его  в  контакт  с   обыкновенным,   не
подвергавшимся никаким генетическим манипуляциям землянином.  Сильнейшая
судорога потрясла его.  Все  четыре  ноги  одновременно  подогнулись,  и
амплитур рухнул вниз, успев сделать только один  выстрел  до  того,  как
сознание покинуло его. Разрывная пуля пробила высокий свод ангара.
   Солдат, тоже явно в шоке, в свою очередь нажал на спусковой крючок и,
конечно,  промахнулся.  Ружье  выпало  у  него  из  рук,  он   бессильно
прислонился к  заправочной  цистерне  сегунского  образца,  одной  рукой
поднял бронированное забрало, другой - вытер пот со лба. Раньи при звуке
первого выстрела рухнул плашмя на пол ангара. Убедившись, что сам он цел
и  невредим,  он  поднялся  и  подошел   к   обмякшему   телу   Учителя.
Резинообразные присоски щупалец выпустили пистолет,  он  валялся  рядом.
Подойдя к цистерне, Раньи ободряюще похлопал солдата по плечу.
   - Вот дерьмо, - солдат прислонил  ружье  к  цистерне  и  сел,  уронив
голову на руки.
   - Плохо? - сочувственно спросил Раньи.
   -  Проходит,  -  парень   сделал   несколько   размеренных   глубоких
вдохов-выдохов. - Я слышал об этом, - он кивнул в сторону  амплитура.  -
Как думаешь, оно не скоро оправится, а?
   - Пока нет.
   - Хорошо, - парень вздрогнул, вспомнив,  как  все  это  было.  Жуткое
ощущение проходило - как грязная пена. - До чего же противно, когда  оно
пытается влезть внутрь твоего мозга. Это так... грязно. Как будто  самая
большая неприятность в твоей жизни, только увеличенная в тысячу раз. Оно
что  же,  не  знало,  что  такая  вещь  с  ним  может  случиться?  Зачем
полезло-то? Раньи окинул  взглядом  рыхлое,  все  еще  находившееся  без
сознания тело.
   - Оно приняло тебя за другого.
   Солдат прищурился.
   - За кого-другого? Кстати, а кто этот Турмаст?
   - Другой. А почему бы тебе не заняться своим пленным?
   - Моим?
   - Конечно. Мало кому посчастливилось захватить живого амплитура. Тебе
дадут медаль, может, даже сержанта получишь. - Раньи поглядел в сторону.
- А где твое отделение? У меня тут раненый поблизости.  Я  бы  не  хотел
пользоваться коммуникатором - противник может засечь нас.
   - Скорее  всего,  вон  там,  сэр,  -  солдат  поправил  коммуникатор,
вмонтированный в его забрало.  -  Вообще-то,  их  уже  далеко  отогнали.
Думаю,  вполне  безопасно  вызвать  санитаров  через  эту  штуку.  Раньи
подумал, потом кивнул.
   - Тебе лучше знать. Пойду скажу ей,  что  помощь  близка.  Мы  сейчас
вернемся.
   Амплитур, бессильно завалившийся набок, вовсе не выглядел каким-то уж
особенно  страшным,  -  подумал   солдат.   Какой-то   весь   мягкий   и
медлительный. Один его глаз,  весь  налитый  чем-то  золотистого  цвета,
незряче уставился на него. Может быть,  попротивнее  других  существ,  с
которыми ему пришлось встречаться с  того  времени,  как  он  вступил  в
корпус землян, откомандированный для помощи Узору,  но,  вообще-то,  эти
ашреганы и криголиты, акариане и молитары, массуды и  гивистамы,  вейсы,
лепары - все они один страшнее другою. И противники  и  союзники.  Да  и
мозги у его приятелей-собутыльников не лучше.
   Он взял карабин поудобнее. Хорошо, что он пошел  добровольцем.  Да  о
чем лучшем может желать мужчина, как  не  о  возможности  участвовать  в
очистке Вселенной от этой гадости?
   Амплитур медленно приходил в себя; скоро он совсем оправится, но пока
придется некоторое время потерпеть враждебное внимание этого двуногого и
некоторый  физический  дискомфорт.  Пока  от  только  проводил  взглядом
уходившего "возрожденного". Помощи ждать неоткуда. Братья где-то далеко.
Как быстро все меняется: только что он взял  землянина  в  плен,  а  вот
сейчас он сам пленный.
