несколько
дней не включал  магнитофон.  Он  достал  ленту,  и  подозрения  мгновенно
превратились в уверенность.
   Осберт посмотрел на магнитофон: его ручки и переключатели находились  в
иных положениях  -  так  он  их  не  оставлял.  Да,  Эрминтруда  оказалась
изобретательна, но и небрежна. Осберт частенько жаловался, что она  ничего
не  умеет  сделать   как   следует,   и   сейчас   получил   окончательное
доказательство.
   В его кабинете  было  множество  лент  со  старыми  пробными  записями;
Эрминтруда без труда могла отыскать ленту с его голосом,  отрезать  кусок,
склеить в петлю, включить магнитофон  на  воспроизведение  и  оставить  на
несколько часов работать перед микрофоном. Осберт был вне себя от  ярости,
потому что не подумал заранее о столь простой уловке; будь магнитная лента
прочнее, он, наверное, задушил бы ею Эрминтруду.
   Впрочем, до сих пор неясно, пытался ли он  такое  проделать.  Мы  знаем
лишь, что Эрминтруда выпала из окна, и это,  разумеется,  могло  произойти
случайно - но ее уже не спросишь, потому что Инчи жили на четвертом этаже.
   Да, как правило, людям помогают выпасть из окна, и у  коронера  имелось
свое мнение на этот счет.  Но  никто  не  смог  доказать,  что  Осберт  ее
вытолкнул, и в этом деле вскоре поставили точку. Примерно через год Осберт
женился на очаровательной глухонемой девушке, и теперь  они  счастливейшая
пара.
   Когда Гарри смолк,  все  долго  молчали  -  то  ли  усомнившись  в  его
рассказе, то ли проявляя уважение к покойной миссис Инч... трудно сказать.
Однако  никто  не  успел  произнести  подходящее  замечание,   как   дверь
распахнулась  и  в  частный  бар  "Белого  оленя"  ворвалась  внушительных
габаритов блондинка.
   Воистину жизнь очень редко устраивает такие  совпадения.  Гарри  Парвис
смертельно побледнел и тщетно попытался укрыться в толпе, но его мгновенно
заметили и пригвоздили к месту потоком обвинений.
   - Так _вот где_ ты читаешь каждую среду лекции по квантовой механике! -
с интересом услышали мы. -  Мне  уже  несколько  лет  назад  следовало  бы
уточнить это в университете! Гарри Парвис, ты лжец,  и  пусть  это  слышат
все. А что касается  твоих  дружков...  -  она  обвела  нас  презрительным
взглядом, - то я уже давненько не видала столь презренной кучки забулдыг!
   - Эй, минуточку! - запротестовал из-за стойки Дрю.  Блондинка  взглядом
заставила его смолкнуть и вновь повернулась к бедняге Гарри:
   - Пошли. Мы идем домой. Нет,  тебе  незачем  допивать  эту  кружку!  Не
сомневаюсь, что ты уже насосался более чем достаточно.
   Гарри покорно подхватил свой чемоданчик и плащ.
   - Хорошо, Эрминтруда, - промямлил он.
   Не стану утомлять вас пересказом долгого и  до  сих  пор  не  решенного
спора из-за того, действительно ли миссис Парвис зовут Эрминтрудой, или же
Гарри был настолько ошеломлен, что назвал ее так автоматически. У  каждого
из нас имеется на этот  счет  своя  теория  -  впрочем,  как  и  по  всему
остальному, касающемуся Гарри Парвиса. Сейчас для нас важен тот  печальный
и неопровержимый факт, что после того вечера его никто больше не видел.
   Вполне возможно, что он попросту не знает, где мы  встречаемся  сейчас,
потому что два месяца спустя у "Белого оленя" появились  новые  хозяева  и
все мы последовали за Дрю в его новое заведение. Теперь наши  еженедельные
встречи проходят в "Сфере", и уже давно многие из нас с  надеждой  смотрят
на открывающуюся дверь - а вдруг Гарри удалось вырваться  и  отыскать  нас
снова? Кстати, отчасти из-за надежды на то, что  он  увидит  эту  книгу  и
узнает про наше новое прибежище, я и собрал все  эти  рассказы  под  одной
обложкой.
   Гарри, по тебе скучают даже те, кто не верил-ни единому твоему слову! И
если тебе ради обретения  свободы  придется  дефенестрировать  Эрминтруду,
сделай это в среду с шести до  одиннадцати,  и  сорок  человек  в  "Сфере"
обеспечат тебе алиби. Сделай _что угодно_, но только вернись,  потому  что
после твоего исчезновения нам всем тебя очень не хватает.



