тивоположного берега залива, бело-золотой на голубом фоне воды,  в
море медленно выходил корабль. Мальчик слышал приглушенный расстоянием гул
его винтов и видел на палубах крошечные фигурки людей. Для ребенка - и  не
только для него - корабль был прекрасным чудом. Он знал  его  название,  и
название земли, куда тот плыл, но не знал, что этот  великолепный  корабль
был последним и величайшим из себе подобных. И  он  едва  замечал  в  небе
почти неразличимые из-за солнечного блеска тонкие белые  линии  реактивных
выхлопов, провозглашающие обреченность гордого и изящного гиганта.
   Вскоре огромный лайнер стал лишь смазанным пятнышком  на  горизонте,  а
мальчик вернулся к  прерванной  игре  и  упорному  строительству  песчаных
замков. Солнце перевалило зенит, понемногу клонясь к закату, но до  вечера
было еще далеко.
   Все же он  наступил,  когда  вернулся  прилив.  Услышав  слова  матери,
ребенок собрал игрушки и, устало-удовлетворенный, пошел за  родителями  по
пляжу. Он лишь единственный раз обернулся посмотреть  на  песочные  замки,
которые строил с таким усердием, но никогда больше не увидит. Мальчик  без
сожаления отдал их наступающим волнам, потому что завтра  он  вернется,  а
будущее тянулось перед ним бесконечно.
   Он был еще слишком мал и не знал, что завтра может и не наступить - как
для него самого, так и для всего мира.


   Теперь изменились даже холмы, придавленные тяжестью прошедших лет. И не
все изменения были работой  природы,  потому  что  как-то  ночью  в  давно
позабытом прошлом нечто метнулось вниз  со  звезд,  и  городок  испарился,
взлетев к небу в столбе клубящегося пламени. Но  это  случилось  настолько
давно,  что  уже  не  стоило  жалости  или  сожаления.   Подобно   падению
легендарной Трои или гибели Помпеи, это событие стало древней  историей  и
теперь не трогало душу.
   Над ломаной линией холмов  торчало  длинное  металлическое  сооружение,
поддерживающее лабиринт вращающихся и сверкающих на солнце  зеркал.  Никто
из живших прежде не смог  был  угадать  их  предназначение.  Для  них  оно
выглядело бы столь же бессмысленно, как обсерватория или радиостанция  для
древних людей. Но сооружение не было ни тем, ни другим.
   Вскоре после полудня Бран пришел поиграть среди оставшихся после отлива
мелких луж. На берегу он был совсем  один,  но  его  охраняла  непрестанно
наблюдающая за ним машина. Всего несколько дней назад рядом с Браном возле
голубых вод прекрасного залива играли и другие дети. Время от времени Бран
задумывался над тем, куда они подевались, но он был склонен к одиночеству,
и ответ его не особенно волновал. Погруженный в свои мечты, он был  вполне
доволен тем, что остался один.
   За несколько часов он соединил лужицы  сложным  переплетением  каналов.
Мысли Брана были очень далеки от Земли,  как  в  пространстве,  так  и  во
времени. Вокруг него сейчас  простирались  унылые  красные  пески  другого
мира, а себя он воображал Гарденисом, принцем  инженеров,  спасающим  свой
народ от всепоглощающей пустыни. Брану мнилось, будто он на Марсе; он знал
историю его долгой трагедии и  помощи,  которая  пришла  с  Земли  слишком
поздно.
   Пустынное море простиралось до самого горизонта; уже  столетия  его  не
бороздили корабли. Когда-то, почти в начале времен, человек  вел  недолгую
войну с океанами мира. Теперь же казалось, что лишь мгновение миновало  от
появления первых каноэ до прощального рейса последнего огромного мегатерия
морей.
   Когда по пляжу скользнула гигантская тень. Бран даже не поднял  голову.
В последние дни эти серебристые великаны взмывали из-за холмов непрерывным
потоком, и теперь он почти не обращал на них внимания. Всю свою  жизнь  он
видел величественные корабли, вспахивающие небеса Земли на пути к  далеким
мирам. Нередко он видел, как они возвращаются из этих долгих  путешествий,
пронзая облака и привозя полные трюмы удивительнейших грузов.
   Иногда  мальчик   задумывался,   почему   больше   не   прилетают   эти
возвращающиеся путники. Все корабли теперь только улетали; ни один уже  не
спускался с небес в космопорт за холмами. Никто не  объяснил  ему,  почему
все изменилось, и он сам догадался, что не надо сейчас об этом спрашивать,
потому что видел печаль, которую вызывают такие вопросы.
