ольшому стержню  и  приложила  к  плечу  Лалелеланг.  Судороги  стали
слабее.
   - Ты своим видом напугал ее больше любого мазвека.
   - Пусть уж лучше от испуга покорчится, чем  убили  бы.  Мне  к  своим
пора.
   - Валяй, - рассеянно сказала Умеки, не сводя глаз со своего пациента.
   Обмениваться подробностями не было нужды. Их рекордеры, встроенные  в
униформы, уже обменялись всей  необходимой  информацией.  Она  аккуратно
убрала стержень обратно в  аптечку  и  стала  раскачиваться  на  пятках.
Судороги немного унялись,  но  широко  раскрытые  глаза  самки  с  Вейса
по-прежнему ни на что не реагировали.
   - Ох, и чертовски же мне из-за тебя влетит, знаешь ли, - ворчала  она
на растянувшееся тело. - Знала ведь, что стрясется что-нибудь  с  тобой.
Конечно, ты ни в чем не виновата. Просто ты такая,  вот  и  все.  -  Она
обратилась взором в сторону леса, где, все отдаляясь, разносились  звуки
боя. - Хотя не ты же виновата, что мазвеки как раз  к  твоему  посещению
задумали контрудар. Тоже верно.
   Она присела, облокотившись на поваленный ствол, и вызвала  эвакуатор.
Если только противник не пустил в ход тяжелое  вооружение,  медтранспорт
должен прибыть и убыть почти сразу, если он где-то рядом.  Не  то  чтобы
они там на борту знакомы с физиологией вейсов,  но  компьютер-то  у  них
бесспорно есть, а он все знает.
   Связавшись с медиками и сообщив свои координаты, она отключила  связь
и снова обратилась к подопечной, находящейся в кататонии.
   - Хотела увидеть бой? И чего тебе дома  не  сиделось?  Гуляла  бы  по
садикам, кантаты слушала. Так нет ведь! Суешь свой клюв, куда  не  надо,
куда он культурно и исторически не предназначен. Вот в следующий раз  ты
уж прислушайся к Природе. Не  создана  ты  для  такого.  -  Дальнобойный
снаряд противника перерубил пополам дерево  у  них  над  головой.  Умеки
рассеянно посмотрела на дымящийся срез.
   - Вот и я тут трачу на тебя время, ты хоть понимаешь?! Нянчусь тут  с
чужими учеными, а могла бы делать что-то нужное и полезное!..  Могла  бы
мазвеков убивать.

***

   Очнулась  она  под  бледно-зеленым  сводом,  среди  стен,   усаженных
географическими   цветочками.   Кто-то   соорудил   традиционное   густо
устеленное подушками гнездо прямо посреди большой койки, приспособленной
для создания удобства совсем другому типу тела.  Стопки  простыней  были
подложены со всех сторон, чтобы  поддерживать  ее  ослабленные  члены  в
подобающем, выпрямленном  состоянии;  ноги  были  аккуратно  убраны  под
брюшину. Она расправила шею, подняла  голову  со  спины,  где  она  была
упокоена в густом  оперении  между  крыльями,  и  осмотрелась.  Ради  ее
удобства явно потрудились.
   - Рада, что вы проснулись. - Рядом с кроватью  стояла  Умеки.  -  Мне
сказали,  что  вы  начали  проявлять  признаки  возвращения   к   жизни.
Воспоминания потоком нахлынули на Лалелеланг, и вместе с ними  вернулась
дрожь.  Но  в  комнате  было  тихо,  вид  слегка  покачивающихся  цветов
успокаивал. Она вспомнила о своих упражнениях и привела  себя  в  норму.
Брови ее изысканно изогнулись.
   - Теперь я все  вспомнила.  Все.  Боюсь,  что  вместилище  моей  вины
переполнено и  мне  не  удастся  соизмерить  с  этим  мои  извинения,  -
продолжила она изысканной, отработанной трелью -  своего  рода  журчащим
свистом с тремя явственно  различимыми  дыхательными  паузами.  Традиции
требовали этот, хотя Лалелеланг и понимала,  что  стоящая  рядом  с  ней
женщина мало чего в этом уразумеет.
