Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
Ф е о д о р. Согласно с вчерашним договором, Сократ, мы и сами пришли, как и
следовало, да вот и некоего чужеземца из Элей родом с собою ведем, друга
последователей Парменида и Зенона, истинного философа.
С о к р а т. Уж не ведешь ли ты, Феодор, сам того не зная, не чужеземца, но
некоего бога, по слову Гомера который рассказывает, что боги, а особенно бог
покровитель чужеземцев, бывают вожатыми у тех, кто имеет правую совесть, чтобы
наблюдать как своеволие, так и законные действия людей? Так вот, может быть, это
и за тобою следует кто-то из всемогущих богов, некий бог-обличитель, чтобы
наблюдать и обличать нас, людей, неискусных в речах.
Ф е о д о р. Не таков нравом, Сократ, этот чужеземец, он скромнее тех, кто
занимается спорами, и представляется мне вовсе не богом, но скорее человеком
божественным: ведь так я называю всех философов.
С о к р а т. Прекрасно, мой друг. На самом деле, по-видимому, различать этот род
немногим, так сказать, легче, чем род богов, ибо люди эти "обходят города" ,
причем другим, по невежеству, кем только они ни кажутся: не мнимые, но истинные
философы, свысока взирающие на жизнь людей, они одним представляются ничтожными,
другим - исполненными достоинства; при этом их воображают то политиками, то
софистами, а есть и такие, которые мнят их чуть ли не вовсе сумасшедшими.
Поэтому я охотно порасспросил бы у нашего гостя, если это ему угодно, кем
считали и как называли этих людей обитатели его мест.
Ф е о д о р. Кого же именно?
С о к р а т. Софиста, политика, философа.
Ф е о д о р. В чем же более всего состоит твое недоумение и как ты замыслил о
том расспросить?
С о к р а т. Вот в чем: считали ли те все это чем-то одним, двумя или же,
различая, согласно трем названиям, три рода, они к каждому из этих названий
относили и отдельный род?
Ф е о д о р. По моему мнению, он не откажет рассмотреть это; не так ли,
чужеземец?
Ч у ж е з е м е ц. Это так: вам, Феодор, нет отказа, да и сказать-то не трудно,
что они признают три рода, однако дать каждому из них ясное определение, что
именно он такое, дело немалое и нелегкое.
Ф е о д о р. Воистину, Сократ, по счастливой случайности ты как раз затронул
вопросы, близкие тому, о чем мы расспрашивали его, прежде чем сюда прийти. А он
и тогда отвечал нам то же, что теперь тебе: он говорит" что об этих-то вещах
наслушался достаточно и твердо их помнит.
С о к р а т. Так, чужеземец, не откажи нам в первом одолжении, о котором мы тебя
просим. Скажи-ка нам вот что: как ты привык - сам в длинной речи исследовать то,
что желаешь кому-нибудь показать, или путем вопросов, как это, например, делал в
своих великолепных рассуждениях Парменид, чему я был свидетель, когда был
молодым, а тот уже преклонным старцем?
Ч у ж е з е м е ц. С тем, Сократ, кто беседует мирно, не раздражаясь, легче
рассуждать, спрашивая его, в противном же случае лучше делать это самому.
С о к р а т. Так ты можешь выбрать себе в собеседники из присутствующих кого
пожелаешь: все будут внимать тебе спокойно. Но если ты послушаешься моего
совета, то выберешь кого-нибудь из молодых, например вот этого Теэтета или же
кого-то из остальных, если кто тебе по душе.
Ч у ж е з е м е ц. Стыд берет меня, Сократ, находясь теперь с вами впервые,
вести беседу не постепенно, слово за словом, но произнося длинную, пространную,
непрерывную речь, обращаясь к самому себе или же к другому, словно делая то
напоказ. Ведь в действительности то, о чем зашла теперь речь, не так просто,
как, может быть, понадеется кто-то, судя по вопросу, но нуждается в длинном
рассуждении. С другой стороны, не угодить в этом тебе и другим, особенно же
после того, что ты сказал, кажется мне неучтивым и грубым. Я вполне одобряю,
чтобы собеседником моим был именно Теэтет, как потому, что и сам я с ним уже
раньше вел разговор, так и оттого, что ты меня теперь к этому побуждаешь.
Т е э т е т. Сделай же так, чужеземец, и, как сказал Сократ, ты угодишь всем.
