ртить, если  скажу
ей об этом. Атак - она не убежит, по крайней мере. Но если бы я  сказал,
она могла бы... - на глаза его набежали слезы. - Я не могу потерять  ее,
она мне так нужна.
   Сердце Гаррисона упало, но он должен был подумать о  сыне,  только  о
нем были все его заботы, только  о  нем  он  будет  заботиться  с  этого
момента. Наконец-то он обрел его и не собирается снова терять. Даже ради
Таны, столь отчаянно любимой. Слова Гарри прожигали его  насквозь.  "Она
так мне нужна..." Самое забавное, что старшему  Уинслоу  она  тоже  была
очень нужна, но не так, как Гарри, и он не мог  отнять  ее  у  сына,  во
всяком случае сейчас...
   - Когда-нибудь, возможно, ты наберешься храбрости сказать ей об этом.
Может быть, и ты ей нужен, -Гаррисон знал,  как  она  одинока,  но  даже
Гарри не мог представить всю глубину ее одиночества.
   - А что, если я проиграю?
   - Так не проживешь, сын: бояться  проиграть,  бояться  жить,  бояться
умереть. Так ты никогда  не  выиграешь.  И  она  знает  это  лучше,  чем
кто-либо другой. Ты можешь научиться этому у нее, как и многому другому.
   Он и сам многому  мог  бы  научиться  у  нее,  но  теперь  он  должен
отказаться от этих уроков.
   - Другой такой не найдешь: она  такая  храбрая,  сильная,  умная,  во
всем.., пока дело не касается мужчин. -Гарри потряс головой.  -  Но  вот
тут она пугает меня до смерти.
   - Дай ей время, много времени. - Он старался, чтобы его голос  звучал
ровно, не хотел, чтобы Гарри догадался. - И много любви.
   Гарри долго  молчал,  смотрел  в  глаза  отцу.  За  прошедшие  две  с
половиной недели они начали открываться  друг  для  друга,  как  никогда
прежде.
   - Ты думаешь, она сможет меня когда-нибудь полюбить?
   - Возможно, - сердце Гаррисона разрывалось на части.  -  Сейчас  тебе
надо думать о многом другом. Но как только ты поднимешься, - он не  стал
говорить  "встанешь  на  ноги",  -   выйдешь   отсюда,   тогда   сможешь
поразмыслить и об этом тоже.
   Оба знали, что в сексуальной сфере не было серьезных  повреждений,  и
врач сказал им, что при некоторой "изобретательности" Гарри когда-нибудь
сможет вести почти  нормальную  сексуальную  жизнь,  сможет  даже,  если
захочет, обрюхатить свою жену, что Гарри  не  особенно  воодушевило,  по
крайней мере сейчас, но Гаррисон понимал, что когда-то это  будет  иметь
для сына огромное значение. Он хотел бы ребенка от Таны. Одна эта  мысль
чуть не заставила его разрыдаться.
   Они еще немного побеседовали, и наконец Гаррисон ушел. Он собирался в
этот вечер поужинать с Таной, но теперь решил отменить эту  встречу.  По
телефону он объяснил, что пришла целая пачка телеграмм и ему надо на все
ответить. Они встретились за обедом на следующий день, и Гаррисон честно
все изложил. Со дня смерти жены это был самый тяжелый день в его  жизни.
По его мрачному лицу и  печальным  глазам  Тана  сразу  поняла,  что  не
дождется хороших вестей, и, как только  он  начал  говорить,  сердце  ее
остановилось. Она мгновенно поняла, что он скажет то, что  ей  вовсе  не
хочется слышать.
   - Я вчера разговаривал с Гарри, - он старался совладать с эмоциями, -
это было необходимо, ради нас обоих.
   - О нас? - Она  была  ошеломлена,  так  скоро,  ведь  ничего  еще  не
произошло, это был невинный роман...