    Артур Кларк.
    Спящий красавец

   -----------------------------------------------------------------------
   Arthur C.Clarke. Sleeping Beauty. Пер. - А.Новиков.
   "Миры Артура Кларка". "Полярис", 1998.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   То была одна из тех вялых дискуссий, что завязываются в "Белом  олене",
когда никто не может предложить более  интересную  тему.  Каждый  старался
вспомнить самое поразительное из известных ему имен, и я  как  раз  назвал
"Обедайя Полкингхорн", и тут - неизбежно - на сцене появился Гарри Парвис.
   - Странные имена вспоминать  нетрудно,  -  сказал  он,  упрекая  нас  в
легкомыслии, - но вы хоть  когда-нибудь  задумывались  над  гораздо  более
фундаментальным вопросом - _воздействии_ таких имен на  своих  владельцев?
Иногда, знаете ли, такое имечко может исковеркать человеку  жизнь.  Именно
это и произошло с юным Зигмундом Снорингом [Snoring - "храпун" (англ.)].
   - О нет! -  простонал  Чарльз  Уиллис,  один  из  наиболее  несгибаемых
критиков Гарри. - Не верю!
   - Так по-вашему, - возмущенно ответил Гарри, - я это имя _выдумал_?  Да
будет вам известно, что предки Зигмунда были евреями из Центральной Европы
и когда-то их фамилия начиналась  на  "Ш",  причем  на  протяжении  многих
поколений. "Сноринг" же есть лишь англизированный ее  вариант.  Но  это  я
упоминаю так, мимоходом; очень жаль, что кое-кто постоянно вынуждает  меня
тратить время на подобные объяснения.
   Чарли, самый  многообещающий  из  знакомых  мне  авторов  (его  считают
многообещающим уже более двадцати пяти лет), издал было некий протестующий
звук, но кто-то, позаботившись о благе  всех  присутствующих,  отвлек  его
кружкой пива.
   - Зигмунд, - продолжил Гарри, - нес свою ношу достаточно  храбро,  пока
не повзрослел. Я практически не сомневаюсь, что дурацкая фамилия постоянно
вертелась у него в голове и  в  конечном  итоге  породила  то,  что  можно
назвать  психосоматическим  результатом.  Если  бы  он  родился  у  других
родителей, то не стал бы - я в этом почти не сомневаюсь - таким упорным  и
постоянным храпуном.
   Что ж, бывают в жизни трагедии  и  хуже.  Семья  Зигмунда  была  не  из
бедных, и звукоизолированная спальня  оберегала  остальных  домочадцев  от
бессонных ночей. Как и все храпуны, Зигмунд  совершенно  не  подозревал  о
своих ночных симфониях  и  искренне  не  мог  понять,  из-за  чего  другие
поднимают скандал.
   И лишь женившись, он обратил на свое несчастье -  если  его  можно  так
назвать, ибо храп мешал не ему, а другим, - то серьезное  внимание,  какое
оно заслуживало. Никто не удивляется, если молодая  жена  возвращается  из
свадебного путешествия в  несколько  расстроенных  чувствах,  но  бедняжка
Рейчел Сноринг пережила  настоящее  потрясение.  Она  постоянно  ходила  с
красными от недосыпания глазами, а  любые  попытки  вызвать  сочувствие  у
друзей  неизменно  вызывали  у  них  неудержимый  хохот.  Поэтому   ничего
удивительного, что она предъявила Зигмунду ультиматум: или он  как  угодно
избавляется от храпа, или их браку конец.
   Тут перед Зигмундом и его семьей встала весьма серьезная проблема.  Они
были семьей хорошо обеспеченной, но отнюдь  не  богатой  -  в  отличие  от
дедушкиного брата Рувима, умершего в прошлом году и  оставившего  довольно
хитроумное завещание. Он  весьма  благоволил  к  Зигмунду  и  завещал  ему
немалую сумму, переведя ее в трастовый фонд. Молодой человек мог  получить
эти деньги, когда ему исполнится тридцать.  К  несчастью,  прадядюшка  был
очень старомоден и праведен и не очень-то  доверял  современной  молодежи,
поэтому  включил  в  завещание  условие,  что  Зигмунд  не   имеет   права
разводиться, пока не достигнет оговоренного возраста. В  противном  случае
деньги пойдут на создание сиротского приюта в Тель-Авиве.
