ним и пытался схватить
его за руку. - Чарли, но это же не Нейл!
     - Не крутите мне мозги,  сами  посмотрите  на  мальчика,  -  просопел
Чарли. - Только посмотрите на него, тот же самый, что и раньше. Это  чудо,
и только. Обыкновенное чудо, такое же, как в Библии!
     - Чарли! Он вас убьет!
     - Ну и хорошо, может, я этого заслуживаю, раз я купил ему этот чертов
мотоцикл. Не мешайте, мистер Трентон, предупреждаю вас.  Оставьте  меня  в
покое!
     - Чарли...
     - Мистер Трентон, я уже не могу  быть  более  несчастным,  живой  или
мертвый.
     Эти его последние слова задержали меня на месте. Я смотрел, как Чарли
Манци несется тяжелым галопом по склону, направляясь к худощавому юноше  в
джинсах, который стоял немного дальше и махал ему. Я знал,  что  не  смогу
ничего  сделать.  Конечно  же,  я  мог  подставить  подножку   Чарли   или
нокаутировать его, но все это не имело смысла. Ведь не смогу же я  следить
за ним и днем и ночью на тот случай, если Нейл еще раз явится  ему.  Кроме
того, Чарли никогда бы мне не простил, если бы  я  пытался  задержать  его
силой.
     Я стоял неподвижно, опустив руки по  бокам,  а  Чарли  отдалялся  все
дальше. Вскоре я видел только небольшую пухлую фигурку  в  белом  фартуке,
опережающую меня на добрую четверть мили.
     Я решил, что вернусь в лавку, возьму машину  и  приеду  на  кладбище,
чтобы узнать, не смогу ли я в чем-то помочь. Но потом  я  однако  заметил,
что Нейл сбегает с холмика и исчезает, чтобы появиться вновь уже  у  ворот
кладбища, почти так же далеко, как и мой дом. Чарли все еще бежал за  ним.
Я знал, что хотя это и кажется безнадежным, я должен догнать его и сделать
все, чтобы задержать его.
     Я сбежал со склона так быстро, как будто вернулся во времена  средней
школы, когда бегал ежедневно, плавал и представлял  себе,  что  я  являюсь
младшим изданием Джонни Вайсмюллера. Но прежде чем я приблизился  к  Чарли
на расстояние голоса, я  был  так  измотан,  что  мог  только  с  большими
усилиями хрипеть, но все еще бежал шатающимися медленными шагами, пока нас
не стало разделять ярдов двадцать.
     - Папа, - долетал до нас  крик,  несомый  северо-западным  ветром.  -
Папа, идем!
     Этот голос звучал так естественно юношески, что у меня мороз пробежал
по костям. Я увидел, как Чарли добегает до ворот кладбища,  открывает  их,
входит внутрь и исчезает между шеренг надгробий.
     Я предпринял последнее усилие. Когда  я  наконец  добрался  до  ворот
кладбища, я едва успел увидеть, как Чарли спешит по среднему проходу между
надгробиями. Он  теперь  замедлил  шаг  и  шел,  прижимая  руки  к  груди,
поскольку ему уже не хватало дыхания, но ни на секунду  не  останавливался
для отдыха. Нейл ждал его в  конце  аллеи,  улыбался,  протягивал  руки  и
приветствовал отца так радостно, что я знал, что я никак не смогу вынудить
Чарли вернуться.
     - Чарли! - с огромным усилием прокричал я.  -  Чарли,  подождите  еще
хоть минутку!
     Я  дернул  железные   ворота,   но   по   непонятным   причинам   они
воспротивились мне. Ворота не были заперты на засов, не  были  заперты  на
ключ, ведь Чарли легко открыл их. Но хоть я и тряс их и  толкал  изо  всех
сил, они даже не дрогнули.
