- Это лавка Чарли Манци, -  проинформировал  я  Энн.  -  Видимо,  его
кто-то нашел.
     - Не остановишься?
     - Шутишь? Думаешь, что мне поверят, если я расскажу им о  надгробиях?
Я уже подозреваюсь в двух  других  убийствах.  На  этот  раз  я  наверняка
попадусь. А ведь никому не поможет, если меня посадят за решетку.
     Энн послала мне внимательный взгляд. Она  была  очень  привлекательна
по-своему, хрупко-поэтически, с длинными, темными волосами, собранными  по
обе стороны головы в две или три тонкие косы. Она была совсем  не  в  моем
вкусе: слишком плоская и  интеллектуализированная,  иногда  выдавала  речи
совсем как по энциклопедии. Но несмотря на плоскость, она  нравилась  мне.
Было трудно поверить, что она на самом деле ведьма.
     - А чем занимаются ведьмы в наше время? - спросил я ее. -  Можешь  ли
ты бросать чары, заниматься сглазом и так далее?
     - Надеюсь, что ты не смеешься надо мной?
     -  Совершенно  нет.  В  последнее  время  я  пережил  слишком  многое
неправдоподобное, чтобы смеяться над  ведьмами.  А  сами  вы  так  о  себе
говорите?
     - Нет. Используй старое название: предсказательницы.
     - А какие чары ты можешь делать?
     - Хочешь, чтобы я тебе показала?
     - Я буду просто восхищен.
     Я въехал задом в Аллею Квакеров и запарковался перед домом. Энн вышла
из машины, стала рядом и молча уставилась на дом. Когда я пошел к передней
двери, она не двинулась с места.
     - Что-то не в порядке? - удивленно спросил.
     - Здесь действует очень сильное и очень злое влияние.
     Я застыл на половине садовой тропы,  позванивая  ключами  в  руке.  Я
поднял взгляд на слепые, прикрытые оконницами окна спальни. Я посмотрел на
мертвые пальцы плюща, которые так упорно стучали по стенам, и  на  хмурый,
истекающий  влажностью  сад.  Всю  поверхность  фигурного  пруда  покрывал
зеленый налет, неестественно светлый в свинцовом свете послеполудня.
     - Моя жена возвращается ко мне каждую  ночь,  -  тихо  выдавил  я.  -
Наверно, это ее ты чувствуешь.
     Энн подошла к дому с явным страхом. Незакрепленная оконница на втором
этаже неожиданно застучала, и перепуганная девушка схватила меня за  руку.
Я открыл переднюю дверь, и мы вошли внутрь, все еще держась за  руки.  Энн
слегка приподняла голову, как будто чувствовала в темноте присутствие злых
и злобных сил.
     Я включил свет.
     - Никогда бы не подумал, что ведьма может так бояться.
     - Совсем наоборот, - ответила она. - Ведьма просто значительно  более
сильно восприимчива к сверхъестественным явлениям  и  может  почувствовать
опасность намного быстрее и точнее, чем обычный человек.
     - Что ты здесь чувствуешь? Что-то злое?
     Энн задрожала.
     - Это как холодное дуновение с самого  дна  ада!  -  заявила  она.  -
Поскольку тут жила твоя жена, то этот  дом  стал  вратами,  через  которые
умершие возвращаются в мир живых. Чувствуешь, как здесь холодно?  Особенно
в этом месте, у дверей библиотеки. Могу я туда войти?
     - Пожалуйста.
     Энн легко приоткрыла дверь и вошла в библиотеку. Тут  же  по  комнате
провеял порыв ледяного ветра. Бумаги на моем  столе  зашелестели,  и  пара
листков  упала  на  пол.  Энн  остановилась  как  раз  посреди  комнаты  и
огляделась вокруг. Я видел пар, вырывающийся из  ее  рта,  как  будто  она
стояла на пятиградусном  морозе.  Я  чувствовал  также  и  запах:  кислый,
холодный, воняющий гнилью, как будто что-то  испортилось  в  холодильнике.
Видимо, я подсознательно чувствовал  это  вчера,  потому  я  заглядывал  в
холодильник. Но этот смрад был совершенно другим, холодным и тошнотворным,
как будто смрад замерзшего кала. Мой желудок подъехал к моему горлу.
     - Он знает, что ты  здесь,  и  что  с  тобой  я,  -  шепнула  Энн.  -
Чувствовал ли ты до этого это так сильно? Он знает,  что  я  здесь,  и  он
начинает от этого беспокоиться.
     - Что ты теперь сделаешь? - спросил я ее.
