курицу,  но  я  знал,  каким  могуществом
черной магии обладает это существо. Если уж слухач  не  может  справиться  с
захватившими нас силами, то мне остается только покориться судьбе.
   По  мере  того  как  световая   жидкость   приближалась   к   поверхности
энергетического столба, скорость вращения потока увеличивалась. Я чувствовал
себя так, будто находился внутри гигантской центрифуги. В голове, постепенно
усиливаясь,  пульсировал  мощный  звук,   словно   где-то   рядом   включили
высоковольтный трансформатор, и с каждым  оборотом,  с  каждым  пиком  этого
ритма, с каждой  набегавшей  звуковой  волной  во  мне  что-то  происходило.
Оседало  на  дно  все  лишнее,  наносное,  очищалась  память,  выделялась  и
выкристаллизовывалась вся сила, которую я собрал за три долгих  цикла  своих
жизней. Так всегда бывает перед смертью.
   Сейчас мне не нужно было оглядываться, чтобы увидеть ее лицо.
   Внизу, подо мной, один из крейгов задел поверхность черного столба.
   Последовала ослепительная вспышка, и его тело исчезло.
   Из всех возможных путей я выбрал именно этот, почти наверняка  ведущий  к
гибели.
   Чуть ниже расстояние между обеими противоположными  средами  сузилось  до
ширины ладони.
   Меня несло прямо в эту щель.
   Глава 17
   Толстая кожа куколки с треском лопнула, словно скорлупа набухшего ореха.
   Долгий сон кончился.
   Я лежал на гладком каменном полу. Сводчатый потолок, закругляясь,  уходил
ввысь и смыкался надо мной в купол гигантского каменного яйца.
   Что было до этого? Сон? Смерть? Я не знал.
   Прямо  передо  мной  ослепительное  острие  заканчивало  световой  столб,
уходящий к самому  своду.  Столб,  казалось,  висел  в  воздухе  без  всякой
поддержки и походил на гигантский заточенный карандаш.  Ниже,  в  нескольких
метрах от его острия, блестела еще одна узкая полоса  света.  Вначале  я  не
обратил на нее внимания, но в это время светящаяся капля величиной с  лесной
орех оторвалась от конуса и медленно упала на  световую  полосу.  Капля  без
следа исчезла, едва коснувшись ее поверхности.
   Я  наблюдал  за  всем  этим  с  полнейшим  равнодушием.   Безразличие   к
окружающему и к своей собственной судьбе не вызывало во мне ни протеста,  ни
удивления.
   Ледяной  пронизывающий  холод  шел   снизу,   от   каменного   пола.   Он
воспринимался как нечто само собой разумеющееся, почти неизбежное. Наверное,
это все-таки была смерть.
   Но далеко вверху, едва различимое из-за  нестерпимого  сверкания  конуса,
порхало что-то живое. Лед настолько  сковал  мои  мышцы,  сухожилия  и  даже
сознание,  что  казалось  невозможным  пошевелить  хотя  бы  пальцем.  Любое
движение в этом гигантском склепе выглядело противоестественно,  и  порхание
слухача под самым потолком раздражало меня.
   Да, это был слухач. Скорее всего тот самый,  что  последовал  за  мной  в
светопоток.
   Сейчас он вился под куполом  однообразными  утомительными  кругами,  лишь
подчеркивая безнадежность собственного положения.
   Яйцо не имело ни входа, ни выхода. Я отметил это почти с удовлетворением.
   Здесь не было ничего, кроме светящегося  конуса  и  серого  постамента  с
вознесенной над ним световой полосой, собиравшей  в  себя  сочащиеся  сверху
капли сверкающей жидкости.
   Мир вокруг однозначен и прост, таким и должен быть мир склепа. Если бы не
бессмысленное  метание  слухача  под  потолком,  склеп  выглядел  бы  вполне
законченным.
   Мысли возникали в сознании звонкие, сухие, резкие, как удары колокола.
   Само их наличие выглядело здесь противоестественным. В промежутках  между
ними оставались лишь тишина и холод.
   Полнейшее равнодушие овладело мной. Я помнил  сейчас  все,  все  знал,  и
ничто в мире больше не имело значения.
   Наверное, так  и  должно  выглядеть  преддверие  нирваны.  Безразличие  и
холод...
   Жаль, что мое сознание слишком  долго  не  может  покинуть  заледеневшее,
совершенно бесполезное тело. Сколько еще будет длиться  процесс  угасания  и
чем здесь измеряется время?