     -  Чарли!  -  прохрипел  я.  -  Чарли,  минутку,  послушайте  же!  Не
приближайтесь к нему, Чарли. Не приближайтесь!  Чарли,  это  не  Нейл!  Не
приближайтесь!
     Я уперся плечом в ворота,  но  они  не  уступили.  Я  не  мог  ничего
сделать. Я стоял за воротами и кричал, в то  время  как  Чарли  медленным,
тяжелым шагом шел между надгробиями в сторону своего  чудом  возвращенного
сына.
     Затем я услышал громкий, глубокий  скрипящий  звук,  совершенно  так,
будто кто-то передвигал по цементному полу тонну камня.  Я  сам  не  знал,
слышал ли я этот звук ушами или чувствовал подошвами ног.  Потом  раздался
следующий звук, еще более громкий и более скрипучий.
     Может, это было землетрясение. Может,  что-то  двигалось  под  нашими
ногами. Я слышал, что в Грейнитхед есть подземные гроты в местах, где море
вымыло под землей пустоты. Прижимая  лицо  к  прутьям  ворот  кладбища,  я
старался увидеть, что творится там.
     К моему удивлению и ужасу, я увидел, как одно из надгробий, огромное,
белое, мраморный катафалк с украшенным мраморным  гробом,  соскользнул  на
землю перед Чарли и теперь преграждал ему путь вперед.  Дезориентированный
Чарли огляделся, и я услышал, как он кричит:
     - Нейл! Нейл! Что творится? Нейл, ответь же мне!
     Но прежде чем он успел  развернуться  к  воротам,  следующее  большое
надгробие втиснулось в аллею за его спиной, отрезая ему  путь  назад.  Оно
двигалось медленно, как дорожный каток по  гравию.  Через  секунду  мощная
гранитная плита полностью заблокировала проход.
     - Чарли! - закричал я. - Чарли, бегите! Ради Бога, Чарли, бегите!
     Я услышал, как Чарли снова зовет Нейла. Но я услышал  и  еще  звук  -
скрежет следующих надгробий, которые приближались  с  обоих  боков,  очень
медленно, но неумолимо, дюйм за дюймом уменьшая проход,  в  котором  стоял
Чарли.
     - Чарли! - закричал я. - Чарли!
     Пространство между надгробиями уменьшалось все быстрее, пока  наконец
сквозь скрежещущий шум не пробился неожиданный, пискливый крик о помощи.
     - Мистер Трентон! Я зацепился руками! Мистер Трентон!
     Я яростно затряс кладбищенские  ворота,  но  так  и  не  смог  пройти
внутрь. Я  мог  только  смотреть,  с  недоверием  и  тревогой,  как  Чарли
старается забраться вверх  по  полированному  боку  мраморного  катафалка,
отчаянно разыскивая путь  бегства  от  двух  огромных  надгробий,  которые
напирали на него с двух сторон. Каждое  весило  минимум  тонну;  массивные
плиты, украшенные каменными лилиями и барельефами ангелов,  двигались  как
гигантские  похоронные  дроги,  серые   и   гротескные,   бесформенные   и
неудержимые.
     - О, Боже! - пискливо закричал Чарли. - О Боже! Нейл! Помоги  мне!  О
Боже, спаси!
     Непонятным усилием Чарли смог наполовину вытянуть свое  тяжелое  тело
из безжалостно захлопывающейся ловушки. Его лицо было пурпурным от страха,
глаза вылезали из орбит. Он протянул  ко  мне  руку,  но  тогда  массивные
надгробия захватили его и сжали между двумя гладкими плитами гранита.
     Надгробия раздавили его без колебаний. Я слышал треск  раздавливаемых
костей ног, напоминающий выстрелы из пистолета. Чарли беззвучно  пошевелил
губами в ужасающей муке, а потом из его раскрытого рта хлынул фонтан крови
и кусков  тела,  покрывая  красным  надгробия.  С  минуту  он  дергался  и
извивался, как червяк, надетый на крючок, потом к счастью упал.