   Ситуация создалась очень сложная, и трудно даже предполагать,  как  она
решилась  бы  сама  по  себе,  если  бы  кто-то  не  посоветовал  Зигмунду
поговорить с дядей  Хайми.  Совет  Зигмунду  не  очень-то  понравился,  но
отчаянное положение требует отчаянных решений, и он отправился в путь.
   Тут   я   должен   пояснить,   что   дядя    Хайми    был    выдающимся
профессором-физиологом, членом Королевского научного  общества  и  автором
множества научных трудов. И еще  в  тот  момент,  благодаря  грызне  между
попечителями колледжа, он испытывал определенную нехватку  средств  и  был
вынужден прекратить работу по нескольким своим  любимым  исследовательским
проектам. Его возмущение  усилило  и  то  обстоятельство,  что  факультету
физики  только  что  выделили  полмиллиона  фунтов  на  новый  синхротрон,
поэтому, когда перед ним предстал несчастный племянник, настроение у  него
было далеко не радужным.
   Пытаясь не  обращать  внимания  на  вездесущий  запах  дезинфектанта  и
помета,  Зигмунд  проследовал  за  лаборантом  вдоль  столов  с   каким-то
непонятным оборудованием и клеток с  мышами  и  морскими  свинками,  через
каждые несколько шагов отводя взгляд от занимающих почти всю площадь  стен
отвратительных цветных схем и рисунков. Дядюшку он увидел за  лабораторным
столом, где тот сидел,  попивая  чай  из  мензурки  и  рассеянно  поглощая
сандвичи.
   - Угощайся,  -  буркнул  он  вместо  приветствия.  -  Жареный  хомяк...
настоящий деликатес. Из партии, на которой мы отрабатывали  противораковые
препараты. Что это с тобой?
   Сославшись на отсутствие аппетита, Зигмунд поведал уважаемому дядюшке о
своих печалях. Профессор выслушал его без особой симпатии.
   - Не понимаю, какого черта ты вообще женился, - сказал  он  наконец.  -
Бездарно потраченное время. - Всем было известно, что дядя Хайми удерживал
по этому вопросу непоколебимую позицию, имея  пятерых  детей  и  ни  одной
жены. - Но все же попробую тебе помочь. Сколько у тебя денег?
   - Для чего? - спросил несколько ошарашенный  Зигмунд.  Профессор  обвел
рукой лабораторию:
   - На все это требуются средства.
   - Но я думал, что университет...
   - Ода. Но любую дополнительную работу приходится  делать  тайком,  а  у
тебя именно такой случай. Я не могу тратить на тебя средства колледжа.
   - И сколько тебе надо для начала?
   Дядюшка назвал сумму куда меньшую, чем опасался Зигмунд, но радость его
длилась недолго. Как вскоре выяснилось,  ученый  был  прекрасно  знаком  с
особенностями  завещания  Рувима;  Зигмунду   еще   предстояло   подписать
контракт, согласно которому через пять лет, когда он получит добычу, часть
денег обязуется передать профессору. А сейчас он всего-навсего выплачивает
аванс.
   - Но учти,  я  ничего  не  обещаю,  хотя  и  сделаю  все  возможное,  -
предупредил дядюшка  Хайми,  внимательно  изучая  чек.  -  Езжай  домой  и
возвращайся через месяц.
   Это оказалось все, чего Зигмунд  смог  от  него  добиться,  потому  что
профессора  отвлекла  некая  эффектная  аспирантка,  облаченная  в  плотно
облегающий свитер. Они принялись  обсуждать  интимную  жизнь  лабораторных
крыс, используя такие выражения, что стеснительный  Зигмунд  был  вынужден
поспешно удалиться.
   Как мне кажется, дядя Хайми не стал бы брать у Зигмунда деньги, если бы
не был уверен, что сможет доставить ему нужный  товар.  Следовательно,  он
уже  почти  завершил  свою   работу,   когда   университет   обрезал   ему
финансирование - ведь он никак не мог изобрести всего за четыре недели  ту
сложную смесь препаратов, которую в оговоренное время ввел шприцом в  руку
охваченного надеждами племянника. Эксперимент проводился поздно вечером  в
доме профессора; Зигмунд не очень удивился, увидев, что  ассистирует  дяде
та самая аспирантка.
   - И как подействует этот препарат? - спросил он.
   - Не даст тебе храпеть... надеюсь, - ответил  дядюшка.  -  Вот  удобное
кресло, а вот пачка журналов.  Мы  с  Ирмой  будем  по  очереди  за  тобой
приглядывать - на случай, если возникнут побочные реакции.
   - Побочные реакции? - с тревогой спросил Зигмунд, потирая руку.
