ард снова надел очки и слегка улыбнулся со скромной гордостью.
     - Вот уже семь месяцев я ныряю  в  проливе  Грейнитхед,  пытаясь  его
найти. Зимой я как-то не мог много сделать, но теперь, когда пришла весна,
я собираюсь серьезно взяться за работу.
     - За каким дьяволом ты его ищешь? - спросил я. - Раз он  имеет  такое
влияние на жителей Грейнитхед, то пусть уж лучше он лежит в воде.
     - Скорее в иле,  -  запротестовал  Эдвард.  -  До  этого  времени  он
наверняка сел достаточно глубоко. Для вас будет очень удачно, если мы хотя
бы увидим края его мачт.
     - Мы? Кто это "мы"?
     - Мне помогают несколько ребят из музея и из  клуба  аквалангистов  в
Грейнитхед. А Джилли является моим неофициальным наблюдателем  и  она  еще
ведет корабельный журнал.
     - Ты на самом деле веришь, что вы найдете этот корабль?
     - Так я думаю. С этой стороны пролива не так уж глубоко, так  как  на
дно садится ил. Мы уже нашли там десятки корпусов, но почти все - это яхты
и небольшие лодки,  относительно  новые.  Мы  нашли  остатки  великолепной
моторной лодки Доджа выпуска 1920 года, которая  затонула  максимум  шесть
месяцев назад. Летом же мы хотим просветить дно  моря  подводным  сонаром,
чтобы как можно более точно определить положение "Дэвида Дарка".
     - Но он же  наверняка  уже  давно  весь  сгнил.  От  него  ничего  не
осталось.
     - Думаю, что осталось, - воспротивился  Эдвард.  -  Ил  в  том  месте
настолько редок, что в него можно легко погрузить руку по локоть. Когда-то
я чуть не провалился в него по пояс. Если "Дэвид Дарк" затонул где-то там,
то он погрузился в ил по ватерлинию,  а  потом  постепенно  опускался  все
глубже.  Все  деревянные  части  сохранились  под  илом   в   великолепном
состоянии. К  тому  же  мимо  залива  Грейнитхед  протекает  исключительно
холодное течение, впадающее в залив Салем, которое должно законсервировать
открытые части корабля. Грибы бактерии не любят холодной воды, так же, как
и морские ракушки, и древоточцы.
     - Крайне благодарен за лекцию по морской биологии, - сказал я.  -  Но
на что ты надеешься, если в конце концов все же найдешь "Дэвида Дарка"?
     Эдвард посмотрел на меня с крайним удивлением и развел руками.
     - Конечно же, мы поднимем его на поверхность, - заявил он, как  будто
это было для всех очевидным с самого начала. - А потом  уже  мы  проверим,
что находится в его трюме.



                                    12

     Эдвард Уордвелл подвез меня на своем  обшарпанном  голубом  джине  до
рыбного ресторана "Вест Шор", а я поставил ему обед: суп  из  моллюсков  и
антрекот. Впервые за последние два дня я почувствовал, что на  самом  деле
голоден. Я сожрал двойную порцию ирландских булочек к супу и  внушительную
тарелку салата ко второму блюду.
     Ресторан был украшен рыбацкими сетями в  стиле,  распространенном  на
всем побережье Новой Англии, но в нем царил уютный полумрак, все выглядело
нормально, а моллюски шли в горло великолепно.
     После переживаний последней ночи единственное, чего бы я  хотел,  так
это спокойного угла и вкусной еды.
     Эдвард рассказал мне, что он начал заниматься аквалангом в Сан-Диего,
когда ему было всего пятнадцать лет.
     - Я не очень хорош в этом деле,  -  заявил  он,  -  но  это,  видимо,
увеличило мой аппетит на подводную археологию.
     Опровергая популярное мнение, гласящее, что Тихий Океан  и  Карибское
Море прямо-таки кишат  обломками  испанских  кораблей  с  золотом,  Эдвард
заявил, что лучше всего сохранившиеся корабли всегда находятся в  северных
водах.
     - Например, в Средиземном море деревянный  корабль  выдержит  в  воде
пять лет. В водах Тихого Океана максимум год, если еще и повезет.  Изделия
из железа выдерживают в теплых морях только от тридцати до сорока лет.
     Концом пальца он рисовал кружки на поверхности стола.
     - Изучая морскую  археологию,  начинаешь  понимать,  что  нет  ничего
такого, как "Океан". В разных местах под водой царят разные  условия,  так
же  как  и  на  суше.  Возьмем,  например,  "Вазу",  который   затонул   в
Стокгольмском заливе в 1628 году и был извлечен почти целым в  1961  году.