     Я закрыл глаза и крепко ухватился за  прутья  ворот.  Я  дрожал  всем
телом, кровь била мне в виски. Потом, больше не оборачиваясь на  Чарли,  я
развернулся и начал взбираться на холм.
     Сзади раздался жесткий скрежещущий дергающий  за  нервы  звук,  когда
надгробия передвигались назад, на свои места. Этот звук пронизал  меня  до
мозга костей, как говорят гасконцы. Я знал, что  много  будущих  лет  буду
просыпаться по  ночам  и  напрягать  слух,  боясь  этого  звука;  скрежета
ужасной, неумолимо приближающейся смерти.
     Наверно я должен сообщить о смерти Чарли в полицию.
     Я должен остаться у останков, пока кто-то не появится. Но я  уже  был
замешан в два таинственных случая, я уже наелся достаточно страха и у меня
было чрезмерно много  хлопот  с  этим.  Как  мне  объяснить  смерть  Чарли
кому-то, кто не видел этого собственными глазами? Я ведь и сам еле  мог  в
это  поверить:  эти  огромные  надгробия,  которые  двигались,  как  будто
одаренные собственной волей. Я взобрался  на  холм,  миновал  вылет  Аллеи
Квакеров и наконец добрался до лавки Чарли.
     Обратная дорога заняла у меня в три раза больше времени, чем безумный
бег на кладбище. Я был готов, когда вошел в лавку, чтобы забрать бутылки с
виски и вином.
     - Вы нашли его? - бросил Сай.
     - Ни следа, - гладко соврал я.
     - Вы о нем беспокоитесь? - заинтересовался Сай.
     - Нет, просто хотел ему кое-что сказать, но это не так уж и срочно.
     - А когда и вы вылетели, как будто от укола шилом в мягкие  части,  я
как раз подумал...
     - Забудь  об  этом,  хорошо?  -  я  прервал  его  более  жестко,  чем
собирался. Я взял бутылки с алкоголем. -  Извини.  Спасибо,  что  постерег
бутылки.
     - К вашим услугам, - ответил сбитый с толку Сай.
     Я поехал в Грейнитхед. Кто-то занял мое любимое место для парковки, и
мне пришлось еще далеко проехать на деревенский паркинг  у  пристани.  Так
что прежде, чем я доволокся назад, на рынок, я был  явно  не  в  наилучшей
форме: измученный, запыхавшийся, перенервничавший и взбешенный. Я вошел  в
"Бисквит" с хмурой миной, изображая Квазимодо, у которого разболелся горб.
     - Ну и ну! - завопила Лаура. - И у него еще хватает наглости  явиться
сюда!
     Я знал, что раз она сама заговорила со мной, то  значит,  что  я  уже
наполовину прощен. Я положил цветы на  прилавок,  поставил  рядом  бутылку
вина и сказал:
     - Цветы в виде извинения. Вино мы должны были выпить  вчера  вечером.
Но если выпьешь вино сама, а цветы выбросишь, то что ж, я пойму это.
     - Ты мог бы и позвонить мне, - с обидой сказала она.
     - Лаура, я сам не знаю, что делать. Я законченная скотина.
     Она взяла бутылку с вином и внимательно исследовала этикетку.
     - Ну хорошо, - сказала она. - Раз уж у тебя такой изысканный вкус, то
я прощаю тебя. Но только пока. И если это повторится, то второй раз я  уже
тебя не прощу.
     - Как пожелаешь, Лаура.
     - Ты мог бы по крайней мере показать, как тебе неприятно.
     - Я просто страшно перенервничал.
     - А как ты думаешь, разве я не перенервничала?
     - Этого я не говорил.
     - Так вот, по  крайней  мере,  хоть  когда  извиняешься,  ты  мог  бы
показать, насколько тебе неприятно.
