Дерби,  когда  я
остановился рядом на своем Торнадо и помазал рукой,  приветствуя  его.  Он
остановился на тротуаре: худощавый, безукоризненно одетый мужчина с козьей
бородкой, в огромных очках в калифорнийском  стиле,  согласно  которому  в
нижнем углу левой линзы были вырезаны инициалы хозяина. Я часто думал, что
доктор Розен намного лучше бы смотрелся в Голливуде, чем в Салеме. Он  был
по натуре эксгибиционистом  и  обожал  общаться  на  медицинском  жаргоне,
изобилующим определениями типа "тск близнец" или "акцептационный невроз".
     Однако  он  был  великолепным  специалистом,  образованным,  честным,
беспокоящимся о пациентах в  наилучших  традициях  деревенских  врачей  из
Новой Англии, а его склонность к фанфаронству  была  всего  лишь  невинной
слабостью.
     - Добрый день, Джон, - весело сказал он. - Идем, выпьем кофе.
     - Я пришел только навестить Энн, - Объяснил я. - Мы пошли  вместе  по
усеянной пятнами солнечного света тропинке к застекленным дверям  клиники.
В кондиционированной приемной было прохладно  и  спокойно,  звучала  тихая
музыка, вокруг стояли драгоценные комнатные растения.  Небольшой  водопад,
тихо позванивая, падал в бассейн неправильной формы, наполненный  золотыми
рыбками. На другом конце помещения сидела за столом красивая золотоволосая
санитарка в белом халате, белом чепчике и безукоризненно белых  больничных
туфлях. Она явно не отличала кисты и от цистерны,  но  это  совершенно  не
имело значения. Она просто была необходимым элементом "мягкой  атмосферы",
создаваемой доктором Розеном.
     - Кто-нибудь звонил, Марго? -  спросил  доктор  Розен,  проходя  мимо
стола.
     - Только мистер Уиллис, - ответила Марго и  затрепетала  мне  смоляно
-черными ресницами. - Ох, еще и доктор Кауфман из Вет Израел.
     - Соедини меня с доктором Кауфманом через 10 минут, хорошо? - поручил
доктор Розен. - Оставь Уиллиса на более позднее  время,  пока  он  сам  не
позвонит. Шла ли речь о его фиброзе?
     - Наверно да.
     - Идем, Джон, - он пригласил меня жестом руки. - Спасибо, Марго.
     - Пожалуйста, - замурлыкала Марго.
     - Новенькая, верно? - заметил я, входя за Розеном  в  его  просторный
кремовый кабинет. Я огляделся. На стене  все  еще  висела  та  же  большая
масляная Эндрю Стевовича, женщина с лунными глазами и два лунных  мужчины.
Я знал каждую подробность, каждый оттенок и цвет этой  картины,  поскольку
долгие часы просиживал напротив нее, рассказывая доктору  Розену  о  своей
депрессии и одиночестве.
     Доктор Розен сел за широкий тиковый стол и  мельком  пробежал  почту.
Кроме утренней корреспонденции угол стола  был  пуст,  на  нем  была  лишь
небольшая абстрактная статуэтка, напоминающая то ли свернутый треугольник,
то ли пародию на  "Йони".  Доктор  Розен  сказал  мне  когда-то,  что  эта
статуэтка символизирует сущность силы  врачевания  в  каждом  человеческом
организме. У меня это скорее связывалось с тяжелым случаем несварения,  но
я сохранил это мнение при себе.
     - Энн, - отозвался доктор Розен,  как  будто  продолжал  уже  начатый
разговор. - Энн испытала иск и серьезную контузию; у  нее  сломана  кисть,
фиксированы мышцы и растянуты мышцы бедер. Ну, с тех пор шок  наверно  уже
миновал, но физическое облегчение наступит лишь через пару дней.
     Он замолчал и со сморщенными бровями посмотрел на  письмо  от  Питера
Бента Бригхема, а потом  поднял  на  меня  взгляд,  выражающий  сдержанное
любопытство.
     - Наверно, предпочитаешь не говорить, как это  случилось?  -  спросил
он.
     - Разве Энн ничего не говорила?
     - Сказала, что занималась бегом и упала, но мне очень трудно поверить
в такое. Особенно если  учесть,  что  она  должна  была  падать  с  широко
расставленными ногами, как балерина, выполняющая поперечный шпагат. К тому
же еще синяки и царапины на коже явно указывают, что она была вдобавок  ко
всему и голой.
     Я пожал плечами и старался принять дипломатичное выражение лица.