Корпус сохранился удивительно хорошо просто потому, что в  холодных  морях
нет моллюсков, которые  точат  дерево.  А  в  Соленте,  у  входа  в  залив
Саутгемптон и залив Портсмут в Англии, корпус "Ройял Джордж"  пролежал  на
дне пятьдесят три года и совсем неплохо держался. "Эдгар" спустя 133  года
после затопления все еще обходился другими кораблями. Классический  пример
это, конечно, "Мэри Роуз", утонувшая в 1545 году, почти на 150 лет раньше,
чем "Дэвид Дарк", однако сохранившаяся, скорее  сохранилась  та  часть  ее
корпуса, которая была погребена в иле.
     - Но подъем "Вазы" и "Мэри  Роуз"  стоили  сотни  тысяч  долларов,  -
напомнил я ему. - Каким же чудом ты хочешь поднять "Дэвида Дарка", если  у
тебя даже нет тысячи долларов, чтобы заплатить за картину?
     - Сначала я должен локализовать корабль, доказать, что он находится в
этом месте. Лишь только затем я могу обратиться к Музею Пибоди,  Институту
Эссекса и Городскому Совету по делу сбора средств.
     - Ты очень уверен в себе.
     - Должен. Есть две, крайне существенные причины, чтобы  поднять  этот
корпус. Во-первых, сама его историческая ценность.  Во-вторых,  неимоверно
безумное влияние, которое он оказывает на жителей Грейнитхед.
     - Ну, со вторым я согласен, - признался я. Я кивнул  кельнеру,  чтобы
тот принес очередную порцию виски.
     - У меня великолепная идея, - заявил Эдвард.  -  Почему  бы  тебе  не
поехать со мной, чтобы понырять  во  время  уик-энда?  Если  погода  будет
сносной, то мы планируем поездку в субботу утром и, может, в воскресенье.
     - Шутишь. Я никогда в жизни не надевал акваланг. Помни, что  я  родом
из Сент-Луиса.
     - Научу тебя. Это также  легко,  как  плевать.  Под  водой,  конечно,
темновато, но ведь это же не Бермуды. Но тебе понравится,  как  только  ты
немного привыкнешь.
     - Честно говоря, не знаю, - еще противился я.
     - Хотя бы попробуй, - настаивал Эдвард. -  Послушай,  хочешь  узнать,
что случилось с миссис Саймонс? Хочешь узнать,  какого  дьявола  эти  духи
шастают по Грейнитхед?
     - Конечно.
     - Тогда я позвоню тебе в субботу утром, если погода улучшится. Только
тебе нужно взять с собой теплый свитер, штормовку и  плавки.  Я  же  улажу
дело с комбинезоном и всем оборудованием для ныряния.
     Я выдул остатки виски.
     - Надеюсь, что со мной не случится ничего страшного.
     - Я уже сказал, что будешь в восторге.  Но...  только  помни,  нельзя
есть слишком много на завтрак. Если захочется порыгать под водой,  то  это
может быть опасно, даже смертельно.
     - Спасибо за предупреждение, - я криво улыбнулся. - Входит ли в норму
овсяная каша?
     - Она может быть, - совершенно  серьезно  ответил  Эдвард.  Потом  он
посмотрел на свои водонепроницаемые часы для работы под водой и заявил:  -
Я должен уже идти. Моя сестра приезжает сегодня из Нью-Йорка, и я не хочу,
чтобы она ждала под дверью.
     Эдвард отвез меня домой. Приехав, он затормозил так резко,  что  джип
затрясся в пляске святого Витта.
     - Сказать что-то интересное? - бросил  он.  -  Когда-то  я  проверял,
откуда происходит название "Аллеи Квакеров", которое всегда  казалось  мне
бессмысленным, поскольку тут никогда не было никаких квакеров. Как знаешь,
главные сосредоточения их культа были  в  Пенсильвании,  в  то  время  как
здесь, в Грейнитхед, я не нашел никаких исторических упоминаний о квакерах
до середины девятнадцатого века.
     - Ну и что, ты узнал все-таки, откуда происходит это название?
     - В конце концов, да, собственно, чисто случайно.  Из  старой  книги,
которую прислала в музей старая миссис Сеймур, она все  время  нам  что-то
высылает, чаще всего разное тряпье, вытянутое с чердака. Но в  этой  книге
на странице с названием кто-то написал: "Аллея Кракер, Грейнитхед".
     - Кракер? Но ведь это по-французски?