   Гаррисон покачал головой:
   - Нет, о нем, о его чувствах к тебе. Мне надо было знать, прежде  чем
мы зайдем слишком далеко. - Он взял ее руку и посмотрел ей  в  глаза,  и
она почувствовала, что сердце ее снова растаяло. - Тана, я  хочу,  чтобы
ты знала, что я люблю тебя. Только одну женщину я любил так, как тебя, -
мою жену. Но я люблю и сына и ни за что на свете не  причиню  ему  боли,
неважно, что он считает меня негодяем, я и был таким когда-то. Я женился
бы на тебе.., если бы не знал о чувствах Гарри, - он больше не щадил ее.
- Он любит тебя, Тэн.
   - Что? - Эти слова поразили ее. - Вовсе  нет!  -  Да.  Он  просто  до
смерти боится отпугнуть тебя. Он рассказал мне об изнасиловании, о  том,
как  ты  относишься  к  свиданиям  с  мужчинами.  Он  много   лет   ждет
благоприятного случая, но я ничуть не сомневаюсь: все эти годы он  любит
тебя. Он сам признался. - Глаза Гаррисона были печальны.
   - О господи! - Тана была потрясена. - Но я не... Я... Я не думаю, что
могла бы...
   - И об этом я  догадывался.  Но  это  все  между  вами.  Если  бы  он
когда-либо набрался мужества открыться, тебе пришлось бы  самой  с  этим
разбираться. Но я хотел знать, что чувствует он. Как ты себя чувствуешь,
я знаю, знал это и до разговора с ним. - Ее глаза наполнились слезами, и
он тоже не мог скрыть слез, еще крепче сжимая ее руку. - Милая, я  люблю
тебя больше жизни, но если бы я сейчас отпустил  повода  и  позволил  бы
себе любить тебя так, как я хочу, если бы ты согласилась, это  убило  бы
моего сына. Это разбило бы его сердце и, может быть, разрушило бы то,  в
чем он сейчас так сильно нуждается. Я не могу так поступить с ним. И  ты
не можешь. Я действительно думаю, что ты не можешь.
   Она не сдерживала рыданий, а Гаррисон привлек ее  к  себе,  не  пряча
своих слез, им не надо было ничего скрывать, нигде, только перед  Гарри.
Но жизнь сыграла с нею самую жестокую из своих  шуток:  первый  мужчина,
которого она полюбила, не  может  любить  ее  из-за  своего  сына..,  ее
лучшего друга, которого она тоже любит, но совсем  по-другому.  Конечно,
она тоже не хотела причинять вреда Гарри, но она так любит Гаррисона...
   Это был мрачный вечер, наполненный слезами и сожалениями. И все равно
она хотела любить его, хотела спать с ним, но он не позволил  ей  так  с
собой поступить.
   - Милая, первый мужчина, который будет с тобой  после  того  ужасного
случая, должен быть самым лучшим, достойным тебя, только твоим.
   Нежно, с любовью он держал ее в объятиях, пока  она  рыдала,  и  даже
чуть не заплакал сам.
   Следующая неделя была самой тяжелой в ее жизни, и наконец он улетел в
Лондон, а Тана ощутила себя затерянной на берегу моря.  Она  была  снова
одна, со своими учебниками, с Гарри. Каждый  день,  взяв  учебники,  она
ходила в больницу, и выглядела она усталой, бледной, мрачной.
   - Да-а, глядеть на тебя  -  одно  удовольствие.  Что  с  тобой,  черт
возьми? Ты заболела?
