гвардеец?
     --  Не помню,  говорил  я  вам или нет, что я --  лунатик? --  столь же
хладнокровно  ответил   д'Артаньян.  --   Собрался  было  по  нашему  обычаю
прогуляться по крыше, да вот незадача, проснулся не вовре-
     мя --  и кубарем  полетел вниз. Мы, лунатики,  только во  сне ловкие, а
стоит нам проснуться...
     Высоко над  их головами  раздавались  отчетливые  вопли  г-на Бриквиля,
страшно раздосадованного внезапным исчезновением д' Артаньяна и призывавшего
на его голову все кары небесные  и  земные. Д'Артаньян нисколечко не боялся,
что  подмастерья   его   выдадут:  как-  никак  он  был  завидным  клиентом,
завсегдатаем их  заведения, а г-н Бриквиль, в противоположность ему, ни разу
не переступал порога сего торгового дома, да вдобавок пребывал с хозяином во
враждебных отношениях -- как и со всеми прочими  соседями, впрочем. Бриквиля
в  округе терпеть не могли -- а д'Артаньян, наоборот, пользовался нешуточной
любовью  всех окрестных торговцев, поскольку оставлял  в их лавках  изрядную
долю выигранных денежек...
     -- Куда  он девался? --  орал Бриквиль  на все предместье. -- Принесите
огня и  осмотрите комнаты, болваны! Он мог спрятаться куда-нибудь в закуток!
Под кроватью посмотрите, в шкафу! Молодчик куда-то определенно забился,  как
крыса в нору!
     --  Что-то  не похоже, хозяин...  -- ответил  неуверенный  голос  слуги
Пьера. -- Нигде его не видать...
     -- Олухи! Недотепы! --  надрывался Бриквиль. --  Говорю  вам, принесите
огня! Он где-то прячется!
     Должно  быть,  они вгорячах не обратили внимание на распахнутое настежь
окно кабинета или  решили, что оно расположено  слишком  высоко.  Д'Артаньян
внутренне кипел от очередного оскорбления -- гасконцы никогда не прячутся от
врага, в крайнем  случае они  спасаются бегством, но случай  для того, чтобы
объяснять разъяренному Бриквилю такие тонкости, был явно неподходящий...
     Подмастерья,  прекрасно слышавшие  вопли  наверху,  и  ухом не  повели.
Только один из них сказал деликатно:
     -- Кажется, сударь, вам следует побыстрее отсюда убраться...
     -- Хорошо  тебе говорить!  -- удрученно  воскликнул д'Артаньян,  озирая
свои босые ноги. -- В таком виде?!
     Быстренько посовещавшись, подмастерья отправили одного  из  них в дом с
наказом  поторопиться.  Гонец  через  пару  минут  вернулся  бегом  с  парой
разношенных башмаков, старой шляпой и дырявым плащом:
     -- Чем богаты, сударь...
     Однако  в  положении д'Артаньяна и  это  скудное убранство  было  сущим
кладом.  Он  торопливо  накинул  плащ,  нахлобучил шляпу, натянул башмаки  и
торопливо сказал:
     -- Окажите еще одну  услугу, друзья мои... Кто из вас знает моего слугу
Планше?
     -- Да все мы тут его знаем.
     -- Отлично. Разбудите его, бога ради, и расскажите потактичнее, в каком
положении я очутился. Пусть принесет мою одежду, шпагу и кошелек с деньгами.
Я его буду ждать в саду у отеля Люин...
     -- Ладно уж, так и быть... Поспешайте, сударь!
     --  Черт меня раздери со всеми потрохами, молодчик, точно, выпрыгнул  в
окно!  -- послышался над головой рык  рогоносца. -- Во двор, растяпы, живее!
Перехватим  его там, пока не успел удрать! Ах, как будет славно, если он там
валяется с переломанными ногами! То-то повеселимся, прах его побери!
     -- Не дождешься, рогач... -- пробормотал под нос д'Артаньян.
     Не медля более, выскочил за ворота  и,  поплотнее  запахнувшись в плащ,
припустил в сторону оте-
     ля  Люин. Разношенные башмаки были ему велики и немилосердно шлепали, а
чересчур маленькая шляпа, наоборот, угрожала ежеминутно свалиться с макушки,
но гасконец мчался, не удручаясь такими тонкостями, по залитой лунным светом
безлюдной улице.
     Отбежав на достаточное расстояние, он остановился, перевел дух и уже не
спеша  направился  к  садам.  Опасаться,  в  общем,  было  нечего  -- ночных
полицейских  дозоров  в  те  времена еще  не  завели,  а грабители  вряд  ли
заинтересовались бы столь убого экипированным запоздалым прохожим.
