чем дело, - тихо сказала Сандра.
     - Японцы,  например,  уверены,  что луна изменяет свое влияние  в
зависимости  от  времени  года.  Насколько  помню,  самой  хорошей для
размышления и для любви считается луна в августе, - ответил лейтенант.
     - Как  странно,  любовь и размышление.  Казалось бы,  исключающие
друг друга...
     - А  мне  кажется,  что  настоящая  любовь наступает только после
размышления, - возразил Андреа.
     Сандра бросила  длинный косой взгляд,  насмешливо улыбнулась и не
ответила. Моряк закурил и сказал:
     - Наверное,  те,  кто  ближе к природе,  знают больше нашего о ее
силах.
     Сандра молчала  так  долго,  что  лейтенант нагнулся,  заглядывая
снизу ей в лицо.  Она положила ему руку на  плечо  ленивым  и  сильным
движением.
     - Где-то я прочла,  что мужчины,  несмотря на все свои  умения  и
силу,  никогда не становятся взрослыми до конца.  И значение женщины в
том,  чтобы охранять их и руководить ими,  спасая от крушения надежд и
неразумных поступков.
     - О,  как бы я хотел,  чтобы меня  охраняли  именно  от  крушения
надежд! Со мной это случается слишком часто...
     Андреа отвернулся, но Сандра успела прочесть в его лице неистовую
надежду.
     - Я не умею охранять,  потому что сама полна еще ожиданием  того,
что не исполнится.
     - А может быть, исполнится!
     - Милый Андреа,  я изучала античность не для ненужного диплома, а
по призванию.  И это  дало  мне  понимание  многого  из  происходящего
сейчас.  И  даже  некоторую  силу.  Смотреть  на  жизнь как бы из дали
времен,  опираясь на мужество предков,  их поиски прекрасного и  жажду
яркой  жизни.  А  с другой стороны,  это дает возможность легче видеть
ложь и ошибки,  среди которых живешь.  Их не  понять  без  взгляда  на
прошлое.
     - Так что же именно вы поняли?
     - Что  идея  первобытного  рая,  пронизывающая  все  наши  мечты,
религию и даже более серьезные научные изыскания...  она,  эта идея, и
есть  та  первичная  ошибка,  которую  сделал человек когда-то в своей
религии и философии и упорно продолжает цепляться  за  нее.  Уже  пять
тысяч  лет,  как  мы,  европейцы,  впитываем  из еврейских религиозных
преданий сказку о рае,  который был дан человеку богом, дан так, ни за
что,  бесплатно... и потом отнят за грехопадение с матерью всего зла -
женщиной!  Это прочно вошло  в  христианство,  в  проповеди  Руссо,  в
немецкую идеалистическую философию...
     - А на самом деле?
     - Никогда  никакого  рая не было,  всегда была трудная и жестокая
борьба,  где умирали слабые и выживали  сильные,  потому  что  в  мире
ничего не дается и никогда не давалось даром. В природе или обществе -
все равно.  А какой-то безумный поэт или жрец породил легенду о  таком
времени  и  месте,  где  все  было предоставлено человеку изначала без
усилий, жертв и борьбы с его стороны, без всяких обязательств!
     - Сандра, тут я не согласен с вами! Ведь были же всегда заморские
земли,  например Полинезия.  Как я  мечтал  о  ней!  Там  народы  вели
первобытный  образ  жизни,  и  он  всегда  манил  приплывавших  к  ним
европейцев. Колумб, Магеллан, Кук, все они...
     - Все  они,  вырвавшись  из  душной феодально-религиозной Европы,
набитой народом,  с нищетой и болезнями,  млели от восторга,  попав на
тропические острова, где земля сама рождала пищу человеку, где не было
жестоких зим и  где  им  казалось,  что  теплое  море  навсегда  омыло
человеческие  страдания.  И  они,  пришельцы  из северных стран,  жили
гостями,  наполняя  похвалами  дневники  и  письма,   а   мечтательные
европейские философы из кожи лезли, доказывая нам всю прелесть райских
островов.
     - И что же?
     - А потом путешественники стали замечать,  как Колумб,  например,
что милые первобытные хозяева держат в особых домах женщин, назначение
которых производить детей для откорма и съедения - этакое человеческое
стадо.  На  многих  благословенных  островах  Тихого океана процветало
махровое людоедство,  причем с тонкой гастрономией:  схватить  девушку
помоложе,  вроде  Леа,  перебить  ей  все кости в суставах,  связать и
мочить живую трое суток в ледяной воде  ручья  для  того,  чтобы  мясо
приобрело особый вкус.