     - Ну чего ты от меня хочешь? - спросил я.  -  Чтобы  я  грохнулся  на
колени и посыпал себе волосы пеплом?
     - Ох, убирайся. Тебе вообще совершенно не нужно мое прощение.
     - Заявляешь, что мне не нужно твое  прощение,  и  требуешь,  чтобы  я
убрался?
     - Джон, ради Бога!
     - Ну, хорошо, хорошо, - вздохнул я. - Уже ухожу.
     - Забирай с собой свое вино и свои цветы, - закричала она мне вслед.
     - Оставь их себе. Хоть ты и считаешь, что мне не нужно твое прощение,
но я думаю, что ты совершенно не права.
     - Точно так же оно тебе нужно, как и Гэри Гилмору, - каркнула она.
     - Но ведь ты наверно помнишь его последние слова. "Покончим с этим".
     Я вышел из "Бисквита" и оставил Лауру продолжающую беситься праведным
гневом. Мне она нравилась, я  совершенно  не  хотел  злить  ее.  Может,  я
позвоню к ней позже вечером и посмотрю, не  остыла  ли  она.  Ведь  чистая
правда, я тоже совершенно не был восхищен, если бы перевел весь  вечер  на
приготовление итальянских блюд для кого-то, кто вообще так и не  соизволил
явиться.
     Когда я переходил через вымощенную кошачьими черепами  площадь  рынка
Грейнитхед, мне показалось, что на другой стороне улицы, на  углу  Вилледж
Плейс, я  увидел  девушку  в  коричневом  платье  с  капюшоном.  Я  сменил
направление и пошел за ней. Я решил, что на этот раз я догоню ее и выясню,
кто она. Может, она и не была чем-то необычным, а наши частые столкновения
- просто стечение обстоятельств. Но после смерти Констанс и  Чарли  я  уже
решил выяснить тайну "Дэвида Дарка", поэтому и не хотел пропускать ничего,
что могло меня навести на след.
     Я свернул в Вилледж Плейс, узкую, короткую, слепую улочку, где стояли
длинные ряды изысканных салонов, наполненных никому  не  нужной  дешевкой.
Девушка остановилась перед витриной книжного магазина  и  всматривалась  в
выставленные книги. Неясно только,  смотрела  ли  она  на  книги,  или  на
собственное отражение в стекле.



                                    25

     Я осторожно приблизился к ней, обходя ее сзади. Я видел отражение  ее
бледного лица в стекле витрины книжного магазина. Наверняка она  заметила,
но не показывала этого. Она стояла совершенно неподвижно. Одной рукой  она
придерживала капюшон на голове, другую неестественно опустила вдоль тела.
     Мы оба довольно долго стояли молча друг рядом с другом.  Из  магазина
вышел мужчина в шерстяной лыжной шапочке, с  пачкой  книг  под  рукой.  Он
увидел нас и, удивленный  остановился  на  секунду,  после  чего  поспешно
удалился.
     - Почему вы ходите за мной? - спросила девушка.
     - Наверно, скорее, это я должен спросить вас о том же самом. Вот  уже
несколько дней я встречаю вас на каждом шагу.
     Она отвернулась и посмотрела на меня. В ней было  что-то  удивительно
знакомое, хотя я так и не мог понять, в чем это заключается.  У  нее  было
очень бледное, но довольно красивое лицо и очень темные глаза, но ее глаза
блестели и были полны жизни,  не  так,  как  пустые  глаза  Джейн,  Эдгара
Саймонса или Нейла Манци.
     - Вы не одна из них, - заявил я.
     - Одна из них?
     - Одна из призраков, духов?
     - Нет, - она улыбнулась. - Я не одна из них.
     - Но вы знаете, о чем идет речь, не так ли?
     - Да.
