рховной твердыни акрополя. Сердцу же, этому средоточию
сосудов и роднику бурно гонимой по всем членам крови, они отвели помещение
стража; всякий раз, когда дух закипит гневом, приняв от рассудка весть о
некоей несправедливости, совершающейся извне или, может статься, со стороны
своих же вожделении, незамедлительно по всем тесным протокам, идущим от
сердца к каждому органу ощущения, должны устремиться увещевания и угрозы,
дабы все они оказали безусловную покорность и уступили руководство
наилучшему из начал. с Однако боги предвидели наперед, что при ожидании
опасностей и возбуждении духа сердце будет колотиться и что каждое такое
вскипание страстей сопряжено с действием огня. И чтобы оказать сердцу
помощь, они произрастили вид легких, который, во-первых, мягок и бескровен,
а к тому же, наподобие губки, наделен порами, так что может вбирать в себя
дыхание и питье, охлаждать сердце и тем самым доставлять ему в жару отдых и
свежесть. Для этой цели они прорубили к легким проходы от дыхательного
горла и легкими, словно бы подушками, обложили сердце, дабы всякий раз, как
в нем играет дух, оно глушило свои удары о податливую толщу и при этом
получало охлаждение, чтобы мучения его уменьшались, а помощь, которую дух
оказывает рассудку, возрастала. Другую часть смертной души, которая несет в
себе вожделение к еде, питью и ко всему прочему, в чем она нуждается по
самой природе тела, oни водворили между грудобрюшной преградой и областью
пупа, превратив о всю эту область в подобие кормушки для питания тела; там
они и посадили эту часть души на цепь, как дикого зверя, которого
невозможно укротить, но приходится питать ради его связи с целым, раз уж
суждено возникнуть смертному роду. Они устроили так, чтобы этот зверь вечно
стоял у своей кормушки и обитал подальше от разумной души, возможно менее
досаждая ей своим, шумом и ревом, дабы та могла без помехи принимать свои
решения на благо всем частям тела вместе и каждой из них в отдельности.

Они знали, что он не будет понимать рассуждения, а даже если что-то из них
и дойдет до него через ощущение, не в его природе будет об этом заботиться;
он обречен в ночи и во время дня обольщаться игрой подобий и призраков. И
вот бог, вознамерясь найти на него управу, построил вид печени и водворил в
логово к зверю, постаравшись, чтобы печень вышла плотной, гладкой,
лоснящейся и на вкус сладкой, однако не без горечи.