   На этот вопрос ответ пришел довольно быстро.  Капли  одна  за  другой,  с
мерностью  медленно  качающегося  маятника,  беззвучно  падали  на  световое
острие. Так сколько капель мне еще придется  ждать?  Десять?  Двенадцать?  В
промежутке между двумя  падениями  могли  возникать  и  рушиться  вселенные,
рождаться  цивилизации,  появляться  на  свет  и  уходить  в  небытие  целые
поколения.
   "Зачем?"
   Этот нелепый вопрос все время зудел у  меня  в  голове.  Зачем  я  прошел
дорогой  чужих  пространств,  принял  на  себя  неслыханную  муку  сознания,
заточенного в тело червя, несся по  лесам  Ангры  в  шкуре  леврана,  спасая
любимую женщину, умирал в разбитой космической шлюпке и страдал от  жажды  в
пустыне, зачем все это было?
   Нет ответа. Лишь беззвучно сорвалась очередная капля. Лишь  холод  глубже
проник в меня. Лишь сильнее стало безразличие.
   Воин сам решает, когда ему умереть. Только он  способен  остановить  свое
время, погрузив сознание в вечный покой нирваны...
   Час пробил. Я устал от чужих  пространств.  Мой  путь  оборвется  в  этом
законченном, однозначном, сферическом каменном мешке...
   Слухач медленно опускался по невидимой спирали все ниже и ниже.
   Единственный  провожатый.  Единственная  живая  точка  в  покидаемом  без
сожаления мире.
   "Скажи мне, левран, не оставляй меня так. Я должна это  знать.  Я  должна
это услышать от тебя самого..." - что это было? Голос женщины,  прозвеневший
в тишине, или всего лишь никчемный отголосок памяти?
   Даже самого этого времени, самого этого места больше не  существовало  во
всей беспредельной Вселенной. И ответ никогда не придет. Тогда  зачем  нужна
память о нем? Почему мешает мне она сейчас сосредоточиться на  действительно
важном?
   На целительном и вечном  покое,  на  растворенной  в  свете  бесформенной
мысли, отделяющей личность от порога, за которым нет уже ничего личного.
   А слухач спускался все ниже. Вот он достиг постамента,  сел  на  него  и,
нахохлившись, как гриф, посмотрел  в  мою  сторону,  Наверное,  мой  вид  не
произвел на него  благоприятного  впечатления.  Потому  что  он  отвернулся,
сплюнул, а затем, уже не обращая на меня  внимания,  протянул  свою  грязную
когтистую лапу к полосе света, вздымавшейся над центром постамента.
   Собственно, не к самой полосе... Там, где она заканчивалась, у  плоскости
гранита, было что-то, напоминавшее рукоять... Или мне это только казалось?
   Снизу были плохо видны детали. Но на рукоятке я заметил нечто такое,  что
должен попять, прежде чем сознание отключится полностью.
   Лапа слухача медленно, осторожно придвигалась все  ближе.  Она  тянулась,
трусливо вздрагивая, отдергиваясь и все же подбираясь постепенно к заветному
лезвию света.
   Наконец  слухач  коснулся  рукояти  меча...   Последовала   ослепительная
вспышка, все его тело налилось изнутри малиновым светим и вдруг  взорвалось,
разлетелось на тысячу сверкающих искр. Они долго еще  кружились  в  воздухе,
медленно приближаясь к полу и угасая.
   Теперь я остался совсем один. Я подумал  об  этом  и  о  том,  что  заряд
энергии, поразившей слухача, обладал  неслыханной  мощью,  если  пробился  в
запредельное  пространство,  туда,  где  находилось  подлинное  тело   этого
существа.
   Так вот он каков, меч из легенды архов... Его искали так долго, что почти
никто уже не верил в реальное  существование  Светозара.  Он  древнее  самой
земли.
   И он ждал меня на последней остановке в  пути,  в  месте,  достойном  для
вечного забвения, для ухода в нирвану.  Где  мне  оставалось  сделать  всего
один, завершающий шаг.
   Слухач больше не отвлекал внимания, и лишь рукоять... Мое зрение обладало
одной странной особенностью. Оно могло иногда приблизить  предмет,  показать
его так, будто он  находился  в  нескольких  сантиметрах.  И  это  случилось
теперь.
   Рукоять из потемневшей от времени бронзы словно бы повисла передо мной  в
пространстве.
   Два зверя бежали по ее поверхности навстречу друг  другу.  Два  зверя  из
детской сказки... Я слишком хорошо знал этот рисунок, чтобы его  не  узнать.