Ч у ж е з е м е ц. Кажется, об этом не приходится более говорить. Что ж, после
всего этого моя речь, по-видимому, должна быть обращена к тебе. Если же для тебя
из-за обширности исследования что-то окажется обременительным, вини в том не
меня, но вот этих твоих друзей.
Т е э т е т. Я с своей стороны думаю, что в таком случае я не сдамся; а случись
что-либо подобное, то мы возьмем в помощники вот этого Сократа, Сократова тезку,
моего сверстника и сотоварища по гимнастическим упражнениям, которому вообще
привычно трудиться вместе со мной.
[Первоначальные частичные определения софиста]
Ч у ж е з е м е ц. Ты хорошо говоришь, но об этом уж ты сам с собой поразмыслишь
во время исследования, вместе же со мною тебе надо сейчас начать исследование,
как мне кажется, прежде всего с софиста, рассматривая и давая объяснение, что он
такое. Ведь пока мы с тобою относительно него согласны в одном только имени, а
то, что мы называем этим именем, быть может, каждый из нас про себя понимает
по-своему, меж тем как всегда и во всем должно скорее с помощью объяснения
соглашаться относительно самой вещи, чем соглашаться об одном только имени без
объяснения. Однако постигнуть род того, что мы намерены исследовать, а именно
что такое софист, не очень-то легкое дело. С другой стороны, если что-нибудь
важное должно разрабатывать как следует, то здесь все в древности были согласны,
что надо упражняться на менее важном и более легком прежде, чем на самом важном.
Итак, Теэтет, я советую это и нам, раз мы признали, что род софиста тяжело
уловить: сначала на чем-либо другом, более легком, поупражняться в способе его
исследования, если только ты не можешь указать какой-нибудь иной,более удобный
путь.
Т е э т е т. Нет, не могу.
Ч у ж е з е м е ц. Итак, не желаешь ли ты, чтобы мы, обращаясь к чему-либо
незначительному, попытались сделать это образцом для более важного?
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц. Так что же предложить нам - хорошо известное, а вместе с тем
и маловажное, но допускающее объяснение ничуть не меньше, чем что-либо важное?
Например, рыбак, удящий рыбу,не есть ли он нечто всем известное и заслуживающее
не очень-то большого внимания?
Т е э т е т. Это так.
Ч у ж е з е м е ц. Однако я надеюсь, что он укажет нам путь исследования и
объяснение, небесполезное для того, чего мы желаем.
Т е э т е т. Это было бы хорошо.
Ч у ж е з е м е ц. Давай же начнем с него следующим образом. Скажи мне:
предположим ли мы, что он знаток своего дела, или же скажем, что он в нем
неискусен, но обладает другой способностью?
Т е э т е т. Уж меньше всего можно признать, что он неискусен.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь все искусства распадаются на два вида.
Т е э т ет. Как так?
Ч у ж е з е м е ц. Земледелие и всевозможный уход за всяким смертным телом,
далее - все то, что относится к составному и сделанному, то есть к тому, что мы
называем утварью, а затем подражательные искусства - все это с полным правом
можно бы назвать одним именем.
Т е э т е т. Как это и каким?
Ч у ж е з е м е ц. В отношении всего, чего прежде не существовало, но что
кем-либо потом вызывается к жизни, мы говорим: о том, кто это делает,"он
творит", а о том, что сделано - "его творят".
Т е э т е т. Верно.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь то, что мы сейчас рассмотрели, относится по своим
свойствам именно сюда.
Т е э т е т. Конечно.
Ч у ж е з е м е ц. Итак, будем называть все это, выражаясь кратко, творческим
искусством.
Т е э т е т. Пусть будет так.
Ч у ж е з е м е ц.С другой стороны - целый ряд наук и знаний, а также искусства
дельца, борца и охотника, так как все они ничего не творят, но занимаются тем,
что отчасти словами и действиями подчиняют своей власти то, что есть и что
возникает, отчасти не позволяют этого делать другим. Наиболее подходящим было бы
назвать все эти части в совокупности неким искусством приобретения.
Т е э т е т. Да, это было бы подходящим.
Ч у ж е з е м е ц. Когда, таким образом, все искусства распадаются на
приобретающие и творческие, то к каким, Теэтет, мы причислим искусство удить
рыбу?