Цель бога состояла в том, чтобы исходящее из ума мыслительное воздействие
оказалось отражено печенью, словно зеркалом, которое улавливает впечатления
и являет взору призраки, и таким образом на зверя находил бы страх, когда
это воздействие дойдет до него с суровыми угрозами и прибегнет к горькой
части, стремительно разливая ее по всей печени, вызывая появление желчного
оттенка и заставляя печень всю сморщиться и отвердеть; вдобавок это
воздействие выводит всю долю печени из прямого положения, искривляет и гнет
ее, зажимает ее сосуды и сдавливает воротную вену, что приводит к болям и
тошноте. Когда же, напротив, от мыслящей части души повеет дыханием
кротости, которое вызовет к жизни видения совсем иного рода, это дыхание не
только не взволнует горькой части печени, но и не прикоснется к этой
противоположной себе природе; напротив, оно прибегнет к прирожденному
печени свойству сладости, дабы распрямить, разгладить и высвободить все ее
части. Благодаря этому обитающая в области печени часть души должна стать
просветленной и радостной, ночью же вести себя спокойно, предаваясь
пророческим снам, коль скоро она ужо непричастна рассудку и мышлению. Ведь
боги, построившие нас, помнили о заповеди своего отца, которая повелевала
создать человеческий род настолько совершенным, насколько это возможно; во
исполнение этого они постарались приобщить к истине даже низменную часть
нашего существа и потому учредили в ней прорицалище. То, что бог уделил
пророческий дар человеческому умопомрачению, может быть бесспорно доказано:
никто, находясь в своем уме, не бывает причастен боговдохновенному и
истинному пророчеству, но лишь тогда, когда мыслительная способность
связана сном, недугом либо неким приступом одержимости. Напротив, дело
неповрежденного в уме человека - припомнить и восстановить то, что изрекла
во сне либо наяву эта пророческая и вдохновленная природа, расчленить все
видения с помощью мысли и уразуметь, что же они знаменуют - зло или добро -
и относятся ли они к будущим, к минувшим или к настоящим временам. Не тому
же, кто обезумел и еще пребывает в безумии, судить о собственных видениях и
речениях! Правду говорит старая пословица, что лишь рассудительный в силах
понять сам себя и то, что он делает. Отсюда и возник обычай, чтобы обо всех
боговдохновенных прорицаниях изрекало свой суд приставленное к тому племя
истолкователей; правда, их и самих подчас называют пророками, но только по
неведению, ибо они лишь разгадывают таинственные речения и видения, а
потому должны быть по всей справедливости названы никак не пророками, но
толкователями при тех, кто прорицает. Таковы причины, по которым печень
получила вышеописанное устройство и местоположение; целью было пророчество.
И в самом деле, покуда тело живет, печень дает весьма внятные знамения, с
уходом же жизни она становится слепой, и тогда ее вещания слишком туманны,
чтобы заключать в себе ясный смысл. с Соседствующий с печенью орган был
создан и помещен налево от нее ради се блага, дабы сохранять ее неизменно
лоснящейся и чистой, служа ей наподобие губки, которая всегда лежит
наготове подло зеркала. Стоит только каким-либо загрязнениям, порождаемым
недугами тела, появиться близ печени, как их тотчас устраняет селезенка,
вбирая их в свои бескровные полости. Так и получается, что, когда она
наполнена этими отбросами, ее пучит и раздувает, но, когда тело очищено,
она опадает и возвращается к прежним размерам. Вот что мы думаем о душе, о
ее смертной и божественной частях, а равно и о том, как, в каком соседстве
и по каким причинам каждая из этих частей получила свое отдельное
местожительство. Настаивать на том, что сказанное нами - истина, мы
отважились бы разве что с прямого дозволения бога; но правдоподобие нами
соблюдено, это мы можем смело сказать уже сейчас, а тем более имея в виду
наше дальнейшее рассуждение.

Так скажем же это! Переходя к следующему вопросу, мы будем держаться
прежнего нашего пути; вопрос же состоит в том, как возникли остальные части
тела. Их устройство правильнее всего объяснить путем следующего
умозаключения, творившие наш род знали заранее, какая безудержность в еде и
питье будет обуревать нас; они предвидели, что по своей жадности мы станем
поглощать и того и другого больше, чем велят умеренность и необходимость.
Опасаясь поэтому, как бы не разразился свирепый мор и еще не завершенный
род смертных не исчез навсегда, они предусмотрительно соорудили для приема
излишков питья и еды ту кладовую, что именуют нижней полостью, и наполнили
ее извивами кишок, дабы пища не слишком быстро покидала тело, принуждая его
требовать новой пищи и тем склоняя к ненасытности, и дабы род человеческий
из-за чревоугодия не стал чужд философии и Музам, явив непослушание самому
божественному, что в нас есть. Что касается костей, мышц и вообще всей
подобной природы, то с ней дело обстоит вот как: начало всего этого -
рождение мозга; в нем укоренены те узы жизни, которые связуют душу с телом,
в нем лежат корни рода человеческого. Но сам мозг рожден из другого. Дело
было так: среди всех исходных треугольников бог выбрал и обособил наиболее
правильные и ровные, которые способны были в наибольшей чистоте
представлять огонь и воду, воздух и землю; затем, отделив каждое от своего
рода, он соразмерно смесил их, приготовляя с общее семя для всего смертного
рода, и устроил из этого мозг. В нем он насадил все роды душ, а утвердив
их, разъял мозг уже при самом первом рассечении на такое множество тел,
чтобы они своим числом и устройством соответствовали вышеназванным родам.
Ту долю, которой суждено было, как некоей пашне, воспринять семя
божественного начала, он сделал со всех сторон округлой и нарек эту долю
головным мозгом, предвидя, а что вместивший ее сосуд по завершении каждого
живого существа станет головой. Другая доля должна была получить
оставшуюся, то есть смертную, часть души; ее он разъял на округлые, и
притом продолговатые, тела, также наименовав их все в целом мозгом, хоть и
не в прямом смысле. От них, как от якорей, он протянул узы, долженствующие
скрепить всю душу, а вокруг этой основы начал сооружать все наше тело,
прежде всего одев мозг твердым костным покровом. Вот как он построил кость.

