щий дождь предметов: бутылочек с  кремом  для
бритья, фотографий в рамках, разных украшений. Ваза с рисунком  цветов  на
фарфоре разбилась на моем черепе.
     Дрожа, я посмотрел на смятое ложе. Там ничего не было: ни  крови,  ни
тела, ничего. Я чувствовал, как по моему телу  сплывает  струя  спермы.  Я
коснулся липкости на моем теле. Это был кошмарный сон,  повторял  я  себе.
Эротический кошмар. Помесь страха и голода  по  дыре,  перемешивающаяся  с
воспоминанием о Джейн.
     Я вообще не хотел возвращаться в ложе.  Я  боялся  заснуть.  Но  было
только два часа ночи и я чувствовал такую  усталость,  что  мечтал  только
одном: вползти под одеяло и закрыть глаза. Я зажал виски  руками,  пытаясь
успокоить себя.
     Через минуту я заметил, что на простыне начинают появляться  какие-то
коричневые пятна, напоминающие  следы  горелого.  Некоторые  из  них  даже
слегка дымились, как будто кто-то выжигал их снизу раскаленным прутом  или
концом сигареты. Завороженный и полный страха, я смотрел, как перед  моими
глазами появляются кружочки, петли, перекладины.
     Они были смазаны, трудночитаемы, но это несомненно были буквы.
     СП... И... О... Л...
     СПАСИ МЕНЯ? СПАСЕНИЕ?
     И тогда меня осенило. Правда, я напал на эту мысль лишь  потому,  что
как раз сегодня общался  с  Эдвардом  Уордвеллом.  Но  все  сходилось  так
великолепно, что у меня не появилось и сомнения, что буквы могут  означать
что-то иное. Не СПАСИ МЕНЯ или СПАСЕНИЕ, а только СПАСИ КОРАБЛЬ.
     Через посредничество духа моей жены что-то, что находилось под водой,
в трюме "Дэвида Дарка", молило о спасении.



                                    13

     Оставшуюся часть ночи меня ничто не беспокоило и я спал почти до семи
часов утра. Перед самым ленчем я поехал в деревню Грейнитхед, запарковался
посреди рынка и  пошел  по  вымощенной  костьми  улице  к  лавке  "Морские
сувениры".
     Грейнитхед   был   уменьшенной   копией   Салема,   сборищем    домов
восемнадцатого и девятнадцатого  века  и  кучей  лавок,  сгруппировавшихся
вокруг живописного рынка. Три или четыре узкие  крутые  улочки  сводили  с
рынка вниз, к живописной полукруглой пристани, где в наши  времена  всегда
было полно яхт.
     До середины пятидесятых  годов  Грейнитхед  было  замкнутым,  забытым
рыбацким поселением. Но в конце пятидесятых годов и  вначале  шестидесятых
растущая зажиточность средних классов привела к распространению  парусного
спорта и океанической рыбной ловли, вследствие чего Грейнитхед быстро стал
привлекательным местом для всех,  кто  желал  иметь  домик  над  морем  на
расстоянии пары часов езды автомобилем  от  Бостона.  Энергичная  комиссия
выдоила достаточно денег из  федеральных  фондов  и  фондов  штата,  чтобы
реставрировать  все  прекрасные  и  исторические  здания   в   Грейнитхед,
разрушить старые районы рыбацких домишек и заменить нищие ободранные лавки
на побережье рядами ювелирных магазинов, салонов мод, галереями искусства,
кондитерскими,  кофейнями,  рыбными   ресторанами   и   другими   модными,
элегантными и  немного  нереальными  магазинами,  какие  видишь  в  каждом
современном торговом центре Америки.
     Я часто задумывался, можно ли сейчас в Грейнитхед купить обычную  еду
и обычную посуду для домашнего хозяйства. Ведь не всегда же человек  хочет
съесть сосиски по-баварски  или  купить  уникальные,  вручную  расписанные
горшки для своей модельной кухни.
