ямок. Но это
значило бы попасть из огня да в полымя: благополучно приземлившись
на этом уступе, они оказались бы в ловушке без всякой помощи.
	Но даже и теперь Харпер не ощущал страха. Происходящее
воспринималось, как увлекательный сон - еще не много, и он проснется в
своей постели. Не может быть, чтобы этот сумасшедший полет был
реальностью...
	- Джордж! - крикнул доктор Элвин. - Попробуем зацепиться вон за
ту скалу!
	В их распоряжении оставалось лишь несколько секунд. Они сразу
принялись вытравливать нейлоновую веревку так, что она провисла
между ними, почти задевая снег. Прямо впереди торчал высокий камень,
а широкий сугроб за ним обещал относительно мягкое приземление.
	Веревка скользнула вверх по камню и, казалось, должна была вот-
вот достичь его верхушки, но тут она зацепилась за острый выступ.
Харпер почувствовал страшный рывок. Его закрутило, как камень в
праще.
	"Неужели снег может быть таким жестким?" - подумал он, увидел
ослепительную вспышку и провалился в черное небытие.

	...Он сидел в университетской аудитории. Преподаватель что-то
говорил знакомым голосом, который почему-то казался чужим в этой
обстановке. Он лениво, словно сквозь сон, перебрал в уме фамилии всех
своих университетских профессоров. Нет, не может быть, чтобы кто-то
из них. Тем не менее он очень хорошо знает этот голос. И несомненно,
это лекция.
	"...Еще в юности я понял, что эйнштейновская теория
гравитационного поля неверна. Принцип эквивалентности, несомненно,
опирался на ложную предпосылку. Из него вытекало, что между
проявлениями силы тяготения и ускорением невозможно провести
различия. Но эти же явная ошибка. Можно создать однородное
ускорение, но однородное гравитационное поле - невозможно, поскольку
оно подчиняется закону обратных квадратов и, следовательно, должно
меняться даже на очень коротких расстояниях. Таким образом, можно
было бы без труда разработать способ их различения, и это подсказало
мне..."
	Смысл этих тихих слов не доходил до сознания Харпера, словно
рядом разговаривали на незнакомом языке. Однако он смутно ощущал,
что должен был бы их понимать, только ему не хотелось напрягаться. Да
и вообще сперва следовало разобраться, где он находится.
	Кругом царил непроницаемый мрак. А может быть, он ослеп?
Харпер замигал, и это ничтожное усилие отдалось в голове такой
ломящей болью, что он вскрикнул.
	- Джордж! Как вы себя чувствуете?
	Ну,конечно же! Это был голос доктора Элвина, который негромко
с кем-то разговаривал в темноте. Но с кем?
	- У меня невыносимо болит голова и колет в боку, когда я пробую
пошевелиться. Что случилось? Почему так темно?
	- У вас, по-видимому, сотрясение мозга и, вероятно, сломано
ребро. Вам вредно разговаривать. Вы пролежали без сознания весь день.
Сейчас-уже снова ночь. Мы в палатке, и я экономлю батареи.
	Когда доктор Элвин зажег фонарь, Харпер даже зажмурился -
таким ярким показался ему свет. Он увидел блестящие стенки маленькой
палатки. Как хорошо, что они захватили с собой альпинистское
снаряжение на случай, если задержатся на Эвересте! Но возможно, это
только продлит их агонию...
	Он с удивлением подумал, как же ученый-калека без посторонней
помощи сумел распаковать их рюкзаки; поставить палатку и втащить его
внутрь. Вокруг были аккуратно уложены и расставлены аптечка первой
помощи, банки с концентратами, канистры с водой, крохотные
баллончики для портативной газовой плитки. Только громоздких
батарей левитатора нигде не было видно. Вероятно, доктор Элвин
оставил их снаружи, чтобы не загромождать палатку.
	- Когда я очнулся, вы с кем-то разговаривали, - сказал Харпер. -
Или я бредил?
	Хотя на лицо Элвина ложились отблески от стен палатки, мешая
уловить его выражение, Харперу показалось, что ученый смутился. И
сразу же понял почему. Лучше бы ему не задавать этого вопроса.
	Доктор Элвин не верил, что они сумеют спастись, и диктовал на
пленку подробности своего открытия на тот случай, если их тела будут
когда-нибудь найдены. Но прежде чем ученый успел ответить, Харпер
быстро переменил тему.