     Доктор Розен наблюдал за мной  с  минуту,  дергая  себя  за  козлиную
бородку пальцами. Наконец он сказал:
     - Джон, я вообще не утверждаю, что травмы Энн имеют  связь  с  тобой.
Но, помни, что я врач и как врач я должен задавать вопросы.  Это  надлежит
моей профессии. Врач не только лечит признаки, но также старается  познать
причины на случай, если признаки появятся вновь. Он не  занимается  только
механическим исправлением поломанных костей.
     - Знаю это, доктор, - я кивнул головой. - Но прошу  мне  верить,  что
между  нами   не   было   ничего...   как   бы   вы   выразились?   Ничего
несоответственного.
     Доктор Розен склеил Губы, явно не удовлетворенный моим ответом.
     - Только послушайте меня, - продолжал я. - Я не избивал ее.  Я  почти
ее не знаю.
     - Она была с тобой в ту ночь, когда это  случилось,  и  она  какое-то
время была голой.
     - Так же бывает, доктор. Люди иногда раздеваются догола по ночам.  Но
прошу мне верить, что ее обнаженность не имела ничего общего со мной. И ее
повреждения тоже. Я только привез ее сюда, чтобы вы ей занялись.
     Доктор Розен встал и сделал пару кругов вокруг стола, глубоко засадив
руки в карман брюк.
     - Ну что ж, - сказал он. - Я не смогу доказать, что ты врешь.
     - А вы так хотите это доказать?
     - Я только хочу знать, что случилось. Джон, эта девушка  ушиблась  не
во время занятий гимнастикой. Ты это знаешь, и я тоже знаю. Я не собираюсь
совать нос в твои дела. Я  не  являюсь  каким-то  единоличным  гражданским
комитетом. Но я как врач должен знать, как дошло до того, что Энн была так
грубо избита и оскорблена. Ее повреждения имеют  аналог  лишь  в  одном...
честно говоря, в садомазохизме.
     Я вытаращил на него глаза.
     - Вы шутите? Садомазохизм? Вы на самом деле думаете, что Энн Патнем и
я...
     Доктор Розен побагровел и поднял руки.
     - Джон, прошу тебя, не надо объясняться.
     - Видимо, я должен, раз дело дошло до того, что вы  считаете,  что  я
привязал Энн Патнем к поручням кровати и выхлестал ее бичом.
     - Крайне извиняюсь. Я вообще не имел в виду, что...  -  доктор  Розен
замолчал, не закончив фразы. - Извиняюсь. Я просто все еще не могу понять,
как были нанесены эти травмы. Не сердись. Это было крайне бестактно с моей
стороны.
     - Было бы конечно еще более бестактно, если  бы  я  ее  действительно
избил, - заметил я.
     - Еще раз извиняюсь. Ты хочешь сейчас к ней зайти? Наверно, процедуры
уже кончились.
     Доктор Розен вывел меня из кабинета  и  пошел  впереди  по  коридору.
Резиновые подошвы его ботинок поскрипывали на навешенном паркете пола.  Он
все еще был озабочен. Я видел это по цвету его ушей. Но как я мог  убедить
его в том, что Энн и я, что мы не резвились в комнате  для  пыток?  Доктор
Розен никогда же не поверит, что дух Джейн подвесил Энн  в  воздухе  вверх
ногами и издевался над ней с помощью психокинеза.
     Энн сидела на белом  бамбуковом  кресле  в  углу  комнаты  и  усердно
просматривала  "Пирамиду  за  20000  долларов".  Она  выглядела  бледно  и
нездорово, ее рука висела на перевязи,  глаза  были  подбиты.  Она  плотно
завернулась в халат, как будто ей было холодно.
     - Энн, пришли гости, - заявил доктор Розен.
     - Привет, - сказал я. - Как себя чувствуешь?
     - Спасибо, лучше, - ответила она и выключила телевизор. - Ночью  были
кошмары, но мне на ночь кое-что дали.
     Доктор Розен оставил нас двоих. Я присел на край постели.
     - Я на самом деле из-за тебя чувствую себя виноватым, - сказал я. - Я
не должен был приглашать тебя к себе домой.
     - Это была моя ошибка, - ответила Энн. - Мне не нужно вмешиваться.  Я
должна была знать, что Миктантекутли слишком силен для меня.
     - Самое важное, что сейчас ты в безопасности.
     Энн подняла на меня взгляд. Ее левый глаз сильно кровоточил.
     - Но какой ценой? Это самое худшее.
     - Никакой цены нет. Я уже раньше раздумывал над такой возможностью.
     - Ты на самом деле раздумывал об освобождении Миктантекутли?
