дней!
Onqjnk|js  несовершенный  наш мир  создан богом,  но  руководим  дьяволом, в
основе непременно должно  лежать  Число Зверя  --  666!  Лишь великая  наука
нумерология  способна создать Систему! Если  разделить  Число Зверя пополам,
если взять число 360, божественное число, положенное богом в основу движения
земного  шара,  если привлечь  магическое, священное число 9,  мы  достигнем
гармонии!  Тут  нет  места  неразберихе!   От   завоевания   Константинополя
крестоносцами должно пройти  ровно 333  года, а кто утверждает иначе  -- тот
неуч, тупица и болван! Должно пройти 333 года! От завоевания Константинополя
до...
     -- Э-э, сударь... -- осторожненько попытался вставить слово д'Артаньян.
-- А почему Число Зверя нужно непременно делить на два?
     --  А  на  сколько  еще  его  прикажете  делить? --  несколько обиделся
старичок.  --   Это  же  очевидно!  Непременно  на  два!  Всякая  империя  в
существовании своем не может превышать числа лет,  равного сумме квадратов и
кубов числа 12 -- великого  и фатального числа Платона. Римляне, ассирийцы и
прочие воплощают это  число  в точности!  От  основания Рима  до  разрушения
империи  обязано было пройти совершенное число  лет  -- квадрат семи и сумма
семидесяти...
     -- А почему? -- растерянно повторил д'Артаньян.
     -- Потому  что эти числа совершенны, и именно ими, а вовсе не  дурацким
перечнем событий  обязана руководствоваться мировая история! Это же лежит на
поверхности!
     "Сейчас  начнет кусаться, -- обреченно  подумал  д'Артаньян. -- Черт, в
какой же стороне дверь, куда бежать?"
     К его великому облегчению, послышался спокойный голос Рошфора:
     --  Ага, вы уже мирно беседуете? Любезный господин  Скалигер,  для  вас
есть любопытная задачка...
     -- Нет ничего любопытнее цифр и чисел!
     -- О том  и  речь,  --  терпеливо  сказал  Рошфор.  -- Вот  тут у  меня
зашифрованные письма, которые...
     -- Ни слова более! Давайте сюда! Так бы сразу и сказали!
     Старичок выхватил у него свиток и убежал куда-то в дальний угол.
     -- Граф, -- шепотом  произнес д'Артаньян. --  Куда вы меня привели? Это
же сумасшедший!
     --  Ну разумеется,  -- с полнейшим  самообладанием  ответил  Рошфор. --
Законченный  безумец.  Этого  бедолагу зовут  Жозеф  Скалигер,  он  гугенот,
астролог  и  математик...  и свихнулся  на  том, что  вся  мировая  история,
изволите  ли видеть, может  быть рассчитана  каббалистическими  методами  на
основе каких-то "совершенных чисел" и манипуляций с вычислениями... Ну да вы
сами слышали.
     -- Зачем же мы пришли? Его нужно срочно запереть в смирительный дом...
     -- Ну что  вы,  -- с тонкой усмешкой сказал Рошфор. -- Кому мешает один
свихнувшийся  астролог,  если  он  не  опасен  для  окружающих?  Пусть  себе
забавляется  с цифрами и ищет  закономерности там, где их  нет. Когда умрет,
эту груду  бумаг слуги продадут в  бакалейные  лавки  --  нельзя  же всерьез
поверить,  что бред этого  бедняги что-то значит.  Однако... Д'Артаньян,  он
безумец  во  всем,  кроме вычислений.  Каковые,  надо  отдать  ему  должное,
проделывает с невероятной быстротой. Нет такого шифра, к которому...
     Из-за груды книг выскочил старичок, ликующе размахивая письмом.
     -- Вот  и все, стоило  огород  городить! Ну конечно же, метод замещения
цифрами  букв  французского алфавита  вкупе с  обозначением  абзацев особыми
знаками!
     -- У вас получилось что-то осмысленное? -- спросил Рошфор живо.