   - Не  волнуйся...  и  расслабься.  Через  несколько  часов  мы  узнаем,
подействовал ли препарат.
   И Зигмунд  принялся  ждать,  когда  его  одолеет  сон,  а  двое  ученых
суетились вокруг  него  (и  вокруг  друг  друга  тоже),  измеряя  кровяное
давление,  пульс  и  температуру,  и  заставив   Зигмунда   ощутить   себя
хроническим инвалидом. Когда настала полночь, сна у  него  не  было  ни  в
одном глазу, зато профессор и его ассистентка валились с ног от усталости.
Зигмунд понял, что ради него они работают сверхурочно, и  даже  испытал  к
ним благодарность - пусть и непродолжительную, но весьма трогательную.
   Перевалило за полночь.  Ирма  стала  шататься,  и  профессор  не  очень
вежливо уложил ее на кушетку.
   - Ты уверен, что еще не устал? - спросил он Зигмунда, зевнув.
   - Ни капельки. Очень странно... обычно в это время я уже давно сплю.
   - Но ты себя хорошо чувствуешь?
   - Лучше не бывает.
   Профессор снова зевнул, пробормотал нечто  вроде:  "Надо  было  и  себе
вколоть немного" - и рухнул в соседнее кресло.
   - Если станет плохо, разбуди нас, - сонно пробормотал  он.  -  Не  вижу
смысла мучиться и дальше.
   И несколько секунд спустя Зигмунд остался единственным  бодрствующим  в
комнате.
   К двум часам ночи он прочел десяток номеров "Панча"  со  штемпелем  "Не
выносить из комнаты отдыха". К четырем одолел все номера  "Сэтедей  ивнинг
пост". Тощая стопка "Нью-йоркера" заняла  его  до  пяти  утра,  и  тут  он
наткнулся на сокровище.  Диета  из  одной  черной  икры  скоро  становится
монотонной, и Зигмунд с восторгом обнаружил потрепанный томик  романа  под
названием "Блондинка согласна на все". Роман целиком поглотил его внимание
до рассвета, когда дядюшка резко проснулся, вскочил, разбудил  Ирму  точно
нацеленным шлепком и обратил теперь уже свое полное внимание на Зигмунда.
   -  Итак,  мальчик  мой,  -  начал  он  с   приветливостью,   немедленно
пробудившей у Зигмунда подозрительность, - я сделал то, чего ты хотел.  Ты
провел ночь без храпа, не так ли?
   Зигмунд отложил "Блондинку", которая как  раз  находилась  в  ситуации,
когда ее согласие или несогласие уже не имели значения.
   - Да, я не храпел, - признал он. - Но и не спал.
   - Тебе и сейчас совершенно не хочется спать?
   - Да... и я ничего не понимаю.
   Профессор и Ирма обменялись торжествующими взглядами.
   - Ты войдешь в историю, Зигмунд, - пообещал  профессор.  -  Ты  станешь
первым человеком, способным обходиться без сна.
   И изумленный, но пока еще не возмущенный подопытный  кролик  узнал  эту
потрясающую новость.
   - Знаю, - продолжил Гарри, - что многим из  вас  хотелось  бы  услышать
научные подробности открытия дядюшки Хайми. Но я их не знаю, а если  бы  и
знал, то они были бы слишком сложны, чтобы пересказывать их здесь.  Отмечу
лишь, поскольку вижу выражения, которые другой на  моем  месте  назвал  бы
скептическими,  что  во  всей  этой  истории  нет   ничего   по-настоящему
поразительного. Ведь сон, в конце концов,  есть  сильнопеременный  фактор.
Вспомните Эдисона, который всю жизнь спал всего по два-три часа  в  сутки.
Верно, человек не  может  обходиться  без  сна  бесконечно,  но  некоторые
животные  могут,  поэтому   сон   не   является   фундаментальной   частью
метаболизма.
   - _Какие же_, интересно узнать, животные могут обходиться  без  сна?  -
спросил кто-то скорее из любопытства, чем из недоверчивости.
   - Ну... э-э... ну конечно же!.. глубоководные рыбы, обитающие вдали  от
континентального шельфа. Если они заснут, их тут же  сожрут  другие  рыбы,
или же они утратят плавучесть и упадут на дно. Вот  им  и  приходится  всю
жизнь не спать.
   (Кстати, я до сих пор пытаюсь выяснить, истинно ли это  утверждение.  Я
никогда прежде не ловил Гарри на искажении научных фактов, хотя  несколько
раз и подвергал его слова сомнению. Но вернемся к дядюшке Хайми.)
