дет слишком медленно,  ведь  мост  -  это  решение  всех
проблем!
   Ридов вздохнул, подошел к окну и жестом пригласил Райкова присоединиться.
   - Взгляните сюда: почти мертвый город. Это все, что сегодня  осталось  от
стомиллионной столицы Федерации. Мост означал бы для  многих  колоний  конец
автономии.  Более  того,  если  существуют   его   создатели,   человечеству
волей-неволей придется снова объединяться. Две могущественные цивилизации не
могут распространяться в космосе беспредельно, рано или поздно  их  интересы
столкнутся. Тот, кто лучше справится с пространством, получит  в  этой  игре
огромное преимущество.
   - Те, кто создал генераторы, давно с ним справились.
   - Да. Но Мексиканский параллелепипед бездействует несколько столетий.  Он
мертв. И это дает нам надежду...
   Несколько минут они молча стояли рядом, следя за полетом  чаек.  Миллионы
этих птиц переселились сюда с побережья, поближе к  пище.  Их  резкие  крики
звучали тревожно и горестно.
   - У меня одно личное предположение, не подтвержденное  пока  достоверными
фактами, - задумчиво  проговорил  Ридов.  -  Может  быть,  пространственными
магистралями кто-то  все-таки  уже  научился  пользоваться.  Возможно,  этот
"кто-то" освоил пока лишь небольшую часть линий...  Нам  нужно  спешить.  На
Гридосе вам придется быть предельно осторожными.  По  непроверенным  данным,
число колонистов там за последние годы заметно  увеличилось.  Это  число  не
совпадает с реестрами рождений. Оно не совпадает и  с  числом  прибывших  на
Гридос. Создается впечатление, что там  появились  лишние  люди,  избегающие
регистрации. Общество на Гридосе за последние годы развивается со  странными
аномалиями, и у меня создалось впечатление, что на его развитие влияют некие
внешние  силы.  Постарайтесь  это  проверить.  Обстановка  там   чрезвычайно
сложная.
   - Теперь я понимаю, зачем понадобился "Руслан".
   - Да. Это придаст вашей миссии необходимую весомость.
   - Полагаете, они могут отказать нам в заправке?
   - И это не исключено. К сожалению, мы  не  можем  обойтись  без  гридской
базы.  Ангра  слишком   далеко...   Вам   придется   найти   приемлемый,   с
дипломатической точки зрения, способ для того, чтобы заправить  "Руслан"  на
Гридосе.  В  связи  со  всеми  этими  сложностями,  надеюсь,  вы  понимаете,
насколько продуманной должна быть кандидатура капитана "Руслана"?  Ее  будет
утверждать Совет, но  право  на  выдвижение,  как  руководителя  экспедиции,
остается за вами. Этот принцип мы изменять не собираемся даже теперь.
   - Ивон Ржежич.
   - Не слишком  долго  вы  думали...  Не  тот  ли  Ржежич,  что  командовал
"Раскотом" во время освоения Эпсилона?
   - Он самый.
   - Но позвольте, это же было... Он ведь, наверно, давно на пенсии?
   - Да, ему около шестидесяти. Мне почему-то кажется. что в этой экспедиции
мудрость и опыт окажутся важнее залихватской удали молодых капитанов, к тому
же...
   - Ну-ну, договаривайте.
   -   По-моему,   начальнику   этой   экспедиции   потребуется    известный
противовес...
   -  Самокритичность  -  неплохая  вещь.  Хорошо,  я  поддержу  кандидатуру
Ржежича.
   - Подготовка "Руслана" потребует очень много времени. В сущности, сегодня
- это просто музейный экспонат. Наверняка возникнет необходимость  в  полной
модернизации и даже замене большинства блоков. Ремонтные  работы  займут  не
меньше года. За это время ситуация на Гридосе может выйти  из-под  контроля.
Информация оттуда, как я понял, постоянно задерживается и даже искажается. Я
прошу вас разрешить послать на Гридос хотя бы одного не зависимого от УВИВБа
наблюдателя.
   - Хорошо. В данном конкретном случае я не буду  против  этого  возражать.
Ситуация на Гридосе чрезвычайно сложная, и лишний человек там  не  помешает,
хотя ваше отношение к УВИВБу, мягко говоря, необъективно.
   Сделав вид, что он не  расслышал  последнего  замечания,  Райков  тут  же
закрепил успех.