     Правда, лавка "Морские сувениры" со своим ядовито-зеленым фронтоном и
псевдоджорджианскими окнами также не грешила хорошим  вкусом.  Внутри  нее
были нагромождены в беспорядке кучи драгоценного мусора: модели кораблей в
бутылках, блестящие латунные телескопы, секстанты, корабельные  кулеврины,
багры, гарпуны, навигационные циркули,  картины  и  гравюры.  Конечно  же,
больше всего искали носовые фигуры  кораблей,  чем  более  грудастые,  тем
более  дорогие.  Подлинная  носовая  фигуры  начала  девятнадцатого  века,
особенно если она представляла из себя сирену с голой грудью, большей, чем
грудь у Мерилин Монро, достигла астрономических сумм в тридцать пять тысяч
долларов и выше. Но все же спрос был так велик, что я  нанял  старичка  из
Сингинг Бич, который вырезал  из  дерева  "точные  копии"  старых  носовых
фигур. Образцом ему служил разворот журнала  "Плейбой",  вышедшего  в  мае
1962 года.
     На мате под дверями лежала куча писем и счетов, а также  уведомление,
что пришли гравюры,  купленные  мной  на  прошлой  неделе  на  аукционе  у
Эндикотта. Я должен буду позже зайти на почту, чтобы забрать их.
     Хотя я и успел перехватить пару часов сна, но  все  равно  чувствовал
себя угнетенным и нервным. Я вообще не хотел уезжать из Грейнитхед,  но  я
знал, что не  способен  на  то,  чтобы  провести  еще  хоть  одну  ночь  в
собственном доме. Я был разорван на части страхом и страданием.  Я  боялся
этого холода и этого шепота, поскольку уже знал, как подобный призрак убил
миссис Саймонс, пользуясь ни чем иным, как черной  магией.  И  я  страдал,
поскольку я любил Джейн, а Джейн уже не жила,  и  ее  вид,  ее  голос,  ее
прикосновение - это было больше, чем я мог вынести.
     В лавку вошла какая-то пара средних лет, оба  толстые,  в  одинаковых
коричневых "дутых" куртках и одинаковых очках со стеклами,  толстыми,  как
бутылочное стекло. Они заморгали  глазами  из-за  очков  от  вида  моделей
кораблей и пошептались друг с другом.
     - Красиво, правда? - заговорила "она".
     - Наверно, вы знаете, как они это делают? - неожиданно  спросил  меня
"он". Он говорил с явным акцентом Нью-Джерси.
     - Имею некоторое понятие, - я кивнул головой. - Они подрезают  мачты,
понимаете, чтобы они лежали плоско,  и  связывают  все  нитками,  а  когда
корабль уже в бутылке, то тянут за нитки и мачты поднимаются.
     - Да, - сказал я.
     - Человек ежедневно чему-то учится,  -  заявил  муж.  -  Сколько  это
стоит? Это китобойное судно?
     - Эту модель выполнил кадет с корабля "Венчур" в 1871 году, - ответил
я. - Две тысячи семьсот долларов.
     - Не расслышал.
     - Две тысячи семьсот долларов. Могу снизить до двух тысяч пятисот.
     Муж онемел и вытаращил  глаза  на  модель,  которую  держал  в  руке.
Наконец он заговорил:
     - Две тысячи семьсот долларов  за  корабль  в  бутылке?  Я  сам  могу
сделать то же самое за полтора доллара.
     - Вот возьмите и сделайте, - посоветовал  я  ему.  -  Сейчас  большой
спрос на корабли в бутылках, даже современного изготовления.
     - Иисусе... - простонал муж. Он поставил бутылку с такой набожностью,
как будто она превратилась в Святой Грааль, и двинулся в  сторону  выхода,
неохотно посматривая по сторонам, чтобы совсем не потерять лицо.  Я  знал,
что прежде чем выйти, он спросит меня о цене какой-то вещи еще, скажет: "Я
подумаю и приду позже", - после чего исчезнет навсегда.