Отобрав просеиванием чистую и гладкую землю, он замесил ее и увлажнил
мозгом; после этого он ставит смесь в огонь, затем окунает в воду, потом
снова в огонь и снова в воду. Закалив ее так по несколько раз в огне и
воде, он сделал ее неразрушимой и для того, и для другого. В дело он
употребил ее прежде всего затем, чтобы выточить из нее костную сферу вокруг
головного мозга, оставив в этой сфере узкий проход; а для прикрытия
затылочного и спинного мозга он изваял из этой же смеси позвонки, которые
наложил друг на друга, как складывают дверные петли, протянув этот ряд от
головы через все туловище.

Так он замкнул все семя в защитную камнеподобную ограду и в последней
построил суставы, прибегнув к посредствующей силе иного, дабы обеспечить
подвижность и гибкость. Далее он усмотрел, что природа кости сверх должного
хрупка и несгибаема и что, если ей к тому же придется терпеть жар, а после
охлаждаться, она не устоит против костоеды, которая загубит заключенное в
ней семя; поэтому он измыслил род сухожилий и плоти. Сухожилия, связав друг
с другом все члены, должны были своими сокращениями и растяжениями
доставить возможность телу сгибаться и разгибаться в суставах; что до
плоти, то ей назначено было служить защитой от жара и укрытием от холода, а
равно и как бы войлочной подушкой, предохраняющей от ушибов, ибо напору тел
она с может противопоставить упругую податливость. К тому же в ней таится
теплая влага, которая летом выступает в виде пота и увлажняет кожу,
уготовляя всему телу приятное охлаждение, а зимой, напротив, наилучшим
образом разгоняет подступающую и обнимающую тело стужу силой скрытого в ней
огня.

Таков был замысел Ваятеля, и вот он соединил в должных количествах воду,
огонь и землю, а после замесил их на острой и соленой закваске - так
получилась мягкая и насыщенная соками плоть. Что касается природы
сухожилий, то ее он образовал, смешав кость с еще не заквашенной плотью, и
этой промежуточной смеси дал желтый цвет. Вот почему сухожилия получились
более крепкими и тягучими, чем плоть, но более мягкими и влажными, чем
кость. Итак, всем этим он покрыл кости вместе с лежащим в них мозгом,
связуя их посредством сухожилий, а сверху окутывая одеянием плоти. При этом
кости, в которых больше всего души, он окутал наименее толстой плотью, а
самые бездушные - наибольшей и особенно плотной; что касается костных
сочленений, то, когда особые соображения не требовали чего-то иного, он
взращивал на них опять-таки лишь скудную плоть, чтобы она не стеснила
сгибание суставов и не обрекла тело на малоподвижность и беспомощность. Но
желал он и того, чтобы обильные и плотные толщи мышц, налегая друг на друга
и грубея от этого, притупили ощущение, отчего последовало бы угасание
памяти и расслабление умственных способностей.

