наиболее известные эксперименты,  которые мы провели,  будучи на Луне, имеют
свое  начало  в  1955.  В  это  время  высотные   исследовательские   ракеты
запускались  уже около десяти лет, в основном, с Белых Песков,  Нью Мексико.
Тысяча девятьсот пятьдесят пятый был датой одного из самых эффектных из этих
ранних   экспериментов,   включающий   распыление  натрия  в  верхних  слоях
атмосферы.
        На Земле,  даже в самую ясную ночь, небо между звездами не абсолютно
темное.  Существует очень слабое свечение, одной из причин которого является
флюоресценция  атомов  натрия  на  высоте  в  сто  миль.  Поскольку натрием,
содержащимся во многих кубических милях верхней атмосферы,  можно  наполнить
один спичечный коробок, ранним исследователям показалось, что можно устроить
настоящий фейерверк,  если использовать ракету для сброса нескольких  фунтов
вещества в ионосфере.
        Они были правы.  Натрий,  распыленный с ракеты над  Белыми  песками,
образовал в небе огромное желтое сияние, которое выглядело как искусственная
Луна в течение часа,  прежде чем  атомы  рассеялись.  Этот  эксперимент  был
сделан  не  для  веселья  (хотя  это  было весело),  а с серьезными научными
намерениями. Инструменты, использованные для наблюдения этого сияния, должны
были собрать новые знания о верхних слоях атмосферы - знания,  которые пошли
в общий фонд информации, без которой космические полеты были бы невозможны.
        Прибыв на  луну,  Американцы  решили,  что  было  бы  хорошей  идеей
повторить эксперимент  здесь  в  гораздо  большем  масштабе.  Несколько  сот
килограмм   натрия,   запущенные  с  поверхности  Луны,  произведут  зрелище
флюоресценции в лунной атмосфере,  видимое даже с Земли  в  хороший  полевой
бинокль.
        (Некоторые, кстати,  все еще не знают, что Луна имеет атмосферу. Она
в  миллион  раз  слабее,  чем  необходимо  для  дыхания,  но чувствительными
инструментами ее можно  обнаружить.  Она  служит  хорошим  метеорным  щитом,
потому что даже при большом разрежении ее толщина составляет сотни миль.)
        Все целыми  днями  обсуждали  эксперимент.  Натриевая   бомба   была
доставлена  с  Земли последней грузовой ракетой и выглядела внушительно.  Ее
действие было крайне простым:  будучи подожженной,  она испаряла  натрий  до
достижения  определенного  давления,  затем  диафрагма  лопалась  и вещество
распылялось в небо через наконечник специального вида.  Попытка должна  быть
произведена вскоре после наступления ночи,  и когда облако натрия поднимется
выше лунной  тени  на  прямой  солнечный  свет,  оно  засияет  как  огромный
бриллиант.
        Наступление ночи на  Луне,  одно  из  самых  внушающих  благоговение
зрелищ  природы,  замечательно вдвойне,  потому что когда вы видите пылающий
солнечный диск,  медленно опускающийся  за  горы,  вы  знаете,  что  пройдет
пятнадцать дней,  прежде чем вы увидите его снова. Но мрак не наступает - по
крайней мере, на этой стороне Луны. Здесь всегда Земля, висящая неподвижно в
небе,  чье  массивное  тело  никогда  ни поднимается,  ни опускается.  Свет,
отражающийся от ее облаков,  заливает лунный ландшафт мягким  зелено-голубым
сиянием,  так  что  часто  проще найти дорогу ночью,  чем при сильном сиянии
солнца.
        Даже те,  кто не был на дежурстве,  вышли наружу, чтобы наблюдать за
экспериментом.  Натриевая бомба была расположена  в  середине  треугольника,
образованного тремя кораблями, и стояла прямо с наконечником, направленным к
звездам.  Доктор  Андерсен,  астроном  американской  команды,  проверил  все
запальные   цепи,  все  остальные  отошли  на  приличное  расстояние.  Бомба
выглядела превосходно, похожая на настоящую, хотя в действительности была не
опасней сифона с содовой.