   Его обманули, и довольно ловко.  "Возрожденный"  воспользовался  тем,
что он незнаком с боевой обстановкой. Но  землянин  слишком  заспешил  к
своей подруге и забыл одну вещь. Он может раскрыть  его  тайну,  посеять
сомнения и вражду в их лагере.
   - Слушай меня, - голос в ретрансляторе прозвучал вкрадчиво-обещающе.
   - Этот человек - не совсем землянин. Его изменили. Он  теперь  больше
похож на меня.
   - Да уж я вижу, - иронически бросил солдат.
   - Правда! Его изменили. Сперва это сделали мы, потом кто-то другой.
   Он теперь способен действовать вам на мозги - как я. Он опасен.
   - Рассказывай! Мы, люди, все для вас опасные. Ты уже это понял?
   Знаешь, я много учил про вас, но мне никогда не говорили, - что вы  -
такие веселые ребята.
   - Ты должен мне верить! - Ох, ну до чего эти двуногие тупые!  -  Если
ты изучал нас, тогда должен знать, что мы никогда не обманываем.
   - А может, это тоже обман?  Наши  специалисты  не  очень-то  доверяют
тому, что эти типы из Узора нам рассказывают. Вот насчет тебя, например,
мы многого еще не знаем. Так что, подождем, посмотрим, поизучаем. А если
ты хочешь меня восстановить против наших ребят, то  придумай  что-нибудь
поумнее.
   В бессильной ярости Быстрый-как-Вздох понял, что как тут ни старайся,
тайну "возрожденных" выдать ему так и не удастся.

***

   Штурмовой отряд Узора захватил командный комплекс целиком,  уничтожив
или взяв в плен почти всех его защитников. Врачи  -  сперва  земляне,  а
потом гивистамы - быстро и эффективно исцелили рану Коссинзы. С  помощью
имплантированного нервно-мускульного стимулятора она уже через несколько
дней могла ходить.
   С ней было все иначе, чем с другими. Он мог быть откровенным с Сагио,
но такая интимность могла быть только с  женщиной.  Коссинза  не  только
слушала.  Она  понимала  и  сопереживала.  Нейда  Трондхайм   была   ему
симпатична - но не более того. То, что было между  ним  и  Коссинзой,  -
намного глубже. С ней он нашел самого себя.
   Теперь,  когда  война  ушла  на  задний  план,  "возрожденные"  могли
отдохнуть, подумать о себе; они лучше  узнавали  друг  друга,  возникали
связи, создавались пары. У них  было  мною  общего,  и  они  естественно
тянулись друг к другу.
   Их тайна  осталась  нераскрытой.  Тот  амплитур,  который  узнал  ее,
пытался совершить побег, когда  его  вели  к  транспортеру,  и  какой-то
импульсивный землянин застрелил его до того, как присланный офицер успел
вмешаться. Умирая, он молол какую-то чепуху - на языке слов и  мыслей  -
что-то  насчет  угрозы  стабильности  цивилизации,  о  которой  они   не
подозревают... Истинное содержание его предсмертной  просьбы,  вероятно,
могло бы быть расшифровано, но  никто  не  удосужился  его  записать  на
пленку - под рукой не оказалось магнитофона.
   Раньи знал: куда бы судьба не забросила  "возрожденных",  они  должны
будут поддерживать контакт друг с другом. Для  того,  чтобы  сообщить  о
каких-либо изменениях в их "таланте"  -  так  они  стали  называть  свое
качество, отличавшее их от прочих землян; чтобы обеспечить  взаимопомощь
и взаимное понимание; чтобы выручить остальных обманутых  и  изувеченных
сограждан с Коссуута из их интеллектуального рабства. Ради  всего  этого
они должны действовать сообща.
   Как это было хорошо, быть людьми, иметь друзей -  землян.  Только  бы
остаться землянами, не превратиться в кого-то другого. Но  только  время
вынесет здесь окончательный приговор. Наверняка им еще многое  предстоит
узнать.
   Например, не начнут ли снова  расти  перерезанные  нервные  окончания
между капсулой, имплантированной амплитурами,  и  остальным  мозгом?  Не
срастутся ли они снова - и что тогда будет? Это - только одна  крохотная
частица того, за чем надо наблюдать, следить... "Я сам - мой собственный
эксперимент, - думал он. - И вести его надо со всей тщательностью".

***

   Когда планы и  цели  амплитуров  были  раскрыты,  они  отказались  от
продолжения проекта "Коссуут".