   - Зигмунд не сразу понял, - поведал нам Гарри,  -  какое  поразительное
событие  произошло  в  его  жизни.   Восторженные   комментарии   дядюшки,
расписывающего сияющие перспективы, которые открываются  перед  человеком,
освободившимся от тирании сна, помешали ему сосредоточиться на собственной
проблеме. Все же ему удалось задать не дававший ему покоя вопрос:
   - И долго этот эффект продлится?
   Профессор  и  Ирма  переглянулись,  затем  дядюшка  нервно  кашлянул  и
ответил:
   - Пока мы этого не знаем. Это  последнее,  что  осталось  выяснить.  Не
исключено, что эффект станет перманентным.
   - Так я что, никогда больше не смогу спать?
   - Не "не смогу", а  "не  захочу".  Впрочем,  если  тебя  это  настолько
встревожило,  я,  наверное,  смогу  разработать  способ  ликвидации  этого
эффекта. Однако на это потребуется много денег.
   Зигмунд торопливо  уехал,  пообещав  ежедневно  сообщать  профессору  о
результатах эксперимента. В голове у него все еще царил сумбур, но  первым
делом ему требовалось отыскать жену и убедить ее, что он больше никогда не
станет храпеть.
   Она охотно согласилась ему поверить, и они трогательно  воссоединились.
Но уже на следующее утро  перед  рассветом  Зигмунду  стало  очень  скучно
лежать, когда не с кем даже поговорить, и он на цыпочках  ушел  от  спящей
жены. До него впервые стали  доходить  последствия  случившегося:  как  же
теперь проводить лишние восемь часов в  сутки,  доставшиеся  в  довесок  к
непрошеному подарку дядюшки?
   Вы, возможно, уже решили, что Зигмунд  получил  уникальную  -  а  то  и
воистину беспрецедентную - возможность  вести  гораздо  более  полноценную
жизнь, впитывая в себя культуру и знания, которые  нам  всем  хотелось  бы
впитать - будь у нас для этого достаточно времени. Он мог читать любого из
великих классиков, знакомых большинству  людей  лишь  по  именам,  изучать
искусство,  музыку  или  философию  и   наполнять   разум   изысканнейшими
сокровищами человеческого интеллекта. Думаю,  многие  из  вас  сейчас  ему
попросту завидуют.
   Так вот, ничего из этого не вышло. Главная причина оказалась в том, что
даже  гениальнейшему  мозгу  нужен  отдых  и  он  не  в  силах  бесконечно
заниматься серьезной  умственной  деятельностью.  Да,  Зигмунд  больше  не
испытывал потребности в сне, зато ему требовалось  чем-то  развлечь  себя,
пока тянулись долгие и пустые ночные часы.
   Цивилизации,  как  он  вскоре  обнаружил,  глубоко  безразличны  чаяния
человека, неспособного заснуть. Возможно, он меньше страдал  бы  в  Париже
или Нью-Йорке, но в Лондоне к одиннадцати вечера  закрывается  практически
все, и лишь немногие кафе или бары дотягивают до  полуночи,  а  уж  в  час
ночи... гм... чем меньше будет сказано про открытые в это время заведения,
тем лучше.
   Поначалу, если погода была хорошей, он убивал время долгими прогулками,
но после нескольких встреч с  настойчивыми  и  недоверчивыми  полицейскими
отказался  от  этой  идеи.  Тогда  он  стал  разъезжать   на   машине   по
предрассветному Лондону и открыл для себя множество мест, о которых  и  не
подозревал. Вскоре  он  приобрел  шапочное  знакомство  с  многочисленными
ночными сторожами, грузчиками в  Ковент-Гардене  и  молочниками,  а  также
журналистами и печатниками с  Флит-стрит,  которым  приходилось  работать,
когда остальные горожане еще спят. Но поскольку Зигмунд не  принадлежал  к
числу тех, кого привлекает общение с другими людьми, это  развлечение  ему
тоже вскоре наскучило,  и  он  вновь  оказался  один  на  один  со  своими
ограниченными ресурсами.
   Его жена, как и следовало ожидать, оказалась далеко не  в  восторге  от
ночных бдений мужа. Он рассказал ей всю историю, и она, хоть  и  сочла  ее
невероятной, была  вынуждена  в  нее  поверить,  имея  перед  собой  столь
неоспоримое доказательство. Но даже после этого создалось впечатление, что
она предпочла бы мужа пусть храпящего, зато в постели  рядом  с  ней,  чем
бродягу, выскальзывающего на