в оверсайд, чтобы увести "Рендболл" на свою базу. Вот тогда...
   - О чем ты говоришь? Я ничего не понимаю!
   - Не нужно ничего понимать! Нужно подождать! Несколько часов! - Я сжал  в
ладонях заветную трубочку, шатаясь подошел к кушетке и почти рухнул на  нее.
Мысли метались, сжатые тисками  боли.  Уж  этого  мне  так  не  оставят.  Не
простят.
   Если я только попробую, только начну осуществлять минуту назад  возникший
план, они сделают все от них зависящее, чтобы покончить со мной... Сама  эта
боль.
   Разве у меня хватит сил, чтобы  ее  вытерпеть?  А  ведь  это  всего  лишь
предупреждение, и есть еще  кольцо...  На  что  я  надеюсь?  Что  я  о  себе
возомнил? Кто я такой, чтобы противостоять ему?
   И когда я уже готов был сдаться, когда сдавленны"  крик  рвался  из  моих
прокушенных губ, когда пальцы сами собой, не подчиняясь  больше  моей  воле,
начали  отвинчивать  крышечку  с  тюбика  губной  помады,  чтобы  прекратить
невыносимую пытку, на лоб мне легла  узкая,  прохладная  женская  ладонь.  И
голос,  такой  далекий  сейчас  и  по-прежнему  такой  бесконечно  желанный,
спросил:
   - Я могу тебе чем-то помочь? Скажи, что нужно сделать?! Где здесь  у  вас
аптечка?
   Как будто против этого могла помочь аптечка!  Но,  может  быть,  все-таки
могла? Не аптечка, конечно, сама эта рука.
   Вдруг меня отпустило... Холодные капли пота стекали по лбу. Я  неожиданно
сообразил, что потерял ощущение времени. Илен сидела рядом, придерживая меня
за плечи. Я взглянул на трубочку в своих руках. Крышечка  все  еще  не  была
открыта.
   - Странная у тебя помада...
   - Это не помада, Игорь. Это взрыватель газовой бомбы.
   - Спасибо, я помню.
   Я прислушался и не услышал  ни  звука.  Корабль  словно  вымер.  Тогда  я
приложил ладонь к стене и ощутил едва  заметную  характерную  вибрацию.  Она
возникает в корпусе лишь при подходе к порогу  оверсайда.  Ждать  оставалось
всего несколько минут.
   Глава 18
   Мы почти не выходили в центральные коридоры. Окольный путь к рубке  лежал
через заброшенные старые палубы, Это была  всего  лишь  предосторожность.  В
конце концов, на крейсере могли существовать такие же, как наше, помещения с
автономной регенерацией воздуха.  На  нижние  уровни  газ  вообще  не  успел
поступить. Гигантский корабль словно вымер.
   Похоже, кроме нас на борту не осталось  ни  одного  человека,  способного
двигаться.
   Дьявольское изобретение коморских химиков сработало безупречно.
   Большинство наших пленных сразу же  после  окончания  абордажной  схватки
были переведены на другие корабли. Я наблюдал за этим, подключившись к одной
из информационных сетей в своем потайном убежище. Похоже, мы  с  Илен  стали
полными хозяевами старого крейсера. Все закончилось слишком просто  -  но  я
знал,  что  чем  ближе  осуществление  моего  плана,   тем   сильнее   будет
сопротивление. За каждым поворотом, с каждым нашим шагом, с  каждым  метром,
приближавшим нас к центральной рубке, напряжение нарастало. Я чувствовал его
почти физически.
   Иногда мы пробирались вдоль  недействующих  энерговодов,  иногда,  словно
канатоходцы,  шли  под  самым  потолком  по  раскачивающимся  над  пропастью
остаткам воздухопроводов. "Рендболл" оказался гораздо  более  разрушенным  и
гораздо более старым, чем я это представлял себе  раньше.  Приходилось  лишь
удивляться, как его генераторам до сих  пор  удается  преодолевать  световой
барьер.
   Тем не менее сейчас мы  шли  в  над-пространстве.  В  среде,  недоступной
обычной  логике.  Вряд  ли  сами  изобретатели  оверсайда  знали,  куда   их
генераторы выбрасывали корабли и во что они превращались во время  перехода.
Как бы там ни было, никакой контакт с  кораблем,  находящемся  в  оверсайде,
невозможен.
   Пока мы не выйдем из прыжка, нам ничто не угрожало.