     Прислонившись к дереву, д'Артаньян  уже спокойно обдумал произошедшее и
пришел к выводу, что поступил  единственно возможным  образом. Пожалуй, даже
будь при нем шпага,  не следовало  устраивать драку -- окажись он захвачен в
плен  превосходящими силами неприятеля, стал бы живой  уликой  против Луизы,
которую  в  этом  случае  сообразно  с законами  эпохи  муж-рогоносец мог  и
насильно упечь  в монастырь. Теперь же  г-н Брик-виль  мог беситься, сколько
душеньке угодно  -- одни  его показания, не подкрепленные доказательствами в
виде  застигнутого  in flagrant*  прелюбодея,  немного  стоили.  А  к  Луизе
д'Артаньян успел по-своему привязаться,  несмотря на все ее поползновения во
что бы то ни стало стать законной супругой гасконца.
     Вскоре  на  дороге показался  человек, нагруженный охапкой  одежды. Под
мышкой   у   него   торчала   шпага.  Это  мог   оказаться  либо  cp`ahrek|,
возвращавшийся с удачной вылазки,  либо  верный Планше. Вскоре  д'Артаньян с
радостью убедился, что верно как раз второе.
     На месте преступления (латинск. ).
     -- Планше! -- осторожно позвал он, выходя на открытое место.
     --  Ах, это вы, сударь! -- воскликнул верный малый, устремляясь к нему.
И  добавил  с  упреком:  --  Предупреждал  же  я вашу  милость,  чтобы  были
осторожнее... Слуги давненько за вами шпионили...
     -- Ну кто мог  подумать? -- удрученно понурился  д'Артаньян. --  Он  же
сидел в Шатле... Откуда он взялся?
     -- Вот этого не знаю, сударь.  Знаю только, что  они там переворачивают
дом вверх дном, все еще надеются отыскать вашу милость... но подмастерья вас
не выдали. Они, знаете ли, славные ребята...
     --  Знаю, --  сказал  д'Артаньян.  -- Когда  все  уляжется, обязательно
передам им пару пистолей, чтобы выпили за мое здоровье... Ну, что ты стоишь?
Помоги одеться!
     Вскоре д'Артаньян обрел прежнюю  уверенность в себе  -- он был  одет  и
обут в свое  обычное  платье, на  голове красовалась его собственная шляпа с
белым гвардейским пером,  шпага была на  поясе, а  туго набитый в результате
последнего выигрыша кошелек -- в кармане.
     -- Куда же мы  теперь, сударь? -- грустно вопросил Планше. -- Домой нам
возвращаться как-то не с руки, по крайней мере сегодня, уж это точно...
     Д'Артаньян раздумывал недолго и решение принял твердое.
     --  Я  отправляюсь  к  квартальному комиссару,  Планше.  --  сказал  он
решительно. -- Ну, а ты можешь меня сопровождать -- не оставаться же тебе на
улице в такой час?
     -- К комиссару?
     --  Вот  именно,  друг  Планше,  --   сказал  д'Артаньян.  --  Конечно,
поздновато для визита к обычному  человеку,  но комиссар  в силу  занимаемой
долж-
     ности, думается мне, привык, что его беспокоят посреди ночи...
     -- Что вы намерены делать,  сударь?  Д'Артаньян, нехорошо прищурившись,
признался:
     --  Понимаешь ли, Планше, если человек  использует  против  меня  самые
подлые  приемы, я, в  свою очередь, не  чувствую  себя  связанным  правилами
благородного  боя.  Благо  и в Писании,  насколько я помню,  сказано  что-то
вроде: если тебе выбили зуб, вырви мерзавцу око...
     -- Там вроде бы не совсем так сказано... -- осторожно поправил  Планше,
поспешая вслед за своим господином.
     -- А  какая разница,  Планше? -- решительно усмехнулся  д'Артаньян.  --
Дело,  по-моему,  в  незатейливом  принципе:  если с  тобой поступают подло,
ответь столь же неблагородно. Уж против этого ты ничего не имеешь?
     -- Никоим образом, сударь!

     Глава двадцатая

     Квартальный комиссар у себя дома
     Д'Артаньяну не так уж долго пришлось дожидаться комиссара в комнате для
приема посетителей  -- должно быть, к столь поздним  визитам здесь и в самом
деле  привыкли.  Однако  комиссар  выглядел сумрачным  и неприветливым,  как
всякий,  вырванный  из  постели  посреди  ночи. Его нерасчесанные усы грозно
топорщились, зевота раздирала рот помимо  воли, а выражение лица было таким,
словно он твердо намеревался отвести душу, забив кого-
     нибудь в  кандалы,  раз  уж  все равно  пришлось  вставать...  Пожалуй,
намерениям гасконца это только благоприятствовало.
