Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
сном, мечты и создания искусства... и вдруг
так просто - для детей, для простой жизни!
- Простая жизнь? Ее нет, мы только по невежеству думаем, что она
проста, и постоянно расплачиваемся за это. Очень сложна, трудна и
интересна жизнь! Но не понимаю, отчего вам страшно? Оттого, что станет
понятно, в чем суть прелести ваших красивых бровей? Брови, назначение
которых отводить в сторону пот, стекающий со лба, и не давать ему
заливать глаза, должны быть густыми. И при густоте они не должны быть
чересчур широкими, чтобы в них не скапливалась грязь, не заводились
паразиты. Вот секрет красоты ваших соболиных, узких и густых бровей.
Под необидный смех окружающих блондинка прикрыла лицо рукой.
Гирин продолжал:
- Но это лишь грубая основа нашего понимания причинности тех или
других эстетических ощущений. А по этой основе миллионы лет будет
плестись прелестный узор очарования синих, серых, зеленых и карих
глаз, всевозможных оттенков волос, кожи, очертаний губ и всех других
мыслимых комбинаций, число которых не меньше количества атомов в
солнечной системе. Так что же вас страшит?
Блондинка умолкла, но тут к Гирину пробился широкоплечий юноша,
давно уже не сводивший с него глаз:
- Можно вас попросить рассказать еще какой-нибудь пример
противоречия в строении человека... такого, исторически сложившегося?
- Я боюсь задержать присутствующих. Лучше приходите ко мне, и мы
побеседуем.
Юноша нервно теребил записную книжку.
- Если можно - сейчас. Я должен рассказать своим ребятам сегодня
же...
- Хорошо, - уступил Гирин. - Вертикальное положение тела человека
целиком перенесло вес его передней части, ставшей верхней, на
позвоночный столб. Позвонки, особенно поясничные, стали нести
вертикальную нагрузку, очень сильную при носке и подъеме тяжестей. В
результате одно из наиболее характерных заболеваний человека - всякие
болезненные изменения в поясничных позвонках, например, так называемый
спондилоз, не говоря уже о болях в пояснице и радикулитах, одолевающих
почти каждого человека к старости. Интересно, что такими же
заболеваниями страдали вымершие саблезубые тигры - они одни могли
посочувствовать человеку. У тех беда пришла в результате развития
громадных сабельных клыков в верхней челюсти, удары которых, очевидно,
давали очень сильную нагрузку на позвоночный столб, в этом случае не
вертикальную, а горизонтальную, но действовавшую также по оси
позвоночника. И вот среди сотен скелетов саблезубов, раскопанных в
асфальтовых лужах Ранчо ла Бреа в Калифорнии, очень многие имеют
признаки спондилоза.
- А чем же компенсировалось это противоречие?
- Развитием мышц брюшного пресса, вместе с лестничными
межреберными мускулами, дающими дополнительную поддержку туловищу.
Наибольшим развитием этих мышц, судя по статуям, отличались
древнегреческие атлеты. Вспомним хотя бы лисипповского "Апоксиомена"
или особенно поликлетовского "Копьеносца". Человек обязательно должен
развивать эти мускулы - они жизненно важны во всех случаях.
- Вряд ли возможно сопоставлять древнего и современного человека,
- сказал тот, ученого вида старик, который вспоминал Немилова. -
Прежде всего у нас гораздо больше нервного напряжения, стрессов, чем в
первобытной жизни. Отсюда, нужно думать, что прежние каноны физической
силы и выносливости сегодня неприменимы. Нужна крепкая нервная
организация - это главное.