   - Бран, - услышал он негромкий голос робота, имитирующий голос  матери.
- Бран... пора идти.
   Ребенок поднял голову, на лице его читался возмущенный отказ. Он не мог
в такое поверить. Солнце было еще высоко, а вода после  отлива  далеко.  И
все же отец с матерью уже шли по берегу, направляясь к нему.
   Они шли быстро, точно куда-то торопились. Время от времени отец  быстро
поднимал голову к небу и тут же опускал взгляд, словно прекрасно знал, что
нечего и надеяться что-либо там увидеть. Но  через  несколько  секунд  все
повторялось.
   Упрямый и сердитый, Бран стоял среди своих озер и каналов. Мать хранила
странное молчание, и через некоторое время отец взял его за  руку  и  тихо
произнес:
   - Ты должен пойти с нами, Бран. Нам пора уходить.
   Мальчик угрюмо показал на песок:
   - Но еще слишком рано. Я не закончил.
   В ответе отца не ощущалось и следов гнева, а лишь великая печаль:
   - Есть множество дел, Бран, которые теперь останутся незавершенными.
   Все еще не понимая, мальчик повернулся к матери:
   - Но я смогу вернуться завтра?
   Бран изумленно увидел, как глаза матери неожиданно наполнились слезами.
И он наконец понял, что  никогда  больше  не  играть  ему  в  песке  возле
лазурных вод, никогда не ощущать ласку шаловливых волн. Он слишком  поздно
подружился с морем, а теперь  должен  расстаться  с  ним  навсегда.  А  из
будущего, леденя душу, пришло первое осознание ждущих впереди долгих веков
изгнания.
   Он не оглянулся, когда они втроем зашагали прочь по вязкому песку.  Это
мгновение останется с ним на всю жизнь, но мальчик был слишком ошеломлен и
мог лишь слепо направляться в будущее, которое был не в состоянии понять.
   Три фигуры становились все  меньше  и  наконец  пропали.  Долгое  время
спустя над холмами словно поднялось серебряное облако и медленно поплыло к
морю. По низкой дуге, точно не желая покидать  родной  мир,  последний  из
огромных кораблей поднялся над горизонтом и растаял в  пустоте  над  краем
Земли.
   В сумерках умирающего дня вернулся прилив. Низкое металлическое  здание
на холмах вспыхнуло ослепительным светом, словно  его  создатели  все  еще
находились за его стенами. Неподалеку от зенита одна  из  звезд  не  стала
дожидаться, пока сядет солнце,  и  загорелась  яростным  белым  светом  на
темнеющем небе. Вскоре ее компаньоны, куда более  многочисленные,  чем  те
несколько тысяч, что были знакомы людям, начали заполнять  небеса.  Теперь
Земля оказалась вблизи  центра  Вселенной,  и  небосвод  накрыло  сплошное
полотно света.
   Но, поднимаясь над морем двумя длинными изогнутыми руками, нечто черное
и чудовищное уже заслоняло звезды и словно отбрасывало тень на  весь  мир.
Щупальца Темной Туманности нашаривали границы Солнечной системы...
   На востоке из волн всплывала крупная желтая луна. Люди сровняли ее горы
и подарили ей воздух и воду, но лик ее остался тем же, что глядел на Землю
с начала истории, и она по-прежнему властвовала над приливами. Линия  пены
медленно наползала на песок, море переполняло игрушечные каналы и  смывало
отпечатки детских ног.
   Огни  в  странном  металлическом   сооружении   внезапно   погасли,   а
вращающиеся зеркала остановились. Где-то в глубине  материка  ослепительно
сверкнул мощный взрыв, потом второй и, еще дальше, третий.
   Вскоре слегка дрогнула земля, но ни единый звук  не  нарушил  уединение
опустевшего берега.
   Под ровным светом восходящей луны, с которым соперничали мириады звезд,
пляж терпеливо дожидался конца. Сейчас он стал одинок -  как  и  тогда,  в
самом начале. Лишь волны, да и те недолго, будут касаться его  золотистого
песка.
   Потому что человек пришел и ушел.



    Артур Кларк.
    Лев Комарры

   -----------------------------------------------------------------------
   Arthur C.Clarke. The Lion of Comarre (1949). Пер. - Н.Котикова.
