стве, но ее ответ неприятно его удивил.
   - Мне звонил Рауль Лопес, - сказала Глэдис,  глядя  на  него  в  упор.  В
глазах  Дугласа  промелькнула  тень  недовольства,  а  на   лице   появилось
настороженное выражение. Впрочем, оснований для недовольства у него не могло
быть никаких: в последнее время агент звонил Глэдис все реже, и  его  звонки
никогда ни к чему не приводили.
   - Ну и что? - спросил Дуг.
   - Он предложил  мне  очень  интересное  дело,  -  ответила  Глэдис.  -  К
сожалению, для того чтобы его выполнить, мне  пришлось  бы  почти  на  месяц
уехать в Корею.
   Дуг саркастически хмыкнул.
   - Как это похоже на Рауля! - произнес он, однако в тоне его  было  больше
снисходительности,  чем  тревоги.  После  вчерашнего  внушения  Дуглас   был
особенно уверен в благоразумии Глэдис, и, хотя новость нельзя  было  назвать
приятной, никаких особых опасений она ему не внушала. - Кстати, в какую дыру
он собирался запихнуть тебя в прошлый раз? В  Зимбабве,  кажется?..  На  мой
взгляд, это становится просто неприличным! И как ему  только  не  надоест  -
ведь он отлично знает, что все равно ничего не выйдет!..
   - Но Рауль  действительно  думал,  что  я  соглашусь.  Предложение  очень
заманчивое. - Ей очень хотелось, чтобы Дуг поблагодарил ее за  то,  что  она
никуда не поехала.
   - Послушай, почему ты не скажешь Раулю, чтобы он просто вычеркнул тебя из
своих списков? Пора уже перестать дергать тебя  попусту,  да  и  самому  ему
будет гораздо спокойнее. Ты все равно не можешь выполнять для  него  никакой
работы. Честное слово, Глэдис, я очень удивлен, что Рауль все еще на  что-то
надеется. Кстати, может быть, ты объяснишь мне это?
   - Все очень просто, - проговорила Глэдис  негромко,  стараясь  хоть  этим
смягчить резкость своего ответа. - Я умею хорошо фотографировать. Я  неплохо
справлялась с тем, что мне поручали, и  редакторы  до  сих  пор  помнят  мои
работы и спрашивают обо мне у Рауля. Не  стану  скрывать.  Дуг,  мне  лестно
подобное внимание. Оно означает как минимум, что я что-то собой представляю.
   В последних ее словах содержался и намек, и мольба. "Ну пойми же меня!  -
как будто просила она. - Пойми  и  скажи,  что  я  была  и  остаюсь  хорошим
фотографом, несмотря на то,  что  вот  уже  почти  полтора  десятка  лет  не
работала серьезно!" Но Дуг ее не слышал -  просто  не  хотел  услышать.  Как
только речь заходила о работе Глэдис, он становился слеп на оба глаза и глух
на оба уха.
   - Тебе не надо было заниматься скандалом в Гарлеме, - сказал он  сухо.  -
Из-за этого твой агент решил, что ты не прочь и дальше с  ним  сотрудничать.
Но ведь это не так, Глэдис, не правда ли?
   Глэдис слушала его, и постепенно ей становилось ясно, чего он  добивался.
Дуг требовал, чтобы она отказалась от  своей  карьеры  раз  и  навсегда,  и,
должно быть, именно поэтому ей вдруг с особенной силой захотелось  вернуться
к работе фотожурналиста. Быть может, не в полном объеме, но все-таки...  Ах,
если бы только Раулю удалось найти такую тему для  репортажа,  чтобы  ей  не
нужно было никуда уезжать надолго!..