     - Сколько стоит этот багор? - будто телепатически услышав мои  мысли,
спросил он.
     - Этот  багор?  Он  взят  с  корабля  Джона  Поля  Джонса.  Восемьсот
пятьдесят долларов. Честно говоря, исключительный образец и исключительный
случай.
     - Гммм! - заворчал муж. - Я должен  подумать.  Может,  зайдем  к  вам
после ленча.
     - Крайне благодарен, - ответил я и смотрел, как они выходят. Едва они
исчезли, как в лавку влетел Уолтер Бедфорд, с широкой усмешкой на лице. Он
был  одет  в  черное,  одежда  была  на  номер  великовата,  а  плащ   был
непромокаем.
     - Джон, должен был тебя увидеть. Сегодня утром  мне  звонил  окружной
прокурор. Они решили, что в этих обстоятельствах они не  будут  выставлять
себя по посмешище и аннулировали обвинение в убийстве.  Отсутствуют  любые
доказательства. А прессе же заявили, чтобы та  отвязалась,  что  они  ищут
маньяка, одаренного невероятной силой. Но дело в том, что ты свободен.  Ты
очищен от всех обвинений.
     - Надеюсь, что никакие деньги не перешли из рук в руки, - сказал я  с
легкой иронией.
     Уолтер Бедфорд был в таком  великолепном  настроении,  что  пропустил
шпильку мимо ушей и похлопал меня по спине.
     - Должен тебе сказать, Джон, что этот случай  довел  до  свербения  в
заднице начальника полиции. Вчера ночью  он  получил  рапорт  коронера,  в
котором утверждалось, что миссис Саймонс могла быть пробита  цепью  только
единственным способом: цепь протянули через ее тело до  того,  как  люстра
была подвешена к потолку. Затем требовалось  поднять  это  все,  люстру  и
тело, подвесить,  прикрепить  винты,  включить  питание  и  так  оставить.
Поэтому даже если у убийцы был подъемник для поднятия люстры с телом,  вся
работа должна была занять у него не менее полутора  часов.  А  убийце  еще
требовалось время на скрытие инструментов, от которых в доме не осталось и
следа. За  полтора  часа  до  убийства  ты  был  далеко  оттуда,  согласно
показаниям мистера Маркхема и мистера Рида, так что твое алиби неоспоримо.
Дело закрыто.
     - Что ж, - сказал я. - Крайне  благодарен.  Лучше  всего  пришли  мне
счет.
     - О, счетов нет. Ты ничего не  платишь.  Ведь  тебе  удалось  вернуть
Джейн.
     - Уолтер, я на самом деле не считаю...
     Мистер Бедфорд стиснул мое плечо и твердо посмотрел мне в  глаза.  От
него пахло водой после бритья Джакомо, сто тридцать пять долларов бутылка.
     - Джон, - сказал он мне своим самым убедительным, судебным голосом. -
Знаю, что ты чувствуешь. Знаю, что ты перепуган и выведен из равновесия. Я
могу также понять, что ты хотел  бы  оставить  Джейн  для  себя,  особенно
поскольку я и Констанс обвиняли тебя в этом несчастье. Но  теперь  мы  оба
понимаем, что это была не твоя вина. Иначе Джейн не хотела бы вернуться  к
тебе из мира духов и принести тебе  утешение.  Констанс  желает  от  всего
сердца извиниться, что так плохо о тебе думала. Она  глубоко  огорчена.  И
она молит тебя, Джон, хотя она никогда  никого  ни  о  чем  не  просила...
молит, чтобы ты позволил ей увидеть дочь, хоть на секунду. Я  тоже  прошу.
