- Хиллари присела на кушетку и  невозмутимо  поджала
под себя ноги.
   - Где тебя носило? - Беседа приобретала  сюрреалистический  и  бессвязный
характер.
   - В Каннах.
   - Я имею в виду последние два дня.  Я  звонил,  и  мне  сказали,  что  ты
выехала из гостиницы.
   - Я приехала с друзьями на машине.
   - С Филиппом Маркхамом? - Это был какой-то абсурд.  Франция  в  состоянии
войны, а он выясняет отношения с женой по поводу ее любовника.
   - Ты что, опять за свое? Я думала, с этим мы уже покончили.
   - Дело не в этом. Дело в том, что сейчас не время  колесить  по  Франции,
пойми ты, ради Христа.
   - Ты велел мне вернуться,  и  вот  она  я.  -  Она  смотрела  на  него  с
неукротимой враждебностью; и ведь ей даже не  пришло  в  голову  спросить  о
сыне. Ник смотрел на жену  и  все  больше  убеждался  в  том,  что  начинает
ненавидеть ее.
   - Ты вернулась домой ровно через десять дней после того, как я велел тебе
возвращаться немедленно.
   - У меня были свои планы, которые я не могла изменить.
   - У тебя сын! Началась война!
   - Вот я и здесь. Ну и что дальше?
   Ник тяжело вздохнул. Он сегодня целый день думал об этом. Он не хотел так
поступать, но знал, что это необходимо:
   - Хочу отослать вас домой. Если это не будет слишком рискованно.
   - Неплохая мысль. - Хиллари улыбнулась - в первый раз с того момента, как
вошла в комнату. Они с Филиппом уже все обсудили перед тем, как он вышел  из
машины у "Георга Пятого". Он сказал, что забирает ее в  Нью-Йорк  независимо
от того, понравится это Нику или нет. А Ник, оказывается, эту  проблему  уже
решил. - И когда же мы едем?
   - Этот вопрос выясняется. Сейчас это стало нелегко.
   - Следовало позаботиться об этом еще в июне. - Хиллари резко поднялась  с
места и прошлась по комнате, а затем снова обернулась к Нику. -  Похоже,  ты
слишком застрял в этом бизнесе с фрицами и  совсем  забыл,  какой  опасности
подвергаешь нас. Ты понимаешь, что на тебе тоже есть доля вины  за  все?  За
то, что началась война? Кто знает, как немцы  используют  сталь,  которую  у
тебя купили?
   У Ника оставалось одно утешение - два дня назад он разорвал все контракты
с Германией. Пусть его компания понесет значительные убытки,  но  с  Третьим
рейхом он больше не будет иметь дел. Ник сожалел только о том, что не сделал
этого раньше. И сейчас, глядя в глаза жены, он вспоминал слова,  которые  на
корабле сказала ему Лиана: "Пришло время делать выбор". Да, время пришло,  и
он сделал выбор, хотя все-таки поздно - теперь ему придется жить с сознанием
вины. Но ведь он и помогал,  хотя  и  втайне.  Однако  помощь  вооружающимся
Британии, Франции и Польше была слабым утешением. Ведь одновременно  с  этим
он помогал вооружаться и немцам. И Хиллари теперь сыпала ему соль  на  раны.
Он посмотрел на нее с удивлением.
   - Хил, за что ты меня так ненавидишь?  Она  задумалась,  а  потом  пожала
плечами.
   - Не знаю. - Возможно, потому что ты постоянно напоминаешь мне о том, кем
я стала. Ты хотел от меня чего-то такого, что я  не  в  состоянии  дать.  Ты
подавлял меня с первой же нашей  встречи.  Нашел  бы  лучше  милую  школьную
учителку, которая нарожала бы тебе воз ребятишек.
   - Но я не стремился к этому. Я любил тебя, - сказал он устало и печально.
Все кончено между ними.
   - А теперь больше не любишь? - Она не могла удержаться и не  задать  этот
вопрос. И узнать ответ. В нем был ключ к свободе.
   Он медленно покачал головой.
   - Нет, больше не люблю. Так лучше для нас обоих.
   Она кивнула:
   - Пожалуй. - Затем тяжело вздохнула и направилась к двери. - Я к  Джонни.
Когда мы едем?
   - Как только мне удастся это устроить.
   - Ты поедешь с нами, Ник? - Она  смотрела  на  него,  ожидая  ответа.  Он
отрицательно покачал головой.
   - Нет, мне придется остаться. Но я приеду при первой возможности.
   Она кивнула и вышла из комнаты, а он медленно подошел к окну и  посмотрел
в сад.