     - Но в Полинезии ведь не было людоедства?!  Я  говорю  о  больших
группах островов, ну, хоть там, где снимался "Последний рай".
     - Там не едят людей.  Но сто лет назад - ели. Знаете ли вы обычай
убивать новорожденных, распространенный прежде на многих островах? Это
и  естественно.  Крохотные  клочки  земли   могли   дать   пищу   лишь
ограниченному  числу людей,  а лишних надо было съедать или уничтожать
иным путем.
     - Сандра,  вы  хотите  убить  мою  мечту!  Не  могу  согласиться.
Выходит, что везде прежде был какой-то первобытный фашизм!
     - Именно  фашизм.  Но не везде,  это не так.  Повсюду,  в странах
главного развития человечества,  в смене различных форм общества этого
не  было,  там  издревле только шла борьба кочевника и земледельца.  А
райские уголки  -  это  убежище  для  чего-то  древнего,  не  добитого
сильными  и молодыми народами,  выжившего благодаря изоляции в хорошем
климате, но и расплачивающегося за это.
     - Ну  вот  австралийцы,  они  не людоеды,  а очень древние и жили
изолированно...
     - На  целом  материке!  Кстати,  у австралийских аборигенов такие
сложнейшие обряды возмужания и брака, охоты и погребения, такие страхи
перед явлениями природы и чудовищные суеверия,  что,  очевидно, они не
первобытные дикари, как это старались представить ранее многие ученые.
Они,  видимо,  пережитки  чего-то  невероятно  архаического,  какой-то
зрелой культуры каменного века,  уцелевшие  на  недоступном  материке,
куда они забрались,  спасаясь невесть каким путем. Подобные же древние
люди есть и в Африке,  это бушмены и мелкие лесные племена.  А  мы  их
ошибочно  считали  за дикарей и пытались судить о первобытной жизни по
их обрядам и верованиям.  Вот и получилась полная путаница.  Человек -
победитель  природы  -  предстал перед нами как жалкое и запуганное ее
силами темное существо, недостойное рая, в котором оно живет. А отсюда
уже  пошли  всякие  поиски  первобытных инстинктов в душе современного
человека,  фрейдовские психоанализы и многое другое.  А наделе  мнимая
первобытность  всего  лишь  расплата  за райскую жизнь в изолированном
убежище!
     - Клянусь...  я и не представлял себе,  что вы такая ученая. Вам,
должно быть, скучно с нами, тут все мы такие... малознающие!
     - Какая  чушь!  Я много думала и читала именно об этом,  потому и
знаю побольше. Тогда еще, когда я надеялась стать великим археологом и
была  некрасивой  голенастой  девчонкой  с  вечно растрепанными метлой
волосами. - Андреа стал хохотать, и Сандра зашикала на него.
     - Разве  вы  могли быть некрасивой?  Вот уж не поверю!  - Флайяно
сказал с мостика:
     - Вам,  лейтенант,  через  пять  минут на вахту,  а вы болтаете с
прекрасной дамой. Кораблей попадается все больше, надо смотреть в оба!
Утром Кейптаун!

     Ранняя осень  Южной Африки иногда дарит такие же хрустальные дни,
как и в Средиземноморье.  Апрельское утро заставило отступить к  горам
легкий  туман.  Он затянул сиреневой дымкой гигантский кирпич Столовой
горы и острие пика Дьявола.  Как в  Луанде,  полумесяцем  врезалась  в
материк обширная бухта с огромным городом на заднем плане.
     Капитан уверенно вошел в бухту,  отказался  от  лоцмана  и  после
коротких  переговоров  получил маленький участок причала в самом конце
второй пассажирской  пристани.  Еще  несколько  минут  маневрирования,
задний  ход,  стоп - и тонкие швартовы "Аквилы" надежно закрепились на
полутонных кнехтах, предназначенных для гигантов океана.
     Не успели  закончиться  обычные  формальности:  врач,  таможенный
осмотр, проверка паспортов и прививок от лихорадки, как на яхту явился
белокурый  человек,  штатский  костюм  которого не скрывал его военной
выправки.
     - Мне  хотелось  бы побеседовать с владельцем судна и с капитаном
до того,  как будет получено разрешение сойти на берег,  - заявил  он,
назвавшись правительственным уполномоченным.
     Флайяно и капитан повели непрошеного гостя в каюту.  Тот попросил
рассказать во всех подробностях историю с находкой потонувших кораблей
и черной короны.