   Почти так оно и было, из-за Гаррисона, но она понимала, что он  прав,
пусть это и  очень  больно.  Они  поступили  правильно  по  отношению  к
любимому человеку. А теперь она была с ним безжалостна, заставляя  Гарри
делать  то,  что  предписывали  врачи  и  медсестры,   подталкивая   его
оскорблениями или лестью, поддерживая и  поощряя  его,  когда  это  было
нужно.  Она  не  знала  усталости  и  была   преданной   сверх   всякого
воображения, а когда Гаррисон звонил с другого конца света, разговаривая
с ним, она чувствовала, как колотится  сердце,  но  он  не  отступал  от
своего  решения.  Он  пожертвовал  своей  любовью  ради  сына,  и   Тане
приходилось с этим мириться. Он не оставил ей  выбора.  Или  себе,  хотя
знал, что никогда не исцелится от своего чувства к ней. Надеялся только,
что она сможет.  У  нее  впереди  целая  жизнь  и,  хотелось  надеяться,
подходящий мужчина.

Глава 11

   Солнце  заливало  комнату,  где  Гарри  лежал,  пытаясь  читать.   Он
смертельно устал от своего дневного расписания: час в бассейне, два часа
физиотерапии. Каждый день одно и то же, надоевшее ему  до  чертиков.  Он
взглянул на часы, зная, что скоро придет Тана. Вот  уже  больше  четырех
месяцев  он  находился  у  Леттермана,  и  она  приходила  каждый  день,
приносила с собой пачки бумаг и заметок, горы книг. И почти  тотчас  же,
как он подумал о ней, открылась дверь и она вошла. За  последние  месяцы
Тана похудела: она чересчур усердно училась и все время  моталась  между
Беркли и больницей. Гаррисон Уинслоу предлагал купить машину для нее, но
она наотрез отказалась даже обсуждать это.
   - Привет, детка, чувствуешь подъем? Или  это  звучит  грубо?  -  Тана
усмехнулась, а он засмеялся.
   - Ты отвратительна, Тэн. - Сейчас он был уже не  так  щепетилен,  как
раньше. Пять недель назад он переспал с  медсестрой-студенткой,  немного
"творчески",  как  он  сказал  терапевту,  пришлось  проявить  некоторую
изобретательность,  но  обоим  это  понравилось,  и  Гарри   ничуть   не
волновало, что девушка обручена. Здесь не было и речи о настоящей любви,
и он не намеревался испытывать судьбу с  Таной.  Она  для  него  значила
чересчур много, как он сказал отцу, да и своих проблем у нее хватало.  -
Что ты сегодня делаешь?
   Она вздохнула и села, печально улыбаясь.
   - Что я всегда делаю? Всю ночь учусь, ворошу, заполняю  бумаги,  сдаю
экзамены. Господи, еще два таких года я не выдержу.
   - Еще как выдержишь, - улыбнулся он. Она наполняла светом его  жизнь,
без ее ежедневных визитов он пропал бы.
   - Почему ты так уверен? - Временами она сама в себе  сомневалась,  но
как-то всегда ей удавалось продолжать. Всегда.  Она  не  позволяла  себе
останавливаться. Она не могла позволить Гарри пасть  духом  и  не  могла
позволить себе запустить учебу и вылететь из колледжа.
   - У тебя столько упорства и решимости, как ни у  кого.  Ты  добьешься
своего, Тэн.
   Стойкость, вера - вот что они  давали  друг  другу.  Когда  он  бывал
подавлен, она орала на него, чуть не  доводя  до  слез,  заставляла  его
стараться делать все, что от него требовали; а  когда  она  думала,  что
все, больше и одного дня не вынесет в Боалте, он придирчиво  экзаменовал
ее, будил ее после короткого сна, конспектировал для нее учебники.
   Неожиданно он усмехнулся:
   - Да и вообще, не такое уж это трудное  дело  -  учиться  на  юриста.
Знаю, прочел кое-что из того, что ты оставила.
   Тана улыбнулась. На это она и рассчитывала. Но  когда  повернулась  к
нему, лицо ее было равнодушным.
   - Да ну? Почему тогда ты не попробуешь?
   - С какой стати мне нагружать горб?
   - А что тебе еще делать?  Сидеть  на  заднице  и  клянчить  помощи  у
медсестер?  И  сколько  это  будет  тянуться?  В  июне  тебя  собираются
вышвырнуть отсюда.