   - А по-моему, гарлемский репортаж мне удался. Я рада, что сделала его,  -
возразила Глэдис, машинально улыбнувшись  официанту,  подошедшему  к  ним  с
карточками меню. Но есть ей уже расхотелось - Дуглас снова ее расстроил. Он,
казалось, просто не понимал, что она думает и  чувствует.  Впрочем,  тут  же
спохватилась Глэдис, возможно, ей не стоило судить его  так  строго.  Она  и
сама толком не понимала, что с ней творится. Просто  внезапно  она  ощутила,
что жизнь ее пуста и что ей отчаянно не хватает того, от чего  она  когда-то
столь опрометчиво отказалась. Но почему Дуг  должен  догадываться  обо  всем
этом, если она не удосужилась ничего ему объяснить?
   - Ты знаешь, - сказала она примирительным тоном, - мне бы очень  хотелось
работать. Хотя бы изредка, хотя  бы  чуть-чуть!..  И  это  вовсе  ничему  не
помешало  бы.  За  все  эти  годы  я  никогда  не   задумывалась   об   этом
по-настоящему. Понимаешь, мне начинает казаться, что мне чего-то не хватает.
   - С чего ты взяла?
   - Не знаю, - честно призналась Глэдис. - Быть может, из-за  Мэйбл...  Она
упрекнула меня в том, что я похоронила свой талант. А сегодня позвонил Рауль
и предложил сделать репортаж о корейских детях. Я просто  не  могу  описать,
насколько интересной показалась мне эта работа...
   Была и еще одна причина, о которой Глэдис умолчала. Их вчерашний разговор
с Дугом тоже подлил масла в огонь, который незаметно, исподволь,  разгорался
в ее душе. Она никак не могла  забыть  того  пренебрежения,  с  которым  Дуг
отмахнулся от ее карьеры, как от чего-то совершенно  нестоящего.  А  как  он
отозвался о ее отце? Ведь он был талантливейшим фотографом, но Дуг говорил о
нем покровительственно, как о безответственном мальчишке, который разъезжает
по всему миру с единственной целью - потешить свое тщеславие.
   Как бы там ни было, это внезапное желание самоутвердиться, доказать самой
себе, что она еще что-то может, что она личность, а не бесплатное приложение
к детям и мужу, было в ней чрезвычайно сильным. Глэдис ужасно  боялась,  что
Мэйбл может оказаться права и что теперь  она  -  просто  домашняя  хозяйка,
повар и шофер.
   - Твоя Мэйбл вечно мутит воду, - пробормотал Дуг, углубившись в  меню.  -
Как насчет цыплячьих грудок, дорогая?
   И Глэдис с горечью подумала, что Дуг, как и вчера, совершенно не  слушает
ее. Он как будто был заранее уверен, что ничего разумного или логичного  она
сказать не сможет. От этой мысли на глаза у нее навернулись слезы.
   - Я думаю, - сказала она, глядя на него поверх своей карточки меню, - что
Мэйбл до сих пор жалеет о том, что ей пришлось оставить работу. Возможно, ей
действительно не следовало этого делать, - добавила она, думая  о  том,  что
Мэйбл наверняка не стала бы обедать с Дэном Льюисоном, если бы  у  нее  было
какое-нибудь настоящее, серьезное дело. Впрочем, этими своими  соображениями
она делиться с Дугом не стала. - Я еще  в  лучшем  положении,  -  промолвила
Глэдис после недолгого размышления. - Если я захочу вернуться в  фотографию,
я могу сделать это в любой момент. За  эти  четырнадцать  лет  я  ничего  не
потеряла. Стараниями Рауля мое имя все еще что-то значит в фотомире. У  меня
есть  возможность  выбирать.  Мне  необязательно  работать  полный  день   и
необязательно ехать в Корею, если я этого не хочу. А бедняжке Мэйбл придется
все  начинать  с  нуля,  ведь  до  того,   как   выйти   замуж,   она   была
юрисконсультом...