   - Да  за  что  тут  извиняться?  -  ответила  Умеки  с  поверхностной
прямотой. - Атаку на  нас  вроде  как  не  вы  организовали.  Лалелеланг
рассматривала своего гида.  Трансформацию  та  претерпела  значительную,
будто отсутствие тяжелой военной формы сразу наложило  отпечаток  на  ее
поведение. Она больше не казалась опасной и несущей смерть, как на  поле
боя. Теперь это была просто самка приматов, с  плоским  лицом,  скованно
ожидающая возобновления  разговора.  "Что  за  вид  такой",  -  подумала
Лалелеланг.
   - Вам очень повезло, что вы выжили, - без необходимости выдала гид.
   - Знаю. - Во всем теле ощущалась усталость. - А сколько  я  была  без
сознания?
   - Пару дней. Вы меня там до смерти напугали. Вместе с вами пришел  бы
конец моей карьере.
   Какое примитивное, первобытное невежливое  словоизлияние,  размышляла
Лалелеланг.  А  ведь,   без   сомнения,   другому   представителю   рода
человеческого  оно  показалось  бы  разумным,   а   то   и   остроумным.
Естественно, она всего этого не высказала.
   - Но с вами все в порядке, так что обошлось без последствий. -  Умеки
улыбнулась, обнажив острые клыки и резцы. Хорошо еще,  что  продолжалось
это недолго. - Вы ведь, надеюсь, не намерены выбраться еще разок?
   - Мне кажется, на какое-то время мне хватит информации из первых рук.
   Женщина явно расслабилась и мягко засмеялась.
   - Вы же с Вейса. Вы все поняли.
   - А что с моим рекордером? - внезапно спросила она.
   - Лучше, чем с вами. - Умеки показала на шкаф. - Он  там,  вместе  со
всей вашей экипировкой. Будет вам о чем вспомнить, когда посмотрите.  Вы
ведь домой отправитесь, я правильно полагаю? - Голос ее  так  и  сочился
ожиданием.
   - Полагаю, да. Я надеюсь, мой скорый отъезд не очень вас огорчит?
   - Вы ведь не хотите, чтобы я вам солгала? Да и какой  смысл,  вы  все
равно нас видите насквозь. Ваш народ слишком хорошо владеет  языками.  -
Она повернулась к двери. - Тут кое-кто хотел бы попрощаться. У него мало
времени... хотя не думаю, что у вас с  ним  найдется  тема  для  долгого
разговора.
   Она открыла дверь и обратилась к кому-то  за  пределами  поля  зрения
Лалелеланг. Через  мгновение  дверь  распахнулась,  и  появился  солдат,
спасший ей жизнь. В повседневной униформе он выглядел не менее массивно,
чем в защитном боекомплекте.
   Быстро и беззвучно повторяя заученное, она  поборола  дрожь.  Теперь,
когда обстоятельства были иными, она  смогла  рассмотреть  его  в  свете
своих долгих штудий. Роста и веса он был чуть выше среднего  (для  самца
человека). Он подошел к койке и навис над ней. На этот раз она  даже  не
поморщилась.
   Голос у него был робкий и неуверенный.
   - Мне сказали, что вам очень плохо стало от моего вида. Я же  это  не
нарочно.
   - Вы спасли мне жизнь, - быстро  перебила  его  Лалелеланг,  стараясь
предупредить его дальнейшие неловкие  фразы.  У  большинства  людей  для
межличностных связей были только их неадекватные слова. Удивительно еще,
как при таких условиях они еще ухитряются спариваться и продолжать  род.
Она заставила себя протянуть кончик  правого  крыла.  Самец  удивился  и
протянул  руку,  намереваясь  схватить  ее  мощными  пальцами.  Она  вся
напряглась, но он был осторожен и не сделал ей больно. Рука вернулась на
место.
   - Я просто пришел сказать, что очень рад, что  вам  уже  лучше.  -  В
пальцах другой руки солдат сжимал форменную кепку. Она  смотрела,  а  он
взял кепку уже обеими руками и стал неловко мять ее, будто не знал,  что
делать со своими конечностями.  Такого  рода  непреднамеренная  моторика
часто встречалась у представителей  Человечества.  -  Лейтенант  сказала
мне, что вы, вроде, профессор, и нас  изучаете.  -  Он  улыбнулся  почти
робко. - Мне не хотелось бы, чтобы вы составили обо мне какое-то там  не
правильное впечатление.
   - На самом деле, я историк. И впечатление о вас у меня сложилось... в
точности такое, какого я и ожидала. Он явно почувствовал облегчение.
   - Очень рад слышать. Эй, а что же, значит, я  это...  в  какой-нибудь
там учебник по истории попаду, или еще чего?