     - Конечно. Он обещал, что вернет мне жену и сына. Что бы  ты  сделала
на моем месте?
     Энн отвернулась. За окном, в свете солнца, с лужайки взлетела птица и
устремилась в небо.
     - Наверняка бы сделала то же самое, - наконец призналась  Энн.  -  Но
теперь у меня все же есть чувство, что  ты  принял  такое  решение  только
из-за меня. Кажется, что мою жизнь продали за жизнь всех этих людей.
     - Каких людей?
     - Тех, которые умрут, когда Миктантекутли выйдет на свободу.
     - Но  почему  же  люди  должны  умирать  из-за  освобождения  демона,
которому больше трехсот лет?
     - Миктантекутли намного более стар, - поправила меня Энн.  -  Он  был
уже очень стар, когда Дэвид Дарк привез его в Салем. В культуре Ацтеков он
известен с незапамятных времен. И он всегда требовал  жертв.  Он  требовал
людских  сердец,  чтобы  насытить  свой  желудок,  людских  жизней,  чтобы
насытить свой дух, людской любви, чтобы обогреться. Он паразит, не имеющий
никакой  цели,  кроме   продления   собственного   существования.   Ацтеки
использовали  его  для  запугивания  тех  своих   соплеменников,   которые
отказывались платить  дань  Миктантекутли,  богу  Солнца.  Дэвид  же  Дарк
пытался с его помощью заставить заставить жителей Салема, чтобы  они  чаще
ходили в церковь, и в этом заключалась единственная функция этого  демона.
Я гарантирую тебе, Джон, что как только Миктантекутли очутится на свободе,
то он тут же будет искать следующие жертвы.
     - Энн, - мягко запротестовал я. - Сейчас же иные времена. Люди уже не
верят в демона. Да и как может Миктантекутли влиять на  людей,  которые  в
него не верят?
     - Это не имеет значения. Ты же сам не верил, что Джейн может восстать
из гроба, пока ты сам не увидел ее, но ведь это не ослабило  ее  мощи,  не
так ли?
     Я немного помолчал. Потом я посмотрел на Энн и пожал плечами.
     - Во всяком случае, уже  поздно.  Я  дал  обещание  Миктантекутли.  Я
должен сдержать свое слово. Посмотрим, что из этого произойдет. Я все  еще
не верю, что нам грозит такая большая опасность.
     - Она будет еще  больше,  чем  ты  можешь  себе  вообразить.  Как  ты
думаешь, почему я просила тебя, чтобы ты позволил мне умереть? Моя жизнь -
это мелочь в сравнении с тем, что может сделать Миктантекутли.
     - Но ведь я же обещал, - напомнил я ей.
     - Да, ты обещал. Но что стоит обещание, данное  демону?  Если  бы  ты
подписал договор с Гитлером или Сталиным и затем нарушил договор,  то  кто
бы мог упрекнуть тебя? Мог бы кто-нибудь сказать, что ты нелоялен и что ты
не заслуживаешь доверия?
     - И Гитлер и Сталин наверняка бы так поступили. И то же самое  скажет
Миктантекутли если я нарушу слово и не выпущу его на свободу.
     - Джон, я хочу, чтобы ты нарушил слово.  Я  хочу,  чтобы  ты  открыто
сказал Миктантекутли, что ты его не освободишь.
     - Энн, я не могу. Он убьет тебя.
     - Моя жизнь не имеет значения. Кроме  того,  ты  не  должен  об  этом
беспокоиться, если сомневаешься в мощи Миктантекутли.
     - Я не сомневаюсь в мощи  Миктантекутли.  Я  просто  считаю,  что  он
недостаточно силен, чтобы благоденствовать в обществе, которое не верит  в
демонов.
     Энн вытянула руку и прикоснулась к моей руке.
     - Дело также и в Джейн, ведь так? И в твоем не родившимся сыне?
     Я долго смотрел на нее, потом опустил голову.
     - Да, - признался я. - Дело в Джейн.
     Мы долго сидели и молчали. Наконец я встал с  постели,  наклонился  и
поцеловал Энн в лоб. Она мимоходом пожала  мне  руку,  но  не  сказала  ни
слова. Она не сказала даже "до свидания". Я прикрыл  за  собой  дверь  так
тихо, как будто запирал двери в мавзолее.
     По пути назад я завернул в приемную и налетел на Дугласа Эвелита.  Он
сидел в кресле на колесиках, подталкиваемый Квамусом, а за ними  шла  Энид
Линч. Все трое были одеты празднично: старый Эвелит надел черный смокинг и
театральную пелерину, а между коленями держал трость с серебряной  ручкой.
