Эвелит кивнул головой, но так и не ответил, кем на самом  деле
была для него Энид. Служанкой? Любовницей? Подругой? Собственно, это  было
не наше дело, но несмотря на все мы умирали от любопытства.
     - Пожалуйста, - сказала Энид. Она принесла  большую  карту  побережья
вокруг залива  Салем  и  разложила  ее  на  столе.  Мне  снова  подмигнули
темно-красные соски,  просвечивая  сквозь  туго  натянутую  черную  ткань:
удивительно возбуждающее, но  одновременно  и  беспокоящее  зрелище.  Энид
подхватила мой взгляд и посмотрела мне прямо в глаза без улыбки и без тени
симпатии. В бледных лучах солнца ее волосы блестели, как черная диадема.
     Дуглас Эвелит вытащил из ящика стола большой лист кальки, на  котором
уже были нанесены ориентировочные точки и координаты. Он наложил кальку на
карту, правда, только он знал,  как  их  нужно  наложить  друг  на  друга,
поэтому и карта, и  калька  были  бесполезны  для  кого-то  другого.  Одна
координата вела через вершину Джунипер Пойнт, выдвинутый  наиболее  к  югу
край острова Хинтер, другая пересекала Холм Квакеров, деля мой  дом  ровно
на две части. Около 420 метров от берега  большое  "Х"  обозначало  место,
где, вероятно, затонул "Дэвид Дарк" почти триста лет тому назад.
     Эдвард бросил на меня взволнованный взгляд. "Х" находился  не  далее,
чем в двухстах пятидесяти метрах к юго-западу от места, где  мы  проводили
поиски вчера утром. Но в этих мутных, илистых,  беспокойных  водах  двести
пятьдесят метров в равной мере могли означать и милю.
     Дуглас Эвелит наблюдал за нами со скрытым весельем. Потом  он  сложил
карту, отодвинул ее и кинул кальку назад в ящик стола.
     - Вы можете получить эту информацию при нескольких условиях, - заявил
он. - Во-первых, если вы никогда не упомяните моего имени в связи  с  этим
делом. Во-вторых, если будете меня информировать о ходе работ  и  покажете
мне все, что вытяните из воды, любую мелочь. В-третьих,  и  самое  важное,
если вы найдете этот медный ящик, в котором якобы заключен  демон,  то  не
откроете его, а  немедленно  запакуете  его  в  лед  и  доставите  сюда  в
грузовике-холодильнике.
     - Вы хотите, чтобы мы привезли ящик вам?
     - А вы считаете, что вы сами справитесь? - бросил  Дуглас  Эвелит.  -
Если это чудовище действительно проснулось и вернуло себе старую ужасающую
мощь, то сможете ли вы дать ему то, чего демон желает?
     - Не нравится мне все это, - буркнул Форрест.
     Но Эдвард поспешно сказал:
     - В принципе я не имею ничего против этого, при условии, что  уже  мы
будем иметь свободный доступ к этому созданию, когда его  перевезем  сюда.
Мы собираемся провести все  возможные  тесты,  обычные  и  паранормальные.
Анализ костной структуры, установление  возраста  изотопов  радиоактивного
углерода,  рентген,  просвечивание  ультрафиолетом.  Потом  мы,  возможно,
захотим   провести   тест   на   кинетическую   энергию   и    исследовать
восприимчивость на гипноз.
     Дуглас Эвелит подумал об этом, потом пожал плечами.
     - Как вам будет угодно, если только не превратите мой дом  в  опытный
полигон.
     - Я хочу с вами быть совершенно искренним, - выдавил  Эдвард.  -  Нам
все еще не хватает  денег.  Прежде  всего,  нам  нужно  локализовать  этот
корпус. Затем будет  нужно  полностью  очистить  его  от  ила,  собрать  и
каталогизировать все отломавшиеся  куски  и  установить,  какие  фрагменты
корпуса дадут себя вытащить на поверхность без всякого  ущерба  для  себя.
Наконец, нам нужно будет нанять три большие баржи,  несколько  понтонов  и
плавучий ножничный подъемный кран. Так что нужно считать, что  потребуется
не менее пяти-шести миллионов долларов, и все это только начало.
     - Это значит, что, наверняка,  пройдет  достаточно  времени,  чем  вы
сможете вытянуть корпус на дневной свет?
     - Вот именно. Уже, наверняка, мы не сможем вытянуть его на  следующей
неделе, даже если сможем точно локализовать.
     Дуглас Эвелит снял очки.