	- Вы вызывали спасательную службу?
	- Пытаюсь каждые полчаса, но боюсь, гора нас экранирует. Я их
слышу, а они меня - нет.
	Элвин взял маленький приемник-передатчик, служивший также
диктофоном, который обычно носил на запястье, а теперь для удобства
снял, и включил его.
	- Спасательный пост номер четыре слушает, - донесся слабый
механический голос. - Прием, прием.
	Во время пятисекундной паузы Элвин нажимал на кнопку сигнала
бедствия, потом отпустил ее.
	- Спасательный пост номер четыре слушает. Прием, прием.
	Они выждали минуту, но пост не сообщил, что их сигнал принят.
Что же, подумал Харпер, теперь поздно упрекать друг друга. Дрейфуя
над горами, они несколько раз собирались вызвать общеземную
спасательную службу, но отказались от этой мысли - отчасти потому,
что это не имело особого смысла, пока их нес ветер, но главное, им
хотелось избежать нежелательной шумихи. Задним числом, конечно,
легко быть умным, но кто мог предположить, что они угодят в такое
место, откуда нельзя будет связаться даже с ближайшим спасательным
постом?
	Доктор Элвин выключил передатчик, и теперь в палатке было
слышно только, как ветер свистит в ущелье, которое для них оказалось
двойной ловушкой - ни выбраться из него самостоятельно, ни вызвать
помощь они не могли.
	- Не тревожьтесь, - сказал наконец доктор Элвин. - Утром мы что-
нибудь придумаем. А до тех пор мы ничего предпринять не можем -
разве что устроиться поудобнее. Ну-ка, выпейте немножко горячего
бульона, и вам сразу станет легче.
	Через несколько часов головная боль Харпера совсем прошла.
Правда, ребро было почти наверное сломано, но Харпер обнаружил, что
оно перестает ныть, если лежать спокойно на другом боку и не
шевелиться. В целом он теперь чувствовал себя не так уж плохо.
	За эти часы Харпер успел отчаяться; потом он проникся
ненавистью к доктору Элвину (а заодно и к себе) какого черта ему
понадобилось участвовать в этой сумасшедшей авантюре? Но все это
осталось позади, и он не засыпал только потому, что продолжал
обдумывать различные планы спасения.
	Ветер снаружи почти утих ли было уже не так темно, оттого что
взошла луна. Разумеется, проникнуть глубоко в расселину ее лучи не
могли, но на палатку падали отблески от снега на склонах. Сквозь ее
прозрачные теплоизолирующие стенки просачивался смутный свет.
	Во-первых, сказал себе Харпер, никакая непосредственная
опасность им не угрожает. Еды у них хватит по крайней мере на неделю,
а водой они обеспечены - вон сколько вокруг снега. Дня через два, если
его ребро подживет, они смогут снова начать воздушную прогулку,
которая, надо надеяться, кончится более удачно.
	Где-то неподалеку раздался странный мягкий хлопок, и несколько
секунд Харпер недоумевал, пока не сообразил, что это с верхнего уступа
сорвался снег. Ночная тишина была такой нерушимой, что Харперу
казалось, будто он слышит биение собственного сердца, а ровное
дыхание его товарища звучало неестественно громко.
	Странно, как легко нас отвлекают всякие пустяки! Он снова
заставил себя вернуться к планам спасения. Даже если он и не сумеет
встать, доктор Элвин может отправиться за помощью сам. Шансы на
успех в данном случае у одного были не меньше, чем у двоих.
	Вновь раздался странный мягкий хлопок, на этот раз как будто
ближе. Харпера вдруг удивило, что снег осыпается в такую холодную
безветренную ночь. Оставалось только надеяться, что они не окажутся
на пути лавины. Конечно, он не успел как следует разглядеть уступ, на
который они опустились, а потому не мог решить, насколько реальна
такая опасность. Он подумал, не разбудить ли доктора Элвина, который,
без сомнения, успел все рассмотреть, пока ставил палатку. Но тут же
решил этого не делать: если им действительно грозит лавина, они все
равно обречены.
	Лучше вернуться к главной задаче. А не прикрепить ли передатчик
к одному из левитаторов и не послать ли его вверх? Сигнал, конечно,
будет принят, едва левитатор поднимется над ущельем, и спасатели
найдут их через несколько часов или, в худшем случае, через несколько
дней.
