Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
бнаженные изваяния, женская красота или танцы.
Чувство своей неполноценности, ущербности и неодолимое желание
компенсации торжества - параноидальный комплекс. Раз "Глаша не наша",
- Гирин вспомнил поговорку, - "то бей ее, сволочь такую!".
Я помню Петроград в первые годы Советской республики, когда
стояли нетронутые и не охраняемые никем, кроме народной совести,
особняки с полами цветного дерева, фресками, зеркалами, даже мебелью,
а в их садиках и дворах - прекрасные статуи. Все целехонькое. А теперь
у нас боятся поставить красивое изваяние даже на городской площади!
- В самом деле, у нас совершенно ничтожное количество изваяний
как образцов красоты человека, не памятников, - воскликнула Сима.
- А на площадях, улицах и в садах древнегреческих городов тысячи
статуй стояли много веков, - тихо сказал Гирин, - никем ни разу не
тронутые, охраняемые прочнее стальной решетки ореолом своей красоты.
Судите сами, чье психическое здоровье было лучше.
- Я бы назвал его по-гомеровски - богоравным, - сказал
Солтамурад.
- Ух, как я ненавижу эту, как вы хорошо сказали, заугольную
пакость, - взволнованно сказала Сима, - подлых трусов, оскорбляющих и
мучающих сначала девчонок, потом девушек, потом своих жен. Подлецов,
ночью прокрадывающихся в парк, чтобы отбить нос или руку у прекрасной
статуи, написать гвоздем на чистом мраморе гнусное слово. Ломающих,
трудясь до пота, какую-нибудь беседку, подпиливающих детские качели.
Скажите, Иван Родионович, что это, психопаты или нормальные люди?
- Критерий нормальности - предмет больших споров на Западе! Где
грань между нормальным и ненормальным человеком? Мне кажется, что
ответ тут простой и не надо печатать тома докладов. Важнейший критерий
нормальности - общественное поведение человека. Все нарушения
естественной дисциплины, которую требует от человека совместная жизнь
с другими людьми, искривления и искажения добрых, товарищеских и
заботливых отношений, вероятно, обязаны каким-то психическим дефектам,
подлежащим исследованию. Я говорю, естественно, не о случайных
промахах поведения, а систематически повторяющихся поступках.
Параноидальная психика выказывает себя также, когда люди нарочно
вытаптывают цветы и траву, опрокидывают скамейки, прут поперек
движения именно потому, что этого нельзя делать. Самый опасный для
социалистического и коммунистического общежития вид психоза. Между
прочим, усиленные занятия математикой, с ее прямолинейной и
абстрагированной логикой, создают склонность к параноидной психике.
Поэтому я против специальных математических средних школ... и против
завышенных требований по математике и на конкурсах даже по тем
специальностям, где она не нужна.
- Хватит о психопатах, - вмешалась Екатерина Алексеевна, -
пойдемте за стол!
- Простите меня, - виновато улыбнулся Гирин, - я так привык
проповедовать свою науку, что тоже получил психосдвиг, всегда и везде
готов читать лекции.
Гирин оказался за столом рядом с Бехоевым.
- Вы, может быть, родственник знаменитому Зелимхану, - спросил
чеченца доктор, - прозывавшемуся "абрек Заур"?
- Как, вы знаете Зелим-хана?
- Случайно. Была хорошая книга осетинского писателя Дзахо
Гатуева. По ней в двадцатых годах поставили фильм "Абрек Заур". Я его
смотрел мальчишкой. Неплохо бы сейчас заново поставить, романтики в
нем больше, чем в самом современном приключенческом фильме. Насколько
помню, отцом Зелим-хана и его брата Солтамурада был Гушмазуко, сын
Бехо, следовательно, как в царское время писали фамилии горцев, -
Бехоев. А Золим-хан носил фамилию Гушмазукаев.
- Все верно! - восторженно воскликнул чеченец. - Солтамурад
Гушмазукаев - мой дед! Мы стали все Бехоевы уже при Советской власти.