     -- А,  это  опять  вы, сударь... --  проворчал  комиссар, усаживаясь g`
квадратный столик. -- Что это вас носит в такую пору?
     Как   и  подобало  человеку,  подвергшемуся  самому  подлому   насилию,
д'Артаньян заговорил взволнованно и удрученно:
     --  Господин комиссар,  я  прошу вас немедленно  принять  должные  меры
против негодяя Бриквиля! Право же,  это переходит всякие границы! То, что он
себе позволяет...
     Комиссар откровенно зевнул:
     -- Шевалье, вы  что,  не могли  дождаться  утра? Бриквиль все  равно  в
Шатле...
     --  Вы так полагаете? -- спросил  д'Артаньян с саркастической усмешкой,
достойной  трагической  маски греческого  театра. -- Наш достойный  Бриквиль
свободен, как ветер!
     -- Этого не может быть.
     --  Еще как может! Полчаса назад он меня едва не убил со своими подлыми
клевретами! Даю вам слово дворянина!
     Комиссар похлопал глазами,  потряс головой -- и проснулся окончательно.
На его лице появилось несказанное удивление:
     -- Как это могло получиться?
     -- Откуда я знаю? --  пожал плечами  д'Артаньян. -- Одно несомненно: он
пребывает  на  свободе и  пытался  перерезать  мне  глотку, что  не  удалось
исключительно благодаря счастливому стечению обстоятельств. Но  они,  должен
вам сказать, чертовски старались!
     --  Подождите, -- сказал комиссар, тщетно пытаясь ухватить нить. -- Эй,
кто там! Скажите Пуэну-Мари, пусть сломя голову бежит в Шатле и немед-
     ленно выяснит, почему  мой заключенный оказался на  свободе!  Одна нога
здесь, другая там, шевелитесь, дармоеды!
     Слышно было из-за приоткрытой двери, как кто-то опрометью  затопотал по
лестнице, призывая означенного Пуэна-Мари.
     -- Теперь расскажите все, не преувеличивая и не отягощая меня ненужными
подробностями.
     --  Преувеличивать  нет  нужды,  --  сказал д'Арта-ньян.  --  Того, что
произошло, и так достаточно... Я задержался в гвардейских казармах до десяти
вечера -- вы ведь, господин комиссар, как я слышал, старый вояка и прекрасно
знаете, как это бывает: весь день  напролет отдаешь службе и не успеваешь за
весь день перехватить и маковой росинки... Уж вы-то понимаете...
     -- Безусловно, -- подтвердил комиссар важно.
     -- Вот  видите! Одним  словом,  я был голоден  настолько, что готов был
вцепиться зубами в конскую ляжку  того всадника, что стоит на Новом мосту...
*
     Но  перекусить было  негде --  все  таверны  давно  закрыты,  а  в  тех
кабачках, что еще готовы услужить, предлагали одно вино, без крошки хлеба...
Вот  я  и  подумал: какого черта? Ведь в меблированных комнатах, где я живу,
есть  повара,  которые ночуют в доме, быть может, печи  еще не погасли...  Я
пошел  к  себе  домой --  и  к  несказанному моему  удивлению  наткнулся  на
господина Бриквиля. По чести говоря, у меня  не осталось сил ни  удивляться,
ни  задираться  -- я  голоден, как  волк.  Решив забыть о том, что произошло
днем, я попросил его  приготовить мне еды,  обещал заплатить впятеро  больше
обычной цены  --  и  был  настолько неосторожен, что, показывая ему  деньги,
вынул весь ко-
     * Имеется в виду конная статуя Генриха IV.
     шелек, вот этот самый... -- и д'Артаньян продемонстрировал туго набитый
кошелек.  --  Мне  накануне крупно повезло в карты... Бриквиль, должно быть,
решил  вместо предложенной пары луидоров  получить  все.  Он  самым  елейным
голоском  пригласил меня наверх. Заверяя,  что  не  успею я выпить стаканчик
вина и отдохнуть,  как ужин будет  готов.  Я,  человек  наивный,  поверил  и
последовал  в его кабинет... Не прошло h пары минут, как Бриквиль ворвался с
кинжалом  и пистолетом в сопровождении парочки  головорезов по  имени Пьер и
Жеан и еще какого-то верзилы самого разбойничьего вида, которого они кликали
Клейменый Анри.  Они  закричали, махая  пистолетами  и  кинжалами,  чтобы  я
немедленно отдал им все, что при  мне есть,  -- и, я всерьез  подозреваю, не
собирались этим ограничиться.  Наверняка они меня зарезали бы,  чтобы правда
не выплыла наружу...  Я упомянул о вас и  пообещал, что вы с ними непременно
рассчитаетесь за подобное злодейство. Тогда  Бриквиль... Мне, честное слово,
неловко повторять то, что он о вас сказал, язык не поворачивается... У нас в
Беарне об этаких гнусностях и не слыхивали...