- Вы сделали сразу две крупные ошибки. Начну со второй, она
проще, - возразил Гирин. - Крепкая нервная организация может быть
только на основе полного здоровья, физической крепости и выносливости
всего тела. Хилое тело, подвергнутое нервному напряжению, сразу же
даст шизоидный комплекс психики. Что касается первобытных людей,
живших в постоянной и смертельной опасности, в длительном напряжении
охоты и поисков пищи, то их организм выработал способность отдавать
сразу огромное количество адреналина для мгновенной форсировки
мышечно-двигательной системы. Сильнейшие нервные стрессы, какие
случаются у современных людей, кроме войны, всего несколько раз в
жизни, заставляли наших предков жить в алертности, напряжении всего
тела, расходуя всю пищу, какую только мог потребить организм. Никаких
холестериновых накоплений, склероза или инфаркта. Мы унаследовали
отличную боевую машину, приспособленную для битв с могучими зверями, и
сетуем, что она может своими стрессами погубить наши вялые,
нетренированные как надо тела. Я не имею в виду спортивные тренировки
- они пока что истощают ресурсы тела. Индийская йога учит накапливать
эти ресурсы, но мы еще не взяли ее за образец и не приспособили к
нашим нуждам. Вот вам еще пример. Частыми заболеваниями у человека,
обязанными не инфекциям и не травмам, являются подагра, отложение
солей в суставах, а также образование камней в почках и мочевом
пузыре. Это отложение мочевой кислоты, малорастворимого азотистого
соединения. В крови почти всех животных, за исключением обезьян и
человека, есть особый фермент - уретаза, переводящий мочевую кислоту в
растворимую мочевину. Как случилось, что уретаза отсутствует у
человека? Можно догадываться, что мочевая кислота, принадлежащая к
группе пуринов, к которым относится и кофеин, является стимулятором
нервной деятельности. Когда мозг стал ведущим приспособлением в жизни,
обезьяне и человеку потребовалось держать нервную систему в постоянной
алертности, возбуждении, и это было достигнуто упразднением уретазы.
Избыток мочевой кислоты дал необходимую стимуляцию, но за это пришлось
расплатиться. Мать-природа ничего не дает своим детям без того, чтобы
что-то не взять взамен, - этот важнейший закон мы, защищенные
цивилизованными условиями жизни, плохо понимаем.
- Довольно! - Самоуверенный щеголеватый человек не очень вежливо
отпихнул в сторону юношу с блокнотом. - Нельзя занимать доктора Гирина
так долго. У всех еще много вопросов. Как понимать, доктор, что нам
доставляют эстетическое удовольствие абстрактные комбинации линий,
форм, красок? В какой мере это связано с восприятиями, о которых вы
нам рассказывали?
- Ни в какой. Я взял одну лишь часть нашего чувства прекрасного,
отнюдь не пытаясь охватить всю его широту. И я предупредил, что речь
будет лишь о восприятии красоты человеческого тела.
- Простите, я запоздал к началу. Но все же, какого вы мнения об
абстрактных произведениях искусства? Ведь не будете же вы отрицать их
определенное эстетическое воздействие.
- Конечно, не буду. Но мне, подчеркиваю, что я говорю лишь как
биолог и психолог, кажется, что сущность воздействия абстрактных вещей
в том, что они являются памятными знаками. То есть опорными,
отправными точками памяти, какими для нас часто являются запахи.
- Ага, идешь по улице, и вдруг потянет дымком, и сразу целая
картина в голове...
- Вы совершенно точно пояснили сущность памятного знака. А знаков
может быть великое множество. Часть из них относится к той же
подсознательной памяти поколений. Например, вид огня, цвет меда, шум
бегущей воды. А еще больше знаков - бессознательных заметок -
накапливается опытом индивидуальной жизни, иногда вне анализа с
детства.
- Позвольте спросить, - визгливым голосом перебила еще одна
художница. - Значит, наше восприятие прекрасного в человеческом теле
настроено, так сказать, на молодость. Верно?
- Совершенно верно!
- А что же делать пожилым? - Вопрос прозвучал невпопад, но от
всей души.
- Подольше оставаться молодыми, - улыбнулся Гирин. - Для этого у
человека есть все возможности. Юность - привилегия не только возраста.
Она в крепости и плотности тканей тела. Особенно важна плотная и
гладкая кожа. Все это показатели отличного физического состояния
превосходно отрегулированного организма, который вполне может
сохраниться до старости удивительно молодым. Правильный и строгий
режим жизни, тренировка...