     --  А?  Понятия  не  имею,  посмотрите  сами.  Вроде  бы  что-то  такое
qjk`d{b`knq|, но мне это уже неинтересно..
     Рошфор взял у него бумагу и тихо прочел:
     --  "Ваше  высочество, господин  герцог Анжуйский! Спешу  сообщить, что
переговоры с испанцами..." Пожалуй, это вполне осмысленно!
     -- Да? -- отозвался старичок без малейшего интереса. -- Ну, вам виднее,
а  поскольку  это не  имеет никакого  отношения  к  Великой  Системе расчета
подлинной истории,  я и голову  себе  не  собираюсь  забивать  этими  вашими
житейскими глупостями! Не мешайте, мне надо работать...
     -- Милейший господин Скалигер, --  вкрадчиво сказал Рошфор. -- Я был бы
вам весьма признателен,  если бы вы подобным образом  разделались  со  всеми
шестью письмами...
     -- А зачем?
     -- Я дам вам целых пятьдесят пистолей, и вы себе купите много  бумаги и
чернил, незаменимых для расчетов... для ваших гениальных расчетов!
     -- Вы, пожалуй, правы, -- неохотно признался старичок. -- Эти проклятые
торговцы никак не хотят давать бумагу даром,  сколько я им ни  растолковывал
значение  Великой  Системы  для  грядущих  поколений...  Давайте  сюда  ваши
глупости!
     Он  вырвал  у Рошфора  свитки и вновь скрылся за  грудами  книг. Слышно
было,  как  он громко  бормочет под нос о ничтожестве житейских мелочей пред
лицом   великой  и  стройной  хронологии,  которая  когда-нибудь  непременно
овладеет умами всего человечества.

     Глава десятая,

     в которой д'Артаньяну вновь приходится вспомнить  об одной своей старой
проказе

     Примерно  через  четверть  часа  д'Артаньян вынужден был признать,  что
Рошфор вновь  оказался  прав: выскочивший из  бумажного  лабиринта  безумный
старичок сунул им письма, сгреб пистоли и  опрометью помчался назад к столу.
Хватило одного взгляда, чтобы удостовериться: этот гениальный безумец -- или
безумный гений -- вмиг расшифровал послания, не вникая в их смысл. Все планы
заговорщиков  были  теперь,  как  на  ладони  --  с  точным  перечнем  имен,
обязанностей,  замыслов и  привлеченных для  их  реализации сил. Сумасшедший
астролог  по  имени Скалигер так и не узнал,  что его усилия помогут  спасти
короля Франции и его первого министра...
     Уже на улице д'Артаньян сочувственно вздохнул:
     -- Бедняга... Скажите мне, Рошфор,  правда ли, что, как я слышал, земля
круглая, как шар...
     -- Но  она и в самом  деле круглая, д'Артаньян, -- сказал  Рошфор. -- И
представляет собой огромный шар.
     -- Бросьте шутить! -- воскликнул гасконец. -- На всем пути от Беарна до
Парижа  я, уж поверьте, не заметил ничего подобного  -- земля везде плоская,
как доска. Конечно, кое-где попадаются возвышенности и горы, не без того, но
я никогда не поверю, что ехал по шару! И  потом, будь земля шаром, с нее тут
же стекла бы вода, свалились люди с животными...
     Улыбаясь, Рошфор сказал:
     -- Даю вам честное слово дворянина, д'Артаньян, что земля -- шар.
     -- Ну, это другое дело, -- уныло произнес д'Артаньян. --  Коли дворянин
что-то подтверждает  своим честным словом,  этому  должно верить... Но я все
равно не возьму в толк, как это может быть ..