Т е э т е т. Разумеется, к приобретающим.
Ч у ж е з е м е ц. Но разве не два есть вида приобретающего искусства? Одно из
них - искусство обмена по обоюдному соглашению посредством даров, найма и
продажи, а другое - искусство подчинения себе всего делом или словом: не будет
ли этот последний вид искусством подчинять?
Т е э т е т. Так, по крайней мере, явствует из сказанного.
Ч у ж е з е м е ц. Что же? Искусство подчинять - не разделить ли его на две
части?
Т е э т е т. Как?
Ч у ж е з е м е ц. Причислив все явное в нем к искусству борьбы, а все тайное -
к искусству охоты.
Т е э т е т. Согласен.
Ч у ж е з е м е ц. Но конечно, было бы неразумным не разделить искусство охоты
на две части.
Т е э т е т. Скажи, как?
Ч у ж е з е м е ц. Различая в нем, с одной стороны, охоту за одушевленным родом
[вещей], а с другой - за неодушевленным.
Т е э т е т. Как же иначе? Если только существуют те и другие.
Ч у ж е з е м е ц. Ну как же не существуют? Охоту за неодушевленными [вещами],
не имеющую названия, за исключением некоторых частей водолазного искусства и
немногих других подобных, мы должны оставить в стороне, а охоту за одушевленными
существами назвать охотою за животными.
Т е э т е т. Пусть будет так.
Ч у ж е з е м е ц. Но не справедливо ли указать два вида охоты за животными и
один из них - за животными на суше, распадающийся на много видов и названий,
наименовать охотой за обитающими на суше, а все виды охоты за плавающими
животными - охотою за обитателями текучей среды?
Т е э т е т. Конечно.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь мы видим, что один разряд плавающих имеет крылья, а
другой живет в воде?
Т е э т е т. Как же не видеть?
Ч у ж е з е м е ц. Вся охота за родом крылатых у нас называется птицеловством.
Т е э т е т. Конечно, называется так.
Ч у ж е з е м е ц. А охота за живущими в воде почти вся называется рыболовством.
Те э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц. Что же? Эту охоту в свою очередь не разделить ли мне на две
главные части?
Т е э т е т. На какие?
Ч у ж е з е м е ц. Одна производит ловлю прямо с места сетями, а другая -
посредством удара.
Т е э т е т. Как называешь ты их и в чем различаешь одну от другой?
Ч у ж е з е м е ц. Одну - так как все то, что имеет целью задержать что-либо,
заграждает этому выход, как бы его окружая,уместно назвать заграждением...
Т е э т е т. Конечно.
Ч у ж е з е м е ц. А садки, сети, невода, тенета и тому подобное можно ли
назвать иначе как заграждениями?
Т е э т е т. Никак.
Ч у ж е з е м е ц. Стало быть, эту часть ловли назовем заградительной или еще
как-нибудь в этом роде.
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц. А вид ловли, отличный от первого, который производится с
помощью ударов крюками и трезубцами, надо назвать одним общим именем - ударной
охоты. Или кто-нибудь, Теэтет, назовет это лучше?
Т е э т е т. Не станем заботиться об имени. Ведь и это вполне удовлетворяет.
Ч у ж е з е м е ц. Но та часть ударной охоты, которая происходит ночью при свете
огня, у самих охотников получила, думаю я, название огневой.
Т е э т е т.Совершенно верно.
Ч у ж е з е м е ц. Вся же дневная часть, с крюками и трезубцами, называется
крючковой.
Т е э т е т. Да, это называется так.
Ч у ж е з е м е ц. Одна часть этой крючковой охоты, когда удар направлен сверху
вниз, потому что при ней главным образом идут в ход трезубцы, носит, думаю я,
название охоты с трезубцами.
Т е э т е т. Так, по крайней мере, называют ее некоторые.
Ч у ж е з е м е ц. Но остается еще один, так сказать, единственный вид.
Т е э т е т. Какой?
Ч у ж е з е м е ц. Такой, когда ударяют крюком в направлении, противоположном
первому, причем не в любое место, куда попало, как это бывает при охоте с
трезубцами, но каждый раз в голову и рот рыбы, которую ловят; затем она
извлекается снизу вверх с помощью удилищ из прутьев и тростника. Каким именем,
Теэтет, скажем мы, надо это назвать?