     - Что ж, очень жаль, - со вздохом  сказал  он.  -  Чем  дольше  будет
происходить вся ваша  подготовка,  тем  меньше  у  меня  шансов  дождаться
окончания работ.
     - Так разве вы на самом деле так желаете предстать  лицом  к  лицу  с
ацтекским демоном? - прямо спросил я его.
     Старый Эвелит презрительно фыркнул.
     - Владыка Митклампы совсем не является обычным демоном, -  поучил  от
меня.
     - Митклампы?
     - Вы не знали? Это мексиканское название страны мертвых.
     - Так может, вам известно,  и  как  зовут  этого  демона?  -  спросил
Эдвард.
     - Конечно. Владыка Митклампы упомянут еще  в  "Кодекс  Ватиканус  А",
который был написан гаитянскими монахами в шестнадцатом веке. В  нем  даже
находится иллюстрация, изображающая  его,  как  он  выныривает  из  ночной
темноты головой вперед, как будто паук,  спускающийся  по  паутине,  чтобы
схватить и опутать души живых. Он обладает властью  над  всеми  ацтекскими
демонами  подземного  мира,  включая  даже  Тескатлипоку,  или  "дымящееся
зеркало", и он один-единственный,  кроме  Тонакатекутли,  владыки  солнца,
имеет право носить корону. Мы всегда представляли его с  совой,  трупом  и
сосудом, полным людских сердец, которые  являются  его  главной  пищей.  А
зовут его Миктантекутли.
     Мороз пробежал у меня по спине.  Я  быстро  посмотрел  на  Эдварда  и
повторил:
     - Миктантекутли.
     - Да, - серьезно ответил Эдвард. - Мик зе Катлер. "Мик Ножовщик".



                                    22

     Я высадил моих товарищей рядом с домом  Эдварда  на  улице  Стори,  а
потом поехал прямо в городской госпиталь Салема. Это  был  комплекс  серых
приземистых бетонных блоков, рядом с  аллеей  Джефферсона,  неподалеку  от
Милл Понд, где  когда-то  жил  Дэвид  Дарк.  Небо  посветлело,  и  бледный
разреженный свет заходящего солнца отражался от луж на паркинге. Я  прошел
через подъезд к дверям госпиталя, засунув руки глубоко в карманы  пиджака.
Я только надеялся, что Констанс Бедфорд чувствует себя лучше. Я должен был
запретить обоим входить в мой дом. Одного остережения не  хватило.  Теперь
Констанс потеряла зрение и это была только моя вина.
     Я нашел Уолтера в зале ожидания на третьем этаже. Он  сидел,  опустив
голову, всматриваясь в отполированный  виниловый  пол.  За  ним  на  стене
висела фотография Басиля Эда, представляющая пеликана.  Уолтер  не  поднял
взгляда,  даже  когда  я  сел   рядом.   Зазвенел   мелодичный   гонг,   и
соблазнительный голос телефонистки проворковал: "Доктора Моррея  просят  к
белому телефону. Доктора Моррея просят к белому телефону".
     - Уолтер? - обратился я.
     Он поднял голову. Его глаза покраснели от усталости и  от  плача.  Он
выглядел намного более старо, и  мне  неожиданно  припомнилось  то  Дуглас
Эвелит рассказывал об экипаже "Арабеллы". Он открыл рот, но из пересохшего
горла не вырвалось никакого звука.
     - Есть ли какие-то известия? - спросил я его.  -  Чувствует  ли  себя
Констанс лучше? Ты видел ее?
     - Да, - ответил он. - Я видел ее.
     - Ну и что?
     - Теперь ей конечно же лучше.
     Я хотел сказать  ему  что-то  утешительное,  но  в  то  же  мгновение
осознал, что его голос звучит как-то неестественно,  плоско  и  беззвучно,
как будто бы он не говорил правду.
     - Уолтер, - повторил я.
     Неожиданно он схватил меня за руку и изо всех сил сжал ее.
     - Ты опоздал, - сказал он.  -  Она  умерла  каких-то  двадцать  минут
назад. Обширные повреждения  черепа  вследствие  интенсивного  холода.  Не
говоря уже о потрясении и физических повреждениях глаз и лица. Собственно,
почти и не было никаких надежд.
     - О Боже, Уолтер, мне так неприятно.
     Он глубоко зачерпнул воздуха и вздохнул с грустью.
     - У меня немного кружится в голове. Мне дали что-то  для  успокоения.
Но все это так измучило меня, что у меня ни на что нет сил.
     - Хочешь, чтобы я отвез тебя домой?