     Я вынул платок и протер себе лоб. Мне стало жарко от озабоченности, и
я не знал, как мне себя вести. Девушка спокойно наблюдала за мной,  слегка
улыбаясь. Но это была  мягкая,  добрая  улыбка,  естественная  и  лишенная
высокомерия, а вовсе не та умильная гримаса, которая появлялась  на  губах
призрака Джейн.
     - Я только  следила  за  вами,  -  объяснила  она.  -  Только,  чтобы
удостовериться, что вам ничего не грозит, что вы в  безопасности.  Конечно
же,  вы  были  всегда   в   относительной   безопасности,   ввиду   вашего
неродившегося сына, но вы могли бессознательно влезть в опасное положение.
     - Вы за мной следили? - удивился я. - Кто же вы? Почему  вы  за  мной
следили? У вас же нет для этого права.
     - В эти времена, - ответила девушка, ничуть  не  смутившись  от  моей
агрессивности, - каждый имеет право следить за другими.  Ведь  никогда  не
известно, кто окажется другом.
     - Я хочу знать, кто вы все-таки, - кипятился, настаивая, я.
     - Вы уже знакомы с несколькими из нас, - ответила она. - Мерси  Льюис
вы встретили на Жабрах Салема, а Энид Линч в доме  мистера  Эвелита.  Меня
зовут Энн Патнем.
     - Мерси Льюис? Энн Патнем? - повторил я. - Но ведь это же те имена...
     Девушка широко улыбнулась и протянула мне руку. Я, колеблясь, взял ее
ладонь, сам не знаю почему, может, не хотел просто вести  себя  невежливо.
Ее пальцы были длинными, тонкими и холодными,  и  на  каждом  из  них  она
носила серебряное кольцо, даже на большом пальце.
     - Ты прав, - сказала она. - Это имена ведьм. Конечно же, это не  наши
настоящие имена, а только приемные. Они имеют мощь,  эти  имена,  а  кроме
того, напоминают  нам  о  временах,  когда  Салем  находился  под  властью
Бестелесного.
     - Это значит Миктантекутли? Насколько я знаю, Салем все еще находится
в его власти и Грейнитхед тоже. Но вот ты, говоришь ли ты серьезно, что ты
ведьма?
     - Можно это назвать иначе, - ответила Энн. - Слушай,  забери  меня  к
себе домой, и я все тебе объясню. Раз уж ты меня демаскировал, то  наверно
будет лучше, чтобы ты знал о нас все.
     Я опустил взгляд на наши соединенные ладони.
     - Ну хорошо, - наконец сказал  я.  Я  всегда  хотел  познакомиться  с
ведьмой. Честно говоря, я всегда хотел жениться на ведьме. Когда мне  было
12 лет, я был страшно влюблен в Элизабет Монтгомери.
     Мы возвратились и вошли на рынок, держась за  руки.  И  черт  дернул,
чтобы тогда из "Бисквита" напротив вышла Лаура. Она остановилась, уперлась
руками в бока и смерила нас твердым взглядом, чтобы показать мне, что  она
все видела, и что я законченная скотина. И даже еще хуже, чем скотина.
     Когда мы спускались по крутой тропинке к пристани, Энн сказала:
     - Ты сегодня очень нервный. Чувствую это. Почему ты нервничаешь?
     - Знаешь, как погибла миссис Саймонс?
     - Я видела тебя с ней в тот вечер на шоссе.
     - Ну вот, недавно я был свидетелем  очередной  смерти.  Чарли  Манци,
хозяин лавки в Грейнитхед.
     - Где это произошло?
     - Где? Там, на Кладбище Над Водой. Он был раздавлен... даже  не  могу
точно определить это. Но выглядело так, как  будто  надгробия  задвигались
сами, атакуя его, и раздавили в лепешку.
     Энн сочувственно пожала мне руку.
     - Мне неприятно, - сказала она. Но  здесь  действует  огромная  мощь.
Бестелесный вскоре вернет себе свободу и ударит по нам со  всей  энергией,
какую он собирал около трехсот лет.
