все есть теплое и холодное.

Т е э т е т.Какие же это вопросы? Напомни мне.

Ч у ж е з е м е ц. Охотно. И я попытаюсь это сделать, расспрашивая тебя,
как тогда тех, чтобы нам вместе продвинуться вперед.

Т е э т е т.Это правильно.

Ч у ж е з е м е ц.Ну, хорошо. Не считаешь ли ты движение и покой полностью
противоположными друг другу?

Т е э т е т.Как же иначе?

Ч у ж е з е м е ц.И несомненно, ты полагаешь, что оба они и каждое из них в
отдельности одинаково существуют?

Т е э т е т.Конечно, я так говорю.

Ч у ж е з е м е ц.Не думаешь ли ты, что оба и каждое из них движутся, раз
ты признаешь, что они существуют?

Т е э т е т.Никоим образом.

Ч у ж е з е м е ц.Значит, говоря, что оба они существуют, ты этим
обозначаешь, что они пребывают в покое?

Т е э т е т.Каким же образом?

Ч у ж е з е м е ц.Допуская в душе рядом с теми двумя нечто третье, а именно
бытие, которым как бы охватываются и движение и покой, не считаешь ли ты,
окидывая одним взглядом их приобщение к бытию, что оба они существуют?

Т е э т е т.Кажется, мы действительно предугадываем что-то третье, а именно
бытие, раз мы утверждаем, что движение и покой существуют.

Ч у ж е з е м е ц.Таким образом, не движение и покой, вместе взятые,
составляют бытие, но оно есть нечто отличное от них.

Т е э т е т.Кажется, так.

Ч у ж е з е м е ц.Следовательно, бытие по своей природе и не стоит и не
движется.

Т е э т е т.По-видимому.

Ч у ж е з е м е ц.Куда же еще должен направить свою мысль тот, кто хочет
наверняка добиться какой-то ясности относительно бытия?

Т е э т е т.Куда же?

Ч у ж е з е м е ц.Я думаю, что с легкостью - никуда: ведь если что-либо не
движется, как может оно не пребывать в покое? И напротив, как может не
двигаться то, что вовсе не находится в покое? Бытие же у нас теперь
оказалось вне того и другого. Разве это возможно?

Т е э т е т.Менее всего возможно.

Ч у ж е з е м е ц.При этом по справедливости надо вспомнить о следующем...

Т е э т е т.О чем?

Ч у ж е з е м е ц.А о том, что мы, когда нас спросили, к чему следует
относить имя "небытие", полностью стали в тупик. Ты помнишь?

Т е э т е т.Как не помнить?

Ч у ж е з е м е ц.Неужели же по отношению к бытию мы находимся теперь в
меньшем затруднении?

Т е э т е т.Мне по крайней мере, чужеземец, если можно так сказать,
кажется, что в еще большем.

Ч у ж е з е м е ц.Пусть это, однако, остается здесь под сомнением. Так как
и бытие и небытие одинаково связаны с нашим недоумением, то можно теперь
надеяться, что насколько одно из двух окажется более или менее ясным, и
другое явится в том же виде. И если мы не в силах познать ни одного из них
в отдельности, то будем по крайней мере самым надлежащим образом -
насколько это возможно - продолжать наше исследование об обоих вместе.

Т е э т е т.Прекрасно.

Ч у ж е з е м е ц.Давай объясним, каким образом мы всякий раз называем одно
и то же многими именами?

Т е э т е т.О чем ты? Приведи пример.

Ч у ж е з е м е ц.Говоря об одном человеке, мы относим к нему много
различных наименований, приписывая ему и цвет, и очертания, и величину, и
пороки, и добродетели, и всем этим, а также тысячью других вещей говорим,
что он не только человек, но также и добрый и так далее, до бесконечности;
таким же образом мы поступаем и с остальными вещами: полагая каждую из них
единой, мы в то же время считаем ее множественной и называем многими
именами.

Т е э т е т. Ты говоришь правду.

Ч у ж е з е м е ц.Этим-то, думаю я, мы уготовили пир и юношам и
недоучившимся старикам: ведь у всякого прямо под руками оказывается
возражение, что невозможно-де многому быть единым, а единому - многим, и
всем им действительно доставляет удовольствие не допускать, чтобы человек
назывался добрым, но говорить, что доброе - добро, а человек - лишь
человек. Тебе, Теэтет, я думаю, часто приходится сталкиваться с людьми,
иногда даже уже пожилыми, ревностно занимающимися такими вещами: по своему
скудоумию они всему этому Дивятся и считают, будто открыли здесь нечто
сверхмудрое.