Т е э т е т.Я полагаю, что теперь найдено именно то, что мы недавно поставили
своей задачей исследовать.
Ч у ж е з о м е ц. Теперь, значит, мы с тобой не только согласились о названии
рыболовного искусства, но и получили достаточное объяснение самой сути дела.
Оказалось, что половину всех вообще искусств составляет искусство приобретающее;
половину приобретающего искусство покорять; половину искусства покорять - охота;
половину охоты - охота за животными; половину охоты за животными - охота за
живущими в текучей среде; нижний отдел охоты в текучей среде - все вообще
рыболовство; половину рыболовства составляет ударная охота; половину ударной
охоты - крючковая; половина же этой последней - лов, при котором добыча
извлекается после удара снизу вверх, есть искомое нами ужение, получившее
название в соответствии с самим делом.
Т е э т е т. Во всяком случае, это достаточно выяснено.
Ч у ж е з е м е ц. Ну так не попытаться ли нам по этому образцу найти и что
такое софист?
Т е э т е т. Конечно.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь первым вопросом было: должно ли считать
удильщика-рыболова человеком обыкновенным, или же он знаток своего дела?
Т е э т е т. Да, таков был первый вопрос.
Ч у ж е з е м е ц. А теперь, Теэтет, сочтем ли мы нашего софиста человеком
обыкновенным или же во всех отношениях истинным знатоком?
Т е э т е т. Обыкновенным - ни в коем случае. Я ведь понимаю, что ты считаешь:
тот, кто носит это имя, должен, во всяком случае, таким и быть.
Ч у ж е з е м е ц. Выходит, нам следует признать его знатоком своего дела.
Т е э т е т. Но каким бы это?
Ч у ж е з е м е ц. Или, ради богов, мы не знаем, что один из этих мужей сродни
другому?
Т е э т е т.Кто кому?
Ч у ж е з е м е ц. Рыболов-удильщик - софисту.
Т е э т е т. Каким образом?
Ч у ж е з е м е ц. Оба они представляются мне в некотором роде охотниками.
Т е э т е т. Но какой охотой занимается другой? Про одного ведь мы говорили.
Ч у ж е з е м е ц. Мы только что разделили всю охоту надвое, отделив ее водную
часть от сухопутной.
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц. И мы рассмотрели всю ту ее часть, которая касается плавающих,
сухопутную же оставили без подразделения, сказав, что она многовидна.
Т е э т е т. Совершенно верно.
Ч у ж е з е м е ц. Таким образом, до сих пор софист и удильщик-рыболов вместе
занимаются приобретающим искусством.
Т е э т е т. Это, по крайней мере, правдоподобно.
Ч у ж е з е м е ц. Но они расходятся, начиная с охоты за живыми существами: один
идет к морю, рекам и озерам, чтобы охотиться за обитающими в них животными.
Т е э т е т. Как же иначе?
Ч у ж е з е м е ц. А другой - к земле и неким другим потокам, к изобильным лугам
богатства и юности, покорять обитающие там существа.
Т е э т е т. Что ты имеешь в виду?
Ч у ж е з е м е ц. В сухопутной охоте бывают две главные части.
Т е э т е т. Какие?
Ч у ж е з е м е ц. Одна - охота за ручными, другая - за дикими животными.
Т е э т е т. Разве существует охота за ручными животными?
Ч у ж е з е м е ц. Если только человек ручное животное. Считай, впрочем, как
тебе угодно: либо что вообще не существует ручных животных, либо что есть
какое-то другое ручное животное, а человек - животное дикое; или, может быть, ты
скажешь, что человек - ручное животное, но не признаешь никакой охоты за людьми?
Что из всего этого тебе понравится, это ты нам и определи.
Т е э т е т. Но я думаю, чужеземец, что мы ручные животные, и утверждаю, что
существует охота за людьми.
Ч у ж е з е м е ц.Так разделим же и охоту за ручными животными надвое.
Т е э т е т.На каком основании?
Ч у ж е з е м е ц.Да определив разбой, увод в рабство, тиранию и военное
искусство - все в целом как одно, а именно как охоту насильственную.
Т е э т е т.Прекрасно.
Ч у ж е з е м е ц.С другой стороны, судейское искусство, искусство говорить
всенародно и искусство обхождения, также все в целом, определим как некое
искусство убеждать.
Т е э т е т.Верно.