   Весь смысл задуманного мной плана состоял в том, чтобы сменить координаты
выхода уже внутри оверсайда и направить "Рендболл" туда, где  его  никто  не
ждал...
   Но даже в мыслях я старался не  вспоминать  запретные  координаты  Темной
зоны...
   Наконец долгий многочасовой путь подошел к концу. Мы оказались  в  глухом
узком коридоре, перед знакомой  шлюзовой  дверью  с  внутренним  электронным
замком...
   Первый сюрприз ожидал нас именно здесь. По идее, вахте нет  необходимости
задраивать шлюз рубки в обычной, неаварийной обстановке.  Но  шлюз  оказался
задраенным. Я вспомнил, как прошел эту дверь в  первый  раз,  и  понял,  что
теперь та самая сила,  которая  открыла  ее  тогда,  намертво  заклинит  все
запоры. И у меня не  было  ни  малейшей  надежды  справиться  со  сложнейшим
электронным замком или с титанитовой броней этой двери... Наш путь  окончен.
Все оказалось напрасным.
   Через пару часов центральный  компьютер  выведет  "Рендболл"  в  заданную
перед началом прыжка точку координат.  Нетрудно  предположить,  что  с  нами
будет, как только мы окажемся на одной из коморских баз...
   Стояла плотная нереальная тишина. Она всегда сопутствует оверсайду. И еще
холод.
   Если он появляется при переходе - не жди ничего хорошего.
   Я повернулся к Илен и понял, что объяснять ничего не нужно.
   - Сколько времени у нас осталось?
   - Часа два, может быть, три.
   - Тогда давай уйдем отсюда.
   Я отрицательно покачал  головой,  уничтожая  едва  возникшее  между  нами
взаимопонимание.
   - Мне нужно открыть эту дверь.
   - Но ведь это невозможно! - Она нахмурилась. - Что это там?
   - Где?
   - Там, в глубине тамбура, над дверью!
   Я взглянул. Там, куда  она  указывала,  что-то  белело.  Не  разобрать  в
полумраке, да и не нужно... Знакомый сладковатый запах  уже  подсказал  мне,
куда исчез Лоуэлл.
   Тайный проход в стене открылся, и запах зверя  стал  сильнее,  чем  запах
трупа.
   Три серые твари появились сразу,  вслед  за  резкой  волной  холода.  Они
возникли вдруг, из ничего. Словно три обрывка тумана вырвались из прохода. А
я еще удивился, что у дверей рубки нет стражей...
   - Не смотри  туда!  -  крикнул  я  Илен,  стараясь  встать  между  нею  и
приближающимися созданиями тьмы. Тело повиновалось с трудом.  Я  понял,  что
если  так  будет  продолжаться,  через  несколько  мгновений  мы  оба  умрем
мучительной смертью от спазма всех мышц,  возникающего  при  воздействии  на
нервную систему человека излучений симских чудовищ.
   Конечно, я их узнал. Еще тогда,  когда  Сейрос  готовил  меня  к  первому
переходу, он объяснил, что одну из  главных  опасностей  представляют  собой
стражи перехода. Они появляются, если на дорогу  вступает  незваный,  иногда
даже прежде, чем человек сделает первый шаг. Достаточно лишь  желания,  лишь
решимости его сделать...
   Спастись от них невозможно. Опасность нарастает  с  приближением  чудовищ
многократно - но бежать некуда, открывшийся в стене проход  вывел  их  между
нами и шлюзовым коридором, отрезая единственный путь к отступлению.
   Больше всего своими очертаниями они походили на гигантских жаб, мне  даже
показалось, что в складках их бесформенных, полужидких тел  злобно  сверкают
маленькие красноватые глазки.
   Три бесформенных клуба вдруг оказались совсем  рядом.  Они  приблизились,
просочились, перетекли - я не знаю, как назвать их способ передвижения.
   Вблизи они выглядели полупрозрачными, как морозный туман. Сквозь их  тела
местами просвечивали контуры близлежащих предметов.
   Я пытался приподнять лучемет, но из этого ничего не вышло. Ствол не желал
двигаться. Оружие весило не меньше тонны.
   Прошла целая вечность, прежде чем они  сделали  еще  один  шаг,  перекат,
перескок...
   Новая волна боли ударила по моим сведенным судорогой мышцам.  Я  услышал,
как за спиной отчаянно закричала Илен.
   Ее крик что-то сдвинул во мне. Желание остановить этот  аморфный  кошмар?
Спасти доверившуюся мне женщину? Что-то еще, что-то гораздо более простое  и
важное - скорей всего мысль о том, что посланец Аристарха не может так глупо
погибнуть.
   Я даже не знаю, откуда эта мысль появилась. Была ли она полностью моей?..
   На пальце что-то дернулось - словно там  объявилось  нечто  живое,  некая
теплая зона. В  следующее  мгновение  я  почувствовал,  как  от  этой  искры
ощущение тепла быстро распространилось по  всему  телу,  снимая  невыносимое
напряжение мышц и уничтожая боль.
   С трудом взглянув вниз, на свою руку, я увидел, что медное кольцо на  ней
светилось тусклым зеленоватым огнем. После предупреждения Сейроса я старался
не вспоминать о нем, не думать, делать вид, что его не существует вовсе.  Но
теперь кольцо оживало. И сейчас,  не  имея  возможности  двинуться,  я  лишь
беспомощно следил за происходящим.
   Рядом с медным кольцом из холодного зеленоватого света образовался как бы
его двойник. Это второе кольцо пульсировало и постепенно расширялось.  Через
какое-то, не слишком продолжительное время оно охватило всю ладонь и  затем,
медленно соскользнув с нее, упало на пол. Там оно разорвалось и вытянулось в
тонкую линию бледного зеленого пламени,  перечеркнувшую  пространство  между
мной и серыми тварями, стоящими теперь на расстоянии шага.
   Увидев пламя, одно из чудовищ издало  тоскливый  вопль,  напомнивший  мне
звуки, услышанные в переходном тамбуре в момент, когда исчез Лоуэлл.
   Огненная черта медленно двинулась вперед, и серые твари так  же  медленно
попятились перед ней.
   Неожиданно полоса зеленого огня завернулась по краям, обежала неподвижных
теперь тварей и вновь сомкнулась за их спинами. Постепенно отходя в  глубину
зала, призрачный огонь кольца начал быстро вращаться.  Уже  через  несколько
секунд на его месте бушевал водоворот полупрозрачного холодного пламени.  Он
медленно утончался, становился все прозрачней и наконец исчез совсем.
   Как только ко мне вернулась способность двигаться, я бросился к Илен. Она
лежала на полу, беспомощно раскинув руки и запрокинув голову.  Я  испугался,
что сломаю ей руку - она никак не сгибалась, мышцы напоминали застывший лед.
   Я приник к ее ледяным губам, стараясь вдохнуть хоть глоток воздуха  в  ее
омертвевшие легкие - все было  напрасно.  Я  почти  не  испытывал  отчаяния,
словно в глубине души понимал: я что-то сделал не так, ошибся, но пока еще в
моей власти вернуть ситуацию в прежнее состояние, стоит лишь захотеть, стоит
лишь вспомнить о кольце...
   - Даже и думать о нем забудь!
   Шагов я не слышал, голос обрушился на меня сверху совершенно неожиданно.
   Седой как лунь старец, с суровым и совершенно незнакомым лицом, стоял  ко
мне вполоборота внутри тамбура. Рядом с закрытой дверью. Я не  понимал,  как
он туда попал, откуда взялся. В эту  минуту  отчаяния  я  вообще  ничего  не
понимал.
   Посмотрев в мою сторону так, словно я был пустым местом,  старец  положил
на пол котомку и приложил  ухо  к  двери,  защищенной  десятками  сторожевых
устройств.
   Потом это занятие ему, видимо,  надоело.  Он  развязал  свою  потрепанную
котомку, достал флягу, оплетенную лозой не знакомого мне  растения,  и  стал
неторопливо  пить,   искоса,   без   всякого   сочувствия,   поглядывая   на
распростертое на полу тело Илен.
   - Кто ты?
   - Перестань задавать дурацкие вопросы. Лучше помоги мне.
   Он приложил к поверхности двери ладони. Так иногда  прикладывает  руки  к
теплой печке замерзший человек.  По  вздувшимся  на  лбу  жилам  можно  было
предположить, какая напряженная работа  проходила  в  эти  мгновения  в  его
голове.
   Только сейчас, забыв о постигшем меня  несчастье,  я  увидел  вокруг  его
фигуры полупрозрачную ауру, сложный структурный рисунок которой  я  запомнил
навсегда в тот самый момент, когда под руководством этого человека впервые в
жизни сумел ее увидеть.
   Наконец он расслабился, посмотрел на меня долгим взглядом, словно не  мог
сразу вспомнить, почему я здесь.
   Отступил на шаг, а затем просто взял и повернул  круглый  ручной  штурвал
под замком. Дверь послушно уехала в стену. Дальше была еще одна. Убедившись,
что она не заперта, Сейрос повернулся ко мне:
   - Рубка открыта. Но туда можешь войти только ты один. Не  думай  об  этой
женщине, не отвлекайся. Я позабочусь о ней. Постарайся сделать все как можно
быстрее. Действуй по обстоятельствам. В случае крайней нужды я тебе  помогу.
Не обращайся к кольцу, если не хочешь себя окончательно погубить.
   - Там кто-то есть?
   - Узнаешь. Иди. И не очень-то верь тому, что увидишь.
   Я бросил взгляд на застывшее тело Илен. Укоризненно  качнув  головой,  он
достал из котомки пакетик с какими-то семенами, растер  одно  из  них  между
пальцами и коснулся ими висков Илен. Ее  тело  дернулось,  словно  от  удара
электрического тока. Но лишь после того,  как  она  застонала,  все  еще  не
открывая глаз, и на щеках появился слабый румянец, я  вновь,  в  который  уж
раз, поверил, что для Сейроса почти нет невозможного.
   Дверь рубки с глухим чмоканьем  открылась.  И  вновь  закрылась  за  моей
спиной.
   Переступив порог, я очутился в знакомой  овальной  каюте.  Большой  пульт
полукругом шел вдоль стены. Четыре пилотских  кресла  пустовали.  Интересно,
куда девалась вахта? Если газ подействовал, они не могли уйти далеко...
   Пульт выглядел совершенно мертвым. Не  светился  ни  один  индикатор,  не
работал ни один прибор. Лишь под потолком  желтоватым  светом  ровно  горела
аварийная панель - единственное живое пятно во всей этой застывшей комнате.
   Я опустился в кресло первого пилота, один за другим пробуя  задействовать
различные управляющие аварийные сети. Все напрасно. Приборы молчали.
   Неожиданно слева, на самом  дальнем  конце  пульта,  обозначилось  что-то
темное, висевшее в воздухе сантиметрах в десяти  от  стола.  Пятно  казалось
совершенно бесформенным и почти невидимым,  но  я  уже  почувствовал  запах.
Серые твари не имели ощутимого для обычного человека запаха, их  характерный
признак  -  холод.  Но  резкий  и  малоприятный  запах,  исходящий  от  едва
наметившегося темного пятна, - явление не совсем обычное. И  он  определенно
мне знаком. "Не к добру все это", - тоскливо подумал я, бессмысленно  щелкая
обесточенными тумблерами пульта управления.
   Пятно казалось неживым и не имеющим ни малейшего отношения к  рубке.  Оно
выглядело  настолько  неподвижным,  что  воспринималось  как  некий   дефект
освещения.
   Оно было, и его, в то же самое время, все-таки не было. Во всяком случае,
в данную минуту и в данном месте... Я задумался над этой не  совсем  обычной
мыслью и понял, что она содержит  в  себе  шанс,  может  быть,  последний  в
затянувшемся прорыве к Темной зоне.
   Я постарался отвлечься от пятна, забыть о  нем,  сосредоточить  все  свое
внимание на пульте. Постепенно мне это удалось. Закрыв глаза и не  двигаясь,
я заставил себя увидеть, как исчезла, растворилась крышка пульта.  Сразу  же
передо мной предстали пучки разноцветных проводов, кабели, световоды... Одни
из  них  казались  теплыми,  другие  холодно  светились,  третьи   выглядели
совершенно мертвыми. Я начал  разбираться  в  обесточенных  цепях,  мысленно
соединяя  поврежденные  линии.  В  конце  концов,  после  очередной  попытки
включить панель, шкалы приборов и индикаторов вспыхнули передо мной  сотнями
живых разноцветных огней.
   Глава 19
   Я закончил  ввод  длинного  ряда  цифр,  содержащего  в  себе  трехмерные
координаты новой точки выхода.
   Как только смолкли звонкие щелчки клавиатуры  и  установилась  ворчливая,
полная вздохов и шелеста машинная тишина, в голове у меня возникли  странные
слова: "сгущение потупространства" - будто их прошептал мне некто  невидимый
совсем рядом. Я даже не удивился. Не мог же, в самом деле,  закончиться  так
буднично и просто мой последний шаг в длинной цепочке,  приведшей,  в  конце
концов, вопреки запрету Аристарха, к повороту корабля в сторону Темной зоны.
Предыдущая попытка остановить меня в этом намерении не  увенчалась  успехом,
значит, теперь будет предпринята следующая.
   Фраза прозвучала ясно и отчетливо. Я покосился в сторону темного пятна  -
оно не изменилось за последние полчаса и висело  так  же  неподвижно.  Пусто
было в этот безвременный час в рубке старого корабля, наполненной  угловатой
пластмассой и хищными красноватыми глазами индикаторов.
   Компьютер, заурчав, начал обработку полученной  информации.  Сделав  этот
последний шаг, запустив процесс поворота и  выхода  из  оверсайда  в  месте,
запретном для любого нормального человека, я мог,  наконец,  позволить  себе
немного расслабиться. Глотнув ледяного сока из оставленного кем-то  термоса,
я задумался над самой сутью услышанных мною слов. Я так и этак переворачивал
фразу, стараясь разглядеть в ней некий тайный смысл, но  ничего,  кроме  все
тех же непонятных в своей первозданности слов, не обнаружил.
   "Сгущение потупространства"  -  слова  эти,  повторенные  несколько  раз,
произвели на меня странное действие. В памяти словно прорезался  бесконечный
темный коридор, ведущий  в  запретные,  закрытые  наглухо  области.  Он  был
туманен, этот коридор, я еще только начинал свое долгое движение к свету, но
не сомневался - движение началось, и теперь меня не остановит никто.
   Я видел длинную дорогу, по которой мчался  чудовищный  зверь.  Зверь  был
рационален, по-своему даже красив, он мчался кому-то на  помощь...  Потом  я
увидел маленького человечка,  протягивающего  хрустальный  флакон  с  темной
жидкостью - флакон показался мне необычайно красивым. Затем возникло дерево,
каких не бывает даже в снах. Я лежал под его корнями  и  зрел,  как  желудь.
Похоже, теперь процесс созревания подходил к концу.
   Я внимательно осмотрелся, стараясь уловить в окружающих предметах хотя бы
намек, какую-то зацепку, как вести себя в обстановке непонятной  нарастающей
опасности.
   Присутствие этой невидимой пока опасности с каждой минутой я  ощущал  все
сильнее, и именно оно мешало мне окончательно сосредоточиться, чтобы  понять
нечто чрезвычайно важное, нечто такое, от чего зависело все  мое  дальнейшее
существование.
   Помещение рубки, освещенное тусклой световой панелью, представляло  собой
все  те  же  девять  квадратных  метров  неубранного  грязного  пола.  Литой
голубоватый пульт, пустое кресло второго  пилота  рядом  со  мной  -  ничего
постороннего,  если  не  считать  самого  пятна.  Тишина   нарушалась   лишь
пощелкиванием кристаллоприемников да  ворчанием  механизмов,  переваривающих
полученную информацию.
   Причина,  видимо,  скрывалась  в  самом   пятне.   Оставаясь   совершенно
неподвижным, оно, тем не менее, жило своей отдельной, независимой от корабля
жизнью. И жизнь эта постепенно обретала все большую  определенность,  словно
пятно  выплывало  из  неведомых  глубин  моего  собственного  просыпающегося
подсознания.
   Но помимо этого эфемерного ощущения,  я  заметил,  что  пятно,  наливаясь
изнутри темнотой, становится все определеннее, все плотнее... Не  оставалось
сомнений - пятно начало изменяться.
   Больше всего я боялся, как бы это проявление пятна не  помешало  сложному
процессу переработки машинами новых координат выхода.
   Смена координат в полете - процедура весьма  опасная.  Далеко  не  каждый
штурман, даже в безвыходном положении, решится на такой шаг. Многие  корабли
не вернулись на базы всего лишь из-за неточного ввода  координат,  сбоя  или
ошибки в системе.
   Что же касается смены  координат  перед  завершением  броска  -  о  таком
самоубийственном поступке я вообще не слышал. Сейчас  мне  казалось,  что  я
совершил ужасную, непоправимую ошибку.
   Все мое существо взывало к отмене данных машинам  команд.  Мне  казалось:
даже рудники Сверсона - сущий рай по сравнению с тем, что ждало нас теперь.
   "Давай, давай", - шептал  я  сквозь  стиснутые  зубы.  И  чувство  гнева,
проснувшееся во мне,  помогло  обуздать  переполнявшую  меня  иррациональную
панику.
   Я  закрыл  глаза,  приглушил   в   себе   волну   гнева,   мешавшую   мне
сосредоточиться, и вновь углубился в темные коридоры своей памяти, туда, где
копошились ужасные образы, где притаил