     - Домой? - он вопросительно посмотрел на  меня,  как  будто  перестал
понимать значение этого слова. "Дом" для него  был  лишь  зданием,  полным
вещей, которые уже никому не принадлежат. Висящие рядами  платья,  которых
уже некому одевать. Стоящие шеренгами туфли, хозяйка которых  уже  никогда
не появится. Да  и  что  делать  одинокому  мужчине  с  кучами  косметики,
рейтузов  и  бюстгальтеров?  Наиболее  же  болезненное  переживание  после
неожиданной смерти жены, как я  сам  убедился,  это  наведение  порядка  в
ванной. Даже похороны - это мелочь в сравнении с уборкой ванной.  Я  стоял
над корзиной для мусора, полной бутылочек от лака для ногтей, шампуня  для
волос, и выплакивал себе глаза.
     - Ты не  должен  себя  за  это  винить,  -  заговорил  Уолтер.  -  Ты
предупреждал меня достаточно выразительно. Мне просто  как-то  казалось...
казалось, что Джейн будет дружелюбно настроена. По крайней мере к матери.
     - Уолтер. Я ее видел позже. Она и меня пыталась убить. Это не  Джейн,
именно от этого я предостерегал. Это не та Джейн, какую мы оба знали.  Она
теперь в определенной  мере  подчинена,  понимаешь?  Пока  она  не  найдет
следующей  жертвы,  чтобы  накормить  ту  мощь,  во  власти  которой   она
очутилась, ее душа никогда не узнает покоя.
     - Мощь? Какая мощь? О чем это ты говоришь?
     -  Уолтер,  -  заявил  я.  -  Это  не  соответствующее  место  и   не
соответствующее время. Я отвезу тебя домой, хорошо? Поспишь, а  завтра  мы
обо всем поговорим.
     Уолтер взглянул через плечо в сторону помещения, где, видимо,  лежала
Констанс.
     - Она там? - спросил я, а он кивнул.
     - Я не должен ее оставлять, - сказал он. - Это же беспорядок.
     - Ты не оставляешь ее, Уолтер. Ее уже нет.
     Он довольно долго молчал. Каждая морщина на его лице  выглядела  так,
будто была наполнена пеплом. Он был так вымотан  и  ошеломлен  наркотиком,
что еле держался на ногах.
     - Знаешь что, Джон? - заговорил он. - У меня нет  теперь  никого.  Ни
сына, ни дочери, ни жены. Вся моя семья, все, кого я любил  и  с  которыми
хотел провести остаток жизни, все они ушли. Остался  только  я.  Мне  даже
некому остаток в наследство мои золотые часы.
     Он подтянул манжету, снял часы и поднял их вверх.
     - Что случится  с  этими  часами,  когда  я  умру?  Знаешь,  Констанс
сказала, чтобы я выгравировал на них мое имя. Она сказала:  "Однажды  твой
праправнук наденет эти часы, посмотрит на имя,  выгравированное  сзади  на
крышке, и будет знать, откуда он родом и  кто  он  есть".  И  знаешь  что?
Такого парня никогда не будет.
     - Успокойся, Уолтер, - сказал я ему. - Я только поговорю с  врачом  и
тут же поедем, я отвезу тебя домой.
     - Ты... возвращаешься туда сегодня? На Аллею Квакеров?
     - Останусь с тобой, если хочешь.
     Он сжал губы, потом медленно кивнул.
     - Хотел бы. Если это не доставит тебе хлопот.
     - Никаких, Уолтер. Честно говоря, только рад,  что  есть  предлог  не
возвращаться туда сегодня.
     Мы вышли из госпиталя и пошли через паркинг  к  моей  машине.  Уолтер
дрожал на вечернем ветру. Я помог ему сесть,  а  потом  мы  поехали  через
пригороды Салема и свернули на юг, в сторону Бостона и Дедхэма.  Во  время
поездки Уолтер почти не говорил, только смотрел через окно на  проезжающие
автомобили, на дома и деревья. Уже  наступала  ночь,  первая  за  тридцать
восемь лет, которую он проведет не с Констанс.  Когда  мы  приближались  к
Бостону, огни самолетов, идущих на  посадку  аэропорта  Логана,  выглядели
такими одинокими, как никогда раньше.
     Дом в Дедхэме принадлежал семье  Бедфордов  уже  четыре  поколения  и
переходил от отца к сыну. Хотя Уолтер и его отец оба  работали  в  Салеме,
они оставили себе эту старую резиденцию в Дедхэме, взирая на  традиции.  В
течение нескольких лет  отец  Уолтера  снимал  также  небольшую  квартирку
недалеко от центра Салема,  но  Констанс  уперлась  рогами,  чтобы  Уолтер
ежедневно ездил на работу за  двадцать  пять  миль,  особенно  когда  мать
Уолтера тайно информировала ее на похоронах своего мужа, что отец  Уолтера
водил в квартирку в Салеме "бабенок", и что под кроватью  была  обнаружена
огромная гора использованных презервативов.