На Квамусе был серый плащ английского  покроя,  на  Энид  же  обтягивающее
платье из серой шерсти, через которое четко очерчивались  ее  затвердевшие
от холода соски грудей.
     - Хорошо, что я вас встретил, мистер Трентон, - заявил Дуглас Эвелит,
протягивая ко мне руку. - Скорее  плохо,  что  я  вас  встретил,  учитывая
обстоятельства. Энн рассказала мне по телефону, что случилось.
     - Она звонила вам?
     - Конечно. Все  мои  ведьмы  относятся  ко  мне  как  к  отцу.  -  Он
улыбнулся, хотя в улыбке было мало веселья. У  него  было  подозрительное,
оценивающие и критичное выражение лица. Что на самом деле случилось в доме
на Алле Квакеров и почему Энн в таком плохом виде? Я чувствовал, что  этих
людей объединяет сильная  психическая  связь,  а  я  ненароком  вторгся  в
окружающий  их  магический  круг  и  вызвал  сигналы  тревоги  внутри   их
объединенных умов. У меня было кислое предчувствие, что если бы  я  как-то
обидел Энн или нарушил наш договор о немедленной доставке Миктантекутли  в
дом Дугласа Эвелита, когда мы достанем корпус, то они знали бы об этом тут
же, немедленно, даже без расспросов.
     - Энн... чувствует себя значительно лучше, - заявил я. - Доктор Розен
говорит, что она может вернуться домой еще сегодня или  завтра  утром.  Он
только хочет увериться, что она пришла в себя после потрясения.
     - Энн сказала мне, что это был  дух  вашей  умершей  жены,  -  заявил
Дуглас Эвелит. Дух вашей умершей жены.
     - Да, - признался я. Я взглянул на  Квамуса.  Его  лицо  не  выражало
никаких чувств. Неподвижное, каменное лице не моргая наблюдали за мной, ни
на секунду не спуская холодного проницательного взгляда.
     - Да, - повторил я. - Произошел определенный конфликт. Энн хотела  на
какое-то время освободить меня от этих  призраков,  но  моя  жена  наверно
воспротивилась.
     - Скорее, Миктантекутли воспротивился. Ведь именно этот демон, как вы
уже знаете, вызывает появление духа вашей жены.
     - Вот именно, Миктантекутли, - поддакнул я. Я чувствовал себя  крайне
виновным. Все трое смотрели на меня так, как будто  я  продал  собственную
мать торговцу рабами. Они явно что-то чувствовали, хотя и не были уверены,
что это такое.
     - Наверное будет лучше для вас,  если  вы  уйдете  из  дома  на  пару
недель, - заметила Энид. - У вас есть куда пойти?
     - Я мог бы поселиться у моего тестя в Дедхэме. А раз уж зашла речь  о
нем, то мне кажется, что он будет в состоянии  собрать  достаточные  фонды
для подъема "Дэвида Дарка".
     - Ну, это действительно крайне приятное  известие,  -  заявил  старый
Эвелит. - Но только зачем  вам  ехать  в  Дедхэм?  Если  захотите,  можете
положить у меня, в Тьюкс-Бери. У меня есть свободная комната, которую я  с
радостью предоставлю в ваше распоряжение так долго, как это будет нужно. К
тому же так даже будет удобнее, когда вы и ваши коллеги займетесь подъемом
корпуса, не так ли? Вы  могли  бы  информировать  меня  ежедневно  о  ходе
работы, а взамен пользоваться  моей  библиотекой,  если  вам  будут  нужны
дополнительные сведения.
     Я  посмотрел  на  Энид,  Квамуса  и  старого  Эвелита.  Пребывание  в
резиденции Биллингтонов наверняка будет трудным и  скучным,  но  с  другой
стороны представит мне возможность пользоваться всеми книгами  и  бумагами
старого Эвелита. Может, я даже открою, как Эвелит собирается  расправиться
с Миктантекутли, когда мы вытянем демона из моря. Если  я  узнаю,  что  он
хочет сделать, чтобы стреножить его, то, может, я  найду  также  способ  и
освободить демона.
     Дуглас же Эвелит пригласил меня наверно затем, чтобы я был у него  на
виду, так же как я хотел шпионить за ним. Но мне это не мешало.  Настоящая
конфронтация наступит  только  тогда,  когда  мы  найдем  Миктантекутли  и
достанем его из моря.
     - Я позвоню вам, сказал старый Эвелит. - Так что  соберитесь.  Квамус
вам поможет переехать. Хорошо, Квамус?