   "Миры Артура Кларка". "Полярис", 1998.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------



1. БУНТ

   К концу двадцать шестого столетия мощный поток науки начал  ослабевать.
Тысячелетняя  череда  открытий,  сформировавшая  мир,  иссякла.  Все  было
открыто. Одна за другой великие мечты прошлого стали реальностью.
   Все было полностью механизировано - исчезли даже  машины.  Скрытые  под
землей и в стенах городов совершенные механизмы незаметно  служили  людям.
Молчаливые  роботы  обслуживали   своих   создателей   так   незаметно   и
ненавязчиво, что их присутствие было естественно, как рассвет.
   Но  в  области  чистой  науки  оставалось  достаточно  белых  пятен,  и
астрономам, которых не сдерживали больше рамки Земли, хватило бы работы на
сотни лет. Но  естественные  науки  и  искусства  перестали  быть  главной
заботой  человечества.  К  2600  году  лучшие  умы  не  стоило  искать   в
лабораториях.
   Выдающимися людьми мира становились артисты и философы, законодатели  и
государственные  деятели.  Инженеры  и  великие  изобретатели  остались  в
прошлом. Они сделали свою работу так  хорошо,  что  стали  не  нужны,  как
лекари, врачевавшие давно исчезнувшие болезни.
   Через пять столетий стрелка маятника качнулась назад.


   Вид из мастерской был потрясающим. Длинное изогнутое  помещение  студии
находилось на высоте  двух  миль  от  основания  Центральной  башни.  Пять
гигантских зданий теснились внизу.  Их  металлические  стены  переливались
всеми  цветами  радуги,  отражая  лучи  восходящего   солнца.   Еще   ниже
простирались поля автоматизированных ферм, скрываясь в дымке горизонта. Но
эта красота сегодня не трогала Ричарда Пейтона  II,  с  озабоченным  видом
расхаживавшего среди огромных глыб синтетического мрамора.
   Огромные камни буквально загромоздили студию. В основном это были грубо
вырубленные кубы, но некоторые уже приобретали  форму  животных,  людей  и
абстрактных фигур, название которым не сумел бы придумать ни один геометр.
   Сын архитектора пристроился на  десятитонном  алмазном  блоке  -  самом
большом из когда-либо  синтезированных  -  и  недружелюбно  поглядывал  на
своего знаменитого родителя.
   - Я не стал бы возражать,  продлись  твое  ничегонеделание  как  угодно
долго, - раздраженно заметил Ричард Пейтон II.  -  Некоторые  преуспели  в
подобном занятии, и в целом это делает мир  интереснее.  Но  твое  желание
стать инженером для меня непостижимо.
   Да, я знаю, мы сами разрешили  тебе  выбрать  технологию  как  основной
предмет, но уж никак не думали, что ты отнесешься к этому так серьезно.  В
твоем возрасте я увлекался ботаникой, но не настолько же, чтобы это  стало
делом жизни. Неужели профессор Чандр Линг подкинул тебе эту идею?
   Ричард Пейтон III покраснел:
   - А если и он? Я знаю, в чем мое призвание, и он согласен со  мной.  Ты
же читал его отзыв.
   Художник помахал листами бумаги, которые держал большим и  указательным
пальцами, как некое мерзкое насекомое.
   - Я прочел, - сказал он мрачно. - "...проявляет незаурядные способности
в области техники, проведены оригинальные субэлектронные исследования",  и
так далее, и тому подобное. О Господи, я думал,  человечество  отыграло  в
эти игрушки столетия назад. Ты  хочешь  стать  первоклассным  механиком  и
возиться с испорченными роботами? Вряд ли это подходящее занятие для моего
сына, не говоря уже о том, что ты еще и внук члена Мирового совета.
   - Я бы не хотел впутывать в это дедушку, - раздраженно  ответил  Ричард
Пейтон  III.  -  То,  что  он  был  политиком,  не  помешало  тебе   стать
скульптором. Чего же ты ждешь от меня?
   Импозантная золотистая бородка отца угрожающе ощетинилась.
   - Мне безразлично, чем ты занимаешься, до  тех  пор,  пока  этим  можно
гордиться. Но откуда эта мания к железкам?  У  нас  есть  все  необходимые
машины. Роботы достигли совершенства уже пятьсот  лет  назад,  космические
корабли тоже мало изменились с тех  пор.  Системе  коммуникаций,  полагаю,
около восьмисот лет. Зачем же менять то, что и так совершенно?
