уда
уходить одному. Всякое может случиться... И  то,  что  двоим  не  страшно,
может  оказаться  гибельным  для  одного.  Допустим,  появилась  крохотная
дырочка на пояснице вашего скафандра - как вы ее залатаете? Смешно? А ведь
такие вещи происходили.
   - Может быть, с  его  напарником  случилась  беда,  и  Суров  пошел  за
помощью, - предположил Гендерсон. - Вызвать его?
   Я покачал головой. Суров явно не торопился. Он  ходил  куда-то  один  и
теперь не спеша возвращался на "Циолковский". Пусть даже Краснин не  прав,
выпуская людей поодиночке, все-таки неловко вмешиваться в его дела.  Ну  а
если Суров просто нарушил правила - опять-таки не мне доносить об этом.
   В последующие два месяца мои люди часто видели вдали от  базы  одинокую
фигуру Сурова, но он всегда сворачивал в сторону, если кто-нибудь  из  них
подходил. Осторожные расспросы помогли мне выяснить,  что  нехватка  людей
принудила командира  Краснина  пойти  на  некоторые  послабления.  Но  чем
занимался Суров, я не узнал; мог ли я подозревать, что его начальник  тоже
в неведении!
   Когда я услышал в наушниках сигнал тревоги, переданный  русскими,  моей
первой мыслью было: "Я так и знал". Каждой из трех экспедиций уже  не  раз
приходилось посылать  на  выручку  своим  людям  спасательные  отряды,  но
впервые затерявшийся человек не ответил на вызов корабля.  После  краткого
радиосовещания во все стороны от баз поспешно разошлись спасатели.
   Я опять шел с Гендерсоном; естественно, мы направились  в  ту  сторону,
где уже видели однажды Сурова.  Туда  простиралась  "наша",  так  сказать,
территория,  это  было  сравнительно  далеко  от  суровского  корабля.  И,
карабкаясь по пригоркам, я впервые подумал, что русский ученый,  возможно,
занимался там опытами, которые хранил в тайне даже от своих товарищей. Что
бы это могло быть?
   Гендерсон первым нашел его и тотчас вызвал помощь.  Увы,  было  слишком
поздно: Суров лежал ничком в опавшем, сморщенном скафандре.  Очевидно,  он
стоял на  коленях,  когда  что-то  пробило  пластиковый  гермошлем.  Следы
показывали, что ученый упал замертво.
   Когда подоспел командир Краснин, мы все еще разглядывали  поразительный
предмет,  который  в  предсмертную  минуту   изучал   Суров.   Из   камня,
укоренившись в нем множеством тонких щупалец, торчал покрытый  зеленоватой
кожицей овал трехфутовой высоты. Да-да, укоренившись: это  было  растение.
Чуть подальше стояли еще два, поменьше, видимо, погибшие - они потемнели и
высохли.
   "Выходит, - сказал я себе, - на  Луне  все-таки  есть  жизнь!"  Но  тут
заговорил Краснин, и я понял, что истина куда удивительнее.
   - Бедняга Владимир! - произнес он. - Мы знали, что он гений, и  все  же
посмеялись, когда он рассказал нам о  своей  мечте.  Вот  и  решил  втайне
завершить свой величайший труд...  Он  победил  своей  гибридной  пшеницей
Арктику, но то было только начало: он  принес  жизнь  на  Луну.  И  смерть
тоже...
   Я был поражен, это казалось чудом. Теперь-то  весь  мир  знает  историю
"Суровского кактуса" (название столь же закономерное, сколь  неточное),  и
он уже никому не кажется чудесным. Записи ученого все  рассказали,  в  них
описаны многолетние опыты,  как  он  вывел  растение  с  плотной  кожистой
оболочкой, которой не страшен вакуум. Длинные корни,  выделяющие  кислоты,
позволили растению приживаться на таких скалах, где даже лишайник не нашел
бы себе пищи. А потом уже мы увидели,  как  осуществилась  вторая  ступень
мечты Сурова: "кактус" его  имени  преобразил  огромные  площади  каменных
пустынь Луны и проложил путь для других растений,  которые  теперь  кормят
всех жителей лунных баз.
   ...Краснин нагнулся над телом  товарища  и  легко  его  поднял.  Ощупал
разбитый гермошлем и озадаченно покачал головой.
   - Что же произошло? - спросил он. - Можно подумать, виновато  растение,
но ведь это нелепо.
