м.
     Но вот  Нильс рассмеялся, и  все  встало на свое место. Озадаченная, но
успокоившаяся Христина обернулась к нему.
     -- Разве ты не помнишь? -- смеялся он. -- Мы  же читали сегодня утром в
газете. Это  происходит раз в несколько  лет,  и  всегда ночью.  Они уже  не
первый день так идут.
     Нильс поддразнивал ее,  стараясь разогнать  напряжение последних минут.
Христина посмотрела на него и слегка улыбнулась.
     -- Ну, конечно же, -- воскликнула она. -- Какая я глупая!
     Она  еще  раз  обернулась  назад, и  лицо ее  опять  стало  грустным --
Христина была слишком отзывчива.
     -- Бедняжки, -- вздохнула она. -- И зачем они это делают?
     Нильс безразлично пожал плечами.
     -- Кто  знает, -- ответил он. -- Одна из бесчисленных загадок. Не думай
об этом, не береди душу. Смотри! Мы сейчас входим в гавань.
     Они  повернулись к  манящим огонькам, за которыми  лежало их будущее, и
Христина   только  раз  взглянула  назад,   на  несчастную  лавину,  которая
неудержимым потоком неслась вниз, освещенная слабым лунным светом.
     Повинуясь  какому-то  неведомому  зову,  легионы  обреченных  леммингов
находили смерть в волнах моря.



   Артур Кларк.
   Вопрос пребывания

__________________________________________________________________________
      Copyright Arthur C Clarke
      Copyright перевод: Марков Ю.В.(Markov_y@nvnpp.vrn.ru), 1999
  A question of residence. Из сборника: The other side of the sky. 1992
  Printed and bound in Great Britain by Cox & Wyman Ltd, Reading, Berkshire.
___________________________________________________________________________

        Я уже описывал  смешную,  так сказать, ситуацию перед взлетом первой
экспедиции на Луну.  Получилось так,  что американский, русский и британский
корабли  совершили  посадку  практически  одновременно.  Однако,  никто   не
объяснил,  почему  британский  корабль вернулся назад примерно на две недели
позже остальных.
        О, я знаю официальную версию;  я должен знать, поскольку сам помогал
ее состряпать.  Правда в том,  что она далека от того,  что происходило,  но
вряд ли слишком далека.
        По любому счету объединенная экспедиция  имела  триумфальный  успех.
Был  только один  несчастный случай и  способ,  которым умер Владимир Суров,
сделал его бессмертным.  Мы собрали столько данных,  что ученые Земли  будут
заняты ими целые поколения,  и они перевернут почти все наши представления о
природе и окружающей нас вселенной.  Да,  наши пять  месяцев  на  Луне  были
проведены  хорошо,  и  мы  могли  вернуться домой с таким триумфом,  который
выпадал на долю лишь некоторым героям.
        Однако перед  этим  еще  очень многое нужно было привести в порядок.
Приборы,  которые были рассеяны по всей лунной  поверхности,  все  еще  вели
запись и многое из информации,  которую они собрали,  не могло быть передано
автоматически на Землю.  Не было смысла всем трем экспедициям оставаться  на
Луне  до  последней  минуты;  персонала  одной  было  бы  достаточно,  чтобы
завершить работу.  Но кто из добровольцев возьмет на себя эту  заботу,  пока
другие  полетят назад к славе?  Это была трудная проблема,  но ее нужно было
разрешить очень быстро. Припасы нас мало беспокоили. Автоматические грузовые
ракеты  могли  снабжать  нас  воздухом,  пищей  и  водой так долго,  как нам
хотелось оставаться на Луне.  Мы были все в  добром  здравии,  хотя  немного
устали.   Никакие   предсказанные  психологические  проблемы  не  возникали,
возможно  потому, что  все мы были так поглощены нашими задачами, что просто
не было времени для беспокойства насчет помешательств.  Но,  конечно, мы все
думали о возвращении на Землю к своим семьям.
        К первому изменению планов подтолкнуло нас то, что Циолковский вышел
из игры,  когда почва под одной  из  посадочных  опор  внезапно  опустилась.
Корабль  остался  стоять  прямо,  но  корпус корабля был сильно напряжен и в
герметических  отсеках  появились  дюжины  утечек.  Мы  много   дебатировали
относительно  ремонта  на  месте,  но  было  решено,  что слишком рискованно
взлетать в таком состоянии.  У  русских  не  было  альтернативы,  кроме  как
отправиться  назад  на  Годдарде  и  Индеворе;  при  использовании топлива с
Циолковского наши корабли были способны  взлететь  с  превышением  нагрузки.