     - Благодарю вас,  - сказал он, выслушав короткий и точный рассказ
капитана,  дополненный  экспансивными  восклицаниями  киноартиста,   -
теперь   мне   все   ясно.  Видите  ли,  мы  получили  рапорт  офицера
Ван-Каллена,  но не могли решить,  следует ли засекретить находку  или
предать  дело  гласности.  Каким-то  образом слухи о небывалой находке
водолазов с итальянской яхты уже дошли до прессы, и репортеры караулят
вас.  Поэтому я постарался повидать вас до встречи с ними.  Думаю, что
за этим последует ряд просьб о лицензии на подводные раскопки,  и  нам
следовало   заранее   знать,   как  реагировать  на  них.  Кстати,  вы
претендуете на лицензию?
     - Нет,  благодарю  покорно,  -  мрачно ответил Флайяно,  - с меня
достаточно и одной встречи с вашей полицией.
     - Вряд  ли  вы  можете  сетовать  на  нее,  - сдержанно улыбнулся
чиновник,  - вам повезло,  что попался тактичный офицер, который нашел
возможность  установить  отсутствие  связи  с берегом и не перерыл всю
яхту от киля до кончиков мачт!
     Флайяно резко   поднялся,   давая   знак,   что   считает  беседу
оконченной.
     Дежурный полицейский у трапа удалился вместе с чиновниками,  и не
успели итальянцы опомниться,  как на яхту вломились четыре  репортера,
каждый  со  своим  фотографом.  Наиболее  осведомленным  и  назойливым
оказался представитель "Капского Аргуса",  вполне оправдавший название
своей  газеты.  Фотографировали  всех  без исключения,  особенно Леа и
Чезаре и, конечно, Сандру с Флайяно.
     - Довольно!  -  воскликнул,  наконец,  Иво,  проделывая  яростные
прыжки по только что опустевшей палубе.  - Ради бога, поставьте Пьетро
и Джулио у трапа и пусть дольше никого не пускают.  А то не дадут даже
одеться  для  города!  Чезаре,  ты  уже  хочешь  нас  покинуть?  -   с
неискренним сожалением осведомился Флайяно.
     - Надо выяснить, что в конце концов с Леа! Но если это протянется
долго,  то  ведь  вы  же  не сможете ждать нас,  - сказал убежденный в
приятельском дружелюбии художник.
     - Да,  к сожалению.  Портовые расходы велики,  и я не рассчитывал
быть здесь более трех-четырех дней.
     - Я с вами, Чезаре, - лейтенант выступил из тени рубки, - я давно
обещал быть вашим переводчиком.
     - О  лейтенант,  одну  минуту.  - Флайяно,  нахмурившись,  сказал
торопливо:  - Я слышал,  что  вы  выражали  желание  покинуть  яхту  в
Кейптауне...
     - Синьор Флайяно, это недоразумение!
     - Так я не могу вас задерживать.  Услуги,  оказанные всем нам, мы
очень ценим,  без вас плавание могло бы не  быть  таким  успешным.  Но
сейчас  до  Цейлона  и  дальше  ничего особенного не предвидится,  и я
уверен, что капитан Каллегари справится сам.
     Старый капитан побагровел.
     - Я не могу,  хозяин,  остаться без штурмана и второго офицера на
борту. Скоро начнутся осенние штормы...
     - Вторым офицером буду я сам.  Но, впрочем, если вам трудно, то в
Коломбо вы  сможете  оставить  "Аквилу".  Там я намерен провести около
месяца и вызову вам замену! А здесь вы не вправе покидать яхту!
     Флайяно повернулся и скрылся в каютном коридоре.  Капитан,  немой
от возмущения,  неподвижно смотрел ему вслед.  Лейтенант взял его  под
руку.
     - Не надо волноваться,  капитан Каллегари.  В конце концов синьор
Флайяно хозяин и сам ведет счет своим деньгам.  Что тут можно сказать?
Я всегда буду вспоминать плавание с вами.  И позвольте продолжить наше
знакомство на родине.
     - Но ведь вы не сейчас уходите? - зазвенел голос Сандры.
     - Нет,  конечно.  День-два пробуду на борту,  пока не устроюсь на
берегу.
     - А потом?
     - Подожду перевода,  который попрошу сегодня по телеграфу. Закажу
билет на самолет "Иоганнесбург - Каир".  Погощу в Каире, оттуда домой.