   Зеленая загадка стояла среди ожившей равнины, дразня нас своей тайной и
нераскрытыми еще возможностями. И тут  медленно,  точно  размышляя  вслух,
заговорил Гендерсон:
   - Мне кажется, я знаю ответ. Вспомните, что нам рассказывали  в  школе,
на уроках ботаники... Ведь Суров  выводил  растение  для  лунных  условий,
значит, должен был подумать, как  оно  будет  размножаться.  Нужно,  чтобы
семена разбросало очень далеко во все стороны, так больше надежды, что они
попадут на подходящий участок и прорастут. На Земле семена разносят птицы,
насекомые, животные, тут ничего такого нет. Я могу представить себе только
один способ; кстати,  некоторые  земные  растения  уже  располагают  таким
механизмом.
   Его перебил мой вопль. Что-то с силой, звонко ударило  в  металлический
пояс моего скафандра. Удар не причинил мне никакого вреда, только напугал.
   А подле моих ног лежало семя, размерами и видом  напоминающее  сливовую
косточку. В нескольких ярдах от него мы нашли второе,  то  самое,  которое
разбило гермошлем Сурова, когда ученый нагнулся.  Он  знал,  конечно,  что
семена созрели, но второпях забыл, чем это грозит.  Вспомните  про  слабую
гравитацию на Луне; я  сам  видел,  как  "кактус"  метал  свои  семена  на
четверть мили. Творение Сурова его же и "застрелило" в упор.



НЕ ВСЕ, ЧТО БЛЕСТИТ

   Командор Ванденберг рассказал бы эту историю лучше меня, но он  далеко,
за много миллионов миль. А речь пойдет о его геофизике, докторе  Пойнтере,
который (во всяком случае, так все считали) сбежал на Луну от жены.
   Правда, то же говорили и о многих других (особенно сами  жены),  но  на
сей раз это была не шутка. И  не  так  чтобы  он  не  любил  жену,  скорее
напротив: Пейнтер готов был сделать для  нее  все.  На  беду,  ее  желания
всякий раз обходились ему слишком дорого.  Его  супруга  была  женщиной  с
экстравагантными вкусами, а таким женщинам  лучше  не  выходить  замуж  за
ученых, даже таких, которые улетают на Луну.
   Главной слабостью  миссис  Пейнтер  были  драгоценные  камни,  особенно
брильянты.  Нетрудно  понять,   что   эта   слабость   доставляла   немало
беспокойства доктору Пейнтеру. Как  заботливый  и  нежный  супруг,  он  не
только беспокоился, но и принимал меры. И Пейнтер стал  одним  из  ведущих
мировых специалистов по алмазам; уточню: как ученый, не как коммерсант.  О
происхождении, составе и свойстве алмазов он знал, наверное,  больше,  чем
кто-либо иной. К сожалению, можно очень много знать об алмазах и не  иметь
ни одного. А какая радость  миссис  Пейнтер  от  эрудиции  мужа  -  ее  не
повесишь себе на шею, отправляясь на прием...
   Я уже говорил,  что  геофизика  была  основной  специальностью  доктора
Пейнтера; алмазы представляли собой, так сказать, побочное  увлечение.  Он
создал много замечательных приборов,  позволяющих  с  помощью  электронных
импульсов и магнитных волн проникнуть в недра Земли, получить своего  рода
рентгеновский снимок ее скрытой от глаз толщи.  Не  удивительно,  что  его
включили в число тех, кто должен  был  попытаться  разведать  таинственные
недра Луны.
   Пейнтер  охотно  согласился  участвовать  в  экспедиции,  но  командору
Ванденбергу показалось почему-то, что геофизик предпочел бы задержаться на
Земле. Кстати, не он один. Иные  просто  боялись,  и  ничего  нельзя  было
сделать; из-за этого пришлось забраковать многих отличных людей. Однако на
этот раз дело было не в личных  переживаниях.  Пейнтер  только  что  начал
очень важный опыт, речь шла о задаче, которой он посвятил много лет, и ему
не хотелось покидать Землю, не дождавшись ответа. Но Первая экспедиция  не
могла ждать его, и  пришлось  доктору  положиться  на  своих  ассистентов.
Правда, он непрерывно обменивался с ними зашифрованными  радиограммами,  к
превеликому неудовольствию узла связи Третьей космической станции.
   Столкнувшись с чудесами нового мира, Пейнтер скоро забыл  свои  прежние
заботы. Он без конца колесил по поверхности Луны  на  одном  из  маленьких
удобных электроскутеров, которые захватили с собой американцы, вооруженный
сейсмографами, магнитометрами и прочими  хитроумными  орудиями  геофизика.