     -- Мы  об этом  поговорим как-нибудь в другой раз, -- сказал Рошфор. --
Сейчас нам обоим пора поспешить,  нужно  убираться и  из }rncn города, и  из
этой  гостеприимной  страны.  Давайте  поделим  письма  ровно пополам --  на
случай, если  с  кем-то  из нас что-то произойдет.  Пусть половина бумаг, но
попадет к  кардиналу.  Нужно  только  поделить  их так,  чтобы обе  половины
содержали достаточно улик... Пожалуй что, я отдам вам эту... и эту... а себе
возьму...  да,  и эту... Мы разделимся и отправимся разными  дорогами  --  я
поеду  через  Западную  Фландрию в Лилль, а вам, пожалуй,  лучше всего будет
скакать в Сен-Кантен через Брабант. Знаете дорогу?
     --  Да, --  сказал д'Артаньян. -- От  Мехельна  через Брюссель, а далее
большая дорога идет через деревушку... как ее... ужасно смешное  название...
ага, Ватерлоо!
     -- Вот именно. Удачи!
     Он дружески кивнул д'Артаньяну, опустил на лицо капюшон и  вмиг скрылся
за  ближайшим углом,  словно  растаял.  Д'Артаньян,  оглядевшись  в  поисках
шпионов, -- он искренне надеялся, что на сей раз  это вышло  у  него не  так
неуклюже, -- пошел в противоположную сторону.
     -- Эй, сударь!
     Уже наученный горьким опытом, гасконец первым делом схватился за шпагу,
но по некотором размышлении решил подождать. Окликнувшие его больше походили
на  стражников,  чем  на  наемных  убийц  из  здешних  притонов.  Четверо  с
алебардами перегородили ему дорогу, еще трое выстроились сзади во всю ширину
улочки,  а восьмым был субъект без алебарды, но со шпагой и каким-то  жезлом
вроде тех, что во  Франции носили некогда королевские  сержанты.  Все восемь
были одеты в одинаковые  желтые  кафтаны,  и перья на шляпах у них одинаково
черные...
     За их спинами мелькнула вдруг знакомая физиономия, вытянутая, бледная и
постная.  Моментально  узнав Гримо,  д'Артаньян невольно выдвинул  из  ножен
шпагу на  две ладони --  но  слуга Атоса уже исчез  в  ближайшем проулке,  а
стражники с  большим  проворством,  свидетельствовавшим  о недюжинном опыте,
склонили алебарды так, что с двух сторон образовался стальной горизонтальный
частокол.
     -- Черт знает  что...  --  проворчал  д'Артаньян, ладонью загнав  шпагу
обратно в ножны при  виде этой многозначительной  демонстрации. -- Ухватки у
вас, господа мои, в точности как у ваших собратьев в Париже, будто всех вас,
полицейских крыс,  где-то  в одном  месте натаскивают... Сударь!  --  громче
воскликнул   он,   обращаясь  к  человеку   со   шпагой,  некоторым  образом
выделявшемуся  на фоне тупых физиономий. -- Отчего вы мне заступили дорогу и
что от меня хотите? Не кошелек ли?
     -- Вовсе даже наоборот, сударь, -- ответил человек со шпагой. -- Мы  не
разбойники,  а  служители закона.  Я -- Ван  Бекелар,  бальи второго  ранга,
начальник  полицейских агентов Зюдердама, а это  -- алебардисты из городской
милиции. Вам придется пойти с нами в ратушу, и без глупостей, иначе...
     -- Я иностранец! -- сказал д'Артаньян.
     -- Я  знаю. Вас-то нам и нужно... Извольте, сударь, смирнехонько шагать
в середине строя! Я не стану забирать у вас шпагу,  к чему эти церемонии, но
и вы уж не вздумайте дурить...
     Передние  довольно  слаженно повернулись на месте,  так что  д'Артаньян
видел  лишь  их  спины, а задние  придвинулись,  держа алебарды так, что  их
острия  посверкивали в  опасной  близости  от  гасконца. Сопротивляться  или
бежать не было никакой возможности.
     --  Ладно,  я  покоряюсь  силе,  --  сказал  он,  двинувшись  вслед  за
стражниками. -- Посмотрим, каковы у вас тюрьмы...