Правда, на той  рукояти,  что  лежала  под  корнями  отца  деревьев,  лезвие
выгорело дотла, оплавив саму рукоять, - здесь же оно сверкало  ослепительным
голубым светом.
   В моем вещем сне лезвие выглядело зеленым, но на самом деле оно голубое.
   Роману вдруг показалось, что в уголках  его  неподвижных,  мертвых  глаз,
появились живые слезы...
   Странное имя возникло в сознании. Всеми забытое имя из  давно  прошедшего
круга.
   Но левраны бежали по рукояти меча, и я должен был  встать,  подняться  на
ноги, чтобы убедиться в этом воочию.
   Я понимал всю невыполнимость возникшего желания - мертвое тело  не  может
ходить.
   Сама мысль о движении хотя бы одного пальца казалась кощунственной.
   Но просыпалась память о невозможном, и живые  следы  текли  по  щекам,  и
отступал леденящий холод. Медленно,  непроизвольно  я  потянулся  к  чему-то
навсегда утраченному и все же бесконечно дорогому.
   Тогда в третий раз лопнула сухая оболочка куколки.
   Я стоял перед постаментом, а на уровне моей головы по  бронзовой  рукояти
меча в самом деле бежали левраны.
   Так вот ты какой,  Светозар...  Я  прошептал  имя  меча  нежно,  как  имя
близкого человека, и жадно потянулся к знакомой  рукояти.  Ни  опасения,  ни
страха - ничего я в тот момент не чувствовал,  точно  встретился  со  старым
другом. Рукоять поместилась у меня в ладони привычным холодком бронзы.
   Тогда осторожно, медленно, будто  боясь  расплескать  невидимую  чашу,  я
пододвинул меч к себе. Мне даже не потребовалось прилагать особых усилий. Он
словно тысячи лет ждал этого простого жеста и теперь вдруг очутился у меня в
руках.
   Его шипящее, усыпанное летучими искрами  лезвие  излучало  мягкий  ровный
свет.
   Похоже, все оно состояло из твердого алмазного  пламени.  Накопленная  за
века световая мощь переливалась в нем, живым огнем передаваясь мне.
   Я снял с постамента мягкую перевязь без единого  украшения,  с  короткими
черными ножнами. Казалось,  в  них  невозможно  поместить  огромное  сияющее
лезвие, но оно исчезло там все и погасло. Мне стало грустно без  его  живого
света.
   Закрепив ножны на поясе, я тут же вновь извлек Светозар.
   Сила, скрытая в нем, приподняла мою руку. Сверкающее острие будто  искало
нечто  на  сплошной  каменной   поверхности   яйца   и   вдруг,   вздрогнув,
остановилось.
   Затем неожиданно для меня лезвие  удлинилось.  Сверкающий  луч  уперся  в
стену и осветил ее нездешним, запредельным светом.
   Часть стены - квадрат не больше двери, - словно расплавившись, в  секунду
превратилась в огненную заверть. Старый ритм дороги миров,  услышанный  мной
впервые в горах, как стук их огромного  мохнатого  сердца,  зазвучал  сейчас
вновь.
   Я понял, что Светозар сможет открыть для меня такую дверь в любом месте.
   И еще одно знание пришло ко мне, ничего не растопив в куске  равнодушного
льда, оставшегося внутри меня даже сейчас.
   Теперь я могу управлять своим движением по дороге миров. Я знал, где  мое
присутствие в эту минуту необходимо больше всего.
   Где  находится  перекрестье  дорог,  в  котором  я  смогу  нанести  самый
чувствительный удар властелину чужих пространств. Раз уж в  моей  судьбе  не
осталось ничего иного, кроме мести.
   Я шагнул прямо в глубь огненной заверти. На секунду холодный огонь плюнул
мне в лицо, и мир Адры навсегда исчез из моей жизни.
   Через несколько долгих мгновений я оказался в знакомой хмурой долине.
   Заходящее солнце, как в первый мой приход сюда, освещало далекие вершины,
скрывавшие белый замок.
   В ущелье, заваленном обломками доспехов, я не  встретил  ни  одной  нашей
заставы.
   Их не было на всем пути к замку.  Неужели  я  опоздал?  Неужели  все  уже
напрасно?
   Нет. Судьба не могла поступить настолько несправедливо. Хотя  бы  горькое
утешение местью - не самое  лучшее  из  утешений  -  должно  было  быть  мне
оставлено.