Доктор Пейнтер хотел за несколько недель узнать о Луне столько же, сколько
человек узнал о Земле за сотни  лет.  Конечно,  в  его  распоряжении  была
только малая  часть  из  четырнадцати  миллионов  квадратных  миль  лунной
поверхности, но уж работать - так работать основательно!
   Он по-прежнему получал телеграммы от  своих  сотрудников  на  Земле,  а
также короткие, но исполненные горячих чувств весточки от супруги.  Но  ни
то ни другое его как будто не волновало. Даже если вы не заняты настолько,
что некогда глаз сомкнуть, четверть  миллиона  миль  помогают  вам  как-то
по-новому взглянуть на свои личные  дела.  Мне  кажется,  на  Луне  доктор
Пейнтер впервые за всю свою жизнь был по-настоящему счастлив  (кстати,  не
только он).
   Неподалеку  от  нашей  базы  находился  великолепный   кратер,   этакое
исполинское дыхало диаметром около двух миль.  Но  на  первых  порах  наши
совместные работы  сосредоточились  в  другом  районе,  и  прошло  полтора
месяца, прежде чем Пейнтер смог получить маленький вездеход и вместе с еще
тремя исследователями отправиться на разведку к кратеру. Уйдя за горизонт,
они вышли также из зоны радиосвязи, однако  это  нас  не  тревожило:  если
что-нибудь случится, они всегда могут связаться с  Землей,  а  оттуда  уже
передадут радиограмму нам.
   Отряд Пойнтера отсутствовал сорок восемь часов, а это  предельный  срок
непрерывной  работы  на  Луне,  даже  если  вы  применяете   стимулирующие
средства. Поначалу все шло гладко, а потому и не особенно  интересно;  они
добросовестно  выполняли   программу   исследований.   Достигли   кратера,
поставили герметичный купол, разложили снаряжение, произвели  все  замеры,
затем установили маленький буровой станок, чтобы взять  образцы  пород.  И
вот тут-то,  ожидая,  когда  бурильный  снаряд  извлечет  из  лунных  недр
аккуратный столбик, Пейнтер сделал свое второе  великое  открытие.  Первое
было им сделано десятью часами раньше, хотя он тогда об этом не знал.
   Вдоль кромки кратера, выброшенные с глубины  нескольких  миль  могучими
взрывами, которые изуродовали  лунный  лик  триста  миллионов  лет  назад,
громоздились гигантские обломки коренных пород. Да,  буровым  станком  так
недра не разворотишь... Жаль только,  что  эти  исполинские  образцы  были
разбросаны на огромной площади в  полном  беспорядке;  необузданные  силы,
извергшие их на поверхность, нарушили всякую последовательность пластов.
   Карабкаясь по горам этого необычного шлака, Пейнтер тут и  там  отбивал
геологическим молотком посильные  ему  образцы.  Вдруг  товарищи  услышали
громкий крик, и доктор наук подбежал к ним, держа в руках осколки довольно
скверного  стекла.  Прошло  несколько  минут,  прежде  чем  он  успокоился
настолько, что смог объяснить, из-за чего поднял такой шум. И понадобилось
еще некоторое время, пока отряд вспомнил о своей задаче и продолжил работу
по программе.
   Ванденберг издали приметил четверку, когда она возвращалась к  кораблю.
Не похоже, чтобы они особенно устали, а ведь двое суток на ногах... Больше
того, даже скафандры  не  могли  скрыть  не  совсем  понятную  живость  их
движений. Сразу видно, что экспедиция прошла успешно. Что же, есть двойное
основание поздравить доктора Пейнтера. Как ни туманна полученная  с  Земли
срочная радиограмма, ясно, что опыт Пейнтера закончился полным триумфом.
   Но при виде того, что держал в руке геофизик, командор Ванденберг забыл
о радиограмме. Он знал, как выглядит неграненый алмаз.  Только  знаменитый
"Каллинен" весом 3026 карат превосходил размерами этот.
   - Ничего удивительного, -  услышал  командир  захлебывающийся  радостью
голос Пойнтера. -  Алмазы  всегда  находят  там,  где  есть  вулканические
трубки. Но почему-то мне не приходило в  голову,  что  эта  закономерность
распространяется на Луну.
   Тут Ванденберг вдруг вспомнил про радиограмму  и  отдал  ее  геофизику.