   - Премилое заявление, - воскликнул молодой человек. -  Художник-фантаст
утверждает, что все совершенно. Мне стыдно за тебя, папа.
   - Не придирайся к словам. Ты прекрасно понял,  о  чем  я  говорю.  Наши
предки  создали  машины,  которые  обеспечивают  нас   всем.   Разумеется,
некоторые  из  них  могли  бы  быть  эффективнее.  Но  есть  ли   в   этом
необходимость?  Можешь  ты  назвать  хоть  одно  изобретение,  необходимое
сегодня миру?
   Ричард Пейтон III вздохнул.
   - Послушай, папа, - терпеливо начал  он.  -  Я  знаю  историю  не  хуже
техники. Двенадцать веков назад  некоторые  люди  уже  заявляли,  что  все
открыто. А тогда еще не было даже электричества, не говоря уж о  самолетах
и космонавтике. Они просто не видели перспективы в будущем - их  умы  были
прикованы к настоящему.
   То же самое происходит и теперь. Пятьсот лет мир живет прошлым. Я готов
признать, что некоторые  направления  развития  исчерпаны,  но  существуют
десятки других, даже не начатых.
   В мире техники застой. Конечно, это не-те мрачные времена, мы ничего не
забыли. Но топчемся на месте. Взять, к примеру,  космические  путешествия.
Девятьсот лет назад мы добрались до Плутона. И где мы сейчас? Все  еще  на
Плутоне! Когда же мы соберемся пересечь межзвездное пространство?
   - Кому нужны эти звезды, в конце концов?
   На лице юноши появилось раздражение, и он спрыгнул с алмазного блока.
   - В наши дни задавать такие вопросы?! Тысячу лет назад  люди  говорили:
"Кому нужна эта Луна?" Конечно, сейчас это кажется невероятным, но все это
есть в древних книгах. Сейчас до Луны сорок пять минут лету, и люди  вроде
Хорна Джонсона работают на Земле, а живут в Плато-сити.
   Мы воспринимаем межпланетные перелеты как само собой  разумеющееся.  Но
однажды мы должны решиться на настоящее  космическое  путешествие.  Многое
упущено оттого, что и другие думают так же, как ты, и довольствуются  тем,
что имеют.
   - А почему бы и нет?
   Пейтон обвел рукой студию.
   - А если серьезно, папа? Был ли ты  когда-либо  полностью  удовлетворен
тем,   что   создал?   Только   животные   испытывают   чувство    полного
удовлетворения.
   Художник печально усмехнулся.
   - Возможно, ты и прав. Но это не изменит  моего  мнения.  Я  все  равно
думаю, что ты потратишь жизнь зря. Дедушка того же мнения. Он вернулся  на
Землю специально, чтобы увидеть тебя.
   Пейтон выглядел встревоженным.
   - Послушай, папа. Я  уже  сказал  тебе  все,  что  думаю.  И  не  желаю
повторять. Ни дедушка, ни весь Мировой  совет  не  заставят  меня  принять
другое решение.
   Пейтон  сам  удивился  напыщенности  сказанного.  Отец  собрался   было
ответить,  но  его  прервала  низкая  музыкальная  нота.  Секунду   спустя
механический голос возвестил: "Вас хочет видеть отец, мистер Пейтон".
   Он торжествующе посмотрел на сына.
   - Наверное, стоило предупредить, что дедушка на пути к нам. Но  я  знаю
твою привычку исчезать, когда тебя ищут.
   Юноша не  ответил.  Он  посмотрел,  как  отец  направился  к  двери,  и
улыбнулся.
   Один из стеклянных блоков, ограждавших студию, был  немного  отодвинут.
Пейтон вышел на балкон. Внизу, на расстоянии двух  миль,  белела  огромная
бетонированная  посадочная  площадка,  контрастируя   с   тенями   стоящих
кораблей.
   Он заглянул в комнату. Там было по-прежнему пусто, из-за двери слышался
голос отца. Пейтон не стал ждать и, опершись на балюстраду, прыгнул вниз.
   Через пару  секунд  двое  вошли  в  мастерскую  и  стали  с  удивлением
озираться. Старшему Ричарду Пейтону на вид было  лет  шестьдесят,  но  это
составляло лишь треть его истинного возраста.
   На нем была пурпурная мантия, которую носили двадцать человек на  Земле
и не больше ста во всей Солнечной системе. Казалось,  он  излучал  власть.