     Квамус ничем не показал, что  соглашается  и  что  он  вообще  слышал
вопрос. Энид подошла ближе к креслу на колесиках и сказала:
     - Вы не должны выходить из дома на такое долгое время, мистер Эвелит.
Пойдемте посетим Энн, а потом вернемся домой. Мистер Трентон, я очень рада
вашим успехам в деле финансов.
     И вся троица удалилась по коридору. Колесики кресла  Дугласа  Эвелита
вращались  с  тихим  скрежетом.  Я  обернулся  и  заметил,  что   ко   мне
приглядывается блондинистая санитарка Марго.
     - Ваши друзья?
     - Знакомые.
     - Немного удивительные, правда? Если мне можно так сказать.
     - Удивительные? Возможно. Но наверно знаете, что разные люди  считают
удивительным разное. Например, наверняка  они  и  о  вас  думают,  что  вы
удивительны.
     Марго затрепетала своими длинными искусственными ресницами.
     - Я удивительная? Почему это я должна быть удивительной?
     Я улыбнулся ей и свернул в кабинет доктора Розена, чтобы  попрощаться
с ним. Позже, когда я уже выходил из клиники, Марго все еще изучала себя в
карманном зеркальце, морща брови, надувая губы и стараясь  понять,  почему
кто-то может считать ее удивительной.
     На улице веял холодный ветер. Мне очень казалось, что что-то висит  в
воздухе. Что-то грозное, неизбежное и проникающее абсолютной дрожью.



                                    29

     Эдварду,  Форресту  и  Дану   Бассу   потребовалась   неделя,   чтобы
приготовить довольно подробную смету расходов на подъем "Дэвида  Дарка"  с
илистого дна к западу от Грейнитхед. В течение этой  недели  мы  ныряли  в
отмеченном месте одиннадцать раз.
     Нам повезло: на четвертый раз мы нашли четыре доски, уже  прогнившие,
торчащие рядом из ила. Позже оказалось, что это части обшивки кормы. Тогда
мы впервые убедились, что "Дэвида Дарк" действительно лежит в этом  месте,
погребенный  в  иле,  поэтому  мы  почтили  этот  вечер  дюжиной   бутылок
наилучшего калифорнийского вина.
     Во время последующих погружений мы  достали  кучу  досок  из  обшивки
корпуса, и вскоре стало ясно, что  "Дэвид  Дарк"  лежит,  склонившись  под
углом около тридцати градусов, а корпус с  одной  стороны  его  сохранился
целехоньким  до  самого  спардека.  Эдвард   позвонил   своему   другу   в
Санта-Барбаре, штат Калифорния, художнику-маринисту по имени Петер Нортон,
и Петер обещал помочь нам в подготовке предварительных эскизов и карт.
     Петер лично нырял три раза к корпусу и копался в иле, чтобы  пощупать
поломанные остатки кормы и  черные  остатки  кормы  и  черные,  прогнившие
клепки обшивки. Потом, молчаливый, поглощенный тем, что увидел, он  сел  в
салоне Эдварда с мольбертом и пачкой бумаги и нарисовал для вас по  памяти
понятный эскиз "Дэвида Дарка" - такого, каким он  был  сейчас  -  а  также
разрезов корпуса.
     Я погрузился в воду на двенадцатый раз. Был светлый, мягкий  день,  и
видимость была исключительно хорошей. Эдвард на этот раз спустился  вместе
со  мной,  белая  неясная  фигура  в  мире  без  ветра  и  гравитации.  Мы
приблизились к "Дэвиду Дарку" с севера-востока. Когда  я  впервые  увидел,
корпус, я не мог понять, каким чудом Эдвард  пропустил  его  за  все  годы
подводных поисков. Кроме черных шпангоутов, которые теперь были очищены от
нанесенного ила, корпус "Дэвида Дарка"  был  заметен  на  дне  океана  как
удлиненный овальный холмик, напоминающий подводный гроб.  В  течение  трех
столетий морские течения, минуя затопленный корабль по обе стороны  выбили
в дне углубления и  нанесли  кучу  грязи  на  верхнюю  палубу,  как  будто
пытались скрыть вещественные  доказательства  давнего,  но  не  прошенного
убийства. Я оплыл корпус вокруг, в то время как Эдвард дарил мне очищенные
заклепки обшивки и кормы, после чего  движением  руки  показал,  насколько
наклонился корабль, когда падал на дно. Я смотрел, как  Эдвард  проплывает
над корпусом туда и сюда, пребывая на высоте около трех или четырех  футов
над ним и понимая небольшие облака ила в виде кочана  цветной  капусты.  И
тут