     - Вот именно. И это значит: "лопаться, ломаться".
     - Но почему же выдумали такое название?
     - Меня не спрашивай. Я только специалист по морской  истории.  Может,
поверхность земли постоянно лопалась. Тогда носили гробы на  кладбище  Над
Водой, помнишь, так может, назвали этот путь  Аллеей  Кракер,  потому  что
гробы очень часто падали на землю и лопались, разбиваясь. Кто знает?
     - Именно за это я люблю так  историков,  -  неожиданно  заявил  я.  -
Именно за то, что они никогда не могут выяснить ни одного дела до конца.
     Я вылез из джипа и захлопнул дверцу. Эдвард опустил стекло  со  своей
стороны.
     - Благодарю за обед, - закричал он. - Ну и... удачи тебе с фараонами.
     Джип уехал, трясясь на выбоинах разбрызгивая колесами воду. Я вошел в
дом, налил себе еще виски и решил немного заняться уборкой. Миссис Херрон,
живущая в доме Бретбордов, присылала мне дважды в неделю, по  вторникам  и
пятницам,  свою   служанку   Этель   "для   услуг":   застелить   кровати,
пропылесосить ковры, вымыть окна и так далее. Но я и сам  любил,  чтобы  в
доме  было  чисто,  и  всегда  любил  свежие  цветы.  Они  напоминали  мне
счастливые дни с Джейн - лучшие дни во всей моей чертовой жизни.
     В этот вечер я сел у камина и прочитал все, что только  мог  найти  о
затонувших кораблях, погруженных в воду и об историческом прошлом Салема и
Грейнитхед. Прежде чем часы фирмы Томпион пробили полночь, прежде чем стих
ветер и дождь прекратил лупить, я уже  знал  о  подъеме  затонувших  судов
достаточно много, хотя, конечно,  мне  было  еще  далеко  до  эксперта.  Я
разгреб кочергой догоравшие поленья в камине, потянулся и подумал,  что  я
наверно  заслужил  последнюю  порцию  виски.  Странное   дело,   когда   я
пьянствовал сам, то никогда не мог напиться. Но и так похмельем я  все  же
страдал. Это была явно незаслуженная кара.
     Я запер двери на ключ и забрал с собой последнюю  порцию  "Шивас".  Я
напустил полную ванну горячей воды и медленно разделся. Я не спал две ночи
подряд и чувствовал себя выжатым как лимон.
     Я  растянулся  в  ванне,  закрыл  глаза  и   старался   расслабиться.
Напряжение медленно уступало. Я слышал лишь капанье воды из душа,  который
никогда  не  позволял  плотно  закрутить  кран,  и   тихое   потрескивание
лопающихся пузырьков пены.
     Теперь, когда буря миновала и утихло легкое завывание ветра, я боялся
много меньше. Может, духи прилетают с ветром, как Мэри  Поппинс,  а  когда
ветер изменяется или прекращается, то они оставляют нас в покое? И молился
Богу о безветренной погоде. Но я добавил также и условие,  что  в  субботу
утром должен разыграться шторм, хотя  бы  на  пару  часов,  чтобы  мне  не
пришлось нырять с Эдвардом.
     Я лежал в ванне, когда услышал тихий шепот. Я тут же открыл  глаза  и
начал прислушиваться. Ошибки быть не могло. Это был тот же шепот,  который
я  слышал  внизу,  в  библиотеке,  приглушенный,  почти  непонятный  поток
святотатственных ругательств. Меня опять начало трясти,  а  вода  в  ванне
показалась грязной и холодной.
     Я уже не мог  сомневаться.  Мой  дом  был  бесноватым.  Я  чувствовал
ледяное дуновение чьего-то присутствия, так, как  будто  все  двери  внизу
бесшумно открылись, и холодный ветер гулял по коридорам. Я  сел  в  ванне.
Плеск воды зазвучал удивительно и глухо, как будто недоработанный звуковой
эффект.
     Лишь затем я посмотрел на зеркало, подвешенное над ванной.  Оно  было
покрыто паром от тепла, но сейчас пар начал местами конденсироваться, и на
поверхности  зеркала  сформировалось  как  будто  лицо   с   вытаращенными
глазницами. Капли воды стекали с почерневших глазных ям, как будто  слезы,
капали из  уголков  рта,  как  кровь,  и  хотя  я  знал,  что  это  только
конденсирующаяся влага, мне казалось, что это лицо живет,  что  как  будто
чей-то дух, обитающий под  посеребренной  поверхностью  зеркала,  отчаянно
пытается освободиться, связаться с внешним миром.