Вот почему бедренные и берцовые, тазовые, плечевые и локтевые кости, а
также и вообще все кости, которые не имеют сочленении и в своем мозгу
содержат мало души, а значит, лишены, мышления,- все это было щедро покрыто
плотью; напротив, то, что несет в себе разум, покрыто ею куда меньше, кроме
тех случаев, когда плоть сама по себе служит носителем ощущений: таково
устройство языка. Но большей частью дело обстояло так, как сказано выше,
ибо в природе, рожденной и живущей в силу необходимости, плотная кость и
обильная плоть никак ь не могут ужиться с тонким и отчетливым ощущением.
Если бы то и другое было совместимо, строение головы было бы наделено всем
этим в преизбытке, и тогда род человеческий, нося на плечах столь мясистую,
жилистую и крепкую голову, получил бы вдвое, а то и во много крат более
долгую, а притом и более здоровую и беспечальную жизнь. И вот, когда
демиурги нашего рождения оказались перед выбором, сообщить ли созидаемому
роду больше долговечности, но меньше совершенства или меньше долговечности,
но больше совершенства, они единодушно решили, что более короткую, но зато
лучшую жизнь каждый, безусловно, должен предпочесть более долгой, но
худшей. В соответствии с этим они покрыли голову рыхлой костью, не наложив
сверху плоти и даже не дав ей сухожилий, ибо суставов здесь все равно не
было.

Поэтому голова являет собой самую чувствительную и самую разумную, но также
и намного слабейшую часть каждого мужчины. По тем же причинам бог прикрепил
сухожилия лишь к самому низу головы, однородно обвив ими шею и соединив с
ними края челюстных костей под лицом; весь остальной запас сухожилий он
распределил между прочими членами, связуя суставы. Что касается нашего рта,
то строители снабдили его нынешним его оснащением - зубами, языком и
губами, имея в виду как необходимое, так и наилучшее: вход они созидали
ради необходимого, а выход - ради наилучшего.

В самом деле, все, что входит в тело и питает его, относится к
необходимому, между тем как изливающийся наружу поток речей, служа мысли,
являет собою прекраснейший и наилучший из всех потоков. И все же голову
нельзя было оставить при одном голом костяном покрове, без защиты против
годовых чередований жары и стужи, так же как нельзя было допустить, чтобы
от обилия плоти она стала тупой и те бесчувственной. Между тем от еще не
засохшей плоти отслоилась довольно толстая пленка, которая ныне известна
под названием кожи. Благодаря мозговой влаге она прирастала и разрасталась
дальше, так что окружала всю голову, а влага, поднимаясь кверху через швы,
орошала ее и понудила сомкнуться на макушке как бы в узел. Что касается
швов, то различия в их формах обусловлены силой круговращений мысли и
питанием: если противоборство того и другого сильнее, швов больше, а если
оно слабее, швов меньше.

Всю эту кожу божество искололо кругом пронизывающей силой огня, и когда
через эти проколы выступала наружу влага, то все беспримесные и теплые
части испарялись; но примесь, состоявшая из тех же веществ, что и кожа,
хотя и устремлялась в высоту, вытягиваясь в протяженное тело, по тонкости
равное проколу, однако из-за медлительности оказывалась отброшенной
окружающим воздухом обратно, врастала в кожу и пускала в с ней корни. Так
возник род волос, произрастающих из кожи; по своей ремнеобразной природе
они близки к коже, но жестче и плотнее, что объясняется сжимающим
воздействием холода на каждый отдельный, обособившийся от кожи волос. Когда
Устроитель делал нашу голову такой косматой, он руководствовался названными
причинами, и умысел его состоял в том, чтобы это а был легкий покров мозга
взамен плоти, затеняющий его летом и утепляющий зимой, но при .этом не
служил бы помехой его чувствительности. Что касается переплетения
сухожилий, кожи и кости на концах пальцев, то там, когда все было
перемешано, а смесь высушена, родилась жесткая кожа.