Ученый быстро пробежал текст  глазами  и  разинул  рот.  После  Ванденберг
говорил  мне,  что  никогда  не  видел,  чтобы  человек   был   так   убит
поздравительной телеграммой... Вот она:

   ЗАДАЧА  ВЫПОЛНЕНА.  ОПЫТ  541  ПРИМЕНЕНИЕМ  УСОВЕРШЕНСТВОВАННОГО  ТИГЛЯ
УВЕНЧАЛСЯ  УСПЕХОМ.  РАЗМЕРЫ  ПРАКТИЧЕСКИ  НЕОГРАНИЧЕННЫЕ,   СЕБЕСТОИМОСТЬ
НИЧТОЖНАЯ.

   -  В  чем  дело?  -  спросил  Ванденберг,  глядя  на  потрясенное  лицо
геофизика. - Новость-то вроде хорошая!
   Пейнтер  глотнул  раз-другой,  словно  рыба  на  берегу,  и  растерянно
уставился на большой -  чуть  ли  не  во  всю  ладонь  -  кристалл.  Затем
подбросил его в воздух; кристалл медленно опустился обратно.
   Наконец геофизик обрел дар речи.
   -  Моя  лаборатория,  -  заговорил  он,  -  уже  много   лет   пыталась
синтезировать алмазы. Вчера вот эта штука стоила миллион долларов. Сегодня
- сотни две, не больше. Я даже не уверен, захочу ли тащить его с собой  на
Землю...
   Конечно, он увез кристалл, у кого  хватило  бы  духу  выбросить  такого
красавца.  Около  трех  месяцев  миссис  Пейнтер  носила  лучшее  в   мире
бриллиантовое ожерелье, которое вполне стоило тысячи  долларов  (стоимость
гранения и полировки). Потом процесс Пейнтера был освоен  промышленностью,
а месяцем позже она получила развод. Основание? Крайне жестокое  обращение
со стороны мужа. Вы, конечно, скажете - поделом...



ФЕЕРИЧЕСКОЕ ЗРЕЛИЩЕ

   Я немало удивился, прочтя в справочниках, что один из самых  нашумевших
опытов, проведенных нами на Луне, фактически был подготовлен  еще  в  1955
году, неполных десять лет после того, как вообще  стали  применять  ракеты
для исследования высших слоев атмосферы. Ну вот,  в  1955  году  состоялся
эксперимент, в  ходе  которого  на  огромной  высоте  выпустили  натриевое
облако.
   Посмотрите с Земли на небо: даже в самую ясную ночь пространство  между
звездами не кажется совсем черным. Глаз улавливает очень слабое  свечение,
которое отчасти вызвано атомами натрия в атмосфере, на высоте примерно ста
миль. Чтобы набрать спичечную коробку натрия, пришлось  бы  "просеять"  не
одну кубическую милю ионосферы, вот исследователи и решили, что  получится
великолепный  фейерверк,  если  забросить  на  ракете  в  ионосферу  сразу
несколько фунтов.
   Они не ошиблись. Натрий, выброшенный ракетой в небесах над Уайт-Сендом,
образовал большое желтое облако, и целый час, пока  не  рассеялись  атомы,
точно сиял искусственный лунный свет. Забавный опыт, однако его провели не
ради забавы, он преследовал серьезные научные цели. Приборы,  улавливавшие
свечение, позволили получить новые данные о верхних слоях  атмосферы;  эти
данные легли в копилку сведений, без которых никогда не удалось бы  начать
космические полеты.
   Прилетев на Луну, американцы решили, что не  худо  бы  повторить  опыт,
разумеется, в гораздо больших масштабах. Несколько сот килограммов  натрия
прочертят в лунной атмосфере светящийся след, который легко будет  увидеть
с Земли в обычный бинокль!
   (Кстати, есть люди, которым до  сих  пор  невдомек,  что  у  Луны  есть
атмосфера. Конечно, слишком  разреженная,  чтобы  можно  было  дышать,  но
приборы ее обнаруживают. А роль  противометеоритного  щита  она  выполняет
превосходно: как-никак, ее толщина достигает сотен миль.)
   Предстоящий запуск был у  всех  на  устах.  Очередная  грузовая  ракета
доставила с Земли натриевую "бомбу". Действие - очень простое:  от  запала
вспыхивал зажигательный заряд, натрий начинал испаряться, и под  давлением
паров лопалась перегородка, которая через  сопло  особой  формы  выпускала
натриевое облако в небеса.  Запуск  должен  был  состояться  вскоре  после
наступления ночи. Вырвавшись из лунной тени  под  солнечные  лучи,  облако
засияет ослепительным светом.
   Наступление ночи на Луне - одно из самых потрясающих зрелищ в  природе.