Глава пятнадцатая

   В ночь на шестое сентября, в полночь Лиана разогрела Арману легкий ужин и
сама присела с мужем. Арман ограничился супом и небольшим кусочком хлеба. Он
был слишком измотан после целой вереницы деловых встреч. Из Польши приходили
плохие известия, хотя Варшава еще, слава Богу, держалась Судя по  тому,  что
удавалось узнать, ситуация  там  была  критической  и  поляки  встали  перед
опасностью полного уничтожения. Теперь на лице Армана отражались и  годы,  и
скорбь, и тревога за собственную страну.
   - Лиана, я хочу тебе кое-что сказать...
   Какое еще печальное известие она от него услышит? Ей  казалось,  что  все
худшее уже было высказано.
   - Да?
   -  В  порт  Саутхемптона  вчера   вечером   пришел   британский   корабль
"Аквитания". Он идет в Штаты с последним пассажирским  рейсом,  после  этого
начнет перевозить войска. И я хочу... -  Лиана  затаила  дыхание.  -  Чтобы,
когда он будет отплывать, ты с девочками была на его борту.
   Лиана помолчала, а затем отрицательно покачала головой. Она выпрямилась и
посмотрела ему прямо в глаза:
   - Нет, Арман, мы не  поедем.  Теперь  настала  его  очередь  взволнованно
затаить дыхание.
   - Ты сошла  с  ума!  Франция  вступила  в  войну.  Вам  нужно  немедленно
вернуться. Я должен быть уверен, что ты и девочки в полной безопасности.
   - На английском корабле, в  Атлантике,  где,  наверное,  немало  немецких
подводных лодок? Они потопили "Атению", значит, могут потопить и это судно.
   Арман тряхнул головой. Слишком  свежи  были  в  памяти  ужасы  варшавских
событий, о которых он сегодня узнал. Он не может позволить  жене  и  дочерям
оставаться во Франции и сражаться против немцев.
   - Не спорь со мной. - Он слишком устал,  чтобы  снова  и  снова  убеждать
жену, кроме того, он никак не ожидал встретить в Лиане такую решительность.
   - Мы никуда не поедем. Мы останемся с тобой. Мы  же  уже  обсуждали  это,
когда началась война. Здесь остаются другие женщины, другие дети. Почему  мы
должны уехать?
   - Потому что в Соединенных  Штатах  вы  будете  в  большей  безопасности.
Рузвельт продолжает утверждать, что никогда не вступит в войну.
   Это была" не новость, но Лиана по-прежнему не могла слышать об  этом  без
отвращения.
   - Ты что, не веришь во  Францию?  Она  не  падет,  как  Чехословакия  или
Польша.
   - Хорошо, а  если  начнутся  бомбежки,  а  они  непременно  начнутся,  ты
все-таки будешь сидеть тут, а, Лиана?
   - Но другие же пережили прошлую войну.
   Он так устал, что засыпал прямо за столом, Лиана же была полна энергии  и
решимости остаться в Париже. Арман не мог ее переубедить. Ничего не  добился
он и утром, когда, проснувшись, они снова вернулись к этому разговору. Когда
в половине восьмого он уже собрался уходить, она посмотрела на него и  нежно
улыбнулась:
   - Я люблю тебя, Арман. И мое место  -  быть  рядом  с  тобой.  Больше  не
упрашивай меня. Я не поеду.
   Он долго смотрел ей в глаза.
   - Ты удивительная женщина. Я всегда это знал. И все же у  тебя  еще  есть
время передумать. Тебе стоит вернуться в Америку, пока можно.
   - У меня там ничего нет. Мой дом здесь, с тобой.
   Когда он, прощаясь, целовал ее, у него в глазах стояли слезы. Никогда еще
Арман не был так тронут. Его жена оказалась такой же храброй,  как  польские
женщины.
   - Я люблю тебя.
   - Я тебя тоже, - прошептала Лиана, целуя его.
   Арман ушел. Лиана знала - он вернется не раньше полуночи и будет падать с
ног от усталости. Но по крайней мере на это были серьезные причины. Началась
война. И все же Лиана остается здесь. Она должна оставаться рядом с мужем.

Глава шестнадцатая

   - Ты готов?
   Джонни кивнул. Он смотрел на отца большими печальными глазами, прижимая к
груди щенка. Няня стояла рядом.
   - Ты положил свою бейсбольную биту в чемодан?
   Мальчик снова кивнул, слезы ручьем покатились у него из глаз. Отец прижал
его к себе.