Его знаменитый и  самоуверенный  сын  рядом  с  ним  казался  суетливым  и
незначительным.
   - Ну, и где же он?
   - Проклятье! Похоже, он выпрыгнул в окно. Но мы ему выскажем  все,  что
думаем.
   Ричард Пейтон II раздраженно оттянул манжет и набрал  на  коммуникаторе
восьмизначный  номер.  Ответ  последовал  почти   незамедлительно.   Ясный
безликий автоматический  голос  непрерывно  повторял:  "Мой  хозяин  спит.
Пожалуйста, не  мешайте..."  Раздосадованный  Ричард  Пейтон  II  выключил
аппарат и повернулся к отцу. Старик смеялся.
   - Да, соображает он быстро. Опять нас провел! Мы не можем удержать его,
пока он пользуется такими средствами. А я в мои-то  годы  не  в  состоянии
гоняться за ним.
   Мужчины  немного  помолчали,  а  затем,   взглянув   друг   на   друга,
расхохотались.



2. ЛЕГЕНДА О КОМАРРЕ

   Милю с четвертью, пока не включился нейтрализатор, Пейтон летел камнем.
Мощный поток воздуха затруднял дыхание, зато вызывал приятное возбуждение.
Он падал со скоростью сто пятьдесят миль в  час,  а  из-за  близости  стен
громадного здания, мимо которых он проносился, казалось, что еще быстрее.
   Мягкое усилие замедляющего поля притормозило  его  падение  в  трехстах
ярдах от земли. Он опустился между рядами флаеров у подножия башни.
   Его быстролет был маленькой, одноместной, полностью  автоматизированной
машиной.  Он  был  автоматизирован  уже  триста  лет   назад,   в   момент
изготовления, но его новый владелец  самовольно  встроил  в  него  столько
приспособлений, что никто в мире не смог бы его использовать.
   Пейтон  выключил  пояс-нейтрализатор  -  устройство  хоть  и   устарело
технически, но все же обладало полезными  возможностями  -  и  забрался  в
кабину. Через две минуты городские башни скрылись  за  горизонтом,  а  под
быстролетом, несущимся со  скоростью  около  четырех  тысяч  миль  в  час,
простирались необитаемые Дикие земли.
   Пейтон взял курс на запад и  почти  сразу  очутился  над  океаном.  Ему
оставалось  только  ждать:  корабль  выполнял  задачу  автоматически.   Он
откинулся в кресле, с горечью вспоминая события дня,  и  ему  стало  жалко
себя.
   Он был задет сильнее, чем  ожидал.  То,  что  семья  не  разделяла  его
увлечение техникой, давно перестало волновать  Пейтона.  Но  это  растущее
противостояние,  достигшее  пика,  было  чем-то  новым.  Он  абсолютно  не
понимал, в чем дело.
   Через десять минут показался одинокий белый пилон, встающий  из  глубин
океана подобно мечу Экскалибуру. Этот город был известен  всему  миру  как
Сайентия. Его более циничные обитатели называли  его  Колокольней  Летучей
Мыши. Город был построен  восемьсот  лет  назад  на  острове,  вдалеке  от
материка. В те далекие времена, когда еще не исчезли  следы  национализма,
это было проявлением независимости.
   Пейтон  приземлился  на  бетонированной  площадке   перед   ангаром   и
направился к ближайшему входу. Грохот волн, разбивающихся о скалы в  сотне
ярдов, никогда не оставлял его равнодушным.
   Он остановился, вдыхая морской воздух и наблюдая за чайками  и  другими
перелетными птицами, давно облюбовавшими этот кусочек суши для отдыха.
   Бюро генетики занимало сотню  этажей  в  центральной  части  башни.  За
десять минут Пейтон добрался до  научного  городка.  Еще  столько  же  ему
понадобилось, чтобы в кубомилях лабораторий  и  офисов  разыскать  нужного
человека.
   Алан Хенсон II был одним из ближайших друзей Пейтона, хотя он  ушел  из
университета Антарктики два года назад и  занимался  больше  биогенетикой,
чем инженерией. Когда у Пейтона случались  неприятности  -  а  это  бывало
довольно часто,  -  спокойный,  уравновешенный  друг  действовал  на  него
успокаивающе. Появление Пейтона в Сайентии было  тем  более  естественным,
что всего сутки назад Хенсон прислал ему срочный вызов.
   Биолог был рад встреч