Т е э т е т.Конечно, приходилось.

Ч у ж е з е м е ц.Чтобы, таким образом, наша речь была обращена ко всем,
кто когда-либо хоть как-то рассуждал о бытии, пусть и этим, и всем
остальным, с кем мы раньше беседовали, будут предложены вопросы о том, что
должно быть выяснено.

Т е э т е т.Какие же вопросы?

Ч у ж е з е м е ц.Ставим ли мы в связь бытие с движением и покоем или нет,
а также что-либо другое с чем бы то ни было другим, или, поскольку они
несмешиваемы и неспособны приобщаться друг к другу, мы их за таковые и
принимаем в своих рассуждениях? Или же мы все, как способное
взаимодействовать, сведем к одному и тому же? Или же одно сведем, а другое
нет? Как мы скажем, Теэтет, что они из всего этого предпочтут?

Т е э т е т.На это я ничего не могу за них возразить.

Ч у ж е з е м е ц.Отчего бы тебе, отвечая на каждый вопрос в отдельности,
не рассмотреть все, что из этого следует?

Т е э т е т.Ты говоришь дело.

Ч у ж е з е м е ц.Во-первых, если хочешь, допустим, что они говорят, будто
ничто не обладает никакой способностью общения с чем бы то ни было. Стало
быть, движение и покой никак не будут причастны бытию?

Т е э т е т.Конечно, нет.

Ч у ж е з е м е ц.Что же? Не приобщаясь к бытию, будет ли из них что-либо
существовать?

Т е э т е т.Не будет.

Ч у ж е з е м е ц.Быстро, как видно, все рухнуло из-за этого признания и у
тех, кто все приводит в движение, и у тех, кто заставляет все, как единое,
покоиться, и также у тех, кто связывает существующее с идеями и считает его
всегда самому себе тождественным. Ведь все они присоединяют сюда бытие,
говоря: одни - что [все] действительно движется, другие же - что оно
действительно существует как неподвижное.

Т е э т е т.Именно так.

Ч у ж е з е м е ц.В самом деле, и те, которые все то соединяют, то
расчленяют, безразлично, соединяют ли они это в одно или разлагают это одно
на бесконечное либо же конечное число начал и уже их соединяют воедино, все
равно, полагают ли они, что это бывает попеременно или постоянно, в любом
случае их слова ничего не значат, если не существует никакого смешения.

Т е э т е т.Верно.

Ч у ж е з е м е ц.Далее, самыми смешными участниками рассуждения оказались
бы те, кто вовсе не допускает, чтобы что-либо, приобщаясь к свойству
другого, называлось другим.

Т е э т е т.Как это?

Ч у ж е з е м е ц.Принужденные в отношении ко всему употреблять выражения
"быть", "отдельно", "иное", "само по себе" и тысячи других, воздержаться от
которых и не привносить их в свои речи они бессильны, они и не нуждаются в
других обличителях, но постоянно бродят вокруг, таща за собою, как принято
говорить, своего домашнего врага и будущего противника, подающего голос
изнутри, подобно достойному удивления Евриклу.

Т е э т е т.То, что ты говоришь, вполне правдоподобно и истинно.

Ч у ж е з е м е ц.А что, если мы у всего признаем способность к
взаимодействию?

Т е э т е т. Это и я в состоянии опровергнуть.

Ч у ж е з е м е ц.Каким образом?

Т е э т е т.А так, что само движение совершенно остановилось бы, а с другой
стороны, сам покой бы задвигался, если бы они пришли в соприкосновение друг
с другом.

Ч у ж е з е м е ц.Однако высшая необходимость препятствует тому, чтобы
движение покоилось, а покой двигался.

Т е э т е т.Конечно.

Ч у ж е з е м е ц.Значит, остается лишь третье.

Т е э т е т.Да.

Ч у ж е з е м е ц.И действительно, необходимо что-либо одно из всего этого:
либо чтобы все было склонно к смешению, либо ничто, либо одно склонно, а
другое нет.

Т е э т е т.Как же иначе?

Ч у ж е з е м е ц.Первые два [предположения] были найдены невозможными.

Т е э т ет.Да.

Ч у ж е з е м е ц.Следовательно, каждый, кто только желает верно ответить,
допустит оставшееся из трех.

Т е э т е т.Именно так.

Ч у ж е з е м е ц.Когда же одно склонно к смешению, а другое нет, то должно
произойти то же самое, что и с буквами: одни из них не сочетаются друг с
другом, другие же сочетаются.