   - Это еще не наверняка. - При этой мысли Гарри занервничал. Он не был
уверен,  что  готов  отправиться  домой.  И  куда  домой?  Отец  столько
разъезжает, что не сможет все время быть с ним, даже если  бы  и  хотел.
Конечно, можно поселиться в  гостинице,  у  "Пьерра"  в  Нью-Йорке  есть
квартира, но от всего этого веет таким страшным одиночеством.
   - Что-то не очень тебя радует  мысль  о  возвращении  домой.  -  Тана
наблюдала за ним. Несколько дней  назад  она  разговаривала  об  этом  с
Гаррисоном (он позвонил из Женевы). Он звонил ей  каждую  неделю,  чтобы
справиться о Гарри, и она знала,  что  чувство  его  к  ней  по-прежнему
горячо, и сама она не охладела, но они приняли решение, и пути назад  не
было. Гаррисон Уинслоу не предаст своего сына. Тана понимала его и  была
согласна.
   - Мне некуда возвращаться, Тэн, у меня нет дома.
   Она думала об этом и раньше, но  не  слишком  серьезно,  но  все-таки
кое-какие мысли у нее были. Может быть, пора открыться ему?
   - А что, если ты будешь жить со мной?
   - В твоей унылой комнатенке? - Он засмеялся, но и ужаснулся. - Уже то
плохо, что я прикован к креслу. Но жить на свалке - нет уж,  увольте.  И
кроме того, где я буду спать? На  полу?  -  Он  состроил  отвратительную
рожу, и она засмеялась.
   - Можно найти место  для  нас  двоих,  если  цена  будет  не  слишком
высокая, чтобы я могла выплачивать свою долю.
   - И где же? - Эта мысль  еще  не  совсем  захватила  его,  но  что-то
привлекательное в ней было.
   - Не знаю... Может быть, в Хайт-Эшбери? - Не так давно она  проезжала
через этот район, где  хиппи  облюбовали  себе  местечко.  Только-только
начинался хипповый бум. Она, конечно, дразнила его. Там невозможно  было
прожить, если не носить летящих одежд, не оглушать себя все время ЛСД. -
Ну а серьезно, мы могли бы найти что-нибудь, если поискать.
   - Квартира должна быть на первом этаже. - Он задумчиво  посмотрел  на
инвалидное кресло, припаркованное к спинке кровати.
   - Знаю. И у меня есть еще одна идея. - Она решила одним махом сразить
его.
   - Что еще? - Он откинулся на подушки и смотрел  на  нее,  счастливый.
Эти месяцы, такие трудные для обоих,  связали  их  чем-то  особенным,  и
теперь они были близки настолько, что  ни  он,  ни  она  не  могли  себе
представить, что такое вообще возможно. - Слушай, ты  не  даешь  мне  ни
секунды покоя. Всегда у тебя наготове какой-то план,  какая-то  задумка.
Ты меня утомляешь, Тэн. - Но это вовсе не было жалобой.
   - Ты ведь знаешь, что тебе это полезно.
   Он знал, но не доставил ей удовольствия, признавшись.
   - Ну, выкладывай свою идею.
   - Не хочешь ли подать документы в Боалт? - Она затаила дыхание.
   Гарри был потрясен:
   - Я? Ты что, сдурела? Какого черта я там буду делать?
   - Вероятно, прогуливать и списывать, но если  это  не  получится,  ты
сможешь отсиживать свою задницу за  учебниками,  как  это  каждый  вечер
делаю я. У тебя будет занятие получше, чем ковырять в носу.
   - Каким же очаровательным я выгляжу в твоих глазах, дорогая. -  Он  с
кровати отвесил ей галантный поклон, и они рассмеялись. - Почему,  скажи
мне, ради бога, должен я мучить себя юриспруденцией? Я совсем не  обязан
так по-идиотски поступать.