- Режим, тренировка! - презрительно крикнула высоконогая. - А где
же свобода и отдых? Человек рожден для счастья, а вы ему - режим!
- Разве я? - протестующе возразил Гирин. - В процессе эволюции
человек подвергался суровым испытаниям и вышел из них победителем. Но
вторая, оборотная, сторона этой победы в том, что его организм
рассчитан на испытания и большие нагрузки. Он нуждается в них, и если
мы не будем заставлять его работать, даже когда это не требуется
городской жизнью, а также не будем устанавливать ему периодами
ограничение в пище, неизбежны неполадки и прямые заболевания. Если вы
унаследовали от предков, живших здоровой и суровой жизнью, отличный
организм, он неизбежно испортится у ваших детей или внуков, коли не
заботиться о его нормальной деятельности. А это значит - работа, в том
числе и физическая, спорт, пищевой режим. Компенсация за это - красота
и здоровье, разве мало? Практически каждый может добиться, чтобы его
тело стало красивым, так пластично исправляются наши недостатки, если
они еще неглубоки и если мы своевременно позаботимся о них. Пример -
перед вами. Оставшись без родителей в гражданскую войну, я сильно
голодал и был порядком заморенным ребенком. А теперь, как видите... -
Гирин повел могучими плечами.
Юноша, в очках с толстой черной оправой и сам весь черный и
смуглый, ринулся к Гирину из задних рядов.
- Пожалуйста, на минутку! Вы говорили о тонкой границе между
двумя противоположными назначениями или процессами и употребили
образное сравнение со стрелкой, трепещущей между противоположными
знаками. Но ведь тогда математически - это нуль, а красота, как
совершенство, тоже математически - нуль. Или, по-другому, красота есть
и целесообразность, и жизненная энергия вместе. В ней замкнутая
двойственность нуля.
Гирин круто остановился.
- Знаете, это очень глубокая мысль! Право, мне не приходило в
голову. Индийские математики, открывшие нуль за много столетий до
европейской мысли, считали его абсолютным совершенством, числом, в
котором, по их выражению, "двойственность приходит в существование".
Красота, как нулевая линия между противоположностями, как линия
наиболее верного решения диалектической проблемы, как то, что содержит
в себе сразу обе стороны, обе возможности, - очень верная
диалектическая формулировка. Вы молодец!
Гирин вытащил маленький блокнот, быстро написал номер телефона,
сунул в руку покрасневшему от удовольствия юноше и окончательно
повернулся спиной к своим слушателям. Не обращая более ни на кого
внимания, он подошел к Симе, и та смутилась, увидев, что общее
любопытство перенеслось на нее. Гирин заглянул под опущенные ресницы.
- Если вы не заняты, то пойдемте пешком. Я волнуюсь на
выступлениях и теряю зря много нервной энергии.
- А мне иногда казалось, что вы мощны и бесстрастны, как
мыслительная машина, - возразила Сима. - Конечно, пойдемте, я свободна
целый день.
Улица встретила их дождливым ветром. Сима шла, чуть наклоняя
голову и искоса поглядывая на Гирина. Она морщила короткий нос от
щекотки дождевых капель, и тогда ее лицо становилось недовольным и
лукавым.
Брызги воды поблескивали в густых, круто вьющихся волосах.
- А две ступени красоты не испугали вас? Одна красивая дама... -
начал Гирин.
- Заметила. Смотрела на вас, как на Мефистофеля или по меньшей
мере как верующая - на богохульника. Но я испугалась тоже своего
незнания. В этом есть что-то устрашающее, как провал.
Гирин рассмеялся, и Сима покраснела.
- Я знаю, что сказала не так. Вам трудно понять, как можно жить
так мало понимающей мир и жизнь. И знаете, кого вы мне напомнили? -
Сима внезапно сменила свою тихую, почти грустную речь на смешливую
интонацию. - Только не будете сердиться?