     - Пока ничего. Я ничего не могу сделать. Нет никакого смысла запирать
эти ворота, Бестелесный тут  же  найдет  другие.  Так  или  иначе,  вокруг
наверняка целая куча таких врат. Каждый раз, как  только  кто-то  умирает,
его дом тут же становится местом, доступным для духов,  и  не  только  для
духа-хозяина, но и для всех духов, высосанных Бестелесным.  Слышал  ли  ты
здесь какие-то шепоты, голоса, что бы то ни было?
     Я кивнул головой. Слушая Энн, я на самом деле  начинал  бояться.  Мне
казалось, что я могу выдержать с духом Джейн, может, даже с  духом  нашего
еще не родившегося сына. Но если мой дом стал вратами, ведущими  в  страну
мертвых, через которые духи могли шляться туда и сюда, как им  понравится,
то уже как раз настало время для меня  убраться  отсюда  подальше.  Я  жил
значит тут как над открытой групповой могилой,  откуда  меня  призывали  к
себе невидимые мертвецы.
     - Я должен что-нибудь выпить, - прохрипел  я  неуверенно.  -  Подожди
секунду, я оставил в машине бутылку "Шивас Регал".
     Я вышел, не закрывая передних дверей, и прошел  садовой  тропинкой  к
машине. Я вынул бутылку  виски,  запер  машину,  отвернулся  и  отправился
назад.
     Неожиданно я остановился и чуть было не уронил бутылку на  землю.  За
лавровой изгородью стояла Джейн. Она улыбалась  мне,  такая  же  реальная,
такая же материальная, как и вчера ночью. Только она стояла точно в том же
месте, что и на той, удивительно изменившейся фотографии:  на  поверхности
садового пруда. А в окне библиотеки за ее спиной я видел перепуганное лицо
Энн, тоже совсем как на той же фотографии.
     Я неестественно сделал шаг  вперед,  потом  второй  и  третий.  Джейн
повернулась на месте, совершенно не двигая ногами. Она  умильно  улыбалась
мне, пытаясь возбудить. Мое же  лицо  превратилось  в  неподвижную  маску,
мертвую и без выражения. Когда я миновал лавровую изгородь, я увидел,  что
босые ноги Джейн касаются заросшей поверхности пруда, не пробивая зеленого
зеркала воды.
     - Джон, - заговорила она. - Помни, что ты можешь меня вернуть  живой.
Не забывай, Джон. Можешь меня вернуть. И Констанс, и нашего  сына.  Можешь
нам всем вернуть жизнь, Джон, если меня освободишь.
     Медленно, с улыбкой, Джейн начала  погружаться  в  воду,  не  нарушая
целостности поверхности пруда. Сначала исчезли ее ноги, потом великолепные
пышные бедра, потом все тело, и наконец  лицо.  Зеленая  вода  закрыла  ее
широко раскрытые глаза, но Джейн даже не моргнула. Через пару  секунд  она
исчезла совсем. А что самое худшее, так это то, что  пруд  имел  лишь  два
фута глубины.
     Я стоял на его берегу и глазел в воду. Потом я поднял сухой прутик  и
осторожно отодвинул зеленый налет. В нем ничего не  было,  только  гниющие
водоросли и белое разлагающееся тело какой-то подохшей рыбы.
     Когда я отвернулся, Энн стояла у передних дверей, еще более  бледная,
чем раньше.
     - Я видела ее, - прошептала она и неожиданно истерически хихикнула. -
Я на самом деле видела ее.
     - Она становится все сильнее, - ответил я.  -  Вначале  она  являлась
только как мерцающий призрак и только ночью. Потом начала выглядеть  более
материально, более реально, если предпочитаешь. Теперь же она также  часто
появляется и белым днем.
     - Видимо, Бестелесный пытается выбраться из ящика, -  решила  Энн.  -
Говорила ли Джейн что-то тебе? Мне казалось, что я слышу голос,  но  я  не
могла различить слова.
     - Она сказала, что если... сказала, что я должен быть осторожен.
     - Ничего больше?
     Я чувствовал свою вину перед Энн, утаив то, что Миктантекутли  обещал
мне вернуть жену, сына и  даже  тещу,  я  просто  хотел  сначала  все  это
продумать. Конечно же, я  не  собирался  удерживать  Эдварда,  Форреста  и
Джилли, если бы они решили отвезти живой скелет в дом старого Эвелита.  Во
всяком случае, мне сделали необычное предложение, так что плохого  в  том,
что я хочу подумать. Я вспомнил те дни, когда мы вместе с Джейн  объездили
вдоль и поперек все северное побережье в поисках антиков для нашей  лавки,
вспоминания об утерянном счастье наполнили меня почти невыносимой  горечью
потери.