	Правда, при этом они лишатся одного левитатора, и если почему-
либо сигнал не будет принят, положение их станет значительно хуже. Но
тем не менее...
	Что это?! Теперь до него донесся не мягкий хлопок снега, а
постукивание камешков о камешки. Камешки же сами собой в движение
не приходят.
	У тебя разыгралось воображение, сказал себе Харпер. Ну кто будет
в глухую ночь разгуливать по гималайским ущельям? Но во рту у него
внезапно пересохло, а по спине забегали мурашки. Нет, он, бесспорно,
что-то слышал, и нечего себя успокаивать.
	До чего шумно дышит доктор Элвин! Совершенно невозможно
расслышать, что происходит снаружи. А может быть, недремлющее
подсознание и во сне предупредило его об опасности? Черт побери,
опять ты фантазируешь...
	Снаружи стукнули камешки.
	Пожалуй, ближе, чем в тот раз, и во всяком случае в другой
стороне. Можно подумать, что кто-то, наделенный способностью
двигаться почти бесшумно, медленно обходит их палатку.
	В эту минуту Джордж Харпер с ужасом вспомнил все, что ему
приходилось слышать о "снежном человеке". Правда, слышал он о нем
очень мало, но-и этого было более чем достаточно.
	Он вспомнил, что легенды о йети, как называли непальцы это
неведомое существо, упорно бытуют среди обитателей Гималаев.
Правда, ни одно из этих волосатых чудовищ не было ни разу поймано,
сфотографировано или хотя бы точно описано надежным очевидцем.
Почти весь мир был убежден, что йети лишь миф, и столь скудные
доказательства, как следы на снегу или лоскутки кожи, хранящиеся в
дальних монастырях, не могли поколебать этого убеждения.
	Но гималайские горцы оставались при своем мнении. И Джордж
Харпер начал опасаться, что правы были горцы, а не весь остальной мир.
	Затем, когда протекло несколько долгих секунд, а все оставалось
спокойно, его страх начал понемногу проходить. Наверное, у него от
бессонницы возникают слуховые галлюцинации. И он заставил себя
вновь вернуться к планам спасения. И уже успел снова углубиться в эти
мысли, как вдруг о палатку ударилось какое-то тяжелое тело.
	Харпер не завопил во всю мочь только потому, что у него от ужаса
перехватило дыхание. Он был не в силах пошевельнуться. Затем он
услышал, как в темноте рядом с ним сонно заворочался доктор Элвин.
	- Что такое? - пробормотал ученый. - Вам нехорошо?
	Харпер почувствовал, что Элвин перевернулся на другой бок, и
понял, что тот нащупывает фонарь. Он хотел прошептать: "Ради бога,
не двигайтесь!", но не мог выдавить из своего пересохшего горла ни
звука. Раздался щелчок, и на одну из стенок палатки лег яркий кружок
света от фонаря.
	Эта стенка прогибалась внутрь, словно на нее давила какая-то
тяжесть. В центре выпуклости было нетрудно угадать очертания не то
руки со скрюченными пальцами, не то когтистой лапы. Она находилась
всего в двух футах над землей, словно неведомый пришелец теребил
ткань палатки, стоя на коленях.
	Свет, по-видимому, его испугал, потому что когтистая лана
мгновенно исчезла, и стенка вновь натянулась. Раздалось глухое сердитее
ворчание, и на долгое время наступила полная тишина.
	Харпер с трудом перевел дух. Он ожидал, что в стенке вот-вот
появится зияющая прореха, и на них из темноты ринется нечто
невыразимо ужасное. И он чуть истерически не вскрикнул, когда вместо
треска рвущейся ткани откуда-то сверху донесся еле слышный посвист
поднявшегося на мгновение ветра.
	Затем последовал знакомый - почти домашний звук. Это зазвенела
пустая консервная банка, ударившись о камень, и почему-то
напряженность немного спала. Харпер наконец смог заговорить, а
вернее, сипло прошептать:
	- Он отыскал наши консервы. Может, теперь он уйдет.
	Словно в ответ, послышалось рычание, в котором чувствовались
разочарование и злость, затем раздался удар и грохот катящихся банок.