- Не буду. Только сперва я хочу сказать, что вы не так поняли мой
смех. Чувство незнания часто посещает меня, и провалы в образовании
мне хорошо знакомы. Да, да, вижу, что не верите, а это так. Ну, на
кого я был похож?
- На медведя или кабана, окруженного собаками. Наскакивает одна,
молниеносный поворот, клацанье клыков, и псина летит в сторону, вторая
- и опять то же.
- Вы любите животных? - смеясь, спросил Гирин. - Вообще или
только собак?
- Животных вообще люблю, а собак не всех. Я перестала любить
сторожевых псов после фашизма, войны, концлагерей. Это гнусно -
злобные псы, травящие, выслеживающие, терзающие людей. Читая об этом
или смотря фильмы, я всегда жалела, что человек утратил свою
первобытную сноровку, когда ему ничего не стоило разогнать десяток
этих мерзких зверей. А что хорошего в свирепых собачищах на некоторых
дачах под Москвой? Давящаяся от злобы тварь за забором!
Гирин с любопытством слушал ее энергичную речь. Сима, видимо,
когда была очень убежденной, говорила отрывисто.
- Пойдем когда-нибудь в зоопарк. Я люблю бродить там, смотреть на
зверей и думать о биологических законах.
- О, пойдемте, обязательно! Жаль, что плохая погода, а то можно
бы сейчас. На троллейбус и через пять остановок - на Кудринской. Вы,
кажется, еще мало знаете Москву?
- Чтобы как следует освоиться в Москве, надо несколько лет, если
только не стать шофером. Я не могу отвыкнуть от прямоугольной
планировки Ленинграда.
Сима задумчиво посмотрела в затуманенную моросящим дождем даль
Садовой, забитой ревущими грузовиками.
- Хотите, пойдемте ко мне? Я напою вас чаем и ручаюсь за
качество. Моя приемная мать была знатоком, от нее узнала я некие тайны
заварки.
- Была? - подчеркнул слово Гирин.
- Она умерла в пятьдесят шестом.
- Сколько же вам было лет тогда?
- Двадцать два. Я - 1934 года рождения.
- Никогда бы не думал! Мне казалось, что сейчас вам двадцать два
- двадцать три, а я, как профессионал, ошибаюсь редко.
- Ничего не поделаешь - мне двадцать восемь.
- Вы замужем?
Сима повернула лицо к Гирину своим точным и резким движением.
- Вы начинаете неожиданно для меня спускаться с небес на землю!
- И очень хорошо - в небожители не гожусь. Но все же - почему?
- Замужняя женщина стала бы с вами прогуливаться по улицам, едва
познакомившись? Тем более приглашать к чаю?
- Что ж тут такого?
- С моей точки зрения ничего. Потому и приглашаю. Но я одна. А
представьте себе мужа, воспитанного по всем правилам мещанских
понятий, что никакая дружба между мужчиной и женщиной невозможна, что
если идет пара по улице, то только в совершенно определенных случаях.
У нас даже в знаменитой песне поется, что бескорыстна мужская дружба.
А женская?
- Знаете, это так, - помолчав, согласился Гирин. - Плохой я
психолог.
- Психолог-то вы, наверное, хороший, а вот жаль, что ваша наука
так мало занимается моралью и этикой.
- Вы опять правы, Сима, даже не знаете, до какой степени. Так как
насчет чаю?
- Пойдемте. Я живу близко отсюда - вон тот переулок направо.
Они шли молча весь оставшийся путь, время от бремени встречаясь
глазами. И каждый раз теплый толчок в сердце подтверждал Гирину, как
хорошо, что в еще чужом огромном городе живет эта удивительная девушка
и ему посчастливилось встретить ее. Удивительная? Казалось бы, ничего
необычайного не было в Симе. Величина ее серых глаз? Но ведь не так уж
мало большеглазых, хотя такие, как Сима, редкость. Прекрасная фигура?