   - У тебя прекрасно получится. - Тана серьезно смотрела на него.
   Он собрался было спорить, но хуже всего было  то,  что  ему  по  душе
пришлась эта мысль.
   - Ты хочешь сломать мою жизнь.
   - Да, - она ухмыльнулась. - Так будешь подавать документы?
   - Скорее всего я не пройду. У меня не такие  хорошие  оценки,  как  у
тебя.
   - Я уже узнавала, ты можешь поступать  как  ветеран.  Для  тебя  даже
могут сделать исключение... - Она старалась сказать это осторожно, но он
все равно разозлился.
   - И не думай об этом. Если ты смогла поступить, значит, и я смогу.
   И - проклятье! - неожиданно он захотел этого. Он даже засомневался, а
не было ли это его давним  желанием.  Может  быть,  из-за  ее  учебы  он
чувствовал себя заброшенным, потому что ему нечего  было  делать,  кроме
как лежать и наблюдать за сменой медсестер.
   Назавтра  она  принесла  ему  бланки  заявлений,  и  они  без   конца
обдумывали  их,  заполняли  и  наконец  отослали,  а  между   тем   Тана
подыскивала квартиру. Она должна быть со всеми удобствами,  без  которых
он не мог обойтись.
   В конце мая ей позвонила мать. Обычно днем дома Тану не застанешь, но
сейчас ей надо было кое-что сделать, да и Гарри чувствовал себя неплохо.
Одна из дежурных пришла снизу и постучалась к ней.  Тана  подумала,  что
это Гарри хочет узнать, как дела с квартирой. Она присмотрела два места,
которые ей понравились. Одно из них - в Пьемонте, и  она  была  уверена,
что такой сноб, как Гарри, конечно, предпочтет именно эту  квартиру,  но
хотела знать наверняка, что и ей она будет  по  карману.  Доход  ее  был
гораздо ниже, чем у Гарри, хотя летом она наметила себе неплохую работу.
Может быть, после...
   - Алло? - В трубке звучал сигнал междугородного звонка, и  сердце  ее
замерло: а что, если это опять Гарри-сон? Гарри так и не знал, что  было
между ними, или, вернее, что могло быть  и  чем  они  пожертвовали  ради
него. - Алло?
   - Тана? - Это была Джин.
   - Ох. Привет, мам.
   - Что-нибудь неладно? - Как-то странно она начала.
   - Нет, просто я думала, это другой человек. Что-нибудь  случилось?  -
Для ее звонка это был неурочный час. Может,  у  Артура  опять  сердечный
приступ? Он три месяца пробыл в Палм-Бич, и все это время  Джин  была  с
ним. Энн с  Джоном  и  Билли  вернулись  в  Нью-Йорк,  а  Джин  осталась
ухаживать за ним и после выписки из больницы, пока он не придет в  себя.
Только два месяца, как они с Артуром в Нью-Йорке, и у Джин, должно быть,
дел невпроворот, потому что она почти не звонила Тане.
   - Я  сомневалась,  дома  ли  ты  в  это  время.  -  Голос  ее  звучал
напряженно, словно она не знала, что сказать.
   - Обычно я в больнице, но сегодня у меня здесь дела.
   - Как твой друг?
   - Уже лучше. Он примерно через месяц выписывается. Я  подыскиваю  ему
квартиру. - Она решила пока не говорить, что они собираются жить вместе.
Для Таны это было совершенно естественно, но она знала, что  мать  будет
другого мнения.
   - А он сможет жить один? - с удивлением спросила Джин.
   - Вероятно, если будет вынужден, но не думаю, что он будет один.
   - Это разумно. - Она и вообразить не могла, что  это  значит,  у  нее
было свое на уме. - Я хотела тебе кое-что сказать, родная.
   - Что же?
   Джин совсем не была уверена, как отреагирует Тана, но  не  ходить  же
все время вокруг да около.