   - Значит, я могу подумать над кандидатурой того, кого мы пошлем на Гридос
по неофициальным каналам раньше основной экспедиции?
   - Вряд ли бы  вы  начали  этот  разговор,  не  имея  в  виду  конкретного
человека. Скажите уж лучше, о ком идет речь.
   - Мне кажется, это должен  быть  не  профессионал,  никому  не  известный
простой парень, из тех, кто охотно  вербуется  на  новые  поселения.  Он  не
должен вызывать ни  малейшего  подозрения  у  гридских  властей,  но  никого
конкретно я пока не выбрал.
   - Поторопитесь с этим, обстановка на Гридосе меняется слишком  быстро.  А
рейсовые корабли идут туда несколько недель.
   Глава 3
   В  это  летнее,  умытое  невесомым  июньским  дождем  утро  Роман  Гравов
проснулся рано и несколько секунд лежал на своем  ложе  неподвижно,  слушая,
как тишина мертвых кварталов города неслышно плещется в стенах его квартиры.
   Совершенно  механически  закончив  сложную  систему  упражнений,  которой
начинал каждый свой день вот уже в течение шести лет, он наскоро позавтракал
консервированным салатом,  проглотил  кофейную  таблетку,  запив  ее  чашкой
родниковой воды, привезенной из национального парка, и вышел на улицу.
   Фасады многих зданий потрескались, кое-где ремонтные роботы из  городских
служб еще пытались справиться с самыми крупными трещинами, но их усилий было
явно недостаточно. "Мы не в силах следить за  таким  огромным  городом,  нас
осталось здесь слишком мало, - в который раз подумал Роман. - Люди не  хотят
жить в этих пластмассовых ящиках вдали от природы  и  друг  от  друга".  Еще
древние установили, что скученность в  огромных  зданиях  разобщает  сильнее
всего, и потому люди в конце концов покинули эти гигантские каменные ульи.
   Наверное,  следовало  перевести  оставшиеся  здесь  службы  и  учреждения
куда-нибудь в другое, более подходящее место, и навсегда покончить с трупами
городов.
   Вопрос много раз дискутировался по общественным  информационным  сетям  и
всякий раз откладывался. Старые традиции умирают последними.
   После своего слишком легкого завтрака Роман все еще испытывал  голод,  по
держать  дома  солидный  запас  консервированных  продуктов   казалось   ему
нецелесообразным, пока работали городские пищевые автоматы.  Вот  и  сейчас,
проходя  мимо  знакомого  серого  ящика,  он  остановился  перед  стойкой  и
привычным жестом нажал кнопку.
   Автомат недовольно  заворчал,  но  все-таки  выплюнул  на  поблескивающую
металлом пластмассовую поверхность стойки пакет с экспресс-завтраком. Каждое
утро Роман готовился к  тому,  что  очередного  пакета  не  будет.  Во  всем
квартале работал теперь только этот единственный  автомат,  но  пока  он  не
подводил его, исправно поставляя по невидимым пищевым артериям города пакеты
с пищей.
   Разорвав обертку, Роман оглянулся и не обнаружил урны на привычном месте.
   Долгое время брошенный пакет летел по ветру, пока не наткнулся  на  груду
старого мусора  в  пространстве  между  ступенями  лестницы.  Автоматические
мусороуборщики не очень-то справлялись со своими обязанностями в этой  части
города, возможно, их здесь давно уже не было.  Роман  медленно  пошел  вдоль
бульвара, задумчиво пережевывая бутерброд с едва теплой сосиской, завернутой
в ломоть полусырого хлеба.
   "Мы как песчинки на огромном побережье. Ветер разносит нас все  дальше  и
дальше.
   А старые места,  когда-то  бывшие  нашим  домом,  постепенно  приходят  в
запустение..." Правильно ли это? Должно ли все идти именно так - он не знал,
и никто не смог однозначно ответить ему на этот вопрос, даже учитель.
   Вот и решетка старого сада, в котором Глебов всегда назначал ему короткие
встречи. Роман любил это место.  Из-за  ежедневной  прогулки  по  пустынному
городу он отказался от общежития, удобно устроенного в здании  комбината,  в
котором теперь работал. Мастер долго уговаривал его там поселиться, чтобы не
тратить так много времени впустую на ежедневную дорогу. Как будто он  тратил
его впустую... В конце концов, это  было  его  право:  выбирать  себе  место
жительства.  Работа  на  комбинате  была  для  него  всего  лишь   временным
прибежищем, она давала ему возможность жить в столице,  давала  общественную
карточку на право посещения столовых, магазинов и развлекательных учреждений
города, куда он, правда, почти не ходил: на это не оставалось времени.