Пожалуй, поклонники моды ее бы забраковали. Комбинация черных волос,
серых глаз и очень гладкой, смуглой кожи? Нет, не то... Может быть,
самое удивительное и есть эта сумма неброских черт, в целом куда более
прекрасная, чем самая эффектная внешность... "Нечего сказать, -
внутренне улыбнулся Гирин, - ясное у меня мышление. "Неуловимое
совершенство"; вот, может быть, верное определение Симы. Нет, неверно,
оно не неуловимое, а очевидное настолько, что, кажется, нет мужчины,
да и женщины, которые не провожали бы Симу несколько озадаченным
взглядом, сначала не заметив в девушке ничего особенного. Да-а,
теоретик красоты запутался. О, нашел! Математическое выражение, то
самое, о котором говорил молодой математик, - "диалектическая
двусторонняя гармония, нуль-линия". Сима и "нуль" - это показалось
Гирину комичным, и он расплылся в улыбке.
- Что-нибудь вспомнили? - спросила Сима.
- Думал о вас, о привлекательности вообще и вашей в частности.
Вашему античному лицу идет решительно все - любая прическа, любая
шляпа, кепка. Благодарите за этот дар природу и одевайте что угодно, -
сказал Гирин.
- Вы находите, что у меня каменная физиономия греческой статуи? -
поморщилась Сима.
- Не может быть худшего заблуждения! - свирепо возразил Гирин, -
я имею в виду древний средиземноморский тип: правильные мелкие черты,
твердый очерк подбородка, большое расстояние от глаз до высоких и
маленьких ушей, короче, именно ваше лицо. Этот тип впоследствии был
изменен на крупные черты, от примеси переднеазиатских и кавказских
народностей, но и сейчас нередко проступает, чаще всего в
Средиземноморье.
- Какая же привлекательность, если смешно?
- Смешон я, а не привлекательность.
Сима пожала плечами, показав одним этим жестом и непонимание, и
легкую насмешливость. Они подошли к старому небольшому особняку с
мезонином, стоявшему в тесном дворике с несколькими чахлыми деревцами.
Красно-коричневая окраска облезла, местами осыпалась и штукатурка,
показывая полусгнившую косую решетку дранки. Маленький дом, вероятно
обреченный в недалеком будущем на снос, был не в чести у жилищного
хозяйства.
- Ко мне сюда, - смущенно сказала Сима, направляясь к наружной
железной лестнице, ведущей на обращенную во двор часть мезонина. Она
открыла ключом обитую черной клеенкой дверь.
- Дом неказист, зато я практически живу в отдельной квартире.
Снимайте пальто тут. - Сима зажгла свет, и Гирин увидел себя в
передней величиной со шкаф. "Практически отдельная квартира" была
комнатой под самой крышей. Часть комнаты отделили и превратили в
крошечную кухню с отгороженным в углу душем. И все же, по теперешним
московским нормам, Сима жила просторно, комната ее была больше
гиринской.
Сима усадила гостя на диван и скрылась в кухне. Гирин с
любопытством осмотрелся. Ничто так не раскрывает характер человека,
как его жилье. Широкая тахта, тяжелый столик из старого темного дуба,
жесткий ковер на полу - все было порядком потерто и безукоризненно
чисто. Чистота приятно поразила Гирина, потому что, судя по пятнам на
потолке от протекающей крыши, комнату нелегко было держать в таком
блестящем порядке.
Широкое зеркало в свободном конце жилища и привинченный там же к
стене круглый стержень озадачили было Гирина, пока он не вспомнил о
художественной гимнастике. Единственной ценной вещью было пианино,
раскрытое, с нотами на подставке. На стенах висели две репродукции в
простых рамах: одна с акварели Борисова-Мусатова, другая -
"Звенигород" Рериха.
Неприкрытая бедность и простота обстановки почему-то тронули
Гирина, который сам был спартанцем в отношении вещей. Он встал и,
подойдя к пианино, принялся разглядывать ноты. "Элегия" Рахманинова -
нежная, звенящая вещь. Незаметно для себя Гирин стал перебирать
клавиши. Посыпались пригоршни высоких нот, по