     - Идем выпьем, - предложил я и повел Энн назад, в салон.
     Я разжег камин, включил телевизор и  налил  две  внушительные  порции
виски. Потом я снял ботинки и грел ноги  у  трещавшего  огня.  Энн  сидела
рядом со мной на полу. Свет огня отражался в ее глазах и  бросал  мигающие
отблески на ее длинные блестящие волосы.
     - Впервые мы  почувствовали  вокруг  себя  какую-то  вибрацию,  когда
погибла твоя жена, - заговорила она. - Мы собрались в  доме  Мерси  Льюис,
она самая старшая из нас. Это Энид почуяла, что что-то  висит  в  воздухе.
Она сказала, что умерла какая-то девушка из Грейнитхед, и что она получила
известие,  что  душа  умершей  вернулась  в  Грейнитхед  и  была  схвачена
Бестелесным. Бестелесный  не  захватывает  все  души  подряд,  только  те,
которые могут ему доставить больше человеческих  сердец,  больше  крови  и
больше лет еще не законченной жизни.  Поскольку  он  захватил  душу  твоей
жены, то мы тут же нашли твое имя.
     - С помощью чар? - спросил я.
     Энн усмехнулась.
     - Боюсь, что нет. Мы просмотрели некрологи в  "Вестях  Грейнитхед"  и
нашли твое имя там. Джейн Трентон.  Мы  сразу  начали  за  тобой  следить,
вернее следила главным образом я, так как живу неподалеку. Я была даже  на
похоронах твоей жены.
     - Наверно, там я и увидел тебя впервые, - подтвердил я. - Вот  почему
мне так казалось, что я откуда-то тебя знаю.
     - Во всяком случае, - продолжила Энн, - чем больше  мы  следили,  тем
более нам было  ясно,  что  мы  немногим  сможем  помочь.  Вся  наша  мощь
происходит от Бестелесного, из того же самого источника, который мы должны
будем уничтожить. Потому будет лучше, если ты и твои друзья вытащите после
поисков "Дэвида Дарка" и Миктантекутли, а тогда  мы,  ведьмы,  усыпим  его
бдительность ритуальными молитвами и жертвами, а Дуглас  Эвелит  и  Квамус
наконец его уничтожат. Совершенно возможно и то, и мы к этому готовы,  что
когда Бестелесный будет  извлечен  из  бездны  моря,  то  мы  все  попадем
полностью под его власть. Но Дуглас Эвелит  и  Квамус  убеждены,  что  они
могут справиться с этой возможностью. Они считают также, что  Бестелесного
нельзя уничтожить без помощи ведьм, которые ему служат и возлагают жертвы.
     - А что имеет общего с этим Квамус? - спросил я. - Я  думал,  что  он
просто слуга и камердинер.
     - И это тоже. Камус ведет дом мистера Эвелита. Но он также является и
последним великим шаманом из племени Наррагансетов. Еще с раннего  детства
он обучался искусству индейской магии. Я своими  глазами  видела,  как  он
одним взглядом выжигает дыру в листке бумаги или переворачивает  на  землю
десяток кресел одновременно.
     - Обычный фокус.
     - Нет, это  не  фокус,  Джон.  Квамус  не  является  обманщиком.  Это
совершенно точно. Уже много лет  он  помогает  Дугласу  Эвелиту  заклинать
одного древнего индейского духа, который  якобы  похитил  душу  одного  из
предков Эвелита около 1624 года, когда пуритане впервые прибыли  в  Салем,
тогда еще называемый Наумкеаг. Это великая тайна. Ни один из них не желает
никому сказать, чего же они уже достигли. Даже Энид не знает этого. Но она
рассказывала мне, что временами Квамус и Эвелит запираются в библиотеке на
целые дни, и тогда из нее слышны ужасные  крики  и  стоны,  так  что  даже
стекла дрожат в окнах  и  весь  дом  трясется  от  этого  шума,  а  жители
Тьюксбери жалуются, что на небе им являются удивительные огни.
     Я сел прямо, вращая в пальцах бокал с виски.
     - Скажи мне, что я сейчас проснусь, - попросил я. - Скажи мне, что  я
заснул на прошлой неделе и все это только сон.
     - Это не сон, Джон, - решительно возразила  она.  -  Духи,  демоны  и
призраки существуют на самом деле. В определенном смысле  они  даже  более
реальны, чем ты и я. Они  всегда  были  здесь  и  всегда  будут.  Это  они
унаследовали землю,  а  не  мы.  Мы  здесь  только  пришельцы,  маленькие,
неважные существа, узурпирующие себе право на  существование  перед  лицом
мощи и величия,  о  которых  мы  не  знаем  ничего.  Миктантекутли  -  это
реальность. Он на самом деле лежит там, на дне, и на самом деле может  нас
уничтожить.