   - Я понимаю, сынок... я понимаю... Я тоже буду по тебе скучать... Но ведь
это ненадолго. - Он стиснул зубы,  моля  Бога,  чтобы  его  слова  оказались
правдой: Сам он уехать пока не мог. Дела задерживали его в Европе.
   - Я не хочу уезжать без тебя, папа.
   - Но это ненадолго... обещаю тебе...
   Ник взглянул на Хиллари, она была необычно тиха и спокойна. Чемоданы  уже
ожидали в прихожей. На этот раз не пришлось загружать тюками две машины.  Им
сообщили, что каждый пассажир имеет  право  провезти  только  два  чемодана.
Корабль и так был перегружен, на этот  раз  плыть  придется  без  роскоши  и
великолепия, хотя в списке пассажиров  попадались  и  громкие  имена.  Сотни
состоятельных американских туристов оказались в Европе,  как  в  ловушке,  и
теперь они отчаянно осаждали свои посольства,  требуя,  чтобы  их  отправили
домой.  Все  французские  и  британские  постоянные  рейсы  были   отменены.
"Нормандия" прибыла  в  Нью-Йорк  двадцать  восьмого  августа,  и  владельцы
выслали телеграмму с просьбой поставить ее там на прикол. Рейсы американских
судов в Европу тоже отменили, а посол  Кеннеди  отчаянно  телеграфировал  из
Лондона,  сообщая  о  целой  армии  американских  туристов,  оказавшихся   в
опасности, - ему удалось добиться, чтобы за ними  прислали  корабли.  Должны
были прийти "Вашингтон", "Манхэттен" и "Президент  Рузвельт",  но  никто  не
знал, когда  это  произойдет.  Так  что  "Аквитания"  осталась  единственным
судном, имевшим твердую  дату  отплытия.  Но  и  у  нее  это  был  последний
пассажирский рейс.
   Все хорошо понимали, насколько опасным будет это путешествие через океан.
Рассказывали  ужасающие  истории  о  немецких   подводных   лодках.   Однако
"Аквитания" благодаря некоторым особенностям конструкции меньше других судов
была подвержена опасностям атаки из глубины, В Европу она шла с  потушенными
фонарями, постоянно меняя направление. Так что возвращение в Америку  сулило
быть интересным.
   У дома на авеню Фош  стоял  большой  черный  "дюзенберг".  Хиллари,  Ник,
Джонни и няня  садились  в  него  с  угрюмым  выражением  на  лицах.  Машина
направлялась в Кале, где уже дожидалась нанятая Ником яхта, которая доставит
их  в  Дувр.  А  там  они  пересядут  на  автомобиль,  чтобы  добраться   до
Саутхемптона.   Путешествие   оказалось   не   столько   опасным,    сколько
утомительным. Когда они наконец вышли у  причала,  где  стояла  "Аквитания",
Хиллари, неожиданно для самой себя, чуть не расплакалась. Она очень боялась,
что судно пойдет ко дну. Прежде чем пассажиры начали подниматься на борт, их
предупредили о возможной опасности - и Хиллари даже прижалась  к  Нику,  что
было уж совсем на нее не похоже. Всех предупредили, что пассажир, поднимаясь
на борт судна, принадлежащего одной из воюющих  сторон,  должен  знать,  что
корабль может быть потоплен без предупреждения. Это сообщение произвело свое
действие, и  все  трое  Бернхамов  крепко  обняли  друг  друга,  прежде  чем
подняться на борт. Нику удалось  достать  для  них  только  одну  маленькую,
душную  каюту  с  тремя  койками:  одна,  самая  приличная,  предназначалась
Хиллари, а две другие, расположенные одна над другой, -  для  Джонни  и  его
няни. Зато у них был отдельный туалет.
   Ник оставался с сыном, пока не прозвучал последний сигнал к отплытию, и в
последний миг сжал Джона в объятиях.
   - Будь большим мальчиком, тигренок, я тебе  поручаю  заботиться  о  маме.
Слушайся ее на корабле. Это очень важно.
   - Ой, папочка... - Голос его дрожал почти так же, как и голос отца. - Как
ты думаешь, мы утонем?
   - Ну, конечно, нет. А я каждый день буду думать, что у вас все хорошо.  А
как только вы приедете, мама даст мне телеграмму.
   - А щенок? - Собачка дрожала под кроватью. Джонни пронес  ее  на  корабль
тайком, чтобы никто не заметил. Никаких  домашних  животных  на  корабль  не
допускали, но англичане любят собак, и Джонни надеялся, что с ней ничего  не
сделают, даже если обнаружат ее во время плавания. - А что я буду делать  со
щенком, если корабль станет тонуть?