     -- Ну-ка!
     Опустив глаза, как  и пристало столкнувшемуся с  несказанной  пошлостью
хорошо воспитанному юноше из провинции, д'Артаньян упавшим голосом поведал:
     -- Бриквиль сказал, что он чихал  на вас, плевал  на  вас,  что  он вас
нисколечко  не боится и готов вступить с вами в противоестественные сношения
на итальянский манер...
     -- Что-о? -- взревел комиссар, вздымаясь во весь свой немаленький рост.
Он подбежал  к двери,  распахнул ее  могучим ударом ноги,  едва  не расколов
пополам,  и заорал:  -- Эй, Жак! Оноре! Возьмите побольше людей, кого только
соберете, отправляй-
     тесь в дом Бриквиля и приволоките  его сюда немедленно! Если  не пойдет
добром, волоките  за ноги и подгоняйте  дубинками! -- Вернувшись за стол, он
еще долго возмущенно фыркал, ухал и чертыхался. Потом, немного успокоившись,
зловещим  тоном  пообещал: --  Ну ничего, мы еще  посмотрим, кто кого  будет
пользовать  итальянским манером...  Мы  еще разберемся, как этому мошеннику,
разбойнику чертову, удалось выбраться из Шатле... Да, а что там было дальше?
     --  Шпага, конечно, была  при  мне, --  сказал  д' Ар-таньян. --  Но  в
одиночку  я от них ни за  что  бы  не отбился.  А  потому пришлось,  забыв о
гордости, наудачу  выброситься в  окно.  Хвала  господу,  я  ничего  себе не
переломал -- зато  без всякого злого умысла  покалечил парочку  подмастерьев
моего соседа,  мирно  сидевших во дворе.  Они, со своей стороны,  собираются
подать жалобу -- а также выступить моими свидетелями...
     -- Кажется, они уже здесь, -- проворчал комиссар, прислушиваясь к шагам
и голосам в прихожей.
     --  Тем лучше,  -- сказал  д'  Артаньян. --  И  вот  еще  что, господин
комиссар... Не скажете ли, как звали вашего почтенного отца?
     -- Мишель-Фредерик... А какое это имеет значение?
     --  Огромное!  -- радостно воскликнул д'Артаньян с самым что ни на есть
простецким  видом.  --  Как  только  я услышал, что  вас зовут де Морней,  я
вспомнил...  Мой  батюшка в  свое время,  давно  тому, остался  должен сорок
луидоров  парижскому дворянину  по имени Мишель-  Фредерик де Морней,  и это
мучило его несказанно: ну вы же понимаете, долг чести... Когда я отправлялся
в Париж, он наказывал мне разыскать заимодавца...
     -- Мой  отец  умер пять  лет  назад...  --  в  некоторой  растерянности
пробормотал комиссар.
     -- Или его наследников, -- продолжал  д'Артаньян хладнокровнейше.  -- И
непременно  вернуть  старый  долг. Как  примерный сын и  дворянин, я  обязан
выполнить волю отца...
     И он принялся отсчитывать  золотые, выкладывая их  рядками на свободном
от бумаг краю стола. Комиссар оторопело следил за  ним и, наконец, попытался
слабо запротестовать:
     -- Отец мне никогда не упоминал о подобном долге...
     --  Благородному  человеку  не  пристало  кичиться  однажды  оказанными
благодеяниями,   --  с  пафосом   сказал  д'Артаньян.  --  Hgbnk[e,  сударь,
ровнехонько сорок луидоров, сколько и взял в долг мой батюшка лет пятнадцать
тому...
     Золотые  луидоры  французское  казначейство стало впервые чеканить лишь
три года назад -- но комиссар,  очень похоже, не собирался вдаваться в такие
тонкости. Сорок золотых, выложенных четырьмя аккуратными рядами так, что они
напоминали строй хорошо  вымуштрованных  солдат, производили весьма приятное
впечатление. Впрочем, комиссар сделал слабую попытку запротестовать:
     -- Вы уверены, сударь...