- Да кто ж такой этот Зелим-хан? - спросил Андреев.
- Герой-одиночка, рыцарь, пытавшийся восстановить справедливость,
сражаясь с жандармами и царскими чиновниками. Впрочем, так и подобало
абреку, одиночному мстителю за попранную свободу или честь, - отвечал
Гирин под одобрительные кивки Солтамурада.
- То есть вроде вас самого? - гулко расхохотался Андреев.
- Нет, аналогия здесь не годится, - серьезно ответил Гирин. -
Если бы вы знали, сколько в биологии псевдонаучных "теорий", ложных
гипотез, выдуманных шарлатанами и параноиками, иногда с блестящими
способностями, тогда вы не судили бы строго людей, воздвигающих
барьеры и фильтры в этих отраслях биологий и медицины. На Западе
опубликованы тысячи книг с бредовыми теориями, завоевавшими среди
невежественных людей миллионы последователей, фанатиков - иначе их
трудно назвать. Даже когда наука устраивает очередной разгром
какой-либо лженаучной школы, последователи продолжают держаться ее еще
много лет. Непросто все это. Слишком сильна у людей жажда чуда, тяга к
вере в какого-нибудь пророка. Теперь, когда все убедились в могуществе
науки, пророки стали возникать на ее почве, а не на религиозной, как
раньше.
- И вы не хотите стать таким пророком? - спросил Селезнев.
- Разумеется. Это было бы крахом всего дела моей жизни!
- Что ж, отчасти вы правы! - согласился Андреев. - Мы еще не
научились как следует управлять наукой. Она поднимается валом, но
несет много мусора. Да и внутри настоящей науки тоже накопилось всякой
лжи.
- Как же совмещается наука и ложь? Тогда это не наука! - возразил
аспирант-кристаллограф.
- Нет, наука, но... так сказать, низшего уровня, принимаемая за
высший. У нас в геологии пошло много таких, например, работ. Молодой и
честолюбивый начинающий исследователь, попав в какой-нибудь новый
район, делает там наблюдение, противоречащее, скажем, моим выводам.
Немедля публикуется статья, где он пишет, что поскольку его наблюдение
противоречит Андрееву, то все заключения Андреева о том и том-то
неверны. Это подхватывается, цитируется, и никому из торопыг невдомек,
что андреевские выводы сделаны на материале несравненно более широком.
Если уж меня опровергать, то только на основании такого же, если не
большего, числа наблюдений. А то мало толку для науки. Куда как
полезнее просто опубликовать свое маленькое наблюдение и честно
сказать, что случай, пока единичный, противоречит схеме Андреева, но
надо накопить еще много подобного материала.
- Хочется стать поскорее большим ученым, - рассмеялся аспирант. -
По-моему, еще хуже, когда выдумывают свою схему и начинают подгонять
под нее факты, искажая, обманывая и передергивая. Своих научных
противников они всячески шельмуют, обливают грязью, обвиняют в
тупоумии и подлогах...
- А знают ли уважаемые граждане, молодые и постарше, - вдруг
поднялась со своего места Рита, - что сегодня нашему высокочтимому
мастеру пяти видов спорта Симе Металиной исполняется ...надцать лет,
следовательно - день рождения?
- Ого! Сколько, сколько? - послышались веселые возгласы.
- Я же сказала ...надцать. Так же, как и всем женщинам после
девят... надцати лет. Сима, милая, я знаю, как мне достанется, но я не
смогла устоять перед искушением сделать тебе сюрприз. Мы его давно
готовили!
- Кто мы? - спросил Андреев.
- Ну, скажем, ученицы Симы и, скажем, их мальчики, потому что без
мужской техники, увы, не обойтись.
В длинной и узкой, неудобной комнате Андреева уже хлопотали двое
молодых людей из Ритиного "отряда". Один налаживал узкопленочный
кинопроектор, а другой в позе часового стоял у раскрытого и
выключенного магнитофона.