Однако,  обратный  полет  будет  проходить  в  тесноте  и неудобстве по всем
условиям, потому что все должны будут есть и спать поочередно.
        Следовательно, должен  вернуться  на  Землю  первым американский или
британский корабль. В течение этих последних недель, когда работа экспедиции
близилась  к  завершению,  отношения  между  командиром  Ванденбургом и мной
становились все более натянутыми.  Я даже подумал,  не должны ли  мы  решить
вопрос жребием....
        Другой проблемой,  занимавшей мое внимание, была дисциплина команды.
Возможно,  это  слишком  сильно  сказано;  у  меня  и в мыслях не было,  что
возможен мятеж.  Но все мои люди теперь  стали  немного  рассеянными  и,  не
будучи  на дежурстве,  рассаживались по углам и писали как бешеные.  Я знал,
что происходит,  потому что и сам был  вовлечен  в  это.  На  Луне  не  было
человека,  который бы не продал исключительные права какой-нибудь газете или
журналу,  и все мы стремились уложиться  в  срок.  Радио-телетайп  на  Землю
действовал  непрерывно,  посылая  десятки тысяч слов в день,  и даже большой
кусок бессмертной прозы был продиктован по звуковым каналам.
        Профессор Уильямс, наш астроном, человек с практическим складом ума,
зашел ко мне однажды с решением моей главной проблемы.
        "Капитан," сказал  он,  рискованно  балансируя  на  моем расшатанном
столе, который я использовал для работы в надувном доме, "нет ли технических
причин, по которым мы должны отправиться на Землю первыми?"
        "Нет," сказал я,  "дело единственно в славе,  фортуне  и  стремлении
увидеть снова свои семьи.  Признаю, что это не технические причины. Мы могли
бы остаться здесь еще на год,  если Земля  будет  продолжать  снабжать  нас.
Однако,  если ты хочешь предложить именно это,  я с превеликим удовольствием
тебя придушу."
        "Нет, не так плохо.  Основная часть людей вернется назад, остающаяся
группа может последовать за ними самое позднее через две или три недели.  Им
достанется честь за самопожертвование, терпение и такую добродетель."
        "Которые будут плохой компенсацией за то,  чтобы быть дома вторыми."
        "Правильно -  нам нужно еще что-нибудь,  чтобы повысить ее ценность.
Немного  материального  вознаграждения."
        "Согласен.  Что  ты  предлагаешь?"
        Уильямс показал на календарь,  висящий на стене напротив меня, между
двух  красоток,  которых  мы  стащили на Годдарде.  Продолжительность нашего
пребывания  указывалась  днем,  перечеркнутым  красными  чернилами;  большой
вопросительный  знак  на  последнем  двухнедельном  отрезке показывал время,
когда первый корабль отправится на Землю.
        "Вот вам  ответ,"  сказал  он.  "Если мы отправимся назад вот здесь,
понимаете, что произойдет? Давайте я расскажу вам."
        Он рассказал и я пнул себя за то,  что не подумал об этом первым. На
следующий день я объяснил мое решение Ванденбургу и Краснину.
        "Мы остаемся и сделаем здесь уборку," сказал я.  "Это просто здравый
смысл.  Годдард больше нашего судна и может взять дополнительно четверых,  а
мы только двоих,  да и то будет тесно. Если вы стартуете первым, Ван, меньше
людей зачахнут из-за того, что останутся дольше необходимого."
        "Это очень  великодушно  с  вашей стороны," отвечал Ванденбург.  "Не
хочу скрывать,  что мы будем счастливы отправиться домой.  И это логично,  я
признаю, теперь, когда Циолковский не действует. Однако, это кажется большой
жертвой для вашей группы и мне не хочется иметь перед вами преимущество."
        Я энергично  махнул  рукой.
        "Не думайте об этом," ответил я. "Вы, парни, еще не успеете схватить
всю славу,  как мы вернемся и возьмем свою часть.  Кроме того,  мы посмотрим
отсюда на ваше возвращение на Землю."
        Краснин смотрел  на  меня  с задумчивым выражением и я почувствовал,
что мне трудно ответить на его пристальный взгляд.
