тепан знал хорошо.
   Нужно определить хотя бы приблизительное направление. С самого начала они
шли на запад, затем свернули к югу, но он не знал, насколько круто - у  него
не было даже компаса. Если бы  найти  след!  Его  не  могли  унести  слишком
далеко, вряд ли они располагали лишним временем. Он решил  обойти  местность
вокруг, постепенно расширяя круги. Палатка хорошо заметна издали и  послужит
неплохим ориентиром.
   Один круг, второй, третий - пустыня казалась первозданной,  словно  здесь
никогда не ступала нога человека.
   В конце концов он едва не потерял палатку и решил вернуться, чтобы  взять
вещи. Возможно, они ему не понадобятся, если он не найдет вовремя воду.
   Все же с рюкзаком Степан  чувствовал  себя  уверенней.  Солнце  поднялось
достаточно высоко, становилось жарко. Степан не мог больше тратить время  на
поиски следов  каравана.  С  каждой  минутой  расстояние  между  ним  и  его
товарищами неумолимо увеличивалось и вместе с этим  уменьшалась  надежда  на
спасение.
   Оставалось одно: ориентируясь по солнцу, придерживаясь хотя бы примерного
направления, идти в ту же сторону, куда ушел караван.  Он  не  надеялся  его
догнать. Однако рано или поздно его  хватятся.  Что  бы  там  ни  придумывал
Сугробов, в конце концов на его поиски вышлют спасательную группу. Вопрос  в
том, как скоро это случится, успеют ли они...
   И Степан пошел на юго-восток. Он все еще пытался  найти  следы  каравана,
понимая, что спасательная  группа  будет  двигаться  обратно  по  караванной
тропе. Но вокруг под ногами был лишь белесый, обожженный солнцем камень, без
единого отпечатка, без единой царапины...
   Иногда ему встречались группы кактусов, разорвавшие  своими  неукротимыми
корнями поверхность каменной  равнины.  Они  были  похожи  то  на  отдельные
колонны, то на странные рощи без малейшего признака тени. В  одной  из  этих
"рощ", так и не найдя лучшего укрытия от солнца, он вынужден  был  ненадолго
остановиться, чтобы переждать самую страшную полуденную жару.
   Развесив на колючках одеяло, ему удалось получить небольшой  кусок  тени,
но сидеть на камнях оказалось невозможно,  и  тогда  Степан,  отыскав  между
кактусами достаточно широкую расселину, постарался выскрести из нее верхний,
раскаленный слой песка.
   Неожиданно осколок камня, которым он проделывал эту  операцию,  наткнулся
на что-то твердое, с трудом разрушая слежавшийся, местами почти  окаменевший
слой песка . Степан извлек  из-под  него  небольшой  металлический  предмет,
тускло блеснувший на солнце своей матовой бронзовой поверхностью.
   В руках у него  оказался  восьмигранный  наконечник  старинной  ацтекской
стрелы.
   Степан хорошо знал его форму: точно  такой  был  в  коллекции  профессора
Ельгина, только там он потемнел от времени, покрылся  кавернами  окислов,  а
этот  сохранился  так  хорошо,  словно  лишь  вчера  покинул  колчан  своего
владельца. Был ли тому причиной сухой воздух пустыни или что иное  -  Степан
не знал. Больше всего сейчас ему хотелось  понять,  куда  делась  караванная
тропа. Он положил свою находку в карман - возможно, Ельгин лучше  разберется
в ее секретах.
   Жара стояла такая, словно Степан находился внутри раскаленной печи.  Губы
потрескались, в горле пересохло,  ему  с  трудом  удавалось  проталкивать  в
измученные легкие новые  порции  горячего  воздуха.  Впервые  он  пожалел  о
вылитой в песок фляге. Несколько глотков из нее оборвали бы все его мучения.
   Не оставалось сомнений -  он  полностью  сбился  с  нужного  направления.
Местность, по которой они шли вчера, совершенно не походила на то,  что  его
окружало сегодня. Следы прошедших до них караванов, кости погибших  животных
- все это непостижимым образом исчезло. Лишь миражи у раскаленного горизонта
оставались прежними. Впрочем, и это не  совсем  так.  Сейчас,  например,  он
видел маленькие глиняные  домики  и  огромные  ступенчатые  пирамиды  храмов
древнего ацтекского города. Возможно, того самого, к которому так стремились
его товарищи. Вот только на вершине  этих  пирамид  клубился  дым,  а  внизу
блестели бронзовые щиты воинов. Скорее всего, у него начинался бред.