     - Я сам не знаю, - устало сказал я. - Я думаю, что я  уже  достаточно
насмотрелся на смерть, на страдание, на пытки. Мне этого предостаточно  на
всю мою жизнь.
     - Наверно же ты не хочешь отступить?
     - А ты не отступила бы на моем месте?
     Энн отвела взгляд.
     - Может, и так, - ответила она. - Если бы меня  не  волновала  судьба
других людей, если бы меня не волновало, узнает ли когда-нибудь покой  дух
моей жены. Лишь тогда я смогла бы отступить.
     На втором этаже со стуком захлопнулись двери спальни. Я поднял взгляд
на потолок, а потом посмотрел на Энн. Точно над нашими головами заскрипели
доски, как будто кто-то ходил  по  спальне.  На  долгую  минуту  наступила
тишина,  после  чего  раздался  следующий  скрип,  когда   шаги   изменили
направление. Двери салона неожиданно открылись сами и внутрь задул ледяной
порыв, рассеивая пепел на камине.
     - Близко, - сказала Энн и вытянула руку, открыв ее в  сторону  двери.
Через секунду колебания дверь захлопнулась сама.
     - Импонирующе, - заметил я.
     - Это вообще не трудно, если имеешь  мощь,  -  ответила  она,  но  не
улыбнулась. - Только теперь духи уже в доме и они стали беспокойны.
     - Можешь против этого что-нибудь посоветовать?
     - Я могу их выгнать только на одну ночь.  Это  значит,  если  влияние
Бестелесного не намного сильнее, чем обычно.
     - В таком случае  выгони  их,  очень  прошу.  Я  хотел  бы  хоть  раз
выспаться спокойно в своей постели, без всяких духов.
     Энн встала.
     - Здесь есть какие-нибудь свечи? - спросила она. - К тому же мне  еще
нужна миска с водой.
     - Конечно, - сказал я и пошел на кухню, чтобы найти то, о чем просила
она. Проходя через холл, я  чувствовал  холодное  беспокойное  присутствие
проклятых душ. Даже часы тикали как-то по-иному,  совсем  так,  будто  шли
против  часовой  стрелки.  Из-под  дверей  библиотеки  поблескивал  слабый
мигающий свет, но у меня не было ни малейшего желания открывать их.
     Я принес  две  светло-голубые  свечи,  стоящие  в  тяжелых  бронзовых
фонарях, и  медную  кухонную  миску,  наполовину  наполненную  водой.  Энн
поставила миску перед камином, и  оба  фонаря  по  ее  бокам.  Над  каждым
предметом она  сделала  в  воздухе  знак,  напоминающий  пентаграмму.  Она
склонила голову и начала полушепотом напевать какую-то песню. Я  почти  не
различал никаких слов, только повторяющийся рефрен:

              Не говори, не слышь, не спи, не пробуждайся;
              Не плачь, не кричи, не дрожи, не бойся.

     Когда она кончила петь, она стояла со склоненной головой еще три  или
четыре минуты, молясь в молчании. Затем она неожиданно повернулась ко  мне
и сказала:
     - Я должна раздеться  догола.  Наверно  ты  ничего  не  будешь  иметь
против.
     - Нет, почему же. Это значит, пожалуйста, как тебе будет удобно.
     Энн стащила черную водолазку, открывая  худые  плечи,  узкую  грудную
клетку и  только  соски  вместо  грудей.  Потом  она  расстегнула  пояс  и
выскользнула из вельветовых штанов. Тело  ее  было  страшно  худым,  почти
мальчишеским,  черные  волосы  у  нее  падали  до  лопаток,  а  когда  она
повернулась ко мне, то я  увидел,  что  волосы  на  ее  лоне  были  гладко
выбриты. Красивая, но очень удивительная девушка. На щиколотках ног у  нее
были серебряные цепочки, а на всех пальцах рук были серебряные кольца. Она
подняла руки, совершенно не смущенная своей обнаженностью, и заговорила:
     - Теперь увидим, у кого больше мощь. У этих бедных затерянных душ или
у меня.
     Она встала на колени перед камином и зажгла свечи от горящего полена.
     - Я не могу использовать спички, так как в огне  не  должно  быть  ни
капли серы, - объяснила она.