        "Ненавижу быть   циником,"   сказал  он,  "но  знаю,  что  возникают
маленькие подозрения,  когда кто-то дает большую фору без хороших причин.  И
откровенно, я не думаю, что причин, о которых вы говорили, достаточно. У вас
должно быть что-то еще в вашем рукаве, не так ли?"
        "О, ну хорошо," сказал я.  "Я надеялся на ваше доверие, но вижу, нет
пользы пытаться убедить кого-нибудь в чистоте  моих  мотивов.  У  меня  есть
причина,  и вы тоже можете узнать ее.  Но пожалуйста, не говорите о ней всем
вокруг;  мне не хочется у людей на Земле  разрушать  иллюзии.  Они  все  еще
думают  о нас как о благородных и героических искателях знаний;  давайте так
все и оставим ради всех нас."
        Затем я вытащил календарь и объяснил Ванденбургу и Краснину то,  что
уже объяснил мне Уильямс.  Они слушали  сначала  со  скептицизмом,  затем  с
сочувствием.
        "Я и не  знал,  что  это  так  плохо,"  сказал  наконец  Ванденбург.
        "Американцам этого не понять," сказал я грустно.  "Во всяком случае,
этот способ существует  уже  пол-столетия  и  ничего  лучшего  нет.  Так  вы
согласны с моим предложением?"
        "Конечно. Это нам подходит.  Пока  готовится  следующая  экспедиция,
Луна  ваша."
        Я вспомнил эту фразу две недели спустя, когда наблюдал за Годдардом,
рвущимся  в  небо  к  далекой,  манящей Земле.  Стало одиноко теперь,  когда
американцы и все русские,  кроме двух,  улетели.  Мы завидовали им и приему,
который  они получили,  и с ревностью смотрели по ТВ их триумфальное шествие
по  Москве  и  Нью-Йорку.   Затем   мы   вернулись   к   работе   и   нашему
времяпрепровождению   на   досуге.   Когда   мы  чувствовали  депрессию,  мы
производили  небольшое  суммирование  на   кусочке   бумаги   и   немедленно
восстанавливали свою бодрость.
        Красные пометки ставились в календаре,  когда заканчивался  короткий
земной  день  -  день,  который  имел  мало связи с медленным циклом лунного
времени.  Наконец,  мы были готовы; все приборы собраны, все пробы и образцы
надежно  размещены  на  корабле.  Двигатели  вернулись  к жизни,  дав нам на
мгновение ощущение веса,  который мы почувствуем,  вернувшись на Землю.  Под
нами расстилался ковер лунного ландшафта,  который мы узнали так хорошо, что
почувствовали мягкое сожаление;  через считанные  секунды  уже  нельзя  было
увидеть  ни  одного  признака  строений  и  инструментов,  которые  нами так
трудолюбиво   воздвигались   и   которые   будут    использованы    будущими
исследователями.
        Путешествие домой началось.  Мы возвращались на Землю в дискомфорте,
но  без  происшествий,  около  Космической  Станции Три присоединились к уже
полуразобранному  Годдарду и были быстро доставлены  вниз,  в  мир,  который
покинули семь месяцев назад.
        Семь месяцев:  это,  как указал Уильямс, была очень важная цифра. Мы
пробыли  на  Луне  больше половины финансового года - и для всех нас это был
самый доходный год за всю нашу жизнь.
        Рано или поздно, я полагаю, эта межпланетная лазейка будет заткнута;
департамент внутренних налогов все  еще  находится  в  арьергарде  борьбы  с
такими  действиями,  и мы аккуратно защищены Секцией 57,  параграф 8 Главы о
доходных действиях 1972 г.  Мы написали свои книги и статьи на Луне -  и  до
тех пор, пока лунное правительство не введет взимание подоходного налога, мы
будем класть в карман каждый пенни.
        А если правила,  в конце концов,  обернутся против нас - ладно, ведь
есть еще Марс....



   Артур Кларк.
   Движущая сила


     Перевод В. Голанта
     Источник: А.Кларк, Космическая  одиссея 2001 года.  Сборник науч.-фант.
произведений. М., "Мир", 1970.
     OCR & Spellcheck: Aslan Frunze




     Мы обсуждали сенсационный процесс, слушавшийся в Олд Бэйли, когда Гарри
Первис,  который   обладал  прямо-таки  невероятной  способностью  повернуть
разговор в желательном ему направлении, обронил как бы невзначай:
     --  Помню, мне довелось однажды выступать в качестве эксперта-свидетеля
в довольно интересном деле.