- Это, может быть, и сюрприз, но не вижу подарка! - воскликнул
Андреев.
- Подарок - здесь! - Рита коснулась проектора. - Да успокойся же,
папа, сейчас все объяснится. Прошу занимать места. Тушите свет!
Геннадий, действуй!
Под легкий стрекот аппарата на дальней стене комнаты пошли кадры
выступлений Симы, заснятые любителями или добытые из кинохроники.
Началось с художественной гимнастики. Она уступила место фигурному
катанию. Сима исполнила ритмический танец на льду под веселую
восточную мелодию "Абдуллы", и комната наполнилась постукиванием ног
зрителей, захваченных темпом и ритмом. Блеск льда в свете прожекторов
внезапно сменился сияньем голубоватой воды, колыхавшейся под солнцем у
подножия белой вышки. Сима вышла на конец упругой доски, нависшей
высоко над водой, подпрыгнула, полетела вниз и, сделав два оборота,
без всплеска ушла под воду.
И опять загорелись искусственные светильники под потолком
громадного гимнастического зала. Сима была заснята на особом снаряде,
вроде сближенных параллельных брусьев. Она легла грудью поверх
брусьев. Медленно выгибаясь, Сима высоко подняла ноги, пригнула к ним
голову и так же медленно, без видимого усилия, развела ноги
"шпагатом". Левая нога пальцами коснулась конца брусьев, а правая
вытянулась далеко вперед над головой. Согнув спину еще сильнее, почти
в кольцо, Сима подняла руки и обхватила ими щиколотку правой ноги.
Зрители не удержались от аплодисментов. Как бы спугнутый ими, погас
экран - короткий самодельный фильм кончился.
Едва зажгли свет, как все глаза, естественно, обратились на Симу,
и щеки ее запылали.
- Доволен ли халиф подарком своего раба? - шутливо склонилась
перед ней Рита.
- Если бы ты показала это у меня дома. Разве не свинство такое
обнародование врасплох? Беззастенчивая реклама подруги!..
- Поверьте, Серафима Юрьевна, что вы не нуждаетесь в рекламе, -
вмешался Андреев, - а фильм, право же, интересен. Следовательно, мы
все получили большое удовольствие, за что спасибо вам и Ритке.
- И верно, от сердца спасибо! - пробрался к Симе и потряс ее руку
Селезнев. - Никогда я не думал, что женская стать может так за душу
трогать! До чего хороши могут быть бабенки... хм... женщины, девушки.
Это я понял, еще когда Ирина переменилась, а ведь науки вашей прошла
всего месяц.
- Ну, Ирина с природными способностями!
- Клянется, что жива не будет, если не приедет, когда заработает
отпуск подольше.
- Верно, отец! - Ирина скользнула к Симе, обнимая ее за талию, и,
несмотря на крепкое сложение и семисантиметровые "шпильки", гимнастка
показалась совсем небольшой рядом с высокой, статной, как королева,
сибирячкой.
- А теперь очередь за Иваном Родионовичем! - объявила Рита, пока
гости рассаживались и передавали друг другу чашки.
- Ишь ты, Гирин им расскажи, Сима покажи! - с шутливой ревностью
вскричал профессор. - А почему же приключения Андреева забыты?
Надоели, что ли? Да и тебе, Иннокентий Ефимыч, есть о чем
порассказать!
- Не то говоришь, Кириллыч, - серьезно возразил охотник, - мы с
тобой, как бы это сказать... сами от себя. А Иван Родионыч объясняет,
почему мы такие, а не этакие и как стать лучше. Я вон до скольких лет
дожил, а не подозревал, что может быть такая наука и так уже много
знают о человеке. Как же может быть не интересно? - Гирин поднялся,
прошелся вдоль стены.
- Мы привыкли к меняющейся и совершенствующейся технике. Пожалуй,
нам показалось бы тоскливо без ежегодных научных открытий, поражающих,
наше воображение.