        Казалось, все оптическое оборудование трех экспедиций  было  собрано
вместе,  чтобы зафиксировать процесс.  Телескопы, спектроскопы, кинокамеры и
многое другое, что можно вообразить, были в готовности к действиям. И это, я
знаю,  не  шло  ни  в  какое  сравнение с батареями приборов,  которые будут
направлены на нас с Земли.  Каждый любитель-астроном, кто мог наблюдать Луну
сегодня   вечером,   должен   был  стоять  на  своем  заднем  дворе,  слушая
радиокомментарии,  сообщающие  о  ходе  эксперимента.  Я  бросил  взгляд  на
сверкающую планету,  которая господствовала в небе над моей головой;  земная
суша казалась совсем свободной от облаков, так что люди должны иметь хорошую
видимость.  Это  было только справедливо;  в конце концов,  это они оплатили
расходы.
        Оставалось пятнадцать   минут   до  начала.  Не  в  первый  раз  мне
захотелось,  чтобы был надежный способ для  курения  сигарет  в  космическом
скафандре  без  того,  чтобы  шлем  задымлялся  так,  что вы ничего не могли
видеть. Наши ученые решили такое множество более трудных проблем; было жаль,
что они не могут сделать что-нибудь насчет этого.
        Чтобы скоротать время - поскольку это был эксперимент,  в котором  я
ничего  не  делал  - я включил радио моего скафандра и слушал Дэйва Болтона,
который  очень  хорошо  комментировал  события.  Дэйв  был   нашим   главным
навигатором и блестящим математиком.  Он также имел бойкий язык и живописные
обороты речи,  и ВВС иногда подвергало цензуре его записи.  Однако в  данном
случае  они  ничего  не  могли поделать,  потому что передача велась в живом
эфире через трансляционную станцию на Землю.
        Дэйв закончил   короткое  и  яркое  объяснение  задач  эксперимента,
описал,  как облако сияющего натрия  даст  нам  возможность  анализа  лунной
атмосферы, когда будет подниматься приблизительно со скоростью тысячи миль в
час.  "Однако," обратился он к миллионам,  ожидающим  на  Земле,  "позвольте
прояснить один вопрос.  Даже когда бомба закончит действовать, вы не сможете
увидеть ничего в течение десяти минут - как и  мы.  Натриевое  облако  будет
совершенно  невидимо,  пока  не  поднимется  за пределы лунной тени.  Затем,
внезапно,  оно вспыхнет бриллиантом,  освещенное солнечными лучами,  которые
струятся над нашими головами прямо сейчас,  когда мы смотрим в космос. Никто
не может сказать,  насколько оно будет ярким,  но  можно  довольно  уверенно
сказать, что вы сможете его увидеть в любой телескоп больше двух дюймов. Это
соответствует хорошему биноклю."
        Он говорил  в  таком  роде  следующие десять минут,  и для меня было
чудом,  как он ухитрялся это делать.  Затем настал великий момент и Андерсен
замкнул зажигательную цепь. Бомба начала вариться, наращивая внутри давление
по мере испарения натрия.  Через тридцать секунд произошел внезапный  выброс
дыма через длинный,  тонкий наконечник,  направленный в небо. Мы должны были
ждать десять минут,  пока невидимое облако поднималось к звездам. После всех
этих приготовлений я сказал себе, что лучше бы результат оказался хорошим.
        Секунды и минуты утекали прочь.  Затем внезапно желтое сияние начало
распространяться  по  небу  как  обширное,  не колеблющееся северное сияние,
которое становилось ярче,  чем мы ожидали.  Это  было,  как  будто  художник
провел полосу поперек звезд кистью,  наполненной пламенем. И когда я смотрел
на эту полосу,  я внезапно понял,  что кто-то сделал  величайшую  рекламу  в
истории.  Потому  что  полосы  формировались из букв,  а буквы составили два
слова - название слишком хорошо известного напитка,  чтобы он нуждался еще и
в моей рекламе.
        Как это было сделано?  Первый ответ был очевиден.  Кто-то расположил
подходящим образом вырезанный шаблон в наконечнике натриевой бомбы так,  что
поток убегающего пара формировался в слова.  Поскольку здесь не было ничего,
что могло бы их разрушить,  узор сохранил свой вид при подъеме к звездам.  Я
видел небесную рекламу на Земле,  но эта была гораздо большего масштаба. Что
бы  я  ни  думал,  я  не  мог  не  восхищаться  изобретательностью человека,
осуществившего эту схему.  "О" и "А" были немного искривлены,  но "С" и  "L"
были превосходны.