Харпер вдруг вспомнил, что все их продовольствие было в палатке, а
снаружи валялись пустые жестянки. Это его не обрадовало. Он от всего
сердца пожалел, что они не взяли примера с суеверных горцев и ни
оставили снаружи подношения богам или демонам, бродящим по этим
вершинам.
	И тут произошло нечто настолько внезапное и неожиданное, что
он сообразил, в чем было дело, только когда все кончилось. Раздался
скрежет, словно по камням протащили что-то металлическое, потом -
знакомое жужжание и удивленное фырканье.
	И затем - душераздирающий вопль ярости и ужаса, который начал
стремительно удаляться - все выше и выше в небо..
	Этот замирающий звук вызвал в памяти Харпера давно забытую
картину. Однажды ему довелось посмотреть старинный (начала
двадцатого века) фильм, посвященный истории воздухоплавания. В этом
фильме было несколько страшных кадров, рассказывавших о первом
полете дирижабля. Выводившие его из ангара рабочие отпустили канаты
не все вместе, и тех, кто замешкался, дирижабль мгновенно увлек за
собой в вышину. Несколько минут они беспомощно болтались под ним,
цепляясь за канаты, а затем уставшие пальцы разжались и они один за
другим попадали на землю.
	Харпер ждал далекого глухого удара о камни, но удар так и не
раздался. Тут он услышал, что доктор Элвин повторяет снова и снова:
	- Я связал левитаторы вместе. Я связал левитаторы вместе.
	Харпер был настолько ошеломлен, что это его даже не
встревожило. Он испытывал только досаду.
	Ведь теперь он так никогда и не узнает, кто рыскал вокруг ах
палатки в смутном мраке гималайской ночи.

День начинал клониться к вечеру, когда в ущелье спустился горный
спасательный вертолет, который вел скептик-сикх, подозревавший, что
все это подстроил какой-то изобретательный шутник. Когда вертолет
приземлился в центре поднятого им снежного вихря, доктор Элвин,
одной рукой цепляясь за столбик палатки, отчаянно замахал машине.
	Узнав ученого, вертолетчик испытал что-то похожее на
благоговейный ужас. Значит, это правда! Ведь иначе Элвин никогда бы
не очутился тут. И следовательно, все, что сейчас летает в земной
атмосфере и за ее пределами, с этой минуты устарело, как древние
колесницы.
	- Слава богу, что вы нашли нас, - прочувствованно сказал ученый. -
Но как вы добрались сюда так быстро?
	- За это можете поблагодарить радиолокаторную сеть слежения и
телескопы орбитальных станций. Мы бы добрались сюда и раньше,
только сначала думали, что это какой-то розыгрыш.
	- Не понимаю...
	- А что бы вы сказали, доктор, если бы кто-нибудь сообщил, что
дохлый гималайский снежный барс, запутавшийся в какой-то сбруе
болтается на высоте в девяносто тысяч футов, не взлетая выше и не
падая?
	Джордж Харпер на своей постели в палатке принялся хохотать, не
обращая внимания на боль, которую причинял смех. Доктор всунул
голову внутрь и обеспокоенно спросил:
	- Что случилось?
	- Ничего... о-ох! Я просто задумался над тем, как мы снимем
оттуда бедную животину, чтобы она не создавала угрозы для воздушного
транспорта.
	- Ну,отправим туда кого-нибудь на левитаторе, чтобы он нажал на
кнопки. Возможно, надо будет ввести радиоконтроль для всех
аппаратов...
	Голос доктора Элвина замер на полуслове. Ученый был уже далеко
отсюда, углубившись в расчеты, которым предстояло изменить судьбу
многих миров. Ибо он возвращал человечеству свободу, утраченную
давным-давно, когда первые амфибии покинули свою невесомую
подводную родину.
	Битва с тяготением, длившаяся миллиард лет, была выиграла.




Артур Кларк. Робин Гуд, член королевского общества.
перевод с англ. - Л. Жданов
Arthur Clarke. ?
	Артур Кларк "Робин Гуд, член королевского общества"
	пер. Лев Жданов



	Мы прилунились на рассвете долгого лунного дня, равнина кругом на
много километров была расписана косыми тенями. Восходящее солнце
постепенно укоротит их, и в полдень они почти вовсе пропадут, да только до
полудня было пять земных дней, а до вечера - еще семь. Почти две недели
отделяли нас от заката, когда в небе в ореоле голубоватого сияния воцарится
Земля.