   Жертвы их  биоинженерии  оказались  ненадежными  бойцами  -  особенно
теперь, когда любой противник знал  и  мог  поведать  им  правду  об  их
происхождении. Многие из этих искалеченных  существ  умерли  собственной
смертью, будучи до конца уверенными, что они - ашреганы. Другие  погибли
в  боях.  Больше  всех  повезло  тем,  кто  попал  в  плен.   Их   после
соответствующей    хирургической    обработки    посылали    в    группы
перевоспитания,  которыми  руководили  "возрожденные",  для  последующей
репарации. Раньи и Коссинза успели принять участие во многих  сражениях,
после чего ушли на покой, завоевав многочисленные награды, благодарности
Узора и несколько меланхолическое признание их заслуг  и  сочувствие  со
стороны своих. Название их разоренной планеты  стало  еще  одним  боевым
символом, за которые сражались и мстили бойцы Узора.
   В свое  время  у  тех,  кто  пережил  манипуляции  амплитуров,  стали
рождаться дети. На вид они были волне нормальными  и  здоровыми.  Но  их
родители с озабоченностью и некоторой тревогой следили за тем,  как  они
росли и развивались.



    Алан Дин ФОСТЕР
    ПРОКЛЯТЫЕ III
    ВОЕННЫЕ ТРОФЕИ


   Посвящается Джону Содербергу - скульптору -
   Собрату, из эфира ваяющему,
   Собрату-исследователю.

Глава 1

   - Не бралась бы ты за это. Ты же знаешь, это не только мое мнение.
   Они расположившись на приподнятой платформе выступа ресторана. С этой
высоты им было видно большую часть города, урбанистически-экстравагантно
покрывавшего собой немалую площадь. Не так уж и переселен был  Махмахар,
но поскольку  законом  не  дозволялась  застройка  выше  четырехэтажной,
разросся  он  преимущественно  вширь.  К  тому  же  обычаи  и   эстетика
предполагали  большое  количество  садов  и  парков,  что  приводило   к
появлению значительных ровных площадей.
   Но город отнюдь не походил на урбанистического спрута. Наоборот, он и
на город-то похож не был,  по  крайней  мере,  не  в  той  степени,  как
пускающие метастазы метрополисы, какие можно обнаружить на Гивистаме или
О'о'йане. В архитектуре упор был сделан  на  гармоничность,  что  только
подчеркивали многочисленные сады и парки. В таком соседстве  неуместными
выглядели как раз крупные сооружения.
   Население Туратрейи было чуть больше двух миллионов - одно  из  самых
больших на Махмахаре - и все обитатели города этим гордились.  Вейсы  по
возможности старались ограничить народонаселение своих городов в  рамках
от одного до пяти миллионов жителей. В градостроительстве  -  как  и  во
всем прочем - они стремились прежде всего к  красоте  и  определенности.
Иногда это угрожало недовольством и завистью со  стороны  других  членов
Узора, которые начинали презирать Вейс за манерность и формализм,  тайно
завидуя при этом их способности создавать и отыскивать красоту во  всем.
Даже среди недоброжелателей никто не посмел бы отрицать, что общество  и
культура Вейса являли собой вершину  среди  цивилизаций  Узора,  которой
другие особи могут только восхищаться и завидовать, даже  если  действия
Вейса (или отсутствие оных) оказывались полностью  лишенными  смысла.  И
ответственность за это Вейс принимал на себя со всей серьезностью. Как и
все другие расы - члены Узора, Вейс с самого начала участвовал  в  войне
против Амплитура - уже больше тысячи лет. И  в  стремлении  поддерживать
своих материально, но всячески избегать открытой схватки, они  ничем  не
отличались  от  большинства  своих  союзников.  Мать   юной   Лалелеланг
поигрывала тремя традиционными бокалами. Один для  аперитива,  один  для
главного блюда и один -  для  принятого  правилами  омовения  рта  между
глотками. Как и все прочее, обед в вейсском  обществе  был  превращен  в
изящное искусство, хотя и говорились за столом не самые приятные речи.
   Мать была вынуждена говорить подобные вещи, поскольку была  старейшей
из здравствующих в семье по женской линии; таково было ее место. Бабушка
противилась бы ей куда настойчивей, но эта почтенная жизнедательница уже
два года как почила,  была  разделана,  забальзамирована  и  помещена  в
фамильный мавзолей. Так что неприятная задача оказалась  возложенной  на
ее мать. Отцу же все будет доложено только тогда, когда  женщины  сочтут
это нужным.