     -- Только свидетеля? -- подзадорил его Дрю, ловко наполнив пивом "Бэсс"
две кружки одновременно.
     --  Да...  Сложное  было  дело.  Оно  слушалось  в начале войны,  когда
ожидалось вторжение. Только поэтому вы ничего не знали о нем в то время.
     -- С  чего  это вы взяли,  что  мы о нем не слышали?  -- с  подозрением
спросил Чарли Уиллис.
     Гарри явно заметал следы. Поймать его на этом удавалось нечасто.
     Qui s'excuse s'accuse[1]*, подумал я и решил посмотреть, как
он вывернется.
     -- Дело было весьма  необычным, -- ответил он с  достоинством, -- и вы,
конечно, помнили бы  о нем, если бы хоть одним  глазом заглянули в  судебный
отчет.  Мое имя склонялось  в этой связи достаточно часто. Случай, о котором
идет речь, произошел в отдаленной части Корнуэлла, а герой его принадлежал к
представителям редкой породы полоумных ученых. Лучший экземпляр этой породы,
какой мне доводилось видеть. Возможно, впрочем, что  такая характеристика не
совсем справедлива, -- поспешно поправился Первис. -- Просто Гомер  Фергюсон
был несколько эксцентричен, и за ним водились маленькие слабости: к примеру,
для ловли мышей он  держал в доме удава, а в комнатах всегда ходил босой. Но
он был так богат, что все старались не замечать подобных мелочей.
     Гомер  --  незаурядный   ученый,  компетентный  в  различных  областях.
Когда-то  давно он  окончил Эдинбургский  университет,  но никогда  в  жизни
по-настоящему  не  работал  --  немудрено с такой  кучей  денег.  Он купил у
пастора старый дом неподалеку от  Ньюкея и  развлекался тем, что  придумывал
разные разности.  За  последние сорок лет он  изобрел телевидение, шариковую
ручку, реактивный двигатель и кое-какие другие безделушки.  Ему, однако, и в
голову  не приходило  заботиться о  патентах, и все  изобретения числятся за
другими. Это  его мало тревожило, ибо он отличался необыкновенной  щедростью
во всем, что не касалось трат.
     Первис,  оказывается, приходился ему дальним родственником по  каким-то
сложным линиям, одним из немногих еще здравствующих. Поэтому, когда  однажды
от Гомера пришла телеграмма, взывающая о немедленной помощи, он, разумеется,
незамедлительно  откликнулся на зов.  Никто не знал толком, сколько у Гомера
денег и что он собирается с ними делать. Но Гарри полагал, что шансов у него
не  меньше, чем  у любого другого претендента  на наследство,  и не желал их
терять.  Не  без  трудностей  он  добрался  до  Корнуэлла  и  явился  в  дом
священника.
     Едва  ступив за калитку, он  увидел,  что стряслось. Дядюшка Гомер (он,
собственно, не был дядей в строгом смысле этого слова, но сколько Гарри себя
помнил, его всегда  называли так)  ставил свои опыты в сарае рядом  с домом.
Теперь  сарай  стоял  без крыши и окон и из него несло отвратительной вонью.
Тут, несомненно, не  обошлось без взрыва, и Гарри пришло в голову  (конечно,
без всякой задней мысли), что дядюшка, возможно, тяжело ранен и  нуждается в
советчике для составления нового завещания.
     Однако от этих иллюзии не осталось и Следа, как только старик -- на вид
идеальное воплощение здоровья (если не считать нескольких  заплаток пластыря
на лице) -- открыл дверь.
     -- Хорошо, что ты приехал так быстро, -- прогудел он. Встреча с  Гарри,
видимо,  доставила ему искреннее удовольствие. Но он  тут же нахмурился.  --
Понимаешь,  мой мальчик, я  попал в  пренеприятную историю, и мне нужна твоя
помощь. Завтра в местном суде будет слушаться мое дело.
     Гарри был потрясен.  Дядюшка Гомер  всегда казался ему  законопослушным
гражданином, настолько законопослушным, насколько им  мог  быть автомобилист
тех  времен, когда бензин  в  Англии отпускался по карточкам. Что, если дело
связано  с черным рынком,  как  это  часто случалось в  те  годы?  Гарри  не
представлял себе, чем бы он мог ему помочь.