Т е э т е т.Как же иначе?

Ч у ж е з е м е ц.Гласные преимущественно перед другими проходят через все,
словно связующая нить, так что без какой-либо из них невозможно сочетать
остальные буквы одну с другой.

Т е э т е т.Конечно.

Ч у ж е з е м е ц.Всякому ли известно, какие [буквы] с какими способны
сочетаться, или тому, кто намерен это делать должным образом, требуется
искусство?

Т е э т е т.Нужно искусство.

Ч у ж е з е м е ц.Какое?

Т е э т е т.Грамматика.

Ч у ж е з е м е ц.Дальше. Не так ли обстоит дело с высокими и низкими
звуками? Не есть ли владеющий искусством понимать, какие звуки сочетаются и
какие нет, музыкант, а не сведущий в этом - немузыкант?

Т е э т е т.Так.

Ч у ж е з е м е ц.И по отношению к другим искусствам и неискусности мы
найдем подобное же.

Т е э т е т.Как же иначе?

Ч у ж е з е м е ц.Что же? Так как мы согласны в том, что и роды [вещей]
находятся друг с другом в подобном же сочетании, то не с помощью ли некоего
знания должен отыскивать путь в своих рассуждениях тот, кто намерен
правильно указать, какие роды с какими сочетаются и какие друг друга не
принимают, а также, во всех ли случаях есть связь между ними, так чтобы они
были способны смешиваться, и, наоборот, при разделении - всюду ли
существуют разные причины разделения?

Т е э т е т.Так же не нужно знания и едва ли не самого важного?

Ч у ж е з е м е ц.Но как, Теэтет, назовем мы теперь это знание? Или, ради
Зевса, не напали ли мы незаметно для себя на науку людей свободных и не
кажется ли, что, ища софиста, мы отыскали раньше философа?

Т е э т е т.Что ты хочешь сказать?

Ч у ж е з е м е ц.Различать все по родам, не принимать один и тот же вид за
иной и иной за тот же самый - неужели мы не скажем, что это [предмет]
диалектического знания?

Т е э т е т.Да, скажем.

Ч у ж е з е м е ц.Кто, таким образом, в состоянии выполнить это, тот сумеет
в достаточной степени различить одну идею, повсюду пронизывающую многое,
где каждое отделено от другого; далее, он различит, как многие отличные
друг от друга идеи охватываются извне одною и, наоборот, одна идея связана
в одном месте совокупностью многих, наконец, как многие идеи совершенно
отделены друг от друга. Все это называется уметь различать по родам,
насколько каждое может взаимодействовать [с другим] и насколько нет.

Т е э т е т.Истинно так.

Ч у ж е з е м е ц.Ты, думаю я, диалектику никому другому не припишешь,
кроме как искренне и справедливо философствующему?

Т е э т е т.Как может кто-либо приписать ее другому?

Ч у ж е з е м е ц.Философа мы, без сомнения, найдем и теперь и позже в
подобной области, если поищем; однако и его трудно ясно распознать, хотя
трудность в отношении софиста иного рода, чем эта.

Т е э т е т.Почему?

Ч у ж е з е м е ц.Один, убегающий во тьму небытия, куда он направляется по
привычке, трудноузнаваем из-за темноты места. Не так ли?

Т е э т е т. По-видимому.

Ч у ж е з е м е ц.Философа же, который постоянно обращается разумом к идее
бытия, напротив, нелегко различить из-за ослепительного блеска этой
области: духовные очи большинства не в силах выдержать созерцания
божественного.

Т е э т е т.Видно, это верно в той же степени, что и то.

Ч у ж е з е м е ц.Таким образом, что касается философа, то мы его вскоре
рассмотрим яснее, если будем чувствовать к тому охоту; но очевидно также,
что нельзя оставлять и софиста, не рассмотрев его в достаточной степени.

Т е э т е т.Ты прекрасно сказал.

Ч у ж е з е м е ц.Таким образом, мы согласились, что одни роды склонны
взаимодействовать, другие же нет и что некоторые - лишь с немногими
[видами], другие - со многими, третьи же, наконец, во всех случаях
беспрепятственно взаимодействуют со всеми; теперь мы должны идти дальше в
нашей беседе, так, чтобы нам коснуться не всех видов, дабы из-за множества
их не прийти в смущение, но избрать лишь те, которые считаются главнейшими,
и прежде всего рассмотреть, каков каждый из них, а затем, как обстоит дело
с их способностью взаимодействия. И тогда, если мы и не сможем со всей
ясностью постичь бытие и небытие, то, по крайней мере, не окажемся,
насколько это допускает способ теперешнего исследования, несостоятельными в
их объяснении, если только, говоря о небытии, что это действительно
небытие, нам удастся уйти отсюда невредимыми.