   - Артур и я собираемся пожениться. -  Она  затаила  дыхание,  а  Тана
просто остолбенела.
   - Вы - что?
   - Собираемся пожениться... Я.., он чувствует, что мы стареем.., и так
слишком долго мы вели себя глупо, - она запнулась, повторяя  его  слова,
которые он только накануне сказал ей. Все лицо ее горело, и она в страхе
ждала, что скажет Тана. Она знала, что дочь давно не любит  Артура,  но,
может быть, теперь...
   - Ты вовсе не была глупой, мам, вот он - да. Ему надо  было  жениться
на тебе по меньшей  мере  пятнадцать  лет  назад.  -  Она  на  мгновение
нахмурилась, размышляя над  словами  Джин.  -  Ты  действительно  хочешь
этого, мама? Он уже не молод, он болен... Самое тяжелое он приберег  для
тебя. - Это резко сказано, но правдиво, ведь до удара он и не помышлял о
женитьбе. Все эти годы такое ему и в голову не приходило, с того  самого
времени, как его жена шестнадцать лет назад вернулась домой из больницы.
И вдруг все изменилось, он понял, что и он смертен. - Ты уверена?
   - Да, Тана, уверена, - голос матери зазвучал  странно  спокойно.  Она
ждала этого почти двадцать лет и ни за что на свете не  откажется,  даже
ради собственного ребенка. У Таны теперь своя жизнь, а у нее нет никого,
кроме Артура. Она благодарна ему за то, что он наконец решил жениться на
ней. У них будет  удобная,  легкая  жизнь,  она  сможет  в  кои-то  веки
отдохнуть. Все эти годы одиночества и беспокойства: зайдет ли  он,  мыть
ли ей голову, так, на всякий случай... А он  две  недели  не  появлялся,
только когда Тана заболела  или  она  сама  жестоко  простудилась...  Но
теперь все это кончилось, начинается настоящая  жизнь.  Наконец-то.  Она
заслужила каждую минуту  этой  жизни  и  собирается  насладиться  каждым
мгновением. - Я абсолютно уверена.
   - Что ж, хорошо, - но Тана вовсе не прыгала от  радости.  -  Полагаю,
тебя следует поздравить. - Почему-то ей совсем не  хотелось  поздравлять
Джин. Ей казалось, что это будет такая  скучная  буржуазная  жизнь,  она
хотела бы, чтобы мать после стольких лет ожидания послала  его  ко  всем
чертям. Но это она так думает  по  молодости  своей,  а  Джин,  конечно,
считает совсем иначе. -Когда вы женитесь?
   - В июле. Ты ведь приедешь, родная,  правда?  -Опять  она  заговорила
нервно, и Тана кивнула. Все  равно  она  собиралась  приехать  домой  на
месяц. Она уже сказала об этом на работе, в юридической фирме, и они  ее
поняли, во всяком случае так сказали.
   - Конечно, я постараюсь. - И  вдруг  ее  осенило.  -  А  Гарри  можно
приехать?
   - В инвалидной коляске? - В голосе матери звучал  ужас,  и  в  глазах
Таны мгновенно появился стальной блеск.
   - Очевидно. У него же нет выбора.
   - Ну, я не знаю... Я думаю, ему будет неловко... Понимаешь,  все  эти
люди, и... Я должна спросить у Артура, что он скажет...
   - Не беспокойся, -  ноздри  Таны  затрепетали,  ей  хотелось  кого-то
задушить, в первую очередь Джин. -Все равно я не смогу приехать.
   Из глаз Джин брызнули слезы. Она понимала, на что решилась, но почему
с Таной всегда так трудно? Во всем она такая упрямая.
   - Тана, не делай этого, пожалуйста.., это просто... Почему ты  должна
тащить его с собой?
   - Потому что он полгода лежит в  больнице,  никого,  кроме  меня,  не
видит, и, может быть, ему было бы приятно