Нарастание открытий, темпов развития науки, а за ней и техники
идет, как сказал бы инженер, по экспоненциальной кривой. Мне, человеку
образного, а не абстрактного мышления, развитие нашей
научно-технической цивилизации представляется валом, вздымающимся над
нашими головами на гигантскую, почти зловещую высоту. Зловещую - это,
пожалуй, сильно сказано, но передает опасение, что психика человека не
подготовлена к таким темпам и мы еще ничего не сделали для этой
подготовки.
Наши представления о человеке будущего исходят из категорий
прошлого, но люди настоящего - хотим мы этого или не хотим - они
совсем другие. Взлет науки требует все больше и больше психологических
сил.
Еще больше их понадобится для выполнения колоссальной задачи
перестройки людей и экономики в создании коммунистического общества.
Но растут ли эти силы, воспитываются ли нужными темпами в человеке?
Что сделано, чтобы создать всеобщее понимание законов психической
жизни человека? Боюсь, что мы серьезно еще не думали об этом!
Получается разрыв между подготовкой и неумолимыми требованиями эпохи,
жизни, нашей передовой роли в авангарде человечества.
Смотрите правде в глаза: неизбежная в наше время концентрация
населения в больших городах, особенно в капиталистических странах,
ухудшает индивидуальное здоровье и физическую крепость, хотя успехи
медицины обусловливают большую продолжительность жизни и меньшую
смертность от эпидемических заболеваний. Меньшая физическая крепость и
повышающаяся нервная напряженность жизни ослабляют психическую
уравновешенность человека. Получается множество психологических
сдвигов, в большинстве своем малозаметных и безобидных, но иногда
оборачивающихся вредными для общества последствиями. Интересно, что в
странах с высоким уровнем жизни обычно эти психологические сдвиги
развиты сильнее. Прежде всего пьянство и наркомания, как попытки дать
отдых перегруженной нервной системе, уйти от давления условий жизни,
понизить уровень восприятия мира до тупости животного. Затем дикие
взрывы хулиганства в результате ослабления тормозящих центров мозга и
прежде всего самодисциплины. И, наконец, то, что на Западе зовется
эскапизмом - стремлением уйти куда попало от жизни непосильной и
тревожной. Кто спасается коллекционированием пустяков, вроде марок,
спичечных коробков или пригласительных билетов, кто собирает джазовые
пластинки, упиваясь шумной ритмикой. В последней есть особый смысл. С
незапамятной древности известно, что даже простые барабаны буквально
гипнотизируют человека.
Более тонкий вид эскапизма - мечта о других мирах, с прекрасными
принцессами, ожидающими отважных землян в садах немыслимой красоты.
Отсюда громадный успех фантастических произведений о космосе...
- Как, вы против устремления в космос? - выскочила Рита и
укрылась за плечом Ирины.
- Какой же интеллигентный человек может быть против великолепной
мечты человечества? - спокойно возразил Гирин. - Но совершенно
необходимо, чтобы эта мечта не вырождалась в стремление убежать с
Земли, где человек якобы оказался не в силах устроить жизнь. Уйти на
поиски лучших миров, высоких цивилизаций или же на грабеж их, чтобы
разбогатевшим пиратом вернуться на Землю, как это слишком часто
изображается в американской фантастической литературе. Есть только
один настоящий путь в космос - от избытка сил, с устроенной планеты на
поиски братьев по разуму и культуре. А для этого человек должен обеими
ногами крепко стоять на Земле, переделывая ее радостным трудом и
становясь все богаче и крепче духовно. Чтобы быть способным к
титаническим усилиям, какие потребуются для реального покорения
межзвездных пространств. Все это возможно лишь при высших формах
общества - социализме и коммунизме. Но ведь высшие формы общества
могут быть созданы лишь воспитанными и дисциплинированными,
высокосознательными людьми - такова неизбежная диалектическая
взаимозависимость, неустанно подчеркивавшаяся Лениным.