Ч у ж е з е м е ц.Назовем же два рода искусства убеждать.
Т е э т е т.Какие?
Ч у ж е з е м е ц.Один - искусство убеждать в частной беседе, а другой -
всенародно.
Т е э т е т.Конечно, бывает тот и другой вид.
Ч у ж е з е м о ц.Но в свою очередь частная охота не бывает ли, с одной стороны,
требующей вознаграждения, а с другой - приносящей дары?
Т е э т е т.Не понимаю.
Ч у ж е з е м е ц.Видно, ты еще не обратил внимания на охоту влюбленных.
Т е э т е т.В каком отношении?
Ч у ж е з е м е ц.В том, что за кем влюбленные охотятся, тем они делают подарки.
Т е э т е т.Ты говоришь сущую правду.
Ч у ж е з е м е ц. Ну, так пусть этот вид будет называться любовным искусством.
Т е э т е т. Уж конечно.
Ч у ж е з е м е ц. А тот вид получения вознаграждения, при котором вступают в
общение с кем-либо для того, чтобы ему угодить, и при этом всегда приманкою
делают удовольствие, а в награду добиваются единственно лишь пропитания для себя
в виде лести, все мы, думаю я, могли бы назвать своего рода искусством
услаждающим.
Т е э т е т. Да и как не назвать?
Ч у ж е з е м е ц. А когда объявляют, что вступают в общение с другим ради
добродетели, но в награду требуют деньги, не справедливо ли назвать этот род
получения наград другим именем?
Т е э т е т. Конечно!
Ч у ж е з е м е ц. Каким же? Попытайся сказать.
Т е э т е т. Да это ясно: мне кажется, что мы дошли до софиста. Назвав этот род
так, я дал ему, думаю, надлежащее имя.
Ч у ж е з е м е ц. Согласно, Теэтет, с теперешним нашим объяснением, выходит,
что охота, принадлежащая к искусствам приобретения, подчинения, охоты, охоты на
животных, сухопутной охоты, охоты за людьми, за отдельными лицами, к искусству
продавать за деньги, к мнимому воспитанию - иными словами, охота за богатыми и
славными юношами должна быть названа софистикою.
Т е э т е т. Совершенно верно.
Ч у ж е з е м е ц. Посмотрим еще и вот с какой стороны: ведь то, что мы теперь
исследуем, принадлежит не к маловажному искусству, но к искусству весьма
разностороннему, так что оно и в прежних наших утверждениях казалось не тем
родом, за который мы его теперь признаем, но иным.
Т е э т е т.Каким образом?
Ч у ж е з е м е ц.Приобретающее искусство у нас было двоякого вида: одна часть
заключала в себе охоту, другая - обмен.
Т е э т е т.Да, было так.
Ч у ж е з е м е ц.Назовем же далее два вида обмена: один - дарственный, другой -
торговый.
Т е э т е т.Назовем это так.
Ч у ж е з е м е ц.Но мы и торговлю разделим надвое.
Т е э т е т. Каким образом?
Ч у ж е з е м е ц.Различая, с одной стороны, торговлю тех, кто продает
собственные изделия, а с другой - меновую торговлю, в которой обмениваются чужие
изделия.
Т е э т е т.Ну конечно.
Ч у ж е з е м е ц.Что же? Меновая торговля внутри города, которая составляет
почти половину всей меновой торговли, не называется ли мелочной?
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц.А обмен между городами посредством купли и продажи не есть ли
торговля крупная?
Т е э т е т.Почему же нет?
Ч у ж е з е м е ц.Но разве мы не обратили внимания, что одна часть крупной
торговли продает и обменивает на деньги то, чем питается и в чем имеет нужду
тело, а другая - то, чем питается и в чем имеет нужду душа?
Т е э т е т.Что ты имеешь в виду?
Ч у ж е з е м е ц.Того вида торговли, который касается души, мы, быть может, не
знаем, но о другом-то имеем понятие.
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц.Мы скажем затем, что все музыкальное искусство, которое все
время перевозится из города в город, покупается там и тут, а также живопись,
фокусничество и многие другие нужные для души вещи, ввозимые и продаваемые
частью для забавы, а частью для серьезных занятий, в отношении того, кто их
ввозит и ими торгует, могут не меньше, чем торговля пищей и питьем, вполне
оправдать имя куп