   - Может, и еще чего, - непроизвольно пробормотала она.
   - Моя фамилия - Кузька, -  шепнул  он,  будто  расставаясь  с  чем-то
драгоценным и потаенным. - Кэ, у... Впрочем, вы  же  из  вейсов,  у  вас
проблем с правописанием не будет.
   - Не должно быть.
   - Михаил Кузька. Я живу на Четвертой планете Токугавы.
   - Запомню. У меня отличная память на имена.
   - Да уж лучше наверняка,  чем  у  меня.  Я  -  что,  я  -  пехота.  -
Лалелеланг узнала старинное земное слово, которым солдаты-мужчины любили
называть себя. Истинное его значение трудно было угадать под наслоениями
психологического    подтекста,    образовавшегося     за     тысячелетия
непрекращающихся войн.
   - Вы только поспокойнее теперь. Ведь вы, кана... вы,  вейсы,  не  так
скоро выздоравливаете.
   - Да, - пролепетала она. - У нас не  такая  мощная  восстановительная
система. Но ведь ни у кого из разумных существ ее нет. Он  ушел,  махнув
на прощание гигантской ладонью, - примитивный, но  все  же  впечатляющий
жест... по-своему, по-грубому.
   - Он очень не хотел, чтобы вы улетели с неверным о нем  впечатлением,
- сказала Умеки, подойдя к койке  с  гнездом.  -  Благодаря  необычности
обстоятельств, ему удалось получить достаточно длительное  увольнение  и
дождаться вас.
   - Я тронута. А теперь он куда отправится?
   - Вернется в часть. Будет дальше воевать.
   - Конечно, - пробормотала Лалелеланг. - Там ему будет хорошо.
   Умеки с интересом рассмотрела самодельное гнездо посреди койки.
   - А вы своего рода исключение, раз вам удалось пережить  все,  что  с
вами случилось. Любой другой вейс на вашем месте так и не  вышел  бы  из
кататонии, вероятно, уже никогда.
   Лалелеланг приняла позу поудобнее.
   - За многие годы я сделалась знатоком в этой области. И я разработала
собственный комплекс упражнений - как физических, так  и  умственных,  -
позволяющий мне справляться с экстремальными ситуациями.
   - И все-таки, - Умеки ненадолго умолкла. - Может, мне еще  удастся  с
вами поговорить до отлета вашего челнока,  а  может,  и  нет.  Я  просто
хотела бы сказать, что очень надеюсь, что вы получили  здесь  то,  зачем
приехали.
   - Даже больше, чем я смела мечтать.
   - Это точно. - Умеки мягко усмехнулась сама себе и отошла от кровати.
   На полдороге к двери она остановилась и  с  полупоклоном  указала  на
нее.
   - Я не поняла, что означает ваш жест в контексте нашего разговора.
   - Этот жест характерен для нашего племени, а не  для  всего  вида,  -
объяснила Умеки. - Жест уважения к моим  предкам.  Из  них  многие  были
бойцами и поняли бы.
   - Все ваши предки были бойцами, - отозвалась Лалелеланг. - Именно это
и характеризует ваш вид.
   -  Ну,  значит,  я  хотела  сказать,   что   многие   из   них   были
профессиональными воинами, солдатами.
   Лалелеланг тестом показала, что  поняла  разницу.  Она  еще  очень  о
многом могла бы  поговорить,  многое  обсудить  с  этой  в  высшей  мере
полезной женщиной, но она очень устала, мозг и тело были  истощены.  Она
готова была улететь, да. Готова вернуться в  мир  и  благодать  знакомой
обстановки  утонченного  Махмахара.   Но   при   всем   этом,   какая-то
извращенная, иррациональная часть ее существа готова была снова и  снова
пережить все это.
   "Разница между преданностью и фанатизмом, -  напомнила  она  себе,  -
измеряется  диаметром  зрачков."  Она  не  стала  просить  зеркало.  Она
прикинулась спящей, но один глаз  держала  чуть-чуть  приоткрытым,  пока
женщина-офицер  не  удалилась.  Может  быть,  Умеки   и   ее   гид,   ее
спасительница, но все равно, она прежде всего человек, и  Лалелеланг  не
могла расслабиться, пока не осталась в  комнате  одна.  Предосторожность
эта не привела к угрызениям совести. Ведь нельзя доверять человеку, даже
если кажется, что на него можно положиться.
   Как можно доверять им, когда  на  протяжении  всей  своей  записанной
истории они сами себе не доверяли?