   - О чем ты говоришь?! - Дуг, сделав заказ  за  себя  и  за  нее,  в  упор
посмотрел на Глэдис. Брови его были нахмурены, а лицо исказилось, словно  он
съел  что-то  очень  кислое.  -  Ты  что,  серьезно   решила   вернуться   в
фотожурналистику? Но ведь это совершенно невозможно, ты не можешь  этого  не
понимать!
   - Почему? Я вполне могу сделать для Рауля серию снимков  или  даже  целый
репортаж на местном материале, - возразила Глэдис, машинально  отметив,  что
Дуг даже не дал ей времени ответить на свой же вопрос. Как и вчера,  он  все
решил за нее.
   - Ты можешь делать все, что тебе угодно, - отчеканил Дуг. - Я не  понимаю
другого - зачем тебе это нужно? Что за детские фантазии - носиться по городу
с фотоаппаратом и снимать, снимать, снимать!.. Ведь ты уже выросла,  Глэдис,
и подобное поведение тебе просто не к лицу. Что  за  блажь  взбрела  тебе  в
голову?..
   Он говорил с таким пренебрежением! Это начинало не на шутку злить Глэдис,
хотя она и пыталась справиться со своим раздражением.
   - Если тебе так хочется использовать свой "талант", - заметил Дуг,  также
начиная раздражаться, - снимай  наших  детей.  У  тебя  неплохо  получалось!
Почему же это вдруг перестало тебя удовлетворять? Я  почему-то  уверен,  что
это Мэйбл тебя взбаламутила. Либо она, либо Рауль, который думает  только  о
том, как бы заработать лишнюю десятку. Так вот, пусть твой агент  использует
для этого кого угодно, но только не  тебя.  В  Нью-Йорке  полно  фотографов,
которых он может послать хоть в Корею,  хоть  на  Северный  полюс,  хоть  на
Луну!..
   - Думаю, за этим дело  не  станет,  -  негромко  ответила  Глэдис,  когда
официант принес салат под холодным майонезом и паштет из цесарки. - Я  вовсе
не утверждаю, что я незаменимая, единственная в своем роде,  супергениальная
и так далее. Я просто хочу сказать, что наши дети уже подросли  и  ничто  не
мешает мне время от времени выполнять небольшие задания.
   - Во-первых, - жестко заявил Дуг, - я достаточно  зарабатываю.  Или  тебе
мало? А во-вторых, Сэму еще только девять - не забывай об этом! Он  все  еще
нуждается в тебе.
   - Я вовсе не собиралась бросать детей, Дуг. Я  только  хотела,  чтобы  ты
понял: для меня эта работа значит очень много!
   Но Дуглас не желал ничего слышать.
   - Почему для тебя это так важно? - снова спросил он. - Почему - вот  чего
я никак не пойму! Что такого особенного может  быть  в  том,  чтобы  щелкать
фотоаппаратом, а потом печатать картинки?
   Он уже говорил это  вчера,  только  немного  другими  словами,  и  Глэдис
почувствовала себя жалким насекомым, которое раз за разом пытается выбраться
из стеклянной банки, но снова срывается обратно.
   - Пойми, Дуг, для меня это больше, чем  "картинки"!  Через  фотографию  я
самовыражаюсь, и у меня это неплохо получается. Настолько неплохо,  что  мои
снимки нравятся не только мне самой, но и другим. По-моему, все просто...
   - Почему ты не можешь самовыражаться, снимая  наших  детей?  Почему  тебе
обязательно нужно ехать куда-то черт знает  куда?  Почему  тебе  обязательно
нужно выполнять чье-то задание?
   Глэдис ненадолго задумалась.
   - Быть может, мне  просто  хочется  сделать  что-нибудь  значительное.  Я
должна знать, что моя жизнь не пуста, что в ней есть смысл.
   - Ради всего святого, не надо о  высоком,  ладно?  -  Дуг  поморщился  и,
отложив вилку, бросил на нее раздраженный взгляд. - Что это на тебя  сегодня
нашло? Нет, это наверняка Мэйбл! Я чувствую, что она  с  тобой  как  следует
"поработала".