Ты не знаешь, что она для нас значит, Джон. Когда мы  потеряли  Джейн,  мы
потеряли все, что у нас было. Мы хотим с  ней  только  поговорить,  только
спросить, счастлива ли она на том свете. И только один раз, Джон. Ни о чем
больше мы и не просим.
     И опустил взгляд.
     - Уолтер, - глухо сказал я. - Знаю, как сильно  ты  хочешь  ее  снова
увидеть. Но должен предупредить, что это не та Джейн, которую ты знал.  Не
та Джейн, которую я знал. Она... она совершенно другая. Ради Бога, Уолтер,
она же дух!
     Уолтер выдвинул вперед нижнюю губу и легко покачал головой.
     - Не говори этими  словами,  Джон.  Предпочитаю,  чтобы  ты  говорил:
явление.
     - Но ведь не будем же мы ссориться из-за синонима! Уолтер,  ведь  это
дух, призрак, монстр, вампир из-за гроба.
     - Знаю это, Джон. Не собираюсь ни  себя,  ни  тебя  обманывать.  Дело
только в одном - думаешь ли ты, что она счастлива? Думаешь ли ты,  что  ей
там хорошо, где бы это ни было.
     - Уолтер, я не знаю, где она находится.
     - Но счастлива ли она?  Мы  только  об  этом  хотим  ее  спросить.  А
Констанс хотела бы еще знать, нашла ли  Джейн  Филиппа.  Знаешь,  младшего
брата Джейн, который умер в возрасте пяти лет.
     Я просто не смог бы ответить на этот  вопрос.  Я  почесал  у  себя  в
затылке и подумал, как отговорить Уолтера от этой затеи, чтобы  его  снова
не оттолкнуть. Я не хотел  терять  щедрого  опекуна.  Правда,  определение
"щедрый" не совсем подходило к Уолтеру Бедфорду. Гораздо  лучше  подходило
определение "умеренно скупой".
     - Уолтер, я на самом деле не предполагаю, чтобы  кто-то  из  нас  мог
оценить, счастлива ли она. Должен сказать, что  прошлой  ночью  она  опять
появлялась и...
     - Ты снова ее видел? Ты на самом деле снова ее видел?
     - Уолтер, прошу тебя. Вчера ночью она появилась в моей  комнате.  Это
было крайне удивительное переживание. Она несколько раз называла  меня  по
имени, а потом... потом она захотела, чтобы я засадил ей...
     Уолтер оцепенел и наморщил брови.
     - Джон, моей дочери уже нет.
     - Знаю, Уолтер, прости мне, Боже.
     - Ты наверно не...
     - Наверно не что, Уолтер? Наверно не засадил своей умершей  жене?  Ты
хочешь сказать, что я некрофил? Там не было тела, Уолтер,  только  лицо  и
голос, и прикосновение. Ничего больше.
     Уолтер Бедфорд казался потрясенным.  Он  перешел  на  другую  сторону
лавки и с минуту стоял, повернувшись ко мне спиной. Потом он взял  в  руки
латунный телескоп и начал его растягивать и собирать, нервничая.
     - Думаю, Джон, что мы все же можем узнать, счастлива она ил нет. Ведь
мы же ее родители. Мы знали ее всю жизнь. Так что, возможно, что  какие-то
мелкие нюансы, которые не заметил ты, так как не знал ее так  хорошо,  как
мы... какое-то ключевое слово, которое ты не  распознал...  Возможно,  для
нас все это будет иметь гораздо большее значение, чем для тебя.
     - Уолтер, ко всем чертям,  -  взорвался  я.  -  Это  же  не  какое-то
одухотворенное, прозрачное воплощение Джейн! Это не  какая-то  тепленькая,
дружелюбная душенька, с которой можно миленько поболтать и  посплетничать!
Это холодный, грозный и опасный призрак со смертью в глазах и с  волосами,
трещащими, как пятьдесят тысяч вольт. Ты на самом  деле  хочешь  предстать
перед таким лицом к лицу? Ты на самом деле хочешь, чтобы Констанс ее такой
увидела?