   Откуда  мастеру  было  знать,  что  именно  работа  на  его   драгоценном
комбинате, производившем электронную начинку для  вездесущих  роботов,  была
для  него,  Романа  Гравова,  пустопорожней  тратой  драгоценного   времени,
отнятого от тренировок, от изучения навигационных и космических сводов?..
   Он выбрал неверный путь - скажет ему сегодня учитель, -  дорогу,  которая
никуда не ведет,  он  сравнит  его  со  спортсменом,  на  ногах  у  которого
болтаются пудовые гири, сковывая каждый шаг. Какой  смысл  бежать  с  такими
гирями? Какой смысл в недосыпании, в суровом ограничении всех своих желаний,
в лучших годах юности, потраченных  на  уединение,  занятия  и  размышления?
Какой в этом смысл, если ты заранее обречен на поражение?
   Сад встретил его хрустом засохших листьев на центральной аллее. Осень еще
не скоро - наверное, опять  сломался  единственный  здесь  робот-уборщик.  В
следующий раз надо будет выкроить пять-шесть минут и посмотреть, что  с  ним
стряслось.
   В конце березовой аллеи показалась потемневшая от времени, покоробившаяся
от дождей и ветров с тарая скамья. "Скамья для сложных бесед", как  в  шутку
окрестил ее однажды Глебов. Сегодняшняя встреча здесь тоже не  обещает  быть
легкой.
   Роман сел, прикрыл глаза и прислушался к себе...  Воспоминания  о  тяжком
труде, о незаслуженных обидах, о промелькнувших, как одно  мгновение,  годах
вновь овладели им, и он не стал противиться их приходу...
   Когда же все началось? Как большинство нормальных детей  в  школе  первой
ступени,  он  мечтал  стать   звездолетчиком.   Мечта   была   расплывчатой,
неопределенной.
   Ему нравились куклы в скафандрах, модели кораблей. Автоматические игрушки
планетных вездеходов. Кому из мальчишек они не нравились?
   Однако в четырнадцать лет, после окончания школы первой  ступени,  многие
поумнели. Специальность звездолетчика становилась все менее престижной. Риск
и романтика  дальнего  поиска  постепенно  отходили  на  задний  план.  Кому
Интересно водить рейсовые корабли по одному и тому же маршруту,  на  котором
известна каждая остановка, каждый  "случайный"  астероид?  Пилотов  кораблей
требовалось все меньше, количество членов  экипажей  неуклонно  сокращалось,
места людей занимали автоматические устройства, и  все  труднее  становилось
поступить в школу второй ступени при Космическом институте.
   Федерации требовались совсем другие  специалисты.  Но  он  не  послушался
мудрых советов и провалился на  вступительных  экзаменах.  Это  было  первым
разочарованием. Большинство мальчишек в этой ситуации  начинали  подыскивать
специальность попроще. С ним этого не произошло.
   Именно тогда он первый раз всерьез задумался над  тем,  что,  собственно,
привлекает его в специальности  звездолетчика.  Не  форма,  не  престиж,  не
слава, даже не возможность самостоятельно управлять кораблем.  (Кстати,  уже
тогда он прекрасно понимал, что это  попросту  невозможно.)  Его  привлекали
чужие неисследованные миры, острова, на которые не  ступала  нога  человека,
звездные острова.
   Может быть, причиной всего был маленький астероид, на котором он родился?
С детских лет родной мир казался ему  кораблем,  плывущим  среди  звезд.  Он
подал заявление в Управление внешних поселений,  в  Школу  инспекторов.  Эта
специальность, после  капитанов  кораблей  дальней  разведки,  казалась  ему
заслуживающей наибольшего внимания.
   Единственная такая школа находилась в столице Федерации. Кому  там  нужен
мальчишка с далекой периферийной колонии? Его родители никогда не бывали  на
Земле, он сам видел ее лишь  в  видеофильмах.  Сначала  над  ним  добродушно
подсмеивались, говорили о том, что чудес не бывает, что  для  поступления  в
такую престижную школу нужна соответствующая протекция, что на Земле хватает
своих мечтателей, без него как-нибудь обойдутся...  Но,  когда  с  очередной
почтой пришло уведомление о том, что его документы приняты  к  рассмотрению,
насмешки почему-то стали лишь злее.