Вот  и  не  вышла  моя  мечта  о  райских  островах.  Впрочем,  вы  ее
основательно разрушили, и я только благодарен вам! Извините, Чезаре, я
невольно задержал вас.

     Глава четвертая. ФЛОТ АЛЕКСАНДРА

     На следующий   день  все  кейптаунские  газеты  поместили  разной
величины и степени сенсационности заметки о прибытии итальянской  яхты
знаменитого киноартиста и потрясающем открытии у берегов Южной Африки.
Больше всех постарался "Капский Аргус".
     "Черная корона  неизвестных  царей  падает  с  головы  прекрасной
девушки-водолаза обратно в океан,  - сообщали набранные жирным шрифтом
строки.  -  Ее  муж  снова  ныряет на страшную глубину,  но не находит
ничего... так он заявляет присутствовавшему при всем этом полицейскому
инспектору.  Но так ли это на самом деле?  Может быть, корона спрятана
на дне в надежном месте и только один человек - итальянский художник -
владеет загадкой?.."
     "В повторном интервью Чезаре Пирелли категорически отрицает  это,
высказав предположение, что корона была каким-то образом отравленной и
вызвала таинственное заболевание его бесстрашной жены.  Он обязательно
достал бы корону,  хотя, как честно признался художник, ему претило бы
отдавать находку бесцеремонной полиции нашей страны.  Из  авторитетных
источников   стало   известно,   что   правительство  собирается  само
организовать специально экспедицию к затонувшим судам,  но  не  давать
лицензий частным лицам..."
     Чезаре бросил газету и рассмеялся.
     - Я так и знал.  Впрочем,  ты,  Флайяно,  можешь потребовать свою
треть, когда будут найдены еще какие-либо ценности.
     - Узнаешь про это, как бы не так, - Флайяно скептически хмыкнул.
     - Следите за печатными трудами археологов.  Через несколько  лет,
пока извлекут,  изучат,  напечатают...  - Сандра умолкла,  не закончив
фразы.
     Из каюты капитана появился Каллегари под руку с лейтенантом.
     У сходней оба моряка обнялись,  и Андреа легко поднял свой  серый
военный чемодан.
     - Прощайте,  господа,  еще раз,  - Андреа  церемонно  поклонился,
устремляя на Сандру долгий и печальный взгляд.
     Та протянула обе руки, которые он по очереди поцеловал.
     - Мы увидимся в городе? - спросил Чезаре.
     - Конечно,  я буду здесь еще целую неделю.  Пока я  снял  комнату
лишь в Гранд-отеле... дорого! Звоните 615. А вы?
     - Мы с Леа к вечеру переберемся,  освободится недорогой  номер  в
гостинице на Викториа-стрит. Может быть, заказать и для вас?
     - Превосходно.  Я без претензий.  А поближе к вам с Леа - чего же
лучше?
     Моряк размашисто зашагал по большим плитам набережной.
     После его  ухода  на палубе воцарилось тягостное молчание,  точно
все оставшиеся  уличили  друг  друга  в  нехорошем  поступке.  Так,  в
сущности, и было...
     Сандра не  пыталась  скрыть  своего  угнетения,  упорно  глядя  в
сторону  моря и отрывисто попыхивая сигаретой.  Флайяно следил за ней,
чуть прищурившись.
     - Тебе надо отдохнуть,  - повелительно сказал он ей, - вечером мы
приглашены на благотворительный бал,  наверху,  в парке.  - Сандра  не
ответила.  Чезаре  и  Леа  покинули  корабль.  В низковатой просторной
комнате старомодного отеля Леа вздохнула с облегчением.
     - Здесь похоже на дом.  Не знаю почему, но тесная каюта последнее
время давила меня.  Хотелось снова очутиться на земле, идти куда хочу,
думать  о цветах и музыке.  Не стараться мучительно что-то вспоминать.
Мне снились какие-то черные  пропасти  с  горящими  огнем  цветами  на
дне... - Чезаре ласково привлек ее к себе.
     - Все теперь скоро пройдет. Завтра отправимся к доктору Сандресу,
а через него нас примет профессор Ваз-Хепен. И скоро поедем домой!
     - Мне совсем не хочется домой. Я вернусь туда, где все знакомо, а
черная  пропасть  останется.  Мне  кажется,  надо побыть здесь или еще
куда-нибудь поехать, - виновато сказала Леа.
     - Что ж, посмотрим, что скажут врачи. Тогда останемся или поедем,
куда захочешь,  в заповедник  к  африканским  зверям  или  поплывем  в
Индию...