     Я встал, расплескивая вокруг воду, потянулся за мочалкой, лежащей  на
краю ванны, и тремя резкими движениями стер пар,  так  что  зеркало  снова
было чистым; но я увидел в нем только свое перепуганное лицо. Я  вылез  из
ванны и завернулся в полотенце.
     Но это же не имеет смысла, говорил я  себе,  направляясь  в  спальню.
Если каждую ночь меня будут преследовать шепоты и призраки, то  мне  лучше
убраться отсюда. В "Архитектурал Дайджест" я читал об  итальянце,  который
жил в своем огромном палаццо вместе с шумным призраком и это ему вообще не
мешало, но я не был ни так храбр, ни так  спокоен,  чтобы  выносить  такие
вещи в своем доме. В этих шепотах звучала какая-то омерзительная похоть, а
все видения были полны ужасающего страдания. У меня было  чувство,  что  я
заглядываю прямо в чистилище, хмурое преддверие ада. Самое худшее, что там
была и Джейн, та Джейн, которую я любил и на которой  женился,  и  которую
все еще любил.
     Я  вытерся  насухо,  вычистил  зубы   и   проглотил   одну   таблетку
снотворного, полученного от доктора Розена. Я взял с собой в постель книгу
о строительстве Панамского Канала. Уже давно миновал час, и в доме  царила
тишина, только напольные часы в  холле  непрерывно  тикали  и  вызванивали
четверти часа.
     Я сам не знаю, когда я заснул. Я очнулся и увидел, что  ночная  лампа
неожиданно стала тускнеть, как будто в сети падало  напряжение.  Свет  был
все слабее и слабее, пока наконец спираль внутри  баллончика  не  замигала
апельсиновым, как умирающий светлячок, и не погасла.
     Потом стало холодно. Резко начала падать температура, совсем так, как
прошлой ночью в библиотеке. Пар вырывался из моего рта. Я плотно закутался
в одеяло, чтобы не замерзнуть.
     Я услышал смех, шепот. В доме были какие-то люди! Наверняка  были!  Я
услышал шорох ног по полу, как  будто  пять  или  шесть  человек  поспешно
поднимались наверх. Но шум неожиданно затих, дверь  осталась  запертой,  и
никто так и не появился.
     Я лежал точно в том же положении, опираясь о локоть  и  завернутый  в
одеяло. У меня начала болеть рука, но я боялся пошевелиться. Вчера  утром,
вспоминая, как я бравурно вломился в дом миссис  Саймонс,  я  пыжился  как
петух, считая, что я был крайне храбр, но теперь, посреди ночи, слыша этот
шепот и шум под дверьми спальни, я только помню, что ужасно боялся.
     - Джон-н-н! - прошептал чей-то  голос.  Я  огляделся,  изо  всех  сил
стискивая зубы. - Д-ж-о-н, - повторил голос. У меня уже не было сомнений в
том, чей это был голос.
     - Джейн? - сипло прохрипел я. - Ты ли это?
     Постепенно начала появляться ее фигура,  стоящая  в  ногах  ложа.  Не
такая ослепительно яркая, как до этого, но такая же  мигающая,  как  будто
сообщение, передаваемое по  гелиографу.  Худая,  с  запавшими  глазами,  с
волосами,  волнующимися  на  каком-то  невидимом,  неощущаемом  ветру,   с
вознесенными руками, так, как будто она показывала, что хоть она и мертва,
а не носит никаких стигматов. Но больше всего меня ужаснуло  то,  что  она
была настолько высока. В этих туманных белых одеждах она имела более  семи
футов роста, она достигала головой потолка и смотрела сверху на меня  всем
своим серьезным, удлиненным лицом, при виде которого меня охватил  ледяной
ужас.
     - Джон?! - снова прошептала она, не раскрывая рта, после чего  начала
как будто плыть над ложем в мою  сторону.  Ее  фигура  то  появлялась,  то
исчезала, как будто я смотрел на нее  сквозь  газовую  занавеску.  Но  чем
ближе она подплывала, тем больший я чувствовал холод и  тем  выразительнее
слышал электрическое потрескивание от ее развевающихся волос.
     - Джейн, - повторил я сдавленно. - Это же не ты. Ты же мертва, Джейн!
Тебя же нет, ты не живешь!
     - Джон... - вздохнула она, и это прозвучало так, как будто  пять  или
шесть голосов проговорило одновременно. - Джон... люби меня...
     На   минуту   вся   моя   храбрость   и   рассудительность   исчезли.