     Уолтер Бедфорд сложил телескоп  и  положил  его  на  стол.  Когда  он
посмотрел на меня, медленно повернувшись, его глаза были полны грусти и он
был близок к плачу.
     - Джон, - со спазмами в голосе выдавил он. - Я готов на все, на самое
худшее. Знаю, что это будет нелегко. Но наверняка ничто уже не  будет  так
ужасно для меня, как тот день, когда нам позвонили и  сказали,  что  Джейн
уже нет. Этот день был наихудшим из всех.
     - Я никак не могу тебя отговорить? - тихо спросил я.
     Он покачал головой.
     - Я все равно приду, приглашенный или нет.
     - Тогда хорошо, -  я  прикусил  губу.  -  Приходите  завтра  вечером.
Сегодня я просто не могу ночевать дома, я слишком сильно боюсь. Но  сделай
для меня только одно.
     - Все, что только хочешь.
     - Хочу, чтобы ты предупредил Констанс, чтобы ты убедил  ее,  что  она
может увидеть что-то страшное, что она даже может очутиться  в  опасности.
Не позволяй ей входить в этот дом убежденной, что она увидит ту  же  самую
Джейн, которую она знала.
     - Она же  ее  мать,  Джон.  Джейн  перед  матерью  может  вести  себя
совершенно иначе.
     - Ну что ж, это  возможно,  -  ответил  я,  не  желая  продлять  нашу
дискуссию.
     Уолтер Бедфорд протянул мне руку. У меня не было выбора,  и  я  пожал
ее. Он похлопал меня по плечу и сказал:
     - Огромное спасибо, Джон. Ты на самом деле не знаешь, что все это для
нас значит.
     - О'кей, увидимся завтра вечером. Только не приезжайте слишком  рано,
хорошо? Лучше всего около 23.00. И  прошу  еще  раз,  хотя  бы  предупреди
Констанс.
     - Что ж, я предупрежу ее, - уверил мистер Бедфорд и вышел из лавки  с
такой миной, будто только что узнал, что заработал миллион долларов.



                                    14

     Я сидел в лавке до четырех часов дня, и, несмотря  на  то,  что  было
только начало марта и погода  была  паскудной,  мои  дела  пошли  довольно
хорошо.  Мне  удалось  продать  большой  мерзкий  телеграф  в  корабельном
исполнении двум педерастам из Дарьена, штат Коннектикут, которые  радостно
загрузили его  в  свой  блестящий  голубой  олдсмобиль-фургончик,  а  один
серьезный серебряноволосый  мистер  провел  почти  час,  просматривая  мои
гравюры и безошибочно выбирая самые лучшие.
     Заперев лавку, я пошел в бар "Бисквит" (прости меня, Боже) на кофе  с
пирожным. Там работали проклятые официантки, а одна из  них,  Лаура,  была
подружкой Джейн и могла разговаривать со мной так, чтобы не огорчать меня.
     - Ну и как сегодня дела? - спросила она, ставя передо мной кофе.
     - Неплохо. В  конце  концов,  я  продал  этот  корабельный  телеграф,
который Джейн так не терпела.
     - Ох, эту мерзость, которую ты привез из Рокпорта, когда  сам  поехал
на закупки?
     - Вот именно.
     - Ну, на будущее не покупай таких  вещей,  -  предупредила  Лаура.  -
Иначе дух Джейн начнет тебя пугать.
     Я невольно скривился. Лаура присмотрелась ко мне, склонив  голову,  и
спросила:
     - Не смешно? Извини. Я не хотела...
     - Все в порядке, - уверил я ее. - Это не твоя вина.
     - Мне на самом деле очень неприятно, - повторила Лаура.
     - Забудь об этом. Просто у меня плохое настроение.