     --  Мы пока  что в  ратушу, сударь. Но оттуда и до  тюрьмы недалеко, --
обнадежил бальи.
     Д'Артаньян  шел, не испытывая особенного  беспокойства.  Еще  в  Париже
Рошфор ему кое-что рассказывал о нравах здешней полиции, не lemee продажной,
чем в Париже, а  то  и поболее. Старший бальи, глава всех служителей закона,
принадлежал  обычно к одной из  местных богатых фамилий,  выкладывал за свое
тепленькое местечко кругленькую сумму -- и, как легко догадаться, с надеждой
быстро  эти  денежки  вернуть.  Пачкать руки, занимаясь  самолично  грязными
делишками, он не желал и обычно передавал свои полномочия этому самому бальи
второго  ранга  --  сплошь и рядом личности сомнительной,  со столь скверной
репутацией,  что  перед  ним   закрывались  двери  домов  всех  мало-мальски
добропорядочных буржуа.  Мало того, у жителей Нидерландов имела хождение уже
не раз слышанная д'Артаньяном поговорка: "Продажен, как бальи".
     Такое положение  дел  позволяло человеку предприимчивому  враз обернуть
ситуацию  в свою пользу -- как-никак у  д'Артаньяна было при себе  множество
самых  убедительных  аргументов круглой  формы,  отчеканенных из  испанского
золота...
     В  ратуше  его,  предварительно  отобрав-таки   шпагу,  незамедлительно
провели в  комнату,  где  за  пустым,  не  оскверненным ни  единой  казенной
бумажкой  столом  восседал  рослый  толстяк  в богатой одежде, с физиономией
спесивой и недоброжелательной.  Стражники остались за дверью, но Ван Бекелар
последовал  за  ним и  встал  обок  стола с  таким видом,  словно подозревал
д'Артаньяна в намерении вцепиться зубами  в глотку сановника за столом. Тот,
сверля д'Артаньяна неприязненным взглядом маленьких глазок, сказал:
     -- Я -- Ван дер Маркен, бальи города Зюдердама. А вы кто такой?
     -- Я? -- с простодушной улыбкой переспросил д'Артаньян. -- Я -- шевалье
де Лэг из Парижа, путешествую по своим делам...
     -- И у вас есть документы?
     -- Да, конечно... -- сказал д'Артаньян. -- Впрочем, нет... Они остались
у моего слуги, одному богу ведомо, где этот болван сейчас шляется...
     -- Где вы остановились?
     Не стоило, пожалуй что,  наводить их  на "Зваарте Зваан" -- там уже мог
побывать Атос или кто-то из заговорщиков. Д'Артаньян сокрушенно сказал:
     -- Не помню названия... Простите великодушно, но вашего языка я не знаю
и не помню, как это название звучит... Запамятовал. Такая большая гостиница,
в три этажа, с вывеской и трактиром внизу...
     -- Очень точное  описание, -- фыркнул бальи.  -- У нас в городе, знаете
ли, много  гостиниц  в  три этажа и с  трактиром внизу... Значит, у вас  нет
бумаг,  а названия  гостиницы  вы  не  помните... А  знаете  что?  У нас,  в
Нидерландах, есть масса  приспособлений, позволяющих  освежить  память  даже
самым  рассеянным. У  нас есть  дыба,  раскаленное  железо,  кнут,  стол для
растягивания... что там еще, Ван Бекелар?
     --  Воронки, чтобы лить воду в глотку ведрами, --  с неприятной улыбкой
добавил тот. -- Тиски для пальцев рук и ног... Наши судейские различают пять
степеней пытки, но могу вас заверить, незнакомец, что уже первая не содержит
ничего приятного... А слышали ли вы о наших  казнях? Мы нимало не отстаем от
остальной  Европы, вы не  в  каком-нибудь  захолустье, а во вполне передовой
стране! У  нас привязывают к  стулу  и обезглавливают  ударом сабли, сжигают
живьем,  закапывают  опять-таки