Т е э т е т.Конечно, надо так сделать.

Ч у ж е з е м е ц.Самые главные роды, которые мы теперь обследуем, это -
само бытие, покой и движение.

Т е э т е т.Да, это самые главные.

Ч у ж е з е м е ц.И о двух из них мы говорим, что они друг с другом
несовместимы.

Т е э т е т.Несомненно.

Ч у ж е з е м е ц.Напротив, бытие совместимо с тем и с другим. Ведь оба они
существуют.

Т е э т е т.Как же иначе?

Ч у ж е з е м е ц.Следовательно, всего их три.

Т е э т е т.Бесспорно.

Ч у ж е з е м е ц.Каждый из них есть иное но отношению к остальным двум и
тождественное по отношению к себе самому.

Т е э т е т.Так.

Ч у ж е з е м е ц.Чем же, однако, мы теперь считаем тождественное и иное?
Может быть, это какие-то два рода, отличные от тех трех, но по
необходимости всегда с ними смешивающиеся? В этом случае исследование
должно вестись относительно пяти существующих родов, а не трех, или же,
сами того не замечая, мы называем тождественным и иным что-то одно из тех
[трех]?

Т е э т е т.Может быть.

Ч у ж е з е м е ц.Но движение и покой не есть, верно, ни иное, ни
тождественное?

Т е э т е т.Как так?

Ч у ж е з е м е ц.То, что мы высказали бы сразу и о движении и о покое, не
может быть ни одним из них.

Т е э т е т.Почему же?

Ч у ж е з е м е ц.Движение тогда остановится, а покой, напротив, будет
двигаться; ведь одно из этих двух, какое бы оно ни было, вступая в область
обоих, заставит иное снова превратиться в противоположное своей собственной
природе, поскольку оно причастно противоположному.

Т е э т е т. Именно так.

Ч у ж е з е м е ц.Ведь теперь оба они причастны и тождественному и иному.

Т е э т е т.Да.

Ч у ж е з е м е ц.Поэтому мы не должны говорить ни о движении, что оно
тождественное или иное, ни о покое.

Т е э т е т.Конечно, не должны.

Ч у ж е з е м е ц.Но не следует ли нам мыслить бытие и тождественное как
нечто одно?

Т е э т е т.Возможно.

Ч у ж е з е м е ц.Но если бытие и тождественное не означают ничего
различного, то, говоря о движении и покое, что оба они существуют, мы
назовем, таким образом, и то и другое, как существующее, тождественным.

Т е э т е т. Но это невозможно.

Ч у ж е з е м е ц.Значит, невозможно, чтобы бытие и тождественное были
одним.

Т е э т е т.Похоже на это.

Ч у ж е з е м е ц.В таком случае, не допустим ли мы рядом с тремя видами
четвертый: тождественное?

Т е э т е т.Да, конечно.

Ч у ж е з е м е ц.Дальше. Не следует ли нам считать иное пятым [видом]? Или
должно его и бытие мыслить как два названия для одного рода?

Т е э т е т.Возможно.

Ч у ж е з е м е ц.Впрочем, думаю, ты согласишься, что из существующего одно
считается [существующим] само по себе, другое же лишь относительно другого.

Т е э т е т.Отчего же не согласиться?

Ч у ж е з е м е ц.Иное же всегда [существует лишь] по отношению к иному. Не
так ли?

Т е э т е т.Так.

Ч у ж е з е м е ц.Не совсем, если бытие и иное не вполне различаются. Если
бы, однако, иное было причастно обоим видам как бытие, то одно из иного
было бы иным совсем не относительно иного. Теперь же у нас попросту
получилось, что то, что есть иное, есть по необходимости иное в отношении
иного.

Т е э т е т.Ты говоришь так, как это и обстоит на самом деле.

Ч у ж е з е м е ц.Следовательно, пятой среди тех видов, которые мы выбрали,
надо считать природу иного.

Т е э т е т.Да.

Ч у ж е з е м е ц.И мы скажем, что эта природа проходит через все остальные
виды, ибо каждое одно есть иное по отношению к другому не в силу своей
собственной природы, но вследствие причастности идее иного.

Т е э т е т.Именно так.