   - Мэйбл тут ни при чем, - попыталась возразить Глэдис, защищая не столько
подругу, сколько себя. - Дело во мне, Дуг! Я поняла, что в жизни должно быть
что-то, кроме стирки, уборки, готовки. Неужели ты  хотел  бы  посвятить  всю
жизнь тому, чтобы вытирать с ковра разлитый детьми яблочный сок?
   Дуг снова поморщился.
   - Речь сейчас не обо мне. А вот ты говоришь точь-в-точь, как Мэйбл. Я как
будто даже слышу ее голос.
   - А ты не допускаешь, что Мэйбл может быть права? Я согласна, она  иногда
говорит и делает глупости, но не оттого ли, что  чувствует  себя  никому  не
нужной, бесполезной и сама жизнь представляется ей бессмысленной? Будь у нее
какая-нибудь цель, она бы не совершала.., опрометчивых поступков.
   - Если ты собираешься сказать мне,  что  Мэйбл  изменяет  Джеффу,  то  не
трудись - я знаю об этом уже давно. И если он ничего не замечает, то в  этом
никто, кроме него самого, не виноват. Мэйбл не пропускает ни одного мужчины;
она готова вешаться на шею каждому, кто носит  брюки.  Ты  что,  собираешься
поступать так же, если я не позволю тебе фотографировать?
   Он был в ярости, и его не смутило даже появление официанта, который подал
главное блюдо. Глэдис поняла, что их романтический ужин вдвоем пошел псу под
хвост.
   - Разумеется, нет, - поспешила она успокоить его. - И вообще, я не знала,
что Мэйбл изменяет Джеффу, - солгала она, чтобы выгородить подругу. Впрочем,
Глэдис тут же  подумала  о  том,  что  поведение  Мэйбл  не  имеет  никакого
отношения к их разговору и, строго говоря, Дугласу не должно быть  до  этого
никакого дела.
   - Я имела в виду только себя, - добавила она. -  Мне  начинает  казаться,
что, кроме тебя и детей, мне в жизни необходимо что-то еще. До того,  как  я
отказалась от своей карьеры, мои дела шли очень хорошо.  И  я  уверена,  что
могла бы без ущерба для семьи вернуться к фотожурналистике. Это  помогло  бы
мне расширить кругозор и почувствовать себя полноценной личностью.
   - У тебя так много свободного времени? - раздраженно ухмыльнулся Дуг. - А
мне казалось, что наши дети еще недостаточно большие, чтобы  обходиться  без
твоей помощи. Ты сама много раз говорила мне об этом. Нет, Глэдис, из  твоей
затеи ничего не выйдет, если только ты не хочешь нанять постоянную няню  или
отдать детей в группы продленного дня. Я не склонен поощрять твои капризы. Я
просто не позволю тебе бросить детей на руки чужим людям: ты - мать, и  наши
дети нуждаются в тебе. Вот самое главное, остальное не должно иметь для тебя
никакого значения.
   - Дуг, ты не можешь упрекнуть  меня  в  том,  что  я  пренебрегаю  своими
обязанностями. Если я начну снова выполнять  небольшие  задания,  наши  дети
нисколько от этого не пострадают.
   - А я в этом сомневаюсь. Кроме того, какой в этом толк? Когда-то ты много
снимала и получала от этого  удовольствие  -  ну  и  довольно!  К  чему  это
повторение пройденного? Опомнись, Глэдис!
   - Не понимаю, почему семья непременно исключает работу, - пожала  плечами
Глэдис. - Если ты боишься смещения приоритетов,  то  успокойся  -  этого  не
будет. Я отдаю себе отчет, что для меня главнее. Я и в Корею-то  не  поехала
главным образом потому, что на первом месте для  меня  -  интересы  детей  и
твои, а уж потом - мои собственные.