        Я рад сказать,  что после первого шока научная программа выполнялась
как  планировалась.  Вспоминаю,  как Дэйв Болтон осветил этот случай в своих
комментариях;  должно быть это было трудным делом даже для его быстрого ума.
В  это  время,  конечно,  половина  Земли могла видеть то,  что он описывал.
Следующим утром все газеты планеты поместили известное фото лунного серпа со
светящимся лозунгом, нарисованным поперек затемненной части.
        Буквы были видны больше часа,  прежде чем рассеялись в  космосе,.  К
этому  времени  слова были почти в тысячу миль длиной и начали расплываться.
Но их все еще можно было прочесть пока,  наконец,  они не исчезли из вида  в
абсолютном вакууме между планетами.
        Теперь начался  настоящий   фейерверк.   Командир   Ванденбург   был
совершенно взбешен и немедленно начал строго допрашивать всех. Однако, скоро
стало ясно, что вредитель - если можно так его назвать - находится на Земле.
Бомба готовилась там и была готова для немедленного использования. Не заняло
много времени найти и наказать  инженера,  осуществившего  подмену.  Но  его
нельзя назвать беспечным,  поскольку его финансовые нужды были удовлетворены
на много лет вперед.
        Как эксперимент  сам  по  себе,  он  полностью  увенчался  успехом с
научной  токи  зрения;  все  записывающие  инструменты  работали  прекрасно,
анализируя  свет от необычной формы облака.  Но мы никогда не простили этого
американцам и,  боюсь,  капитан Ванденбург был одним  из  тех,  кто  страдал
больше всего.  До полета на Луну он был твердым трезвенником и максимум, чем
он позволял себе освежиться,  была известная бутылочка с осиной  талией.  Но
теперь из принципа он пьет только пиво - и ненавидит тот напиток.



    Артур Кларк.
    Луч возмездия

   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Вокруг света". Пер. - Г.Дмитриев.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 11 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Я не принадлежу к числу тех африканцев, которые стыдятся  своей  родины
лишь потому, что за полвека она добилась меньшего прогресса, чем Европа за
полтысячелетия, и считаю, что нашему быстрому  продвижению  вперед  больше
всего мешали и продолжают мешать диктаторы типа нынешнего Чаки. Доля нашей
вины в том, что такие диктаторы существуют, увы,  огромна,  следовательно,
бремя искупления этой вины мы обязаны всецело возложить на себя.
   Даже  если  отбросить  в  сторону  эти  соображения,  у  меня  остается
достаточно причин, во всяком случае больше, чем у  других,  желать  гибели
Великого Вождя, Всемогущего, Всевидящего. Мы с ним одноплеменники и даже в
какой-то степени родня (по линии одной из жен  моего  отца).  Члены  нашей
семьи с приходом Чаки к власти  стали  подвергаться  преследованиям,  хотя
политикой никто из нас не занимался. Исчезли двое моих братьев,  еще  один
при очень странных обстоятельствах погиб в автомобильной катастрофе. Сам я
остался в живых и на свободе, несомненно, лишь благодаря тому, что являюсь
одним из немногих отечественных ученых с мировой известностью.
   Как и  большинство  других  интеллектуалов,  я  далеко  не  сразу  стал
противником диктатуры Чаки. Сначала я думал - точно так же, как  думали  в
30-е годы одураченные немцы, - что режим личной власти в некоторых случаях
является единственным надежным средством спасения от политического  хаоса.
Всю глубину своих заблуждений мы впервые ощутили,  пожалуй,  только  после
того, как Чака отменил конституцию и стал править единолично.
   С этой поры его обуяла неуклонно прогрессирующая мания величия; подобно
другим  тиранам,  он  перестал  доверять  окружающим  и  начал   опасаться
заговоров. Опасения эти были вполне обоснованными - всем хорошо  известны,
по крайней мере, шесть покушений на его жизнь, кроме того, имело место еще
несколько попыток уничтожить тирана, о которых  общественность  так  и  не
узнала.
   Неудачи всех заговоров еще более утвердили в Чаке уверенность  в  своем
божественном назначении и создали среди фанатичных приверженцев  диктатора
миф о его бессмертии. По мере того как  росла  оппозиция  режиму,  Великий
Вождь принимал все более жестокие и  варварские  меры  по  ее  подавлению.