     Мы дошли до моей машины. Я открыл дверцу перед Энн, а  потом  сел  за
руль.
     - Я удивлен, что ты столько об этом  знаешь,  -  сказал  я.  Я  завел
двигатель, повернулся на сидении и выехал задом на дорогу. - Эдвард,  я  и
оставшиеся, мы все блуждали в потемках,  пока  не  поговорили  с  мистером
Эвелитом.
     - Ты  забываешь,  что  все  ведьмы  из  Салема  могут  выводить  свою
родословную непосредственно со времен Дэвида Дарка, - ответила она. -  Это
Дэвид Дарк доставил Бестелесного в Салем, так как желал  использовать  его
силу, чтобы навязать жителям графства Эссекс  моральность,  поддерживаемую
страхом. Первыми ведьмами были  девушки  и  женщины,  которых  Бестелесный
убил, а затем воскресил как своих служанок. Это они  завлекали  в  ловушку
своих родственников и друзей и приговаривали их к  ужасной  смерти,  чтобы
Бестелесный мог забрать их сердца.
     - Тоже самое нам говорил и старый Эвелит,  -  заметил  я,  сворачивая
влево на Вест Жор Драйв.
     - Но не всех ведьм схватили и казнили, - продолжала Энн. -  А  многие
из тех, кто был схвачен, были выпущены позже из тюрьмы, когда  Эса  Хаскет
избавился от Бестелесного. Они очень ослабели, поскольку  Бестелесный  был
заключен в медном ящике на дне моря. Но они жили достаточно  долго,  чтобы
научить своих дочерей колдовским заклятиям и передать им если не мощь,  то
по крайней мере знание об этих событиях.
     - Значит, ты одна из тех, кому передавали это знание?
     Энн кивнула головой.
     - Семь родов в Салеме были  родами  ведьм:  Патнемы,  Льюисы,  Линчи,
Биллингтоны, Эвелиты, Кори и Прокторы.  В  восемнадцатом  и  девятнадцатом
веках потомки этих родов какое-то время встречались и отправляли ритуалы в
честь Миктантекутли, Бестелесного, возлагали ему в жертву свиней и овец, а
однажды  даже  убили  девушку,  которую  нашли  заблудившейся  на  болотах
Суомпскотта  и  которая  страдала  потерей  памяти.  Общества  ведьм  были
объявлены вне закона, так же как и флаг "Дэвида  Дарка",  который  был  их
знаком. Но это именно они удерживали Бестелесного в  летаргии  все  триста
лет и защищали Салем от ужасов, какие ты даже не можешь себе представить.
     - Значит, ведьмы, которые вначале служили Миктантекутли, позже  стали
защищать нас от него?
     - Вот именно.  Мы  защищаем  вас  по  мере  наших  сил.  Мы  все  еще
встречаемся время от времени, но нас уже осталось  только  пять  и  мы  не
знаем многих древних ритуалов. Именно поэтому  Энид  живет  и  работает  с
Дугласом Эвелитом, а не только затем, чтобы служить ему и опекать его,  но
и затем, чтобы узнать как можно больше о  древней  магии,  так  как  тогда
ведьмы из Салема снова станут сильными.
     Я кашлянул.
     - Я думал, что Энид внучка старого Эвелита.
     - И это так, в определенном смысле.
     - В определенном смысле? А это что значит?
     - Это значит, что они родственны каким-то  удивительным  образом,  но
точно неизвестно, что же их соединяет. Никому не говори, что  я  это  тебе
сказала,  но  в  семье  Эвелитов  достаточно  часто   встречались   случаи
кровосмешения в начале этого века, когда дороги были плохими.
     - Понимаю, - задумчиво буркнул я, хотя ничего и не понял.
     Когда мы  проезжали  мимо  лавки  Чарли,  я  увидел  два  полицейских
автомобиля, запаркованные перед домом, с включенными "мигалками".