   Мираж заколебался, подчиняясь невидимым движениям  раскаленного  воздуха,
словно был настоящим. Но ни один мираж не  в  силах  отразить  то,  чего  не
существует в действительности. Горячая земля выпивала,  высасывала  из  него
остатки сил. Нужно было вставать и идти  дальше.  Вот  только  зачем?  Какой
смысл в новых мучениях, если у него не осталось надежды?
   -  Валяешься?  -  вкрадчиво  спросил  скелет,  выделяя  свой  отчетливый,
однозначный костяк из плывущего марева миража. - Давай, давай. Я давно  тебя
жду.
   - Я готов, - просто ответил Степан.
   - Тогда вставай и пошли.
   - Еще чего! - возмутился Степан. - Для тебя вполне подойдет и это место.
   - Ошибаешься, - сказал скелет, вновь превращаясь в старика. - Вон за  тем
холмом, как только перевалишь его, увидишь старую хижину. В  ней  я  тебя  и
подожду.
   Скелет исчез, растворился в струях похожего на кипяток  воздуха,  оставив
после себя лишь сомнение. Стоило ли проверять реальность этого приглашения?
   Холм, на который указал скелет, виделся не  таким  уж  далеким.  В  конце
концов любопытство оказалось сильнее отчаяния, и Степан  поплелся  к  холму,
оставив под кактусом свой рюкзак и твердо решив не возвращаться за ним. Если
назначенная встреча состоится, ему уже не понадобятся вещи.
   Хижину он увидел сразу, как только поднялся на  холм.  Это  была  обычная
мексиканская  мазанка,  обнесенная  плетнем  из  колючих   веток   пустынных
кустарников. Издали она казалась нежилой, но там могла быть вода!  Мог  быть
колодец!
   Степан забыл обо всем, ноги сами понесли его к хижине.
   Вкус воды люди забыли,  как  забыли  и  многое  другое,  утонув  в  хаосе
современных городов. Степан  пил  медленно,  долго,  впитывая  влагу  каждой
клеточкой  своего  большого  иссушенного  тела.  Вода   пахла   первозданной
свежестью, она пахла ветрами и травами, она  пахла  жизнью.  Теперь  он  был
готов встретиться с несколькими скелетами сразу.
   - Есть тут кто-нибудь? - Хижина молчала, только дверь скрипнула  в  ответ
на его вопрос и приоткрылась, словно  приглашала  войти.  Степан  переступил
порог.
   Внутри царили полумрак и прохлада, толстые метровые стены  не  пропускали
жару, а маленькое оконце, затянутое слюдой, почти не  давало  света.  Мебели
практически не было. Соломенная циновка, небольшой стол,  явно  самодельный,
глиняная посуда - все здесь говорило о натуральном мексиканском хозяйстве, о
том быте, которым и сегодня, в двадцатом веке,  живут  десятки  мексиканских
деревень. Да разве только мексиканских? Он вспомнил покосившиеся домишки  на
своем родном Севере,  разве  что  стены  там  были  деревянные,  вот  и  вся
разница...
   В хижине кто-то жил. В миске на  столе  лежала  сухая  маисовая  лепешка.
Иначе и не могло быть, раз здесь есть вода.
   Степан снова повторил свой вопрос. Никакого ответа. Лишь снаружи  донесся
заунывный тоскливый вой. Волки? В пустыне не бывает  волков,  скорее  всего,
это ветер. И тут он услышал шаги. Шаги у самой хижины.
   Он готов был поклясться, что вокруг на несколько километров  не  было  ни
одной живой души. Во дворе  невозможно  укрыться.  И  тем  не  менее  кто-то
подходил к двери. Степан почувствовал, как у него перехватило дыхание.
   Дверь открылась, и, порог переступил  старик  в  поношенном  мексиканском
плаще из грубой домотканой материи.
   Хотя в комнате было темно, Степан заметил,  что  вошедший  человек  очень
стар, но держится удивительно прямо, а его походка легка, как у юноши.
   На секунду лицо старика показалось знакомым, но, скорее всего,  это  была
лишь игра его измученного пустынными миражами воображения.
   - Простите, - сказал Степан, - я вошел без приглашения. Здесь  никого  не
было, я отстал от каравана и вот...
   Старик ничего не ответил, он пересек хижину и уселся в углу  на  циновке,
не обратив на Степана ни малейшего внимания, словно тот стоял здесь  всегда,
как этот древний стол.