     - В Индию! В Индию!
     Вдруг жестокая тревога омрачила лицо Леа.
     - Только,  Чезаре, что бы ни сказали врачи, не отдавай меня им. Я
не могу быть в больнице. Ты знаешь меня. Я погибну!
     - Клянусь тебе!
     - А  Сандра,  она  поплывет  дальше?  Мы  расстанемся с ней?  И с
капитаном Аглауко?
     - Да,  дорогая.  Они  хотят отплыть послезавтра.  Увидимся в Риме
через полгода.  Они  еще  навестят  нас,  не  беспокойся.  Давай  пока
разбираться, ты умеешь быстро устраивать уют.

     Сандра лежала  без  сна  на широкой постели в отделенной тяжелыми
занавесками спальне каюты.  Стена пирса прикрывала яхту от  ветра,  и,
несмотря  на  открытые  иллюминаторы  и  большую крыльчатку,  медленно
вращавшуюся в потолке,  в темных полированных стенах, в толстых коврах
сгущалась  духота.  Возвращение  с  блестящего,  полного молодежи бала
сюда,  на темную и молчаливую  яхту,  показалось  Сандре  возвратом  в
тюрьму.  Не  было больше ее хороших друзей - Чезаре и Леа,  не стало и
ясноглазого рыцаря - лейтенанта.  Капитан давно спал в своей маленькой
каюте, тесно примыкавшей к рубке. Бодрствовал только дежурный, угрюмый
Пьетро.  На сонной пристани стало тихо,  гул ночной  работы  доносился
откуда-то  издалека.  Впервые  Сандра  поняла,  что  долгое  плавание,
пережитые впечатления и страхи,  задумчивые беседы и размышления вслух
-  все,  что  сблизило  ее  с  молодыми  спутниками,  полными  жизни и
стремления к чему-то иному, лучшему, сильно отразилось на ней.
     Дважды пережившая  крушение  мечты и надежд на независимость,  на
право своего пути,  первый раз при попытке  сделаться  университетским
работником-исследовательницей   и   второй   -   в   роли  неудавшейся
кинозвезды.  Сандра приобрела горький опыт с изрядной  долей  цинизма.
Там все, что относилось к любви, обозначалось лишь грязными словами, а
самым распространенным чувством была завистливая ненависть,  двигавшая
всех  и вся внутри этого обманного мирка.  Но природная романтичность,
свойственная  здоровой  душе  и  сильному  телу,  всегда  брала  верх,
порождая предчувствие утешения,  нового поворота жизни,  на сей раз не
обманчивого,  а настоящего. Такое ощущение хорошего будущего стало уже
привычным во время путешествия и вдруг оборвалось!
     Рассыпалась компания хороших  людей,  и  предстоящее  плавание  с
Флайяно   уже   ничего   не   обещало.  В  довершение  всего  Флайяно,
чувствовавший отдаление Сандры,  стал донимать - ее ревнивой страстью.
Сандра  понимала  желание  своего возлюбленного утвердить свое мужское
право,  подчеркнуть ее безраздельную принадлежность себе -  обладателю
многих красивых вещей.  Желание, вызванное только ревностью. В Древней
Элладе половую любовь считали даром  богов,  в  Индии  -  вознесли  до
молитвенного служения.  А мы, европейцы, унизили ее до похабного дела,
о котором слюнявые  юнцы  пишут  на  стенах  общественных  уборных,  а
импотенты стараются представить ее простым инстинктом воспроизведения,
равным любому скоту.
     И сегодня  восторженным  чутьем собственника Флайяно угадал тоску
Сандры,  как только они вернулись с бала. Последовала сцена с угрозами
и упреками.
     Сандра лежала не шевелясь,  снедаемая стыдом и  тоской,  презирая
себя  за  свойственную ей медлительность в решениях,  а может быть,  и
просто неумение  бороться.  Пылкая  и  резкая  Леа  на  ее  месте  уже
повернула бы всю свою жизнь, а она...
     На яхте  не  отбивали  склянок,  но  Сандра  услышала  их  бой  с
соседнего судна. Уже два часа ночи, а сон не приходит, наоборот, нервы
напряжены, как перед каким-то испытанием.
     Флайяно подошел,   бесшумно   ступая  по  ковру,  отодвинул  край
портьеры,  стараясь разглядеть,  спит ли она,  в тусклом розовом свете
ночника...  Сандра замерла,  не дрогнув ресницами.  Иво снова задернул
портьеру,  открыл дверь в  коридор  и  свистнул  ос