   После целой программы специальных тестов и обследований из столицы пришло
приглашение  принять  участие  в   конкурсных   экзаменах.   Так   он   стал
абитуриентом.
   Это слово казалось ему всего лишь ступенькой. В абитуриенты принимают  не
всякого. Рано или поздно абитуриент становится  курсантом  -  так  он  думал
тогда. Ему пришлось выдержать целый бой с родными: они наотрез  отказывались
дать согласие на его участие в конкурсе, но Роман умел добиваться своего,  и
в конце концов рейсовый звездолет унес его к неведомой и далекой Земле.
   Затем была посадка на поясном космодроме, пересадка  на  рейсовый  челнок
Калипсо - Марс - Земля и авария, навсегда перечеркнувшая  все  его  мечты  и
планы...
   Долгие  годы  лечения,  искалеченная  психика,  клаустрофобия  -  диагноз
медицинской комиссии, заставивший его навсегда расстаться с мечтой о дальнем
космосе.
   Домой он так и не вернулся. Жизнь потеряла для него  свои  яркие  Краски.
Желания бросить якорь, найти себе спутницу  жизни,  определиться  так  и  не
возникло. Не получив определенной специальности, не  закончив  школу  второй
ступени, он начал скитаться с планеты на планету. Меняя один  освоенный  мир
за другим, подыскивая  случайные,  временные  работы,  соглашаясь  на  любые
условия... Постепенно он превратился в постоянного пассажира,  в  парию  без
образования и без специальности. Три года были безвозвратно потеряны,  время
для поступления в школу второй ступени упущено, дорога к его заветной мечте,
как ему казалось, полностью утрачена. И вот тогда  на  Фредосе  он  встретил
Глебова... Человека, вновь подарившего ему надежду...
   Глебов знал старинную китайскую  систему  тренировки  психики,  способную
вернуть искалеченному человеку здоровье, закалить его, сделать сильнее.  Она
многое могла, эта странная система... Глебов  сделался  его  учителем  и  за
четыре года полностью вернул Роману здоровье.
   Что-то,  впрочем,  осталось.  Какие-то  смутные  видения,  сны,   обрывки
странных воспоминаний или следы былых галлюцинаций. Роман не мог бы ответить
на  этот  вопрос,  возможно,  поэтому  он   инстинктивно   избегал   полного
медицинского обследования и искал обходные пути, ведущие к цели.
   Догадывался ли об этом Глебов? Знал ли,  что  для  Романа  то,  чему  сам
Глебов посвятил всю жизнь, всего лишь средство? Скорее  всего,  он  надеялся
только на время.
   Постепенно,  исподволь  в  Романе  нарастал  протест.  Он  не   собирался
посвящать свою жизнь планам Глебова, и в конце концов разрыв стал неизбежен.
Оба понимали это, хотя еще не родились окончательные слова, да и не  было  в
этом необходимости для двух людей, ощущавших само движение мысли.
   Он услышал шаги учителя за целый квартал. Конечно, не сам звук. Он словно
видел со стороны,  как  учитель  проходит  в  эту  минуту  мимо  автомата  с
экспресс-завтраком,  видит  брошенную  им  обертку  и  осуждающе  покачивает
головой.
   Глебов выглядел  уставшим  и  сильно  постаревшим,  хотя  с  момента  "их
последней встречи прошло не больше года. Черты его лица обострились,  и  под
тонкой пергаментной кожей проглядывала нездоровая синева. Сколько ему  может
быть  лет?  Семьдесят?  Сто?  Спрашивать  о  возрасте   старшего   считалось
неприличным. Роман и в этот раз сдержался, не  начинал  разговор.  А  Глебов
будто испытывал его терпение: упорно молчал и смотрел в сторону,  словно  не
замечал сидевшего на скамье Романа.
   В конце концов Роман не выдержал  и  начал  оправдываться.  Чувство  вины
перед учителем за то, что он не выполнил его рекомендаций, не  спросил  даже
совета, а просто известил о своем решении, оказалось сильнее вежливости.
   - Я не мог поступить иначе. Понимаешь,  это  мой  последний  шанс.  Такие
экспедиции бывают раз в столетие! Я должен хотя бы попробовать. Может  быть,
повезет, бывают же случайные невероятные удачи! Вдруг мне повезет?