     Я допил кофе, оставил Лауре доллар чаевых и вышел на  мороз.  Проходя
через рынок в Грейнитхед, я думал, что охотнее всего сел  бы  в  машину  и
ехал бы всю ночь на запад, подальше от Массачусетса, назад, в Сент-Луис, а
может, и еще дальше. Несмотря на непрестанный ветер, несмотря на  близость
океана, мне казалось, что Салем и Грейнитхед крайне малы, темны,  стары  и
затхлы. Меня угнетал огромный вес минувших лет, всех исторических  зданий,
давно умерших людей, таинственных случаев из прошлого.  Тяжесть  ложащихся
слоях и предубеждений, гнева и страдания.
     И поехал на юго-запад, до улицы Лафайета, а потом  свернул  в  Салем,
проезжая мимо кладбища "Звезда Моря". День  был  исключительно  солнечным,
сильный свет отражался в окнах домов, в стеклах машин и яхт. Наверху,  как
серебряная игла, небо прошивал самолет, совершая круг  перед  посадкой  на
аэропорт Энерли, в пяти милях дальше.
     Я включил радио. Радиостанция передавала...
     Я доехал до  улицы  Чартер,  напротив  главного  управления  полиции,
свернул вправо, в улицу Либерти и там запарковался.  Потом  я  перешел  на
другую сторону, к Музею Победы, на площади Йет Индиа.
     Салем был  отреставрирован  так  же,  как  и  Грейнитхед,  а  недавно
восстановленная чистенькая  площадь  Ист  Индиа  была  заново  вымощена  и
украшена посреди фонтаном в  форме  японских  ворот.  С  западной  стороны
площадь соединялась с длинным крытым торговым пассажем, где рядами  стояли
изысканные ювелирные магазины,  обувные  лавки  и  антиквариат.  Подлинное
здание 1824 года, известное как Ист Индиа Марин Холл, в котором  находился
Музей Победы, совершенно не подходило к этому окружению и торчало над всей
площадью как родственник мафусаилового возраста, свежевыбритый, вычищенный
и великолепно одетый на свадьбу пра-пра-пра-пра...-внука.
     Я  нашел  Эдварда  Уордвелла  в  отделе  морской   истории.   Как   в
конфессионале, он сидел в обширной каюте яхты "Барка Клеопатры" 1816 года,
читая учебник по аквалангу. Я постучал в деревянную стенку и завопил:
     - Тут есть живая душа?
     - О, Джон, - сказал Эдвард, откладывая книгу. - Как раз о  тебе  я  и
думал. Освежаю себе в памяти сведения о нырянии для  начинающих.  Выглядит
так, что хорошая погода удержится до завтрашнего утра.
     - Разве что  боги  бури  смилостивятся  надо  мной  и  выслушают  мои
молитвы.
     - Тебе нечего бояться, - уверил меня  Эдвард.  -  Честно  говоря,  во
время ныряния очень важно то, чтобы  ты  не  боялся,  а  по  крайней  мере
овладел страхом. Под водой боится каждый. Мы боимся, что не сможем дышать,
боимся темноты,  боимся  запутаться  в  водорослях.  Некоторые  ныряльщики
чувствуют  страх  даже  перед  подъемом.  Но  если  ты   сможешь   немного
расслабиться, то это может быть твоим великолепнейшим переживанием.
     - Гмм, - заговорил я, так и не убежденный.
     - Тебе не о чем беспокоиться, - успокоил меня Эдвард. Он снял очки  и
заморгал. - Я буду с тобой все время.
     - Когда ты кончаешь  работу?  -  спросил  я.  -  Мне  нужно  с  тобой
поговорить.
     - Мы запираем в пять, но потом нужно немного убрать. Это займет минут
двадцать.
     Я огляделся. За арочными окнами музея спускались  сумерки.  Приходила
очередная ночь, время, когда мертвые из Грейнитхед  могут  посетить  своих
потерявших их  близких.  Время,  когда  снова  могла  появиться  Джейн.  Я
собирался ночеват