	В наполненные хлопотами первые дни нам было не до исследований.
Предстояло разгрузить корабли, свыкнуться с необычной обстановкой, освоить
управление электротракторами и скутерами, воздвигнуть иглу, в которых нам
жить и работать, пока не придет пора возвращаться. В крайнем случае можно
жить и в кораблях, но там уж очень тесно и неудобно. Нельзя сказать, чтобы
иглу сулили особый простор, но после пяти дней в космосе они казались нам
роскошью. Прочные пластиковые оболочки накачивали воздухом, наподобие
шаров, и разделяли внутри перегородками на отсеки. Для сообщения с внешней
средой служили переходные шлюзы; длинные трубы, соединенные с
очистительными установками на кораблях, поставляли нужное количество
кислорода. Надо ли говорить, что американцы воздвигли самое большое иглу, со
всеми удобствами, включая посудомойку и стиральную машину, которой охотно
пользовались и мы, и русские.
	Только к "вечеру", то есть дней через десять после посадки, мы
закончили подготовку и смогли всерьез приступить к научной работе. Первые
отряды начали совершать осторожные вылазки в окрестностях базы, знакомясь с
лунным ландшафтом. Разумеется, мы располагали подробнейшими картами и
фотографиями нашего района, да только на них далеко не всегда можно было
полагаться. Маленький холм на карте человеку, облаченному в космический
скафандр, представлялся подчас целой горой; на снимке выглядел как гладкая
равнина, а ты еле переставляешь ноги, утопая по колено в глубокой пыли.
	Но все это пустяки, и слабое тяготение - здесь все весило в шесть раз
меньше, чем на Земле,- служило хорошей компенсацией. По мере того как
исследователи собирали данные и образцы, нагрузка на каналы радио- и
телевизионной связи с Землей росла и вскоре достигла предела. Мы
страховались: даже если нам не суждено вернуться домой, накопленные нами
знания не пропадут.
	Первая автоматическая грузовая ракета прибыла точно по графику, за
два дня до заката. Мы видели короткий всплеск тормозных двигателей на фоне
звездного неба, потом вспышка повторилась за несколько секунд до прилунения.
Само прилунение было скрыто от нас, так как ради безопасности участок для
посадки выбрали в пяти километрах от базы.
	Подойдя к транспортному кораблю, мы увидели, что он слегка
наклонился на амортизирующей треноге, но нисколько не поврежден. И груз
был в полной сохранности, начиная с приборов и кончая продовольствием. С
торжеством доставив его на базу, мы устроили небольшой праздник, который
давно пора было устроить: люди трудились очень напряженно и заслужили
передышку.
	Праздник удался на славу; на мой взгляд, "гвоздем" был казачок,
который капитан Краснин попытался исполнить не снимая скафандра. Затем
кто-то предложил устроить спортивные состязания. Однако наши возможности
для соревнований под открытым небом, сами понимаете, были ограничены.
Крокет или боулинг вполне подошли бы, будь у нас нужное снаряжение, но
футбол или, скажем, лапта отпадали: при таком тяготении футбольный мяч от
сильного удара улетел бы на километр, а мяч для лапты и вовсе исчез бы за
горизонтом.
	Подходящий для Луны вид спорта первым придумал профессор Тревор
Вильямс, наш астроном и своего рода рекордсмен: ему было всего тридцать лет,
когда его удостоили почетнейшего звания члена Королевского научного
общества. Труды о методах межпланетной навигации прославили Вильямса на
весь мир; менее известно было его мастерство в стрельбе из лука. Два года
подряд он завоевывал звание чемпиона Уэльса. Вот почему я нисколько не
удивился, когда увидел, что профессор астрономии пускает стрелы в мишень,
установленную на груде лунной породы.
	Лук был не совсем обычный, из многослойного пластика, с тетивой из
стальной проволоки. Я не сразу сообразил, откуда Тревор взял эти материалы,
потом вспомнил, что транспортную ракету основательно разорили и куски ее
можно было встретить в самых неожиданных местах. Но всего примечательнее
были стрелы. Естественно, никакие перья не смогли бы придать им
устойчивость в безвоздушной среде, а потому Тревор сна