Нельзя сказать, чтобы Чака был первым политическим  деятелем,  применившим
пытки и казни своих противников, в Африке, да и не только в Африке,  такие
методы практиковались давно. Но режим, установленный Чакой, впервые в мире
стал демонстрировать пытки по телевидению.
   Даже после этого, несмотря на ужас и отвращение, вызванные во всем мире
подобными действиями, я ничего бы не стал предпринимать  против  Чаки,  не
окажись у меня в руках по  воле  судьбы  подходящего  оружия.  Меня  никак
нельзя назвать человеком действия; более того, я ненавижу насилие во  всех
его проявлениях. Однако сознание силы, обладателем  которой  я  неожиданно
стал, не давало мне покоя. План действий стал зреть в  моем  мозгу,  когда
была смонтирована и передана нам  система  инфракрасной  связи  "Хью  Марк
Экс".
   Просто удивительно, что наша страна, одна из наиболее отсталых в  мире,
оказалась в гуще работ по освоению  космоса.  Было  бы,  конечно,  наивным
полагать, что американцам пришлась по вкусу эта штука,  сыгранная  с  нами
географией. Но тут уж ничего не поделаешь. Умбала расположена на экваторе,
и над ней проходят траектории всех планет;  кроме  того,  здесь  находится
вулкан Замбуе, которому нет цены.
   Миллионы лет назад, когда вулкан уснул, лава в  его  кратере,  медленно
оседая, затвердела, образовав террасы. Таким образом  сформировалась  чаша
шириной в милю и глубиной в тысячу футов.
   Минимальный объем земляных работ, прокладка  кабеля  -  и  кратер  стал
крупнейшим в мире  радиотелескопом.  Так  как  рефлектор  этого  телескопа
неподвижен, он сканирует любой участок космоса  всего  несколько  минут  в
течение суток. Это единственное неудобство, с которым  ученые  согласились
мириться ради возможности принимать сигналы космических зондов и  кораблей
со всех концов солнечной системы.
   Диктаторство Чаки застало ученых врасплох. Дело в том,  что,  когда  он
пришел к  власти,  работы  по  сооружению  телескопа  близились  к  концу.
Волей-неволей с Чакой тоже пришлось смириться. К счастью, он  питал  почти
суеверное уважение к науке и при этом остро нуждался в  долларах,  которые
ему платили. Его  стремление  к  величию,  таким  образом,  не  только  не
причиняло  ущерба  Экваториальному  космическому  телескопу,  но  даже   в
какой-то мере опиралось на него.
   Мое  первое  знакомство  с  Большим  Блюдом  состоялось  вскоре   после
завершения работ в кратере. Я поднялся на башню, которая высится в  центре
Блюда. Эта вертикальная мачта высотой  в  полторы  тысячи  футов  собирает
коллекторные антенны в фокусе чаши. Маленький  трехместный  лифт  медленно
вез меня наверх.
   В начале подъема смотреть было не на что - вокруг  монотонно  и  тускло
мерцали алюминиевые листы, устилающие огромную чаду кратера. Но  вот  лифт
поднялся над вершиной вулкана, и я оглядел землю, которую надеялся спасти.
   На западе в легкой дымке голубела снежная шапка горы Тампала, второй  в
Африке по высоте. От меня ее  отделяли  бескрайние  джунгли,  по  которым,
образуя причудливые излучины, катила свои мутные воды Ниа.  Эта  река  для
миллионов моих соотечественников была единственной доступной  транспортной
магистралью. Лишь далекое белое пятно города, железная дорога да несколько
просек свидетельствовали о том, что в здешних местах обитает человек.
   Увидев  Умбалу  с  высоты  птичьего  полета,  я   вдруг   ощутил   свою
беспомощность и ничтожность перед раскинувшимся внизу бесконечным лесом.
   На высоте четверти мили лифт, издав щелчок, остановился. Выйдя из него,
я оказался в крохотном помещении, до отказа забитом приборами и проводами.