   - Не станет. Но если бы  это  и  случилось,  нужно  будет  просто  крепко
держать его на спасательном жилете. - Ник повернулся  к  жене,  не  выпуская
сына из рук. - Береги себя, Хил... себя и Джона... - Он снова  посмотрел  на
сына, который без стеснения плакал, глядя вверх, на отца.
   - Хорошо, Ник. И ты тоже -  береги  себя  здесь.  -  Судорожно  сглотнув,
Хиллари прижала его к себе. - Возвращайся скорее.
   В эти последние мгновения на борту корабля стена  ненависти  между  ними,
казалось, пошатнулась. На нее просто не оставалось времени. Они вдруг  остро
ощутили, что могут больше никогда не увидеть друг  друга.  Няня  истерически
рыдала, сидя у себя на койке. Это будет еще то плавание, предчувствовал Ник.
Он только молил Бога, чтобы "Аквитания" благополучно пересекла океан.
   Он стоял один на причале и неистово махал рукой,  пока  еще  различал  их
лица и фигуры, а затем, уверенный, что сын его больше не видит, закрыл  лицо
руками и зарыдал. Докер, проходивший мимо, деликатно  кашлянул,  остановился
и, похлопав Ника по плечу, сказал:
   - Все будет нормально, приятель... Это корабль так корабль... я  как  раз
только что на нем из Нью-Йорка... идет как ветер, да уж... фрицам за ним  не
угнаться.
   Ник кивнул, благодаря рабочего за эти ободряющие слова, но  ответить  был
не в состоянии. Он чувствовал себя так, словно его жизнь и  душа  уплыли  на
этом корабле. Он зашел в зал ожидания, чтобы выпить воды, и заметил на стене
список пассажиров "Аквитании". И как будто это снова могло приблизить его  к
Джонни, он стал просматривать список и скоро  нашел  в  нем  своих.  "Миссис
Николас Бернхам, мистер Джон Бернхам..." Фамилия няни была указана  в  самом
конце, и Ник пробежал  глазами  весь  список.  Внезапно  его  сердце  обдало
холодом. Внизу значилось: "мистер Филипп Маркхам".

Глава семнадцатая

   Обычно "Аквитания" брала на борт три тысячи двести тридцать пассажиров, а
численность экипажа доходила до девятисот семидесяти  двух  человек,  но  на
этот раз, благодаря тому, что с корабля  убрали  часть  мебели  и  поставили
дополнительные койки, "Аквитания" взяла на четыреста человек  больше.  Каюты
были забиты до отказа - несколько семей, привыкших  к  просторным  роскошным
апартаментам,  такие,   как   Хиллари   с   Джоном,   теперь   теснились   в
одной-единственной каюте.  Но  этот  рейс  был  совершенно  необычным.  Обед
подавали в пять, а то и  в  четыре  часа,  и  после  захода  солнца  корабль
полностью погружался в  темноту.  Пассажирам  рекомендовали  с  наступлением
сумерек вообще не выходить в коридор во избежание  несчастных  случаев.  Все
окна и иллюминаторы были  закрашены  черной  краской,  так  что  и  туалетом
приходилось пользоваться, не включая света,  -  приходилось  привыкать  и  к
этому. Большинство пассажиров были американцы, хотя англичан тоже было много
- эти  держались  очень  спокойно,  к  обеду  неизменно  являлись  в  черных
галстуках и обсуждали военные новости, вовсе не считая  это  несвоевременным
из-за того, что началась война.
   Что  касается  самого  корабля,  те  помещения,  которых   не   затронули
переделки, все еще сохраняли ауру элегантных викторианских гостиных и являли
странный контраст с развешанными по стенам плакатами, где разъяснялось,  что
следует делать в случае нападения германской подлодки.
   На второй день плавания Джон успокоился настолько, что  Хиллари  решилась
познакомить его с Филиппом Маркхамом. Она объяснила сыну, о что Филипп -  ее
старый друг еще по Нью-Йорку и теперь они случайно встретились  на  корабле,
но, когда Хиллари и Филипп разговаривали, Джон смотрел на них с  откровенным
подозрением. На следующий день он увидел, как они вдвоем гуляют по палубе, и
сказал няне:
   - Я его ненавижу.
   Няня выбранила его, но Джон как будто  не  обратил  на  это  внимания,  а
вечером то же самое повторил матери. Она дала ему  пощечину.  Всей  ладонью,
звонко. Но он даже не заплакал.
   - Делай со мной что хочешь. Но когда я вырасту, я буду жить с папой.