   - Ты ведь могла бы стать кем угодно, - говорила ей мать.  -  В  твоей
возрастной  группе  обучения  у  тебя  был  чуть  ли  не  самый  высокий
потенциальный  градиент,  что  в  традициях  нашей  семьи.  Ты  проявила
проблески гениальности в  повествовательном  стихосложении,  а  также  в
промышленном дизайне.  Перед  тобой  открыты  просторы  инженерии,  как,
впрочем, и органической архитектуры. - Золотистые  на  кончиках  ресницы
хлопали, огромные сине-зеленые глаза смотрели пристально. - Да  ведь  ты
могла бы стать даже, язык не поворачивается, пейзажистом!
   - Я  сделала  свой  выбор.  Должные  инстанции  уведомлены.  -  Голос
Лалелеланг был почтителен; но тверд.
   Мать склонилась к ней, изящно и скромно потягивая клювом аперитив  из
бокала с золотыми насечками.
   - Я все-таки по прежнему не понимаю, почему ты  решила  выбрать  себе
такое опасное и неопределенное занятие.
   - Но, мама, ведь кто-то должен этим  заниматься.  -  Чувствительными,
непокрытыми перьями кончиками левого крыла Лалелеланг  нервно  ощупывала
четыре тарелочки  с  пищей,  стандартным  для  дневной  трапезы  образом
расставленные на столе. - Ведь история - ценная и  уважаемая  профессия.
Всем своим  замысловатым  телом  выражая  родительскую  заботу,  старшая
нахохлилась и застыла на стуле. Жест ее скорее  выдавал  огорчение,  чем
злость. За легким наклоном головы  читалось  неодобрение,  за  вскинутым
гребешком на голове  -  недовольство.  А  у  отца-то,  представила  себе
Лалелеланг, сейчас бы уже вовсю пунцовым поблескивал. За неимением таких
цветов женщинам приходилось  довольствоваться  скромным  языком  жестов.
Смысл она, однако, уловила. Мать весь обед  старалась  донести  его,  то
так, то этак.
   - Ты выбрала занятие историей  -  по  какой  такой  причудливой  игре
природы, я и догадываться  не  могу.  -  Длинные  ресницы  колыхались  в
воздухе.
   - Это весьма эклектично, хотя само по себе и не предосудительно. Твое
неравнодушие к теме войны - вот  что  беспокоит  и  угнетает  меня.  Это
совершенно не вейсское увлечение.
   -  Нам  может  это  нравиться  или  не  нравиться,  но  она  остается
единственным значительным компонентом всей нашей  современной  историки,
как,  впрочем,  и  повседневной  жизни.  -  Лалелеланг  взяла  гроздочку
идеальных, крошечных ярко-зеленых ягод и,  в  точности  как  полагается,
стала самым кончиком клюва по одной  склевывать  их  с  черной  веточки.
Закончив с одной гроздочкой,  следовало  положить  стебелек  на  тарелку
строго параллельно предыдущему  и  только  после  этого  приниматься  за
следующую гроздь, причем надлежало следить, чтобы  ни  одна  веточка  не
указывала концом на нее или на мать. Профессию она, может быть,  выбрала
и непривычную, но о манерах помнила, включая даже те тонкости, о которых
часто и не подозревали представители других видов, пусть даже много  лет
проработавшие бок о бок с вейсами. Тем сначала приходилось туго, а потом
они махнули на все рукой - и напряжение между ними и хозяевами сразу  же
шло на убыль.
   В самые тяжелые минуты некоторых - с  Массуда,  например  -  поражала
такая трата времени и энергии, не говоря о  том,  что  им  это  казалось
просто глупо, но для вейсов манеры были  плотью  и  кровью  осмысленного
существования. Именно они были основной причиной,  по  которой  они  так
долго и так много вкладывали в победу над  врагом:  будучи  насажденным,
Назначение Амплитура разрушило бы, обратило в хаос традиционный  этикет,
без  которого,  были  убеждены  на  Вейсе,  не   может   быть   истинной
цивилизации. Другие виды не столько возражали  против  собственно  этого
постулата, сколько против  той  главной  роли,  которая  отводилась  ему
Вейсом.