     ЭТо был большой колониальный дом, стоящий на семи акрах земли.  Сорок
один акр,  вначале  принадлежащие  семейству  Бедфордов,  были  распроданы
строительным  подрядчикам.  Покрашенное   в   белое   здание   с   покатой
пятиступенчатой крышей стояло на конце крутой аллеи, обсаженной кленами, и
выглядело осенью так живописно, что  было  трудно  поверить,  что  в  этом
здании кто-то живет. Помню, какое оно произвело на меня впечатление, когда
Джейн впервые привезла меня сюда. Я подумал, что для семьи Бедфордов  было
бы значительно лучше, если бы в то утро я развернулся  и  уехал  назад,  в
Сент-Луис, не задерживаясь в пути ни на минуту; тогда я не  принес  бы  им
тех трагедий, какие  свалились  на  них  в  течение  последних  нескольких
недель, и тех ужасов, которые их еще ожидали.
     Я запарковал машину у передних дверей и помог Уолтеру выйти. Он подал
мне ключи, а я открыл дверь. В доме  было  уже  тепло:  Бедфорды  оставили
центральное отопление включенным еще прошлым вечером, поскольку, выходя из
дома, собирались вскоре вернуться. Первое, что  я  увидел,  когда  включил
свет, были очки Констанс, лежащие на лакированном столике, в том же месте,
где она оставила их менее двадцати четырех часов  назад.  Я  отвернулся  и
заметил свое собственное перекошенное лицо в круглом позолоченном зеркале.
Уолтер, стоя за мной, выглядел серо и чуждо.
     - Задание номер один,  это  тройное  шотландское,  -  обратился  я  к
Уолтеру. - Садись себе в салоне и сними ботинки. Расслабься.
     Уолтер очень старательно повесил свой плащ в  шкаф,  затем  вошел  за
мной в просторный салон с навощенным полом цвета меда, персидскими коврами
и традиционной мебелью XIX  века.  Над  большим  камином  висела  масляная
картина, изображающая графство Саффолк  в  давние  времена,  до  появления
домиков  для  уик-энда,  строительного  треста  "XXI  век"  и   автострады
Массачусетс. На полке над камином стояла коллекция фигурок из дрезденского
фарфора, принадлежащая, несомненно, Констанс.
     - Чувствую себя ужасающе отупевшим, - заявил Уолтер, с трудом  садясь
в кресло.
     - Ты еще какое-то время будешь отупевшим,  -  предупредил  я  его.  Я
налил две большие порции виски из тяжелого хрустального графина  и  вручил
одну из них ему. - Это твой ум защищает тебя от последствий потрясения.
     Уолтер повертел головой.
     - Знаешь, все еще не могу в это поверить. Постоянно думаю о прошедшей
ночи, когда появилась Джейн, и мне кажется, что  это  был  какой-то  ужас,
который я видел по телевизору. Что этого на самом деле даже не могло быть.
     - Все дело в том, что ты считаешь реальностью, -  ответил  я,  садясь
напротив него и придвигая кресло немного ближе.
     Уолтер посмотрел на меня.
     - Разве она всегда там будет? Я говорю  о  Джейн.  Разве  она  всегда
будет духом? Разве ей никогда не суждено вечного покоя?
     - Уолтер, - сказал я. - Это как раз один из тех вопросов, о которых я
хотел бы с тобой поговорить. Но не сейчас. Подождем до завтра.
     - Нет, - начал противоречить Уолтер. - Поговорим еще сейчас. Хочу все
это продумать. Хочу об этом думать и думать, пока не  измучусь  и  уже  не
смогу об этом думать.
     - Ты уверен, что это рассудительно?
     - Не знаю, но именно этого и хочу. Кроме  того,  к  чему  мне  теперь
рассудок? У меня нет никого. Ты  понимаешь  это?  У  меня  дом  с  десятью
спальнями, но со мной теперь никто не будет жить в этом доме.
     - Кончай свой бокал, - попросил я его. - Выпьем еще по одному. Должен
напиться, чтобы рассказывать об этом.