   И я не ошибся. Едва из-за поворота возникли резные  башни  замка,  как  я
увидел  флаги  на  их  шпилях,  услышал  звуки  боевых  рогов.  Замок   жил.
Бесконечная битва все еще продолжалась.
   Но теперь  положение  осажденных  стало  полностью  безнадежным.  Средние
бастионы пали, стены разрушены, схватки шли у самых дверей.
   Я вошел в западные ночные ворота, за которыми никогда не бывало сечей.
   Именно через них провел меня когда-то Мстислав. Ворота и сейчас оказались
открытыми. Ни одного часового, ни малейшего препятствия на всем моем пути.
   За дверью башни открылась знакомая узкая лестница, ведущая во  внутренние
покои.
   Я прошел оружейную. Мстислав раскладывал на полках кольчуги и шлемы.
   Услышав  шум  шагов,  он  удивленно  повернулся.  И  долго,  не  узнавая,
всматривался в меня.
   Только когда его глаза опустились ниже, к рукоятке меча,  к  изображенным
на ней левранам, в лице белого витязя что-то дрогнуло.
   - Ты?! Неужели ты смог это сделать?! - Взгляд Мстислава  вновь  скользнул
по мечу.
   Я прижал палец к губам, призывая к молчанию.
   - Не говори никому до поры...
   - Боюсь, уже слишком поздно. Мы готовимся к уходу  из  этих  мест,  замок
придется сдать завтра на рассвете...
   - Ну это мы еще посмотрим. Протруби сбор.  И  проводи  меня  к  восточной
башне.
   Как во сне, медленно, он повернулся к полкам и достал серебряный рог.
   Впервые я увидел, какими яркими могут быть глаза этих  существ,  когда  в
них вновь появляются надежда и радость.
   - Как тебя теперь называть?
   Я уже слышал этот  вопрос  в  свой  прошлый  визит  и  знал,  что  каждый
приходящий сюда приносит с собой новое имя, сменяя на своем посту одного  из
погибших.
   Сейчас все было иначе, но я не стал возражать и не стал  нарушать  старый
обычай.
   - Зовите меня Романом, - неожиданно для самого себя я произнес именно это
старое имя и пожал плечами: какая, в сущности, разница? Выбор был сделан.
   - Ты не хочешь взять с собой еще какое-нибудь оружие? Может быть, щит?
   Я отрицательно покачал  головой.  Черные  ножны  моего  меча  притягивали
взгляд Мстислава, как магнит.
   - Мечи из обычной стали не выдерживают здесь и одного удара.  Нашу  сталь
ковали в подземельях Ронеса, но и она разваливается к концу второго дня... -
Он все еще сомневался. Все еще боялся поверить.
   И опять я лишь молча отрицательно покачал головой.
   - Ну как знаешь. В конце  концов,  не  каждый  день  нам  наносят  визиты
существа из нижних миров. Ты уверен, что поступаешь правильно?
   - Мне было запрещено входить в Темную зону. Ты ведь помнишь тот костер  и
его угрозу...
   - Да, он умеет держать свое слово. Значит, ты прошел через все...
   Больше он ни о чем не спрашивал,  молча  проводив  меня  по  лестницам  и
переходам к двери восточной башни. Сквозь  ее  тяжелую  кованую  поверхность
отчетливо слышались шум схватки и отчаянные крики нападавших.
   - Лучше всего выйти здесь. Вчера мы преподали  им  хороший  урок,  и  они
опасаются подходить к этой башне. Ты зря не надел хотя бы шлем.
   Я улыбнулся ему дружески  и  отрешенно  -  все  мысли  были  уже  там,  в
предстоящей битве. На какое-то мгновение я почувствовал  себя  растерявшимся
мальчишкой, залезшим без спросу в чужую комнату. Не слишком ли  много  я  на
себя беру? Что, если я проиграю эту схватку? Живое  тело  чересчур  уязвимо,
слишком непрочно...
   Сумею ли  я  один  противостоять  легиону  бессмертных  воинов,  даже  со
Светозаром в руках? Если меня собьют с ног? Если выроню меч - что тогда?
   Мстислав, словно услышав мои мысли, закончил вслух:
   - Тогда они получат оружие небывалой мощи. Только  в  битве  есть  у  них
надежда завладеть этим мечом. Во всяком случае, они будут очень стараться.
   Еще бы они не старались. Я вспомнил тысячелетний мрак,  я  вспомнил,  как
бился головой о стены, призывая смерть, и не получил даже  этой  милости.  Я
вспомнил океан боли на дыбе Марока. Я поклялся в том, что  они  заплатят  за
все.