Время идет, и качество человека как интегральной единицы общества
становится настолько важным для коммунистического завтра, что уже
теперь следует считать воспитание, образованность, психологическую
подготовку людей не чем-то надстроечным, как раньше, а базисным
элементом производительных сил. В самом деле, взаимосвязанность
совместных действий людей в обществе все увеличивается и усложняется,
делается все ответственнее. Получается длиннейшая цепь, и если
отдельные звенья в ней будут слабыми, негодными, то частые разрывы
цепи сведут на нет усилия более стойких элементов. Строжайшая
внимательность и ответственность при управлении сложными и опасными
машинами, изготовлении чудесных лекарств и химических соединений,
ведение тончайших операций с очень точным режимом и допусками,
наконец, обращение с убийственными видами вооружения - везде требуется
величайшая внимательность и ответственность, основывающаяся на
здоровой психике и телесной крепости. Но в отличие от тела человека
психика, не воспитанная или не развитая с детства, легко поддается
невзгодам существования или вообще вредным влияниям, потому что наше
сознание формируется условиями жизни не в меньшей степени, чем
наследственностью, и поэтому-то психика и более хрупка.
Неумелое воспитание жестоко травмирует психику. Жестокие и
деспотичные родители, скверное окружение порождают людей с
параноидальным уклоном - подозрительных, агрессивных и жестоких. Такие
же люди в массе появляются в деспотических условиях государственного
управления, с террором и несправедливостью.
Очень тонкая это вещь - психика! Можно десять лет знать человека
и не подозревать, что вы имеете дело с шизофреником или параноиком,
как вдруг какое-нибудь потрясение, легко переносимое абсолютно
здоровым человеком, превратит старого знакомого в маньяка или убийцу,
тем более опасного, что ему вполне может быть доверена важная
деятельность. Вот почему развитие психологии и психиатрии, наблюдение
и изучение психофизиологии человека - важнейшее дело для будущего, я
не устану до своего конца твердить об этом. Пора взяться по-серьезному
за это дело. Пора, например, куда более тщательно отделять в школах
детей с дефектами психики или с испорченной негодным воспитанием
психикой от совершенно здоровых, нормальных детей. В ряде профессий...
Впрочем, не буду перечислять, слишком много накопилось давно
необходимых мероприятий. Гирин прошелся несколько раз вдоль стола. -
Не позволяйте себе вообразить, что мир катится в пропасть безумия. Все
эти проповеди врожденного зла и усиливающейся ненормальности,
извращений и садизма, якобы свойственных человеку и без конца
пережевываемых западным искусством нового времени, основаны на
глубоком непонимании биологических законов, на невежестве, недалеко
ушедшем от средневековых религиозных изуверов. На самом деле, если вы
сталкиваетесь с необъяснимой злобой, садистическим желанием мучить,
унизить, навредить - знайте, что перед вами почти наверняка
психический дефект и что этого человека надо срочно и непреклонно
переместить в такую сферу деятельности, где он не мог бы развивать
свои вредные наклонности.
Будьте совершенно спокойны - доброе, гуманистическое в человеке
непобедимо и неизбежно, потому что оно покоится на фундаменте
родительской заботы о потомстве. Только крепчайшими потребностями в
доброте, жалости, помощи можно было изменить психику темного зверя,
чтобы заставить его охранять и воспитывать своего детеныша в течение
многих лет, полных трудов и опасностей, какие требует дитя
человеческое прежде, чем станет полноценным членом стада, не то что
общества. И также очень древни социальные инстинкты: альтруизм,
взаимопомощь, дружба и забота. Естественный отбор действовал так, что
выживали наиболее дружные семьи, потом роды, потом племена.
Известный популяризатор биологии Жан Ростан в своей книге
"Сущность человека" таким образом выразил взгляд генетика на моральную
структуру человеческой психики: "зло доминантно, а добро рецессивно".
Иными слова