   - Очень, знаешь ли, не похоже. Все, что ты до сих пор говорила, - это  же
чистой воды эгоизм! Ты хочешь прославиться, сделать карьеру, хочешь  приятно
проводить время - совсем как эта твоя  подружка,  которая  изменяет  мужу  с
первым встречным просто потому, что ей надоели  ее  собственные  дети.  Быть
может, мы тебе тоже надоели, а?!
   Он буквально кричал, и Глэдис внимательно посмотрела  на  мужа.  Дуг  был
очень сердит, а на лице его появилось оскорбленное выражение. "Неслыханно! -
как будто говорило оно. - Променять меня и семью на какие-то картинки!"
   Глэдис вздохнула. Вечер был непоправимо испорчен, и она понимала,  что  в
этом не виноват никто,  кроме  нее.  В  другое  время  Глэдис,  конечно  бы,
уступила Дугу, но сейчас она чувствовала, что не  может  сделать  этого,  не
перестав уважать себя. И дело было не только в самолюбии, как,  может  быть,
считал Дуг. Речь шла ни много ни мало о будущем Глэдис и о будущем ее семьи.
   - Вы нисколько мне не надоели, - сказала она как  могла  мягко.  -  Кроме
того, я не Мэйбл.
   - Кстати, ты не знаешь, чего она добивается? -  неожиданно  спросил  Дуг,
яростно кромсая ножом  свой  бифштекс.  -  Я  не  верю,  что  она  настолько
сексуально озабочена. Зачем она усложняет  жизнь  себе  и  ставит  Джеффа  в
неловкое положение?
   - Не знаю. - Глэдис пожала плечами. - Я думаю, что она  просто  чувствует
себя очень одинокой. Семейная жизнь больше ее не удовлетворяет,  так  что...
Нет, я ее не оправдываю, но... Ей уже сорок девять лет. И, как и я, Мэйбл  в
свое время отказалась от блестящей карьеры ради мужа и детей. А  сейчас  она
вдруг оказалась в такой ситуации, когда никакого будущего у нее нет  вообще.
То есть я хотела сказать, что впереди Мэйбл не ждет ничего,  кроме  домашних
забот и автопула. Тебе трудно это представить,  Дуг,  у  тебя  есть  работа,
которую ты любишь, есть цель, которой ты добиваешься. Наконец, ты никогда ни
от чего не отказывался. Естественно, что ты доволен своей жизнью, но  почему
ты требуешь этого от других - от тех, у кого жизнь сложилась иначе,  не  так
удачно, как у тебя?
   Дуглас озабоченно нахмурился.
   - Ты действительно так считаешь? Ну, что, у тебя нет никакого будущего?
   - Нет, не  волнуйся.  Я  счастливее,  чем  Мэйбл,  но  и  я  тоже  иногда
задумываюсь о своем будущем. Дети наконец вырастут и  разъедутся  кто  куда.
Что мне делать тогда? Фотографировать в парках чужих детей?
   - Ну, это можно будет решить позже. У тебя есть еще минимум  лет  девять,
пока Сэм станет взрослым  и  начнет  жить  самостоятельной  жизнью.  На  мой
взгляд, этого времени больше чем достаточно, чтобы решить, как быть  дальше.
Быть может, мы переедем обратно в Нью-Йорк, и ты сможешь ходить  в  музеи  и
галереи.
   "И все?! - подумала Глэдис. - Ходить  по  музеям  -  это  ты  хочешь  мне
предложить? Ничего себе перспектива!.."
   При мысли о  таком  будущем  она  невольно  содрогнулась.  Нет,  увольте.
Будущее представлялось ей гораздо насыщеннее, разнообразнее, богаче. Если  в
старости  не  светит  ничего,  кроме  хождения  по   музеям,   волей-неволей
согласишься с Мэйбл, которая стремилась получить максимум удовольствия, пока
не стало слишком поздно.