   Поглощенный своими мыслями, я механически снял лохмотья  одежды,  кое-как
скроенной из обрывков шкур насекомых, Мстислав уже протягивал мне  бутыль  с
маслом. Молча поблагодарив его кивком головы, я начал тщательно натирать все
мышцы. Больше он не сказал ни слова, понимая, что теперь  все  мое  внимание
сосредоточено на предстоящем.
   Переместив перевязь с пояса на  плечо,  я  на  секунду  обнял  Мстислава,
прощаясь.
   - Сегодня наш день. Они не раз еще вспомнят тот костер и  все  остальное.
Труби сбор и скажи Оресту, чтобы атаковал лишь в том случае, если  противник
отступит до внешней стены. Слышишь? Не раньше! Иначе атака захлебнется.
   - Ну ладно... Похоже, ты знаешь, что делать. И раз уж ты сумел  протащить
сюда это хрупкое человеческое тело - побереги его там.
   - Открой дверь, - попросил я, не зная, как справиться со сложной системой
засовов.
   - После этого у тебя останется не больше нескольких секунд,  несмотря  на
вчерашнюю вылазку, они быстро опомнятся и как только увидят, что ты один...
   - Открой дверь! - не дослушав, коротко приказал я.
   Глава 18
   Не потеряв ни одного мгновения, я выпрыгнул наружу. Двор замер,  а  затем
рявкнул мне в лицо единым ревом. У меня оставалось несколько  секунд.  Всего
несколько коротких секунд, пока они растеряны, пока еще не понимают,  кто  я
такой и что, собственно, происходит.  И  я  воспользовался  этими  секундами
сполна.
   Словно ослепительная белая молния, сверкнул, затмевая солнце, извлеченный
из ножен Светозар. И ахнул двор тысячью глоток, потому что  сверкание  этого
меча невозможно было не узнать...
   Прежде чем они сумели прийти в себя, десятки, сотни  их  поверженных  тел
устлали площадь перед замком. Меч  превратился  в  моих  руках  в  свистящий
заслон, не пропускавший ни одного ответного удара. А враги все падали,  и  я
видел, как медленно, неуклонно приближалась наружная стена. Стиснув зубы,  я
шел дальше, не оглядываясь, не думая о том, почему до сих пор не слышно рога
Мстислава, и о том, что обратно мне все-таки не пройти, даже если подмога не
опоздает. Я понял это по  участившимся  ударам.  По  тому,  с  каким  трудом
успевал  отражать  их.По  реву  разъяренных  глоток.  По  тому,   что   тела
рассеченных невидимым, почти  неощутимым  лезвием  жидкого  пламени  уже  не
падали на землю, а,  поддерживаемые  сзади  уплотнившимся  несметным  числом
врагов, продолжали надвигаться  на  меня,  и  я  вынужден  был  поражать  их
вторично, кромсать, устилая свой путь окровавленными кусками плоти.
   И только дойдя до стены, я смог наконец перевести дыхание, осмотреться...
   Площадь у замка являла  собой  картину  смертельного  опустошения.  Удар,
который вслед за мной обрушили на врага все двенадцать белых витязей, смешал
их ряды, сломал оборону.
   Значит, они не опоздали, и рога я не слышал из-за  шума  битвы...  Черные
воины, бросая оружие, бежали беспорядочными толпами к проломам в  стенах,  и
я, все еще не веря, уже понимал, что победа в этой невероятной схватке стала
совсем ощутимой, почти возможной. Оставалось перейти внутри  себя  еще  один
невидимый предел, обрести второе дыхание и вновь ринуться на врагов...  И  я
сделал это.
   К закату битва стихла. Враги, отброшенные за наружную стену, сброшенные с
отвесных  круч,  опоясывавших  замок,  прекратили  сопротивление.  Положение
полностью восстановилось.  Отныне  нужно  было  оборонять  одну-единственную
тропу, ведущую из долины. Другого пути к замку  не  было.  Разве  что  птицы
могли теперь подлететь к его стенам без нашего ведома.
   В последний раз взмахнув мечом и разрубив  в  воздухе  прилетевшую  снизу
стрелу, я вложил Светозар  обратно  в  ножны  и  отступил  за  стену,  чтобы
перевести дыхание, перевязать раны, осмыслить происшедшее, наконец...
   Белые витязи стояли у входа в замок.  Орест  -  воевода  -  двинулся  мне
навстречу, держа в руках свой обнаженный, покрытый кровью меч.
   Я шел с тр