Можно было подняться еще выше -  из  этого  помещения  на  крышу  выходила
небольшая лестница-трап. По  ней  я  взобрался  на  крохотную  треугольную
площадку и тотчас же подумал, что это  неподходящее  место  для  человека,
склонного  к  головокружениям,  -  площадка  не  была   снабжена   леерным
ограждением. Стоя под самыми облаками, я на всякий случай крепко  держался
рукой за прут громоотвода.
   Ошеломленный  представшим   передо   мной   зрелищем   и   возбуждаемый
опасностью, я абсолютно забыл о беге времени. Богом, отрешенным от  земных
сует и недосягаемым для  людей,  чувствовал  я  себя.  И  тут  меня  вдруг
осенило, что Чака никак не сможет миновать этой площадки.
   Разумеется, полковник Мтанга, шеф охранки, будет возражать, но все  его
предостережения и протесты останутся без внимания. Зная Чаку, можно было с
математической  достоверностью  предсказать,  что  в   день   официального
открытия  радиотелескопа  он  продолжительное  время  простоит   здесь   в
одиночестве, обозревая свои владения.  Телохранители  останутся  в  нижнем
помещении, предварительно удостоверившись,  что  там  не  заложена  адская
машина. И все же никакая охранка не сможет ему помочь, когда,  находясь  в
трех милях отсюда, я нанесу удар из-за  гряды  холмов,  пролегавшей  между
радиотелескопом и нашей обсерваторией.
   Холмы эти для меня как нельзя более кстати. Осложняя мою задачу, они  в
то же время защитят меня ото всяких подозрений. Полковник Мтанга  -  очень
проницательный человек, но и он вряд  ли  догадается  об  оружии,  которое
поражает из-за угла. А оружие Мтанга, если он даже и не найдет ни  единого
намека на пулю, будет искать обязательно.
   Возвратившись к себе в обсерваторию, я принялся  за  расчеты  и  тотчас
обнаружил свою  главную  ошибку.  Зная,  что  сфокусированный  луч  лазера
проделывает дыру в толще стального листа, я почему-то решил, что наш "Марк
Экс" может уничтожить человека.  Оказалось,  что  все  обстоит  не  так-то
просто. Человек представляет  собой  более  плотное  препятствие  на  пути
лазерного луча, нежели сталь. Человеческое тело состоит преимущественно из
воды, которая нагревается раз  в  десять  медленнее  любого  металла.  Луч
лазера, пронзающий стальной лист, или передающий сигналы  на  Плутон  (наш
"Марк  Экс"  предназначался  как  раз  для  передачи  сигналов),  человеку
способен причинить лишь незначительный, хотя и очень болезненный ожог.  На
таком расстоянии я со своим лазером самое большее прожгу дыру в  цветастом
одеяле, в которое Чака постоянно  облачался,  желая  подчеркнуть  связь  с
народом.
   Я было отчаялся и едва не отказался от своей  затеи.  Интуиция  все  же
подсказывала, что решение проблемы существует  и  мне  еще  предстоит  его
найти. Может быть, рассуждал я, мне  следует  перерезать  своим  невидимым
лучом одну из оттяжек, и тогда башня, которая  крепится  этими  оттяжками,
рухнет  вместе  с  Чакой,  стоящим  на  ее  вершине.  Расчеты  подтвердили
основательность  моих  рассуждений,  для  реализации  этого   плана   было
необходимо лишь, чтобы  лазер  работал  непрерывно  в  течение  пятнадцати
секунд. Трос в отличие от человека неподвижен, и в  этом  случае  отпадает
необходимость рисковать, делая ставку на один-единственный импульс,  иными
словами, можно делать дело не торопясь.
   В глубине души, однако,  я  считал  порчу  телескопа  святотатством  по
отношению к  науке,  поэтому,  когда  снова  обнаружилось,  что  мой  план
неприемлем, я невольно ощутил облегчение. Мачта была построена  с  большим
запасом прочности; чтобы обрушить ее, мне пришлось бы перерезать целых три
различных троса. Об этом не могло быть и речи. Каждый  прицельный  импульс
потребует тщательной, многочасовой настройки прибора.
   Нужно было придумать что-то другое. Большинству  людей  свойственно  не
замечать очевидного, поэтому  лишь  за  неделю  до  официального  открытия
телескопа понял я, как мне следует поступить  с  Чакой  Всевидящим,  Чакой
Всемогущим, Отцом Народа.
   Мои  аспиранты  настроили  и  откалибровали  установку,