Гравитационная черная дыра паники втянула  меня  в  себя  с  непреодолимой
силой. Я спрятал голову под одеяло, поплотнее прикрыл глаза и  завизжал  в
подушки:
     - Это же неправда! Это только сон! Ради Бога  Бога,  скажи,  что  это
сон!
     Я ждал под одеялом с закрытыми глазами, пока мне не перестало хватать
воздуха. Потом открыл глаза, но ничего не увидел. Носом я касался постели.
Я  раньше  или  позже  я  должен  буду  высунуть  нос  из-под   одеяла   и
противостоять тому, от чего Джейн ушла, чтобы шепот  стих,  чтобы  в  доме
снова было тепло и безопасно. Потом я все-таки снял одеяло с лица и поднял
взгляд. То, что я увидел, заставило меня завизжать еще раз. Надо мной,  на
расстоянии едва в четыре или  пять  дюймов,  склонялось  лицо  Джейн.  Она
смотрела мне прямо в глаза. Казалось,  что  она  подвергалась  непрерывным
изменениям:  она  выглядело  то  молодо  и  соблазнительно,  то  старо   и
отвратительно. Глаза ее  были  пусты  и  непроницаемы,  совершенно  лишены
жизни. Все это время на ее лице царило  выражение  невозмутимого  покоя  и
мягкости, все так, как и тогда, когда она лежала в гробу,  прежде  чем  ее
похоронили.
     - Джон, - отозвалась она где-то в моей голове.
     Я не мог говорить. Я был слишком  испуган.  Джейн  не  только  вблизи
всматривалась в меня, но и лежала, вернее, парила вертикально  надо  мной,
не касаясь меня, на расстоянии в пять или шесть дюймов над ложем.  От  нее
несло холодом, как будто паром от сухого льда, я чувствовал, как  изморось
оседает у меня на волосах и ресницах. Джейн все парила надо мной,  ледяная
и неземная, запертая в каком-то измерении, в котором вес и  гравитации  не
имеют совершенно никакого значения.
     - Возьми меня... - прошептала она. Ее голос звучал с эхом, как  будто
раздавался в длинном пустом коридоре. - Джон... войди в меня...
     Одеяло соскользнуло с ложа, как  будто  неожиданно  ожило.  Теперь  я
лежал голый, а мигающий призрак Джейн вздымался  надо  мной,  шептал  мне,
морозил ледяным дыханием и молил о любви.
     Она не двигалась, но у меня все равно было впечатление, что  какая-то
ледяная ладонь продвигается по моему лбу, касается щек и губ. Холод пополз
вниз по голому телу, пощипал за соски на груди, коснулся  мышц  на  груди,
начал обнимать бедра. Потом коснулся моей мошонки, пока не зашевелился мой
член, несмотря на весь свой страх, несмотря на все неудобство положения, я
почувствовал, как мой член твердеет, увеличивается и поднимается.
     -  Войди  в   меня   таким   большим...   Джон...   -   полупростонал
-полупрошептал голос, в котором была целая куча  голосов.  Холод  обхватил
мой пенис и начал массировать его вверх и вниз, а во мне  начал  нарастать
безумный оргазм, которого я уже не чувствовал больше месяца. - Какой он  у
тебя хороший... Джон...
     - Это же сон, - провыл я ей. - Это невозможно. Ты же ненастоящая.  Ты
не живешь, Джейн. Я же видел тебя мертвой. Ты же не живешь.
     Холодный массаж пениса  продолжался,  пока  я  не  почувствовал,  что
вот-вот начну спускать... Это напоминало  секс,  но  все  было  совершенно
другим. Я чувствовал скользкость и  мягкость,  возбуждающее  прикосновение
волос на лоне - но только все это  было  ледяным.  Мой  пенис  побелел  от
холода, а тело покрылось гусиной кожей.
     - Джейн, - сказал я. - Но это неправда. - И когда задергался пенис, я
знал, что это неправда, я знал, что это невозможно, я знал, что я  не  мог
заниматься любовью со своей мертвой женой. Но когда  на  мой  голый  живот
брызнула сперма, я услышал мерзкий скрипящий звук, и лицо Джейн, несясь ко
мне с неправдоподобной скоростью, взорвалось в фонтане  крови  и  обломков
стекла. И на одно страшное мгновение ее лицо касалось меня -  с  содранной
живьем кожей - обнаженные  кости  скул,  выбитые,  раскачивающиеся  глаза,
окровавленные зубы, скалящиеся из-за бесформенных размозженных губ.
     Я скатился с ложа и перекатился по полу так быстро,  что  ударился  о
столик и сбросил на пол звуча