     -- Помилуйте!  --  воскликнул д'Артаньян,  глядя  на  него  невиннейшим
взором. -- Какие тут  могут быть  сомнения? Я возвращаю отцовский  долг сыну
кредитора -- что здесь противу дворянской чести?
     Должно быть,  именно его кристальной  чистоты взор и убедил  комиссара,
что дело пристойное и правильное. Комиссар живо выдвинул ящик стола, горстью
смахнул туда  золото  и  сказал с видом  человека,  начавшего  что-то  такое
припоминать:
     -- В самом деле, в самом деле... Д'Артаньян из Беарна, ну конечно же...
Такое поведение делает вам
     честь,  сударь,  и  я  окончательно  убедился, что  юноша  вы  честный,
достойный уважения и доверия... Зовите ваших свидетелей!
     Появились подмастерья торговца жареным мясом, числом четверо.
     Охая,  кособочась и потирая кто спину,  кто шею или ногу, они гладко  и
красочно поведали, как  мирно  сидели  у себя во  дворе,  наслаждаясь ночной
прохладой и лицезрением полной луны, -- и вдруг  над их головами послышались
отчаянные  призывы о помощи, крики  "Караул! Грабят!",  а  также  злодейские
голоса, требовавшие немедленно  отдать им все деньги и испускавшие старинный
клич рыцарей большой дороги: "Кошелек или жизнь!". Вслед за тем буквально на
голову  им  спрыгнул  их  благородный  сосед, шевалье д'Арта-ньян, известный
всему  кварталу как благонравный и тихий  молодой человек  самого примерного
поведения.  Совершенно ясно,  что это  он  стал  жертвой  грабителей,  коими
предводительствовал г-н Бриквиль, опять-таки известный всему  кварталу, но с
самой худшей  стороны. В заключение  они выразили желание  подать жалобу  на
увечья в адрес того же г-на Бриквиля  --  ведь, рассуждая здраво,  именно он
послужил  причиной  того, что юному  гвардейцу  пришлось  покидать дом через
окно, а не через дверь...
     "Молодец, Планше,  --  подумал  тем  временем  д'Артаньян.  --  Отлично
справился. Четыре луидора потрачены не зря..."
     Судя  по  тому, как  блистали охотничьим  азартом глаза  комиссара, уже
давно стряхнувшего  сонную  одурь, петля  правосудия все теснее  стягивалась
вокруг шеи незадачливого г-на Бриквиля -- пока, увы, в фигуральном смысле...
     Тем временем из Шатле  вернулся гонец  -- стражник по имени Пуэн- Мари,
запыхавшись, просколь-
     знул в дверь и долго нашептывал  что-то на ухо своему принципалу. После
чего комиссар заметно поскучнел и решительно обратился к свидетелям:
     --  Ну что ж,  вы пока  можете  идти... Да  прикройте  за  собой  дверь
поплотнее.
     --  Что случилось? --  спросил д'Артаньян,  при  виде  удрученного лица
комиссара исполнившись самых скверных предчувствий.
     -- У  нашего Бриквиля есть заступники, -- досадливо сказал комиссар. --
Он,  конечно  же, не  сбежал из Шатле --  оттуда, по  совести вам признаюсь,
сбежать трудненько...  Его выпустили вчера вечером. К Бриквилю, оказывается,
регулярно  ходил  в  ресторан  один  мушкетер  из  роты  де Тревиля,  и  они
приятельствовали. А у  де Тревиля есть  дальний родственник, советник Высшей
палаты уголовного  суда,  --  эти магистраты,  знаете  ли, в последнее время
m`whm`~r пользоваться влиянием и играть роль.  Бриквиль каким-то образом дал
знать приятелю, а тот,  не мешкая, оповестил  магистрата. Советник самолично
явился в Шатле  и  приказал привести  к нему арестованного --  на что в силу
своей  должности  имел  полное право. Когда  Бриквиля  спросили, за  что  он
арестован,  тот, прикинувшись смиренником,  ответил, что всего лишь  не  мог
терпеть,  когда из него делали  рогоносца и попытался удалить из своего дома
того, кто  навлек на него позор. Пребывая в крайнем расстройстве чувств,  он
произвел некоторый  шум  в  квартале, а комиссар  полиции, то бишь я, вместо
того,  чтобы  встать  на  сторону правосудия,  принял  сторону  изменницы  и
прелюбодея,  приказал  отправить   его   в  тюрьму,   не  пожелав  выслушать
справедливых резонов... Узнав также, что речь идет о вас,  сударь, известном
своей  преданностью  кардиналу,  родственник  де  Тревиля  велел   выпустить
Бриквиля на свободу немедленно...
     -- Ах ты, черт! -- в