   - Даже согласившись с правильностью твоего тезиса, дочь, я все  равно
не вижу причины, почему бы этим не мог  заняться  кто-нибудь  другой.  -
Глаза матери встревоженно шарили по соседнему саду, где ковром стелились
шестилепестковые желтые и оранжевые нарструнии, только-только расцветшие
буйным цветом.  По  бокам  они  были  окаймлены  маленькими  фиолетовыми
юнгулиу, эту деталь пожилая  женщина  не  вполне  одобряла.  Черно-белые
весши придали бы пейзажу больший контраст, тем более, что сейчас для них
самый сезон. "Любим мы все  покритиковать,  -  подумала  она,  -  вот  и
потомство наше - тоже хороший объект  для  критики".  Это  была  главная
причина, по которой Вейс вызывал в Узоре всеобщее  восхищение,  но  мало
где пользовался популярностью.
   Пустой пакет,  оскверняющий  цветочное  совершенство  садовой  аллеи,
сразу  же  приковал   ее   взгляд.   Несомненно,   от   кинул   залетный
инопланетянин, потому что, она знала, ни один вейс не допустил бы такого
небрежения визуальной эстетикой. Это, должно быть, какой-нибудь  бородач
со С'вана, хотя в этом отношении они ничуть ни хуже всех  остальных  рас
Узора. Вот только по отсутствию трепетного уважения к жизни они чуть  ли
не хуже всех.  Она  с  трудом  подавила  в  себе  инстинктивное  желание
прыгнуть через резные перила, спланировать и подхватить мусор,  пока  он
не успел оскорбить глаз другого случайного прохожего, но заставила  себя
сосредоточиться на разговоре с терпеливо ждущей продолжения дочерью.
   - Потому что я полагаю, что лучше других приспособлена к этой задаче,
мать. - Лалелеланг вежливо искала на остальных тарелках  блюдо,  которое
допустимо было бы употребить вслед за зелеными ягодами. - Тот же широкий
подход, благодаря которому я преуспела бы как инженер или специалист  по
ландшафтам, сослужит мне прекрасную службу  и  на  выбранном  мною  поле
деятельности.
   - Распущенное поведение, - прошептала мать самым  безобидным  елейным
тоном.
   - Нет. Просто талант... и призвание.
   - Вот ведь скажет. Значит, распущенные наклонности. - Она  отпила  из
сосуда с родниковой водой и принялась за  еду,  настолько  расстроенная,
что пренебрегла протоколом и стала клевать сразу же с четвертой тарелки.
Ее тревога за дочь пересиливала всякий голод и была понятна, но было  бы
непростительно заказать пищу и не поесть.
   Она склонилась над столом, изящно  вытянув  продолговатую  голову  на
полуметровой шее.
   - Ты на голову превосходишь всех в своей возрастной  группе.  Ты  уже
свободно владеешь четырнадцатью языками Узора, в то время как норма  для
твоего образовательного  выводка  -  пять,  а  учтя  взрослых  с  высшим
образованием - десять. Я уважаю  твою  свободу  выбора.  Я  уважаю  твою
целеустремленность. - Голова ее  снова  отдалилась,  и  мать  уставилась
вдаль.
   - Но область специализации, на которой ты остановилась, будто  камень
в темных глубинах: Этого я ни как не могу одобрить. - Гребень совершенно
распластался по ее затылку и шее при этих словах. - Ну  почему  из  всех
доступных предметов ты выбрала именно этот?
   - Потому что никто больше не захотел, - ответила дочь.
   - И правильно сделали. -  Она  легко  переключила  манеру  речи  -  с
патетики на выражение глубокой озабоченности. -  Само  твое  здоровье  и
будущее под угрозой. Даже  мужская  половина  семьи  встревожена  не  на
шутку.
   - Все совершенно зря беспокоятся. - Ответ Лалелеланг  был  тверд,  но
взглядом она с матерью  старалась  не  встречаться.  Она  сосредоточенно
рассматривала других обедающих, тщательно избегая подолгу  задерживаться
взглядом на какой-либо группе или ком-то конкретно. Мать втянула шею.
   - Я тебя  не  понимаю.  Я  не  понимаю,  как  ты  справишься.  -  Она
потянулась к одной из полдюжины поджаренных  личинок  хапули  на  второй
тарелке, подумала и опустила крыло. От огорчения у нее пропал аппетит.
   -  Я  тренировалась,  -  объяснила  Лалелеланг.  -  В   экстремальных
ситуациях я пользуюсь специальным препаратом, разработанным  именно  для
этой цели.
   Мать свистнула с легким отвращением.
   - Нет, вы слышали о таком  роде  деятельности,  который  требовал  бы
периодического употребления медицинских препаратов для того лишь,  чтобы
поддержать  нормальное  ра