Ч у ж е з е м е ц.Об этих пяти [видах], перебирая их поодиночке, мы
выразились бы так...

Т е э т е т.Как именно?

Ч у ж е з е м е ц.Во-первых, движение есть совсем иное, чем покой. Или как
мы скажем?

Т е э т е т. Так.

Ч у ж е з е м е ц.Таким образом, оно - не покой.

Т е э т е т.Никоим образом.

Ч у ж е з е м е ц.Существует же оно вследствие причастности бытию?

Т е э т е т.Да.

Ч у ж е з е м е ц.И опять-таки движение есть иное. чем тождественное.

Т е э т е т.Да.

Ч у ж е з е м е ц.Значит, оно - нетождественное.

Т е э т е т. Конечно, нет.

Ч у ж е з е м е ц.Однако оно было тождественным вследствие того, что все
причастно тождественному.

Т е э т е т.Да, и очень.

Ч у ж е з е м е ц.Надо согласиться, что движение есть и тождественное и
нетождественное, и не огорчаться. Ведь, когда мы назвали его тождественным
и нетождественным, мы выразились неодинаково: Коль скоро мы называем его
тождественным, мы говорим так из-за его причастности тождественному в
отношении к нему самому; если же, напротив, мы называем его
нетождественным, то это происходит вследствие его взаимодействия с иным,
благодаря чему, отделившись от тождественного, движение стало не этим, но
иным, так что оно снова справедливо считается нетождественным.

Т е э т е т.Несомненно, так.

Ч у ж е з е м е ц.Поэтому, если бы каким-то образом само движение
приобщалось к покою, не было бы ничего странного в том, чтобы назвать его
неподвижным.

Т е э т е т.Вполне справедливо, если мы согласимся, что одни роды склонны
смешиваться, другие же нет.

Ч у ж е з е м е ц.К доказательству этого положения мы пришли еще раньше
теперешних доказательств, когда утверждали, что так оно по природе и есть.

Т е э т е т.Как же иначе?

Ч у ж е з е м е ц.Скажем, однако, снова: движение отлично от иного, равно
как оно есть другое по отношению к тождественному и покою?

Т е э т е т.Безусловно.

Ч у ж е з е м е ц.Стало быть, согласно настоящему объяснению, оно каким-то
образом есть и иное и не иное.

Т е э т е т. Правда.

Ч у ж е з е м е ц. Что же дальше? Будем ли мы утверждать, что движение -
иное по отношению к трем [видам], а о четвертом не скажем этого, признав в
то же время, что всех видов, о которых и в пределах которых мы желаем вести
исследование, пять?

Т е э т е т.Как же? Ведь невозможно согласиться на меньшее число, чем то,
что вышло теперь.

Ч у ж е з е м е ц.Итак, мы смело должны защищать положение, что движение
есть иное по отношению к бытию?

Т е э т е т.Да, как можно смелее.

Ч у ж е з е м е ц.Не ясно ли, однако, что движение на самом деле есть и
небытие, и бытие, так как оно причастно бытию?

Т е э т е т.Весьма ясно.

Ч у ж е з е м е ц.Небытие, таким образом, необходимо имеется как в
движении, так и во всех родах. Ведь распространяющаяся на все природа
иного, делая все иным по отношению к бытию, превращает это в небытие, и,
следовательно, мы по праву можем назвать все без исключения небытием и в то
же время, так как оно причастно бытию, назвать это существующим.

Т е э т е т.Похоже на то.

Ч у ж е з е м е ц.В каждом виде поэтому есть много бытия и в то же время
бесконечное количество небытия.

Т е э т е т.Кажется.

Ч у ж е з е м е ц.Таким образом, надо сказать, что и само бытие есть иное
по отношению к прочим [видам].

Т е э т е т.Это необходимо.

Ч у ж е з е м е ц.И следовательно, во всех тех случаях, где есть другое, у
нас не будет бытия. Раз оно не есть другое, оно будет единым; тем же,
другим, бесконечным по числу, оно, напротив, не будет.

Т е э т е т.Похоже, что так.

Ч у ж е з е м е ц.Не следует огорчаться этим, раз роды по своей природе
взаимодействуют. Если же кто с этим не согласен, пусть тот опровергнет
сначала наши предыдущие рассуждения, а затем также и последующие.

Т е э т е т.Ты сказал весьма справедливо.

Ч у ж е з е м е ц.Посмотрим-ка вот что.

Т е э т е т.Что именно?

Ч у ж е з е м е ц.Когда мы говорим о небытии, м