Особенно когда глядишь на медленно исчезающий  за  горами  пламенный  диск
Солнца и думаешь о том, что пройдет четырнадцать земных суток, прежде  чем
оно покажется вновь... Но закат не  сменяется  полным  мраком,  во  всяком
случае на этой стороне Луны.  Остается  недвижно  висящая  в  небе  Земля,
единственное небесное тело, которое не восходит и не  заходит.  Отражаемый
ее   облаками   и   океанами   свет   озаряет   лунный   ландшафт   мягким
голубовато-зеленым сиянием; и  подчас  ночью  легче  ориентироваться,  чем
днем, когда слепит глаза Солнце.
   Даже те, кто был свободен от  дежурства,  вышли  посмотреть.  Натриевую
"бомбу"  поместили  в  центре  большого  треугольника,  образуемого  тремя
кораблями; она стояла вертикально, нацеленная на звезды. Доктор  Андерсен,
астроном американского  отряда,  проверил  запальный  механизм;  остальные
держались поодаль на  почтительном  расстоянии.  "Бомба"  выглядела  очень
грозно, хотя представляла  собой  не  большую  опасность,  чем  сифон  для
газированной воды.
   Были  собраны  все  оптические  приборы  трех  экспедиций.   Телескопы,
спектроскопы, кинокамеры стояли наготове в  ряд.  Но  это  было  ничто  по
сравнению с батареями приборов, которые в  этот  миг  смотрели  на  нас  с
Земли. Сегодня ночью все астрономы-любители будут дежурить у себя в  саду,
слушая радиорепортаж с Луны. Я взглянул на огромную лучезарную  планету  -
похоже, над  материками  почти  нет  облаков,  видимость  на  Земле  будет
хорошая. Что ж, это только справедливо: как-никак, их труд лежит в  основе
всего, что происходит здесь.
   До запуска оставалось пятнадцать минут. В который раз  я  пожалел,  что
нельзя выкурить сигарету в скафандре без  ущерба  для  видимости.  Столько
гораздо более сложных задач решено нашими учеными, а вот такой пустяк - до
сих пор проблема!
   Чтобы убить время (наш отряд не участвовал в пуске  бомбы),  я  включил
радио и стал слушать Дейва Болтона. Он  неплохо  вел  репортаж.  Блестящий
математик, Дейв был у нас Главным навигатором. Кроме того, он был боек  на
язык и любил цветистые обороты; иногда Би-Би-Си приходилось  редактировать
его репортажи. На этот раз редакторы  ничего  не  могли  сделать  -  через
ретрансляционные станции передача шла прямо в эфир.
   Дейв  кратко  и  вполне  вразумительно  объяснил  смысл  нашего  опыта,
рассказал, как светящееся натриевое облако, поднимаясь со скоростью  около
тысячи миль в час, поможет нам судить о лунной атмосфере.
   - Однако, - продолжал он, обращаясь к нетерпеливо  ожидающим  миллионам
на Земле, - важно уяснить себе следующее.  После  запуска  "бомбы"  первые
десять минут вы ничегошеньки не заметите, да и  мы  тоже.  В  лунной  тени
натриевое облако будет совершенно невидимо. И вдруг вспыхнет ярким  светом
от солнечных лучей, которые сейчас пронизывают  космос  высоко  над  нами.
Трудно заранее определить силу света,  но  вы,  наверное,  увидите  его  в
двухдюймовый телескоп. Пожалуй, даже в сильный бинокль.
   В этом духе ему надо было развлекать слушателей еще десять  минут;  как
это удавалось Дейву - выше  моего  разумения.  Но  вот  наступила  великая
минута:  Андерсон  нажал  стартовую  кнопку.  "Бомба"   закипела,   натрий
испарялся, и давление внутри ее росло. Тридцать секунд спустя из  длинного
узкого сопла, направленного в  небо,  вдруг  вырвался  словно  клуб  дыма.
Теперь - ждать еще десять минут, пока незримое облако  мчится  к  звездам.
"После такой шумихи, - сказал я себе, - нам просто нельзя сесть в лужу".
   Проходили секунды, минуты... Внезапно в небе загорелся желтоватый свет!
Ярче, ярче, казалось, некий художник кладет широкой кистью  мазки  пламени
среди звезд. Я пожирал глазами эту необычайную зарю... И вдруг понял,  что
какой-то мудрец ухитрился побить все  рекорды  в  области  рекламы!  Мазки
складывались  в  буквы,  а  буквы  образовали   два   слова   -   название
безалкогольного напитка, достаточно известного, чтобы мне нужно  было  его
расписывать.
   Как это сделали?  Ответ  напрашивался  сам.  Кто-то  поместил  в  сопло
натриевой "бомбы" специальный трафарет, так что  струи  вырвавшегося