***

   По возвращении домой ее не встречали  ни  фанфарами,  ни  праздничным
салютом. Да и не  отнеслась  бы  она  благосклонно  к  таким  откровенно
безыскусным проявлениям. Но и остракизму  ее  как  будто  не  подвергли.
Просто у нее, как у  единственного  представителя  расы,  побывавшего  в
настоящем бою, возник уникальный статус.  А  это  значит,  что  для  нее
потребовалось создать особую  социальную  под-нишу,  в  результате  чего
общения с ней одновременно искали и избегали.
   Ее это не беспокоило. Она всегда была  своего  рода  одиночкой,  даже
среди полагающейся сестринской триады, в  которую  входила.  Подруги  по
триаде  же  одновременно  огорчались,  что  она  так  мало  участвует  в
общественной жизни, и  радовались  ее  свершениям.  Лалелеланг  хотелось
надеяться, что одно другое уравновешивает.
   Самым непосредственным результатом  ее  экспедиции  явилось  то,  что
посещение ее презентаций утроилось -  конечно,  количественно,  а  не  в
плане энтузиазма. По мере  же  потускнения  новизны  впечатлений  от  ее
путешествия, пропорционально  упала  и  посещаемость.  Она  считала  это
неизбежным и только глубоко задумывалась над подоплекой того факта,  что
большинством новичков, приходивших на  ее  лекции,  двигало  извращенное
любопытство,  а  вовсе  не  тяга  к  знаниям.  Но   даже   и   дилетанты
волей-неволей из ее рассказов что-то должны были почерпнуть.
   Это ее мало волновало, потому что основной  упор  она  делала  не  на
просвещение, а на научные исследования  и  публикации.  Тем  более,  что
прерогатива  такая   полностью   совпадала   с   целями   администрации.
Преподавать может кто угодно, а вот  переживания,  о  которых  она  одна
могла распространяться, - единственны в своем роде и заслуживают гораздо
большей аудитории.
   Милостью  одного-единственного   путешествия,   она   стала   ведущим
экспертом в своей области.
   Существовала горстка избранных специалистов, с которыми она регулярно
обменивалась информацией,  -  несколько  гивистамов  и  о'о'йанов,  один
юланец, да еще один собрат-вейс. Многие разделяли  ее  интересы,  но  ни
одному  не  хватало  ни  откровенности,  ни  преданности   делу,   чтобы
поддержать самые  радикальные  из  ее  гипотез.  Лалелеланг  знала,  что
временами ступает на опасную теоретическую  почву,  -  туда,  куда  даже
самые яркие и смелые ученые боятся заглянуть.  Например,  ее  доклад  на
тему "Необоримая жажда крови, как основа традиционных  развлечений"  был
не просто не принят, а  откровенно  не  понят  подавляющим  большинством
ученых. Они пытались разобраться с подобными предположениями абстрактно,
что соответственно полностью низводило эффективность ее формулировок.
   Лалелеланг старалась выработать исторический подход к  сравнительному
анализу  человеческого   поведения,   но   большинство   ее   коллег   и
корреспондентов не проявляли к этому направлению  никакого  интереса.  И
исправить это было нельзя. Как преданный сторонник эмпирического метода,
она была безнадежно приговорена и дальше  следовать  по  этому  опасному
пути.
   Чем глубже она  погружалась,  чем  пристальнее  изучала,  тем  больше
убеждалась, что находится на грани чего-то жизненно  важного  не  только
для нее, не только для своего народа, но и для всех народов  Узора.  Это
было нечто настолько очевидное и, в то же время, настолько ускользающее,
что весь Узор предпочитал этого не замечать, дабы  не  пришлось  копнуть
глубже.   Еще   одно   боевое   испытание   могло    все    окончательно
кристаллизировать, но к этому она готова  не  была.  Воспоминания  о  ее
предыдущем знакомстве с полями сражений были настолько свежи  в  памяти,
настолько легко представали перед внутренним  взором...  Она  подумывала
некоторое время, не посетить ли ей Землю - колыбель Человечества,  -  но
решила, что и для нее - со всеми ее специальными упражнениями и  богатым
опытом - есть предел разумного. Сама мысль о том,  что  она  окажется  в
полном одиночестве на планете,  целиком  населенной  людьми,  каждый  из
которых  психически  неуравновешен,  и,  следовательно,   она   окажется
объектом их всеобщего внимания и любопытства,  была  настолько  пугающа,
что даже как абстракция убивала эту идею в зародыше. Стоило ей  подумать
об  этом,  как  ее  начинало  трясти   и   ей   приходилось   заниматься
мнемоническими упражнениями, чтобы вернуть себе спокойствие.