     Я  наблюдал,  поглощенный,  как   она   склонилась   над   миской   и
всматривалась в свое отражение, придерживая волосы руками.
     -  Все,  кто  пытается  пройти  через  это  зеркало,   вернитесь,   -
проговорила она певучим голосом. - Все, кто желает вновь  перейти  границу
страны мертвых, вернитесь. Этой ночью вы должны отдохнуть. Этой  ночью  вы
должны спать. Будут еще другие ночи, будут другие места, но этой ночью  вы
должны помнить, кто вы есть, вы должны  отвернуться  от  зеркала,  которое
ведет к жизни, какое вы знали раньше.
     Дом стал тихим, таким же тихим, как и прошлой ночью. Я слышал  только
удивительное, как будто обращенное тиканье часов в холле и шипение язычков
огня в свечах, тонущих в светло-голубом воске.
     Энн застыла неподвижно,  сжавшись,  с  руками,  прижатыми  к  бедрам,
всматриваясь в медную миску. Она  молчала,  поэтому  я  не  имел  понятия,
кончился ли магический обряд и все ли удалось.
     К моему удивлению, вода в миске начала  булькать,  парить  и  наконец
кипеть. Энн выпрямилась, скрестила руки на грудях и закрыла глаза.
     -  Возвращайтесь,  -  прошептала  она.  -  Не  пытайтесь  этой  ночью
пересекать зеркала. Возвращайтесь и отдыхайте.
     Вода в миске кипела все сильнее и все громче. Я с недоверием  смотрел
на это. Энн все еще стояла на коленях, крепко сомкнув веки глаз.  Я  видел
маленькие капли пота на ее лбу и верхней губе. Видимо, то, что она делала,
требовала огромных усилий и полной концентрации.
     - Воз... вращайтесь, - повторила она, с трудом выдавливая слова. - Не
пересекайте... не пересекайте...
     Тут я начал подозревать, что Энн ведет бой с кем-то или чем-то и  что
она проигрывает этот бой. С беспокойством я наблюдал, как она  дрожит  все
сильнее, как пот льется по ее щекам и  стекает  между  грудями.  Ее  бедра
трепетали, будто под электрическим ударом, а все  ее  тело  сотрясалось  в
невольных судорогах и конвульсиях.
     Двери салона снова слегка приоткрылись  и  в  комнате  снова  повеяло
холодом. Огонь в камине скрылся под пеплом. Свечи  выстрелили  и  погасли.
Вода в миске неожиданно перестала кипеть и  так  же  неожиданно  покрылась
тонким слоем льда.
     - Энн! - закричал я встревоженно. - Энн, что творится? Энн!
     Но Энн не могла ответить. Она потеряла контроль над своим противником
в этой психологической схватке. Видимо, она теперь не смела ни на  секунду
прерывать концентрации или ослабить захвата, чтобы не освободить бестию, с
которой боролась. Она вся дрожала и  истекала  потом  и  через  промежутки
времени у нее вырывались сдавленные стоны.
     Двери  салона  открылись  шире.  За  дверями  стояла  Джейн  в  своих
погребальных  одеждах.  Ее  лицо   выглядело   иначе,   оно   было   более
деформировано, как будто уже начало гнить. Глаза ее были широко  раскрыты,
зубы оскалены в ужасающей улыбке.
     - Джейн! - закричал я. - Джейн, отпусти ее, ради  Бога!  Сделаю  все,
что захочешь! Знаешь же, что я сделаю все, что захочешь! Но только  оставь
ее в покое!
     Джейн  как  будто  меня  не  слышала.  Она  скользнула  в   салон   и
остановилась едва в паре футов  от  нас.  Ее  белые  погребальные  одеяния
развевались на ледяном ветру, глаза были выпучены, зубы оскалены в  улыбке
черепа. Я молился Богу, чтобы она не отнеслась к Энн Патнем так же, как  к
своей матери.
     - Джейн, послушай же, - сказал я, стараясь обрести убедительный  тон.
- Прошу тебя, Джейн. Оставь ее в покое, а я ее отсюда заберу.  Она  только
хотела мне помочь. Знаешь же, что я сделаю все, что захочешь. Обещаю тебе,
Джейн. Но прошу тебя, оставь ее в покое.
     Джейн подняла руки. По этому жесту Энн  также  встала  и  застыла  со
слегка согнутыми коленями,  все  еще  не  отрывая  глаз.  Она  тряслась  и
дрожала,  стараясь  вырваться  из-под  влияния  чуждой  силы.  Со  стороны
выглядело так, будто ее с двух сторон дергали две невидимые силы.
     - Оставь ее, Джейн! - молил я. - Джейн,  ради