Таковы были вспомогательные причины, участвовавшие в ее создании, но самой
подлинной из причин была забота о существах, имеющих возникнуть в будущем.
Те, кто устроил нас, ведали, что некогда от мужчин народятся женщины, а
также и звери и что многие твари по многим в причинам ощутят нужду в
употреблении ногтей; вот почему уже при самом рождении человечества они
наметили их зачатки. Таковы, стало быть, те соображения и замыслы, которыми
руководились боги, когда создавали кожу, волосы и ногти на оконечностях
членов. Теперь все части и члены смертного живого существа срослись в
единое целое, которому, однако, по необходимости предстояло жить среди огня
и воздуха, а значит, терпеть от них распад и опустошение и потому
погибнуть. Но боги пришли ему на помощь: они произрастили некую природу,
родственную человеческой, но составленную из иных видов и ощущений и потому
являющую собой иной род существ; это были те самые деревья, травы и вообще
растения, которые ныне-облагорожены трудами земледельцев и служат нашей
пользе, но изначально существовали только в виде диких пород, более
древних, чем ухоженные. Все, что причастно жизни, по всей справедливости и
правде может быть названо живым существом; так, и предмет этого нашего
рассуждения причастен третьему виду души, который, согласно сказанному
прежде, водворен между грудобрюшной преградой и пупом и притом не имеет в
себе ни мнения, ни рассудка, ни ума, а только ощущение удовольствия и боли,
а также вожделения.

В самом деле, растение проходит свой жизненный путь чисто страдательным
образом, оно движется лишь в самом себе и в отношении себя и противостоит
воздействию внешнего движения, пользуясь собственным, так что оно не видит
и не понимает своего состояния и природы. Поэтому, безусловно, оно живет и
являет собой не что иное, как живое существо, однако прикреплено к своему
месту и укоренено в нем, ибо способности двигаться [вовне] своей силой ему
не дано. Итак, все эти породы растительного царства произрастили они,
мощные, нам, менее сильным, для пропитания. Затем они же прорубили в самом
нашем теле протоки, как прорубают в саду водоотводные канавы, дабы оно
орошалось притоком влаги.

Прежде всего они провели два скрытых протека между кожей и сросшейся с нею
плотью - две спинные жилы, соответствующие делению тела на правую и левую
стороны; эти жилы они направили вниз по обе стороны от позвоночного столба,
заключив между ними детородный мозг так, чтобы и он поддерживался в самом
цветущем состоянии, и другие части получали равномерный приток легко
разливающейся книзу крови. После этого они разделили жилы в области головы
и переплели их таким образом, чтобы концы жил пересекали друг друга в
противоположных направлениях; те, которые шли от правой стороны тела, они
направили к левой, а те, которые шли от левой,- соответственно к правой.
Это было сделано, чтобы голова получила помимо кожи лишнюю связь с
туловищем, поскольку она не имеет идущих по кругу до макушки сухожилий;
другая цель состояла в том, чтобы ощущения, исходящие от обеих сторон,
отчетливо получало все тело в целом. Затем они начали устраивать
водоснабжение таким способом, который станет нам понятнее, если мы наперед
согласимся, что все тела, составленные из меньших частиц, непроходимы для
больших, между тем как тела, составленные из больших частиц, проходимы для
меньших.

Поскольку же из всех родов самые малые частицы имеет огонь, значит, он
прорывается сквозь воду, землю, воздух, а равно и сквозь все, что состоит
из этих трех родов, так что для него нет ничего непроходимого. Если мы это
будем иметь в виду применительно к нашей брюшной полости, обнаружится
следующее: когда в нее входят яства и напитки, они там и остаются, но
воздух и огонь не могут быть ею удержаны, поскольку имеют меньшие
сравнительно с нею частицы. К этим веществам и прибег бог, вознамерившись
наладить отток влаги из брюшной полости в жилы. Он соткал из воздуха и огня
особое плетение, похожее на рыболовную вершу и у входов имевшее две
вставленные воронки, одна из которых в свой черед разделялась на два
рукава; от этих воронок он протянул кругом во все стороны подобия
канатиков, доведенные до самых краев плетения; при. этом всю внутренность
верши он составил из огня, а воровки и оболочку - из воздушных частиц.
Затем он взял свое изделие и снабдил им то существо, что было им изваяно, а
действовал при этом вот как: отверстия воронок он утвердил во рту,
поскольку же их было две, то одну из них он вывел через дыхательные пути в
легкие, а другую - мимо дыхательных путей в брюшную полость; при этом
первую он рассек на две части, пров