   Она  была  убеждена,  что   ей   нужно   продолжить   наблюдения   за
людьми-воинами, желательно, как можно более близкие, но не  была  готова
еще раз пережить страдания, выпавшие  на  ее  долю  на  Тиофе.  К  этому
времени  научная  репутация  у  нее  сложилась  такая,  что  выделенными
средствами  она  имела  право  распоряжаться  сама,   не   обращаясь   к
руководству. Так какова альтернатива?
   В идеале ей следовало бы как можно  ближе  проследить  за  специально
выбранным приматом, получить о нем исчерпывающие  сведения,  которые,  и
она это чувствовала, требовались  для  продолжения  исследований.  Самая
большая трудность будет  заключаться  в  том,  чтобы  отыскать  солдата,
который согласился бы терпеть вейса под ногами целыми днями. Ее короткое
общение с самкой по имени Умеки дало ей представление о  том,  насколько
тяжело  установить  с  человеком  подобные   взаимоотношения.   Но   она
чувствовала, что придется на это пойти, потому что  не  могла  до  конца
познать и понять  вид,  не  пожив  с  одним  из  них,  не  разделив  его
каждодневный опыт, не пронаблюдав его  во  взаимодействии  не  только  с
представителями других видов, но и со своими сородичами. А это означало,
что  ей  придется  не  только  выходить  с  этим  предложением  на  свою
администрацию, но и непосредственно обратиться к человеческим властям. С
последними ей очень кстати придется опыт, пережитый  на  Тиофе.  Они  же
будут прежде всего обеспокоены, как бы  она  не  понизила  боеготовность
того, к кому будет прикреплена. Она сомневалась, что  тут  есть  причина
для беспокойства. Среди всех разумных существ  только  человек  способен
был мирно обсуждать балет, кулинарию, люминесцентную скульптуру  -  и  в
следующее же мгновение быть готовым идти в  бой  и  на  смерть  согласно
приказу. Присутствие единственного представителя Вейса в такой  компании
едва ли сильно повредит.
   А если ей повезет, то, может быть, ей удастся вступить  в  контакт  с
солдатом, интересующимся Вейсом и культурой Узора. Это гораздо упростило
бы ее работу, не говоря уже о том,  что  гораздо  удобнее  она  бы  себя
чувствовала в присутствии человека, знакомого с  культурой  Вейса  и  не
глядящего на нее сверху вниз. Но, если необходимо, она была готова  даже
и на такое.
   Предложение свое она оформила очень тщательно. Ведь был немалый шанс,
что все приготовления уйдут впустую и из затеи ничего  не  получится.  В
конце концов, какой солдат захочет, чтобы при нем был вейс,  традиционно
готовый впасть в непредсказуемую  кому  или  забиться  в  судорогах  при
первом же осложнении ситуации, в то время как воину необходимо выполнять
предписанные военные задачи?
   После того как она подала заявку, Лалелеланг места себе  не  находила
от возбуждения и напряженного ожидания. По многим статьям это куда более
выходило за рамки, чем ее запрос на посещение поля сражений. Ведь теперь
она просила не просто о  наблюдении,  но  о  продолжительном  по  срокам
совместном обитании - и не с кем-то, а с солдатом-человеком. Она  знала,
что попытаться стоит. Как ради доказательства своих спорных теорий,  так
и ради личных чувств, которые становились все  глубже,  затрагивали  уже
саму суть того, во что  она  верила,  -  попытаться  стоило.  И  подавая
заявку, она надеялась на открытие, но сама стремилась просто к пониманию
ради собственного спокойствия.
   Среди вейсов мало было таких,  кто  настолько  мощно  был  бы  движим
своими идеями.
   Но  больше  всего  ей,  конечно  же,   хотелось   на   личном   опыте
исследователя  убедиться  в  своей  не  правоте.  Потому  что,  если  ее
предположения  верны,  то  основным  занятием  всех  грядущих  поколений
историков будет простое составление аннотаций и  примечаний  к  страшным
катастрофам, которые никто кроме нее не способен был  предвидеть.  Если,
конечно, не победит Амплитур со своим Назначением - в  этом  случае  вся
дальнейшая история станет - под чутким  руководством  этой  единственной
расы