     -- Очень жаль, дядя. А что случилось?
     -- Это длинная история. Пойдем в библиотеку -- там поговорим.
     Библиотека Гомера Фергюсона занимала  все  западное крыло здания, давно
нуждавшегося в ремонте. Гарри подозревал, что в стропилах чердака гнездились
летучие мыши, но так никогда и  не удосужился проверить  свое предположение.
Гомер  расчистил местечко на  столе, попросту сбросив книги на  пол, а затем
свистнул  три  раза  кряду.  Где-то сработало  реле,  приводимое в  действие
звуком,  и  из  невидимого динамика  раздался  мрачный  голос, говоривший  с
корнуэлльским акцентом.
     -- Да, мистер Фергюсон?
     -- Майда, пришлите мне бутылочку того виски.
     В ответ Майда негодующе фыркнула. Но  через мгновение раздался грохот и
треск,  библиотечные полки  раздвинулись,  и  в  стене  показался  ленточный
конвейер.
     --  Майду  никакими  силами  не   заставить  зайти  в  библиотеку,   --
пожаловался Гомер, беря поднос с бутылкой.  -- Она боится  Боанерджеса, хотя
бедняга удав совершенно неопасен.
     Гарри почувствовал прилив симпатии к невидимой Майде.  Все  шесть футов
Боанерджеса  обвивались вокруг шкафа с "Британской энциклопедией", и вздутие
где-то в центре этих шести футов недвусмысленно свидетельствовало о том, что
удав недавно плотно пообедал.
     --  Как ты  находишь  виски?  --  спросил Гомер после  того,  как Гарри
произвел дегустацию и чуть не задохнулся.
     --  Да  оно...  не знаю, что и сказать. Оно... кхе... довольно крепкое.
Никогда не думал, чтоб шотландское...
     --  Э,  да не обращай внимания на этикетку. Эта Марка не имеет никакого
отношения к Шотландии. В том-то и беда. Я сварганил его здесь.
     -- Дядя!
     -- Да, я знаю,  это противозаконно, и  все такое.  Ерунда! В  наши  дни
хорошего виски  не достать -- все  идет на экспорт. Вот я и  подумал:  будет
только  патриотично,  если я  сам  стану  изготовлять  его для  себя,  чтобы
поддержать  компанию  по   выкачиванию  долларов.   Но   акцизные  чиновники
рассуждают иначе.
     -- Лучше расскажите мне эту историю с самого начала, -- попросил Гарри.
Его мрачная  уверенность, что  ему  не  удастся  вытащить дядюшку  из  этого
переплета, все крепла.
     Гомер всегда имел пристрастие  к бутылочке, и нехватки военного времени
сильно ему  докучали. Кроме того  (Гарри  уже намекал на  это), он  не  имел
склонности швыряться  деньгами и  постоянно ворчал,  что из-за  налогов  ему
приходится  платить  за  бутылку  виски  в  несколько раз  дороже,  чем  она
действительно стоит.  Окончательно убедившись,  что  достать виски все равно
негде, он решил действовать на свой страх и риск.
     Принятию  такого  решения,  вероятно, в немалой степени  способствовали
древние обычаи края, где он жил. Вот уже несколько веков  Управление таможен
и  акцизов ведет непрерывную войну с  корнуэлльскими рыбаками. Ходили слухи,
что  у прежнего владельца  этого старинного дома был лучший в  округе винный
погреб  (после епископского) и  при  этом он  ни  разу не заплатил  ни пенни
налога с его содержимого.  Поэтому  дядюшка Гомер чувствовал  себя обязанным
продолжить древнюю и благородную традицию.
     Несомненно, его вдохновлял  также и дух чисто научного исследования. Он
был  убежден,  что все  эти разговоры о  виски, которое надо  выдерживать  в
течение семи лет в бочке из дубовой  клепки, -- самая настоящая чепуха. И не
сомневался,  что  с  помощью ультразвука и ультрафиолетовых  лучей  добьется
большего эффекта.
     Несколько недель все шло хорошо. Но  однажды  поздно  вечером произошла
авария  --  из тех, что случаются и в лучших лабораториях. Не успел  дядюшка
сообразить,  что произошло, как оказался сидящим верхом  на  балке,  а куски
медного змеевика разбросало по всему участку, прилегающему к дому.
     Но и  это  бы еще полбеды. К несчастью,