   - Но ведь и я буду вместе с вами.
   Руки Хиллари дрожали, но голос она уже контролировала.  Ребенок  оказался
слишком сообразительным для его возраста и слишком хорошо  понимал  все  про
взрослых. Хиллари была рада, что он, по крайней мере,  не  может  рассказать
обо всем Нику. "Интересно, видел ли  он,  как  мы  целовались",  -  подумала
Хиллари. Прошлую ночь она провела в своей постели, хотя и не по собственному
желанию. Просто Филипп делил каюту с тремя другими мужчинами.
   - Что значит ты будешь жить с папой? А я?
   - А ты не будешь. Бьюсь об заклад, ты будешь  жить  с  ним.  -  Джону  не
хотелось даже произносить это имя, даже показывать,  что  он  запомнил,  как
зовут человека, с которым познакомила его мать.
   - Какая ерунда.
   Но ведь именно об этом они недавно говорили с  Филиппом.  Заботы  Ника  о
сохранении семьи совсем  не  волновали  Хиллари.  Вот  если  бы  ей  удалось
добиться от него согласия на развод, когда она  вернется  в  Америку...  Или
если она сама получит  доказательства  его  неверности  и  подаст  в  суд  -
тогда-то уж она сможет выйти замуж за Филиппа.
   - Я больше не желаю об этом слушать, - заявила Хиллари сыну.
   И  больше  она  ничего  подобного  не  слышала.  Джон  вообще  почти   не
разговаривал с ней. Он проводил время с  няней,  а  чаще  всего  возился  со
щенком в каюте. Плавание было  тяжелым  и  утомительным  для  всех  -  из-за
постоянных поворотов и ночного  затмения  длилось  значительно  дольше,  чем
обычно, так что,  когда  судно  наконец  дошло  до  Нью-Йорка,  Хиллари  так
измучилась, что зареклась еще  когда-нибудь  подниматься  на  борт  корабля.
Никогда в жизни она так не  радовалась  тому,  что  оказалась  в  Нью-Йорке.
Несмотря на это, она пробыла там лишь  несколько  дней,  после  чего  увезла
Джонни в Бостон к своей матери, где и оставила его.
   - Почему ты меня тут оставляешь? Разве мы не поедем домой? - Джонни никак
не мог понять, почему он будет жить у бабушки.
   - Я пока поеду туда одна. Нужно сначала привести нашу квартиру в порядок.
   Квартира стояла запертой четыре месяца, и Хиллари уверяла  сына,  что  ей
придется немало потрудиться, чтобы там снова можно было жить. Но прошло  две
недели, и бабушка записала внука в бостонскую школу. Она  уверяла  мальчика,
что это ненадолго, что это делается для того, чтобы он не пропустил занятия,
пока мама готовит квартиру. Но однажды он подслушал, как  бабушка  с  кем-то
разговаривала, и узнал, что отдать его в школу решила она сама,  потому  что
не имела ни малейшего представления, когда Хиллари  явится  за  сыном.  Джон
понял, что бабушка его обманывает. Он догадывался, почему это происходит, но
молчал. Она, наверное, с этим человеком, с мистером Маркхамом... Джон  хотел
было даже написать обо всем отцу, но внутренний голос подсказал ему, что это
не очень удачная  мысль.  Вдруг  папа  слишком  расстроится.  Лучше  он  все
расскажет ему, когда тот приедет. В последнем письме, которое Джонни получил
от отца, тот обещал приехать как можно скорее, возможно,  даже  сразу  после
Рождества. Но до Рождества  еще  так  долго!  Хотя  папа  и  напоминал,  что
осталось ждать всего два месяца.
   У бабушки Джонни чувствовал себя одиноко.  Она  была  старая,  и  ей  все
действовало на нервы. Хорошо еще,  что  она  разрешила  Джонни  взять  домой
щенка, которого он привез из Франции.

***

   Прошла неделя с тех пор, как Ник писал сыну в последний  раз.  И  вот  на
небольшом приеме в  американском  консульстве  он  неожиданно  столкнулся  с
Арманом и Лианой. Де Вильеры впервые за несколько месяцев вышли в свет Лиане
казалось, что за лето ее знакомые заметно постарели. Сама она была в  весьма
эффектном платье из черного атласа, но выглядела очень  усталой.  Напряжение
сказывалось на  всех,  хотя  внешне  Париж  сохранял  спокойствие.  Все  еще
продолжали переживать падение Варшавы - это  случилось  месяц  назад  Поляки
доблестно сражались, но семнадцатого сентября Со