     Уолтер проглотил виски, вздрогнул и подал мне пустой бокал.  Я  налил
еще порцию, после чего сел снова и начал рассказывать:
     - Из того, что я знаю, есть  только  один  способ,  чтобы  обеспечить
покой душе Джейн. Но даже и этот способ не совсем надежен. Я вынужден  был
в это поверить, ведь чем больше я узнаю,  тем  удивительнее  мне  все  это
кажется. Наверно лишь потому все еще верю в это, что поверили  еще  четыре
человека: трое моих знакомых из музея Пибоди и их приятельница.
     Сегодня утром мы поехали  в  Тьюксбери  и  разговаривали  с  мистером
Дугласом эвелитом. Знаешь мистера Эвелита? Ну, наверно,  по  крайней  мере
слышал. Мистер Эвелит исследует  метафизические  явления,  происходящие  в
Салеме и Грейнитхед. Он согласен с  нами,  что  вероятнейшей  причиной  их
всех,  таких,  как  появление  духа  Джейн  и  мистера  Эдгара   Саймонса,
является... что-то, что лежит на дне моря, в старом корпусе, неподалеку от
побережья Грейнитхед. В корпусе корабля под названием "Дэвид Дарк".
     - Не понимаю, - заявил Уолтер.
     - Я тоже не понимаю всего этого до конца. Но вроде бы в  трюме  этого
корабля находится какой-то гигантский скелет, который был привезен в Салем
из Мексики в 168-каком-то году. Этот скелет - это какой-то демон, которого
зовут... сейчас, у  меня  записано...  Миктантекутли,  Владыка  Митклампы,
страны  мертвых.  Вроде  бы  именно   мощь   Миктантекутли   вызвала   все
замешательство, которое привело к процессу ведьм в Салеме.  И  хотя  демон
лежит сейчас на дне моря, под толстым слоем ила,  он  все  еще  производит
влияние на умерших из Грейнитхед и не позволяет им уйти на вечный покой.
     Уолтер так вытаращился на меня, как будто  совсем  спятил.  Однако  я
знал, что только тогда смогу убедить его и себя в действительной угрозе со
стороны Миктантекутли, если буду говорить и дальше так, спокойно,  логично
объясняя то, что мы должны сделать.
     - Нужно найти корпус "Дэвида Дарка", - продолжал я. - Потом, когда мы
его найдем, мы должны вытащить его на поверхность,  извлечь  медный  ящик,
содержащий скелет, и отвезти его  в  Тьюксбери,  где  им  займется  старый
Эвелит.
     -  Что  же  такое  он  может  делать,  чего  не   могут   другие?   -
заинтересовался Уолтер.
     - Он не хотел нам этого  сказать.  Но  он  усиленно  отговаривал  нас
пытаться самим добраться до демона.
     - Демон, - повторил Уолтер скептически, а  потом  посмотрел  на  меня
сузившимися глазами. - Ты на самом деле веришь, что это демон?
     - Демон, звучит действительно немного несовременно, - признался я.  -
В наши времена мы назвали бы его "парапсихическим артефактом". Но  чем  он
ни является, и как мы его ни называем, а остается фактом, что "Дэвид Дарк"
вероятнее  всего  является  источником  какой-то   исключительно   сильной
сверхъестественной активности, и что мы должны поднять этот корпус,  чтобы
узнать, что это такое и как его можно сдержать или прекратить.
     Уолтер ничего не ответил, только допил второй бокал виски и откинулся
на спинку кресла, вымотанный, ошеломленный  и  полупьяный.  Наверно  я  не
должен был давать ему пить спиртное,  когда  он  находился  под  действием
наркотиков, но, по-моему, Уолтер теперь нуждался в забвении любой ценой. Я
сказал наиболее убедительным тоном, на который только был способен:
     - Даже если корпус вообще  не  является  тем,  чем  мы  его  считаем,
достать его из моря будет очень  выгодным  предприятием.  Я  имею  в  виду
разного рода археологические трофеи, а также  сувениры,  авторские  права,
показ по телевидению и так  далее.  К  тому  же  можно  после  реставрации
выставить корпус на  обозрение  и  получать  постоянный  доход  с  входных
билетов.
     - Хочешь, чтобы я это финансировал, - догадался Уолтер.
     - "Дэвида Дарка" нельзя поднять без денег.
     - Сколько?
     - Эдвард Уордвелл... один из сотрудников  Музея  Пибоди...  оценивает
сумму в пять-шесть миллионов...
     - Пять-шесть миллионов? Откуда, к дьяволу, я должен взять их?
     - Не преувеличивай, Уолтер, большая часть твоих клиентов - люди дела.
Если уговоришь двадцать-тридцать сброситься на  паях  на  "Дэвида  Дарка",
каждый выложит лишь по сто пятьдесят тысяч. К тому же они примут