   - Да? Что ж, возможно.
   - Ты не прав, нельзя больше ждать, больше я так не могу, ты  научил  меня
многому, дал надежду, пять лет я ждал и  работал,  пять  долгих  бесконечных
лет, и вот теперь ты против...
   - Разве я что-нибудь сказал? Я вообще сижу  молча.  Сижу  и  слушаю  твой
детский лепет. Я даже не возражаю.
   - Разве обязательно возражать? Я же вижу - ты против!
   - Какое это, в конце концов, имеет значение, раз ты  уже  все  решил  без
меня?
   - Я должен был хотя бы отдать заявление на участие  в  этом  конкурсе!  Я
узнал об открытии конкурса с опозданием, и у меня не оставалось времени  для
того, чтобы связаться с тобой. Однако никто не  мешает  тебе  запретить  мне
поединок. Ты мой учитель. До начала соревнований еще двое  суток.  Ты  очень
спешил и успел. Чего же ты ждешь? За что меня упрекаешь?
   - Я ничего не могу тебе  запретить.  Особенно  теперь.  "Каждый  человек,
становясь самостоятельным, сам  принимает  решения  и  сам  отвечает  за  их
последствия..."
   Это была ритуальная фраза. Фраза прощания. Глебов отрекался  от  него,  и
теперь он оставался  один.  Совершенно  один.  Роман  почувствовал  холодное
отчаяние и вместе с тем незнакомое раньше  упорство.  Если  нужно  заплатить
даже такую цену - он ее заплатит. В конце концов,  даже  учение  КЖИ  всегда
было для него только средством.
   Холодный ветер, перепрыгнув через ограду  парка,  помчался  вдоль  аллеи,
неся перед собой волну сухих шуршащих листьев, и,  не  долетев  до  скамейки
нескольких метров, бессильно бросил им под ноги пеструю охапку.
   Глебов поднялся, повернулся к Роману и  посмотрел  на  него  внимательно.
Вгляделся так, словно хотел надолго запомнить его черты.
   - Я всегда знал, что рано или поздно это случится. Что ты уйдешь к  своим
звездам. Но я надеялся, это будет не так  быстро  и  ты,  по  крайней  мере,
закончишь курс. У тебя  настоящий  талант,  он  встречается  слишком  редко.
Иногда мне даже казалось, что в детстве кто-то с тобой занимался,  некоторые
реакции оказались чрезмерно развиты, Есть качества, которые  не  могут  быть
врожденными, их можно достичь только с помощью специальных тренировок.
   - Почему же я ничего не помню об этом?
   - После аварии часть твоей  памяти  оказалась  закрытой,  психологические
реакции, связанные с этой изолированной  областью,  ненормально  болезненны.
Все  это  напоминает  искусно  поставленный  гипноблок  с  хорошей  защитой.
Проникать в него слишком опасно, я надеялся, что позже, когда  ты  до  конца
овладеешь системой и сможешь полностью контролировать  собственную  психику,
ты сам справишься с этим. Но ты уходишь слишком рано. Я всегда знал, что  ты
уйдешь, и все же надеялся на время. После окончания  третьего  цикла  должна
была измениться вся  твоя  структура  ценностей,  само  восприятие  мира,  я
надеялся, что тогда ты переменишь решение...
   - У меня нет выбора. Следующий конкурс может быть  через  пять  -  десять
лет. Мне уже двадцать восемь, возраст стажера не должен  превышать  тридцати
лет, я могу опоздать навсегда.
   Они говорили на разных языках. Каждый о своем.
   - Да, ты уже очень стар.
   Вместо иронии он услышал в голосе учителя непонятную грусть.
   - А ты знаешь, почему я против? Догадываешься об этом?
   - Нет.
   - Это наша последняя встреча, и поэтому я могу сказать тебе все.  Решение
принято. Ты выбрал свою  дорогу,  и  мои  слова  не  имеют  больше  никакого
значения.
   Роман ощутил в его голосе еще  большую  грусть-тоску,  превосходящую  его
собственную, и ничем не сумел помочь, не нашлось нужных слов, только во  рту
пересохло да предательски запершило в горле.
   - Дело в том, что тебе нельзя больше проигрывать:  каждый  человек  имеет
определенный лимит неудач. С