   Существовало и еще одно обстоятельство: возвращаться  в  фотожурналистику
сейчас или через девять лет - это было далеко не одно и то же.  Если  сейчас
Глэдис кто-то еще помнил, то еще через десятилетие она уже станет  никем.  К
тому же, судя по тому, что Дуг ей только что наговорил, его отношение  к  ее
карьере вряд ли может измениться хоть через  девять,  хоть  через  девяносто
девять лет.
   - Когда дети вырастут,  ты  легко  найдешь  себе  работу  в  какой-нибудь
галерее или даже в рекламном агентстве, -  продолжал  тем  временем  Дуг.  -
Зачем волноваться об этом сейчас?
   - Значит, ты советуешь мне  не  волноваться?  -  спросила  Глэдис,  снова
начиная закипать. - А что прикажешь мне  делать?  Рассматривать  фотографии,
сделанные другими, и думать о том, что я могла бы сделать их лучше?  Да,  ты
прав, сейчас я действительно занята, а потом? Что я буду делать потом?!
   За последние двадцать четыре часа этот вопрос уже не раз возникал у нее в
голове, но только сейчас Глэдис окончательно поняла, что именно в этом  суть
ее проблемы.
   - Зачем ты усложняешь себе жизнь, Глэдис?  Эта  твоя  Мэйбл  -  настоящая
смутьянка.
   Она совсем задурила тебе голову. Я допускаю, что она  несчастна,  но  это
еще не основание, чтобы злиться на весь свет и делать несчастными других.
   - Мэйбл ни на кого не злится, - печально ответила Глэдис.  -  Ей  хочется
только одного - быть любимой, а Джефф не может или не хочет дать ей этого.
   Тут Глэдис спохватилась, что, возможно, сказала слишком  много,  но  это,
наверное, не имело большого значения, поскольку Дуг и так знал о похождениях
Мэйбл.
   - Искать любви в ее возрасте - смешно, - отрезал Дуг и отпил глоток  вина
из своего бокала. - О чем она только думает, хотелось бы мне знать?
   Глэдис пожала плечами:
   - Разве Мэйбл совершила такую уж большую ошибку? Просто она идет  не  тем
путем. Мэйбл как-то призналась мне, как грустно бывает ей оттого, что ее уже
никто никогда не полюбит по-настоящему.  Очевидно,  Джефф  остыл  к  ней,  а
может, он никогда не был от нее без ума.
   - Кто бы не остыл после двадцати лет брака? - с раздражением бросил  Дуг.
- Ни в сорок пять, ни в пятьдесят человек уже не способен  чувствовать  так,
как он чувствовал в двадцать.
   - Если ты имеешь в виду страсть, то я с тобой вполне согласна. Но ведь  я
говорю о  Другом,  совсем  о  другом!  В  пятьдесят  лет  человек  чувствует
нисколько не слабее, чем в двадцать, -  просто  чувства  у  него  иные.  Они
богаче, разнообразнее, глубже, наконец...
   -  Все  это  просто  романтическая  чушь!  -  перебил  Дуглас,  и  Глэдис
похолодела. Она не верила своим ушам.
   - Ты серьезно считаешь, - начала она, с  трудом  подбирая  слова,  -  что
через пятнадцать или двадцать лет брака человек уже не может  любить  своего
супруга или супругу?
   - Я просто думаю, что к этому времени так называемая "любовь" проходит. И
ни один человек, если только  он  способен  рассуждать  здраво,  не  ожидает
ничего другого.
   - Чего же он ожидает? - спросила Глэдис странным, напряженным голосом  и,
поставив бокал на стол возле своей тарелки, посмотрела на мужа.
   - Верности, уважения, товарищества,  помощи,  в  том  числе  в  уходе  за
детьми, надежности, наконец. Именно этого ожидают от брака в нашем возрасте.
   - Но все это может дать хорошая домработница. Или собака.
   - А чего бы хотела