   - Где я нахожусь? Какая это деревня? Где  проходит  караванная  тропа?  -
попробовал Степан еще раз, отчетливо произнося слова.
   Никакого ответа. Взгляд,  направленный  сквозь  стены  хижины,  казалось,
видит иные миры. Степан решил подождать, продемонстрировать  выдержку,  хотя
ему очень хотелось есть.
   В неподвижности и молчании время  текло  незаметно.  Свет,  пробивавшийся
сквозь слюдяное оконце, стал слабеть.
   Сухая маисовая лепешка, которую Степан заметил на столе,  когда  вошел  в
хижину, казалась ему теперь куском пышного пирога.
   Старик достал из заплечной котомки лист бетеля и с видимым  удовольствием
принялся  его  жевать,  по-прежнему  не  обращая  на  Степана  ни  малейшего
внимания.
   - Вы не понимаете по-русски? К сожалению, я не знаю мексиканского...
   Старик молчал.
   Прошло не меньше часа, в хижине стояла влажная душная тишина,  нарушаемая
лишь тонким писком москитов да заунывным свистом ветра  за  стенами.  Старик
застыл на своей циновке совершенно неподвижно. Покончив  с  бетелем,  он  ни
разу не шевельнулся. Муки голода становились  совершенно  непереносимыми.  В
конце концов Степан не выдержал и сделал новую попытку заговорить.
   - Мне нужно в Мехико, в посольство, я русский, понимаете? Рашен.
   - Не суетись. Время разговора еще не пришло. - Фраза прозвучала в  голове
Степана очень четко, с глубокими  обертонами,  словно  он  слышал  ее  через
стереонаушники, сдвинутые на затылок.
   - Вы знаете русский?
   Степан вскочил. Он одновременно испытывал радость и гнев за столь  долгое
бессмысленное ожидание. Он хотел подойти к старику вплотную, заглянуть ему в
глаза, но шага за два что-то его остановило. Ощущение опасности?  Холодок  в
спине? Он не знал что. Он вздохнул, отвернулся и поплелся на свое место.
   - Хорошо, - проговорил старик. - Человек, который  должен  стать  воином,
обязан уметь управлять собой.
   - Я не собираюсь становиться воином.
   -  Наши  желания  стоят  немногого,  пока  внутри   нет   силы   для   их
осуществления.
   Степан не хотел спорить с этим явно  не  совсем  нормальным  человеком  и
потому ответил примирительно:
   - Я готов стать воином, кем угодно, лишь бы узнать, есть  ли  здесь  хоть
какой-нибудь транспорт.
   - Зачем он тебе?
   - Мне нужно в столицу, в посольство, мне нужен Мехико.
   - У нас нет такого города.
   - Есть, это столица государства, в котором вы живете,  она  находится  на
побережье.
   - У этого государства совсем другая столица. Она называется Кецалькоатль.
   Степан  не  почувствовал  даже  страха,  лишь   легкое   раздражение   на
невежественного старика: мы редко ощущаем  подлинное  дыхание  судьбы  и  не
сразу видим за маской настоящее лицо истины.
   -  Пусть  будет  по-вашему.  Тогда  я  хотел  бы  попасть  в  этот  самый
Кекоциталь.
   - Кецалькоатль, - поправил старик. - Там ты можешь стать только рабом или
воином, но, скорее всего, тебя принесут в жертву Мортару.
   Степан рассердился на себя за попусту потраченное время.  Он  хотел  было
встать и выйти, но неожиданно его рука  наткнулась  в  кармане  на  какой-то
острый предмет - на новенький наконечник ацтекской  стрелы,  совсем  недавно
побывавшей в кузнице, и он вдруг почувствовал, что холодок страха пополз  от
его руки к сердцу.
   - Ты, кажется, начинаешь что-то понимать,  -  сказал  старик,  и  усмешка
впервые появилась на его иссушенном пустынными ветрами лице.
   - Я вам не верю, - заледеневшими губами произнес Степан.
   - Тебе и не надо верить. Придет время знаний, как пришло время разговора,
и тогда ты все поймешь сам. А сейчас наступает другое время. Время  сумерек,
время, когда дует западный ветер. Время, когда воины собирают и копят  силу.
Пойдем. Я должен знать, примет ли тебя Сила.
   Легко, как юноша, старик поднялся и пошел к выходу, и  Степан  последовал
за ним.
   Он не знал толком, что им двигало.  Любопытство?  Желание  понять?  Страх
остаться ночью в этой хижине наедине со своими сомнениями? Наверное, все это
вместе и еще непонятное ощущение уверенности, исходящее от старца.
   Иногда встречаются люди, рядом  с  которыми  все  наши  опасения  кажутся
мелкими, не заслуживающими внимания.  Сейрос  был  таким  человеком.  Он  не
называл своего имени, но Степан почему-то знал, что его зовут Сейрос,  и  не
сомневался, что это так и есть.
   Они вышли из хижины. Солнце уже зашло. Оно зашло слишком  поздно,  и  над
горизонтом разгоралась зеленоватая заря.  На  ее  изумрудном  фоне  сверкали
белые великаны далеких снежных вершин.
   Пустыня осталась на востоке, и здесь начиналась какая-то другая страна.
   Поднимался холодный западный ветер. Степан ощутил его прохладное  дыхание
на своей коже и на мгновение задержался.  Кажется,  он  напрасно  оставил  в
пустыне все свои вещи...
   - Нет, - сказал Сейрос, - одежда тебе не  нужна.  Достаточно  представить
теплый меховой плащ. Волны тепла идут по рукам вверх, обтекают спину, грудь.
Ты их чувствуешь?
   Степан молчал. Он видел на себе этот плащ, надежный, плотный. От него шло
тепло, сначала по рукам, потом оно обтекало грудь, спину, все  его  тело.  К
своему удивлению, он почувствовал это тепло. И с этой  минуты  началось  его
обучение науке воина иных, чуждых нашему миру пространств.
   Хотя сам Степан все еще не подозревал об этом...
   Глава 4
   Казалось, время остановилось. Степан не смог бы теперь  сказать,  сколько
дней прошло с того момента, как он вынужден был остаться у Сейроса. Дваждыон
пытался уйти - один раз в пустыню, другой раз в сторону гор. Никто не держал
его, никто не преследовал, но вокруг, на несколько дней  пути,  не  было  ни
дорог, ни жилья, ни следа человека. Измученный и униженный, он был  вынужден
вновь возвращаться к хижине и не слышал от Сейроса ни слова упрека  за  свое
долгое отсутствие - лишь легкая усмешка да неизменная  маисовая  лепешка  на
столе, честно поделенная на двоих.
   До сих пор он так и не смог понять, какая роль предназначалась Сейросу  в
его судьбе. Кто  он,  его  страж?  Враг  или  человек,  волею  обстоятельств
оказавшийся в таком же положении, как и сам Степан?
   Постепенно, исподволь,приближалось время  откровенного  разговора.  Давно
уже Степан понял, что внешность Сейроса обманчива, что старец  знает  многие
из тайн, плотным кольцом окруживших Степана, парализовавших рассудок и волю.
Сейрос далеко не всегда отвечал на вопросы, но если уж говорил,  то  говорил
только правду, в этом Степан убеждался не раз.
   И он наконец услышал ответ...
   - Ты ведь и сам уже почти все понял.
   - Другое время? - заледеневшими губами произнес Степан.
   Сейрос отрицательно качнул головой.
   - Здесь вообще другой мир, иная фаза. Он существует одновременно с  вашим
в одном пространстве, но у него собственная судьба. Когда-то  оба  эти  мира
составляли одно целое, но сотни лет назад в  твоем  мире  победили  испанцы,
здесь - ацтеки, и миры разошлись, как путники расходятся на развилке дорог.
   - Это невозможно. Этого просто не может быть.
   - Может. Случиться может все, что человек  способен  вообразить,  и  даже
значительно больше.
   - Но как я попал сюда?
   -  Ты  подписал  договор  с  теми,  кому  подвластно  многое,  теперь  ты
принадлежишь им. Они решили сделать из тебя воина и поручили это мне.
   - Но я же не знал...
   - Когда подписываешь такой договор, никогда не знаешь, чем это  кончится.
Погонишься за легкой удачей - и вдруг окажешься в чужих пространствах.
   - Я хочу немногого, хочу вернуться, забыть обо всем, жить обычной жизнью,
такой, как живут сейчас мои друзья, сверстники, те, кто остался...
   - А вот это невозможно. Есть дороги, которые  мы  выбираем,  а  есть  те,
которые выбирают нас и ведут в одну сторону.
   И только теперь - не раньше - Степан начал понимать, что случилось. Холод
чужих пространств постепенно и  неотвратимо  проникал  в  него,  замораживая
мысли и чувства; и среди этого все расширяющегося ледяного круга  оставалась
одна-единственная горячая точка - чувство ненависти к тем,  кто  проделал  с
ним эту подлую штуку.
   Он все еще не верил до конца, нельзя было в  это  поверить-  и  сохранить
рассудок. Он потерял самое главное - свободу выбора; и  теперь  его  судьба,
вся его жизнь зависели только от  чужой  воли.  Он  вступил  на  дорогу  без
возврата...
   Но Сейрос отрицательно качнул головой и ответил на его мысли:
   - Человек до той поры остается собой, пока в  нем  не  исчезает  хотя  бы
желание к сопротивлению. Но ты слишком много  говоришь,  вместо  того  чтобы
действовать. Возможно, в конце  концов  ты  все-таки  станешь  рабом,  а  не
воином.
   Степан вскочил и тут  же  сдержался,  вспомнив  наставления  Сейроса.  Он
спросил уже почти спокойно:
   - Что я должен делать?
   - Учиться искусству воина. И постепенно набирать силу.
   Они шли долго. Пыльная, растрескавшаяся от дневного зноя земля  сменилась
каменистой почвой предгорья. Начался подъем. Сначала пологий, он  становился
все круче и  круче.  Раза  два  исцарапанные  в  кровь  босые  ноги  Степана
срывались на скользких камнях, и тогда он спрашивал себя, как долго все  это
будет продолжаться.
   Сейрос шел легко, не выказывая ни малейшего признака усталости, казалось,
его тело скользило по воздуху, едва касаясь почвы. Он шел не оглядываясь, не
произнося ни слова. Степан  наметил  для  себя  последний  рубеж  -  вершину
одиноко торчащего камня, и, когда они дошли  до  него,  без  сил  рухнул  на
землю.
   Дальше он не пойдет. Дальше он  не  шевельнется,  не  сделает  ни  одного
движения. Даже если это его последняя остановка. Пусть Сейрос уходит,  пусть
оставляет его одного, пусть холод и ночные звери сделают свое дело.
   Старик обернулся и, остановившись, спросил:
   - Ты знаешь, кто заключил с тобой договор?
   Степан отрицательно покачал головой.
   - В разных местах их называют по-разному - это древнее племя, может быть,
более древнее, чем племя людей.
   - Ты принадлежишь им?
   Усмешка осветила лицо старика.
   - Я принадлежу только себе. Иногда они  обращаются  ко  мне  за  помощью,
иногда - я к ним. Мы тоже соблюдаем договор, но он справедлив.  Я  составлял
его сам. А ты...
   - Договор всего лишь бумажка, я хочу, чтобы меня оставили в покое.
   - Этот договор - не бумажка. Он существует многие тысячи лет,  и  его  не
нарушали никогда. По крайней мере, мне не известен ни один такой случай.
   - Я не знаю, что там написано.
   - Узнаешь. Когда придет время, тебе напомнят о каждой букве, и за  каждую
придется платить.
   - С ними нельзя бороться?
   - Бороться может Воин. А ты всего лишь человек.
   - Но человек может стать Воином!
   - Верно. Для этого нужны сила и знание. И еще терпение и мужество.  А  ты
валяешься у этого камня.
   Степан медленно поднялся, что-то смутно он начинал понимать.
   - Ты хочешь сказать...
   - У каждого камня есть уши, и сказать я  хочу  лишь  одно:  мне  поручили
сделать из тебя Воина. Клянусь Силой, ты им станешь.
   - Я пойду с тобой.
   Некоторое время старик пристально смотрел ему в лицо, и Степан  не  отвел
взгляда.
   - Может быть, Руно примет тебя. Идти больше не надо.
   - Что мы будем здесь делать?
   - Ты слишком много говоришь. Молчи и слушай.  Слушай  себя,  горы,  ночь,
ветер. Все ответы здесь, вокруг тебя.
   Старик прислушался, отошел на несколько шагов и, приложив руку  к  камню,
медленно повел ладонью над его поверхностью, удовлетворенно качнув головой.
   - Это хорошее место. Сядь здесь и слушай и ничего не бойся: я буду рядом.
Если понадобится, приду на помощь.
   - Здесь водятся волки?
   - Волков здесь нет. Здесь кое-что не страшнее волков. Слушай!
   И Степан остался один. Он не знал, далеко ли ушел Сейрос:  тишина  гор  и
мрак наступающей ночи почти сразу поглотили его шаги.  Степан  провел